Интервью под прицелом - Фридрих Незнанский 16 стр.


Он не знал, как его встретит мать. Больше всего ему не хотелось отчитываться в данный момент по их "общаку", но другого варианта он придумать не смог. Итак, к маме под крылышко, и будь что будет, не расстреляет же его родная мать, а вот от горячих испанских товарищей этого вполне можно было ожидать.

Однако мать выделила сыну лучшую комнату - она всегда берегла ее для сыночка. Но в прежние свои редкие визиты он предпочитал селиться в отелях или у друзей. Теперь же Герман жил дома. И чувствовал себя кумом королю, поскольку действительно - в кои-то веки - оказал матери посильную услугу. И теперь уже она была обязана ему.

Однако эйфория длилась недолго, и потихоньку все стало возвращаться на круги своя.

Спустя полторы недели после приезда он сидел в купальном халате на подоконнике и лениво помешивал чай в дорогой фарфоровой чашке.

- Как я рада, что ты вернулся, сыночка! - ворковала Анастасия, поглаживая при этом своего любимца - жирного рыжего кота. - Осунулся, морщинки вокруг глаз появились!

- Никаких у меня морщинок не появилось! - истерично вскрикнул Герман, отодвигая чашку и подбегая к зеркалу.

- Ну что ты волнуешься! Как девочка! - усмехнулась мать, выпуская кота, изволившего немного пошевелиться, на пол.

- Нет у меня морщинок! - повторил Герман, кисло вглядываясь в небольшой шрам на щеке.

- Ну хорошо, Герочка, успокойся. Я так по тебе соскучилась, а ты мне грубишь, - примирительным тоном сказала Анастасия.

- Мама, не начинай все заново! Почему ты всегда надо мной издеваешься, а потом я же оказываюсь виноватым? - капризно тянул избалованный сынок.

- Ну кто тебе сказал, что ты виноват? - ласково спросила Анастасия. - Подойди ко мне, мой цыпленочек, я тебя поцелую.

- Не надо меня целовать! - выкрикнул Герман. - Я тебе не верю!

- Конечно, ты мне веришь, а кому же тебе еще верить, как не родной матери? Кто единственный тебя любит больше жизни? Без меня ты бы был никем, мальчик мой!

- Пусть я был бы никем! Но ты не изводила бы меня своей любовью!

Герман даже обиженно надул губы. Вообще, он разговаривал с матерью так, будто не вышел из школьного возраста, - и его, и Анастасию такая игра вполне устраивала.

- Ну, разве мать виновата в том, что любит свое дитя? - патетически воскликнула Тоцкая и мельком взглянула на кота. Кот полз к своей миске по-пластунски, как раненый солдат, - не потому, что ему было плохо, ему было просто лень подниматься на ноги. Герман презрительно посмотрел на несчастное животное:

- Ты из меня хотела сделать плюшевого мишку, кастрированного котика, да?

- Герман, тебе надо успокоиться. Я понимаю, что две-три морщины вокруг глаз для тебя - самое ужасное несчастье в жизни, но твоя мать вынуждена как-то зарабатывать тебе на крем от морщин. Поверь, у меня есть проблемы и посерьезнее!

- Нет у меня морщин! - упрямо сказал Герман. - И я не пользуюсь кремом!

- Поэтому, - продолжала гнуть свою линию мать, - помимо заботы о моей кровинушке я должна встречаться с нашими покровителями. Потому что дела наши идут неважно. Ты должен это знать, чтобы не изводить меня лишний раз, не трепать мне нервы!

Тоцкая поняла, что перегибает палку, и притворно всхлипнула, уткнувшись в кружевной платок.

- Ну прости меня, мама! - Герман принял эту не слишком убедительную клоунаду за чистую монету. - Прости, я очень плохой, я знаю!

В доказательство он тайком, чтобы не заметила мать, несколько раз пнул ни в чем не повинного кота. Кот зашипел, но на ноги так и не поднялся.

- Ну конечно же я прощаю тебя! А теперь соберись! Скоро к нам приедут наши партнеры. Разговор предстоит такой, что не стоит доверять его ресторанам или кабинетам высокопоставленных шишек.

До кота наконец дошло, что его хотели обидеть.

- Мау! - возмутился он и проследовал в хозяйкин будуар, где изорвал дорогую ночную сорочку. Чтоб знали.

Тоцкая договорилась с покровителями о встрече у себя дома, потому что так было удобно всем: к тому же мужчины прекрасно были осведомлены о том, что в домашнем баре у Анастасии можно найти такое количество разновидностей алкогольных напитков, о каком мечтает всякий гурман.

Первым, как всегда, явился Афанасий Леонидович.

- О, сын приехал на побывку! - сказал он Герману и потянулся, чтобы похлопать его по плечу. Молодой Тоцкий деликатно уклонился от этого проявления дружбы.

- И уже помог нам в вопросе с чересчур рьяным пенсионером, - похвастала мать и велела: - Поздоровайся с дядей Афанасием.

- Прекрати эти свои шуточки! Какой он мне дядя! - взвился Герман.

- Ну вот, опять капризничает, - пожала плечами Анастасия, - успокойся, прими лекарство.

- Мама, я знаю, какие лекарства производит твоя фирма! Так и скажи, что хочешь меня отравить просроченными антибиотиками!

- Ох, несмышленыш, - вздохнула мать, - неужели я эту гадость буду дома держать? У нас в аптечке лекарства только немецкого производства! Можешь сам проверить!

- Помог, говоришь? Молодец. Бывают же умные дети. А моя дурища в Китай все-таки махнула, - вздохнул Пахомов. - Хоть денег успел ей сунуть, на дорогу и на первое время.

Следом прибыли Михеев и Колодкин. Оба были в подавленном настроении и попытались сорвать зло друг на друге, но Тоцкая их успокоила: не время сейчас сводить старые счеты, когда надо решать общие проблемы.

- Ну где там этот ваш Минков? - недовольно поинтересовался Колодкин и, переломившись, словно складной метр, сел на диван. - Вообще-то мы его ждать не обязаны. Кто он такой, чтобы мы его ждали?

- Давайте пока аперитивнемся! - предложил Михеев и двинулся к бару. Пахомов не стал от него отставать, а вскоре к покровителям присоединился и Герман.

Анастасия вышла на балкон и закурила сигарету. Она усиленно делала вид, что все в порядке, но при этом не спускала глаз с подъездов к дому: автомобиль Минкова она помнила и надеялась, что он появится с минуты на минуту. Ей пришлось выкурить три сигареты, прежде чем он подъехал. Вскоре раздался звонок в дверь: опоздавший стоял на пороге, извинялся, отдувался - словом, выражал полное раболепие и раскаяние. Но на него уже никто не сердился - трое мужчин успели "аперитивнуться", Колодкин был счастлив посидеть просто так на диване и пожевать махонькие профитроли с удачно оказавшегося рядом столика на колесах, ни о чем не думая и ничего не делая, а Тоцкая была счастлива, что гость наконец-то явился.

- Ну что, дела наши неутешительны, - прямо с порога заявил Минков, - "Реливер" обложил нас по всем фронтам. По последним опросам, им доверяют до семидесяти процентов профессионалов и около тридцати процентов потребителей. Притом что шестьдесят процентов потребителей затрудняются ответить на вопрос о доверии. Вы понимаете?

- Ну что, ты облажался, поздравляю, - сказал ему Колодкин. Минков опешил:

- Извините?

- Вот так. Он облажался, а теперь просит его извинить! - сказал Колодин Михееву. - Нормально, да?

- Бардак на корабле, ешкин кот! - ответил Михеев.

- Вы это все серьезно? - переспросил Минков.

- Подождите, подождите, господа, "Реливер" - это наша общая проблема! - остановила зарождающийся скандал Тоцкая. - Присаживайтесь, попьем кофе, обсудим наши проблемы.

У Тоцкой не было горничной, она считала подобное барство неуместным выпендрежем: вполне хватало домработницы, приходившей по утрам, когда Тоцкая уезжала по делам, и наводившей в квартире порядок. А уж приготовление кофе она и подавно никому бы не доверила. Но гости, отведавшие напитков из бара, не собирались останавливаться на достигнутом и делали вид, что попить кофе предложили не им, а вот этим стенам. Особенно усердствовал Герман - подливал и подливал себе виски, думая, что мать этого не замечает.

- Кому с сахаром, кому с молоком? - повторила Тоцкая. Мужчины оторвались от поглощения дармовых напитков и соизволили наконец обратить внимание на хозяйку.

- Мне слабый, если можно, без сахара и сливок, - ответил Колодкин.

- А мне крепкий, с сахаром и коньяком, - сказал Пахомов.

- На ваш вкус, - деликатно кивнул Минков.

- И мне на ваш вкус. Только покрепче все же, если можно, - сказал Михеев.

- А я буду чай! - независимо сообщил Герман.

- Герочка, помоги мне накрыть на стол, - ласково позвала его Тоцкая.

Недовольно отставив бокал, Герман пошел за ней. Уже на кухне он получил суровую выволочку:

- Сколько раз я тебе говорила - не пей перед деловым разговором!

- Так все же пьют.

- Все знают свою норму! А ты не умеешь сдерживаться. Если в баре есть бутылка виски, то надо выпить ее всю?

- Ну почему всю?

- Потому что с такими темпами ты выпьешь ее как раз к окончанию разговора! И повалишься под стол на глазах у деловых партнеров!

- Я когда-нибудь падал под стол? - возмутился Герман. - Что ты на меня вечно наезжаешь? Попользовалась, стал не нужен - и теперь можно, так? Если ты не прекратишь меня притеснять, я уеду в гостиницу!

- Ну тише, тише, - погладила его по плечу мать, - не кричи, все же слышно. Я просто забочусь о тебе, что же в этом такого?

Тем временем серьезные господа рассаживались в гостиной за большим столом.

- Ну как там обстоят дела с этим, как его, который еще "Реливер" поддерживает? - прищелкнул пальцами Пахомов.

- С Мясниковым? - подсказал Колодкин. - Хуже, чем я предполагал, но лучше, чем могло быть. Парень, конечно, зарывается, но пока не беспредельничает - и то хлеб.

- Куда ему беспредельничать, он же у нас типа положительный герой, хороший парень! - ухмыльнулся Минков. - Ему положено вести себя строго в соответствии с законом!

- Нам бы тоже неплохо о нем иногда вспоминать, - хмыкнул Михеев, - и совсем уж не зарываться!

В это время Тоцкая и Герман принесли кофе, поставили чашки-блюдца перед гостями, сливочник, сахарницу, вазочку с шоколадом и печеньем и уселись за стол немного с краю.

- Какое счастье, что мы можем встретиться в спокойном, тихом месте, где нет посторонних ушей и возможных прослушивающих устройств, - сказал Пахомов, пододвигая к себе сахарницу.

- Счастье наше было бы полным, если бы мы могли поговорить о погоде, политике и разойтись, - заметила Тоцкая. - А у нас, как я понимаю, серьезные проблемы! Эта тварь Руденский ставит мне условия! Мне, вы подумайте! Мало того что он спустил на меня своего пса, этого Орехова! Так вот теперь он ставит нам условия!

- Да? - удивленно спросил Герман. - Как он смеет?

Тоцкая под столом наступила Герману на ногу: мол, не мешай, не до тебя сейчас.

- Сергей Олегович, а вы не можете ничего с ним сделать, с Мясниковым этим? Какие-нибудь неприятности по службе ему подкинуть или что-нибудь в этом духе? - спросил Михеев. - Если Мясникова прижать, то Руденский без него много не нагадит, как вы считаете, господа?

- В этом было бы здравое зерно, если бы мы задумались о наших врагах чуть раньше, - вздохнул Колодкин, проглотив наконец печенье. - Теперь, даже если мы избавимся от Мясникова, Руденский выстоит. Кажется, он приобрел большую популярность среди мелких аптечных сошек.

- Мнение мелких сошек ничего не значит, - сказала Тоцкая, - Руденский волнует меня не из-за того, что его популярность якобы возрастает. Он пытается ставить мне условия. Мне, вы подумайте!!

- А что говорит вам этот ужасный человек? - спросил у Тоцкой Пахомов.

- Да все то же. Дескать, "Параллакс" выпускает негодные лекарства, будто бы он и его псы неофициально проверяли это уже несколько раз.

- Блеф. Если бы были проверки, мы бы узнали! - стукнул кулаком по столу Колодкин. - И уж если бы ему удалось организовать проверку в обход меня и всех вас, он бы немедленно обнародовал результаты.

- А вдруг он припугивает-припугивает, а потом как нагрянет с проверкой и скажет, что предупреждал? - спросил Герман.

- Полагаю, что мы сейчас совершенно не о том думаем, господа, - неожиданно вмешался Минков, до того, казалось, увлеченный смешиванием кофе с коньяком. - Все эти угрозы должны быть нам по барабану. Важно то, что "Реливер" запросто может выиграть тендер, на который мы так рассчитываем!

- Я тоже об этом думала, но мне казалось, что это мои фантазии, - встревоженно ответила Тоцкая, - все-таки угрозы этих людей нужно делить на два. Я не верю в то, что они обратятся в силовые структуры, а действуя своими вялыми методами и запугивая нас какими-то там проверками, они ничего не добьются. Или у вас есть другие сведения?

- Да я же, кажется, как пришел, сразу их и выложил. У "Реливера" сложился более привлекательный имидж, чем у нас. Его лекарствам отдают предпочтение. Это уже не угрозы нашего врага, а объективные факты! Если аптеки выбирают "Реливер", мы можем быть почти уверены в том, что проиграем эту войну! - покачал головой Минков.

- Об этом не может быть и речи! - воскликнула Тоцкая. - Убивайте, берите заложников, взрывайте дома - но "Страда" выиграет тендер!

- Давайте вот только не будем совершать террористических актов! - замахал руками Михеев, - это общественный резонанс, ешкин кот, а он нам совсем не нужен!

- Можно попробовать припугнуть этого Руденского, - предложил Герман, - или даже убрать.

- Если бы мы спохватились чуть раньше, когда он только начал набирать обороты! - развел руками Минков. - Теперь, даже если убрать Руденского, ничего не изменится. "Реливер" представляет опасность целиком, как явление!

- Значит, надо убить сам "Реливер", - спокойно сказал Герман.

- Не надо только шутить! - цыкнула на него мать. - Не знаешь, что сказать, - молчи.

- А я знаю, что сказать, мама, - ответил он, - я, как ты помнишь, уже сумел вам помочь. И если ты и теперь меня выслушаешь и вы, господа, то станет понятно, что моя идея - единственный наш шанс на спасение!

- Ну давайте послушаем молодого человека, - откинулся на спинку кресла Михеев. Это было сигналом: все присутствующие тут же благосклонно посмотрели на Германа, и даже Тоцкая была вынуждена криво улыбнуться и позволить сыну высказать свои мысли.

- Разумеется, бесплатно генерировать идеи я не собираюсь, - начал свою речь Герман. - После того как вы согласитесь с тем, что моя версия устранения конкурента с нашего пути самая правильная, мы обговорим сумму гонорара. В принципе пять тысяч долларов - достойная цена.

- Пять штук за какую-то болтовню, на секундочку? - опешил Пахомов.

- Да, молодой человек, вы как-то слишком борзо подходите к вопросу! - согласился Колодкин.

- Ну хорошо. Тогда ваша жадность будет причиной нашей гибели, - эффектно сказал Герман и невозмутимо отхлебнул из чашки остывший чай. - Пора привыкать к новым временам, господа, вы безнадежно отстали от жизни.

- И в чем же, с твоей точки зрения, заключается отличие новых времен? - спросил скептически настроенный Афанасий Леонидович.

- А в том, что пора привыкать платить не только за исполнение, но и за саму идею. Креатив нынче дорог. Исполнителя можно нанять и за копейки, но что вы ему поручите, если сами ничего придумать не в состоянии.

- Почему ты считаешь, что твоя идея стоит этих денег? - спросила Тоцкая. - Может быть, кто-нибудь другой запросил бы куда меньше!

- Во-первых, кому-нибудь другому вы не расскажете того, о чем знаем только мы, - спокойно сообщил Герман. - А во-вторых, из всех нас я один достаточно много времени провел за границей и узнал немало поучительных историй о тамошних методах борьбы с обнаглевшими конкурентами.

- А способов борьбы с обнаглевшими подельниками тебе не демонстрировали? - спросил Михеев.

- Это будет стоить отдельных денег, - нахально заявил Герман. - Ну так что, спасаться будем?

- Герман, ты уверен, что твоя идея действительно настолько хороша, что поможет нам потопить этот "Реливер"? - осторожно спросила Тоцкая. - Нам ведь не жалко денег. Нам просто нужны гарантии!!

Герман наслаждался очередной переменой ее отношения к своей персоне - сейчас Тоцкая смотрела на него с надеждой. Он был главой семьи, хозяином ситуации, а она - слабой женщиной, в надежде глядящей на него и ждущей спасения.

- Ну, мама, гарантий тебе не может дать никто, даже сам Господь!

- Ладно, - сказал Минков, - давайте все же выслушаем версию юноши. В конце концов, если она действительно так хороша, что поможет нам расправиться с конкурентами, - неужели мы пожалеем денег?

- Как хорошо распоряжаться общими деньгами, - заметил Колодкин. - Нет, конечно, если идея настолько хороша… А вам, юноша, должно быть стыдно брать деньги с коллег по бизнесу!

- Но я же не вхожу в общую долю, - кротко ответил Герман, - надо же и мне как-то перебиваться. К тому же я прошу сущую мелочь, которая будет даже незаметна на фоне ослепительных доходов, которые вы получите, выиграв этот тендер!

- Ну рассказывайте! - махнул рукой Колодкин.

- Как вам всем известно, господа, - начал Герман, - я жил в Испании и изучал приемы и уловки тамошних корпораций.

"Господа" одобрительно закивали, и только Тоцкая презрительно поджала губы: что-то не слишком она верила в то, что сын занимался в Испании именно этим. Но перебивать его она не посмела: того и гляди, обидится, откажется говорить или затребует еще больший гонорар - с него станется.

- Так вот, - продолжал Герман, - в Испании, а также в Германии и Америке не так давно прогремели крупнейшие аптечные скандалы. Представляете - герр Штюберт приходит в аптеку за средством от простуды "Tylenol" - его женушка, фрау Штюберт, простудилась, катаясь на лошади, и желает излечиться. Муж покупает то, что он привык всегда покупать в таких случаях, приносит домой, дает жене, а та через пару минут умирает в страшных мучениях у него на руках. И совсем не от простуды или какого-нибудь неизвестного пока осложнения. Да-да, сначала муж думает, что это птичий грипп и клянется больше никогда не есть курятину, но медицинское освидетельствование, то есть вскрытие, показывает, что все дело в таблетках!

Выдержав эффектную паузу, Герман добавляет:

- В них был сильнодействующий яд!

- Ты предлагаешь нам начать производство ядовитых препаратов? - переспросила не понявшая идеи Тоцкая.

- Нет, конечно. Поскольку случаев отравления было несколько, полиция выяснила, что ядовитые препараты были произведены одной и той же фирмой - это я говорю о случаях, произошедших в Германии и Испании. В Америке же выяснилось, что препараты были произведены разными фирмами, но доставлены в аптеки одной службой. Пресса раздула все три дела и превратила их в скандал государственного значения. Так что репутация "отравителей" навсегда закрыла этим фирмам путь в большой бизнес.

- А они, конечно, были ни при чем? - догадался Прохоров.

- Разумеется. Во всем было виновато начальство пострадавших компаний - оно не желало играть по общим для всех фармацевтических компаний правилам. И конкуренты устроили им Варфоломеевскую ночь.

- Неплохо, - кивнул Колодкин. - Но в итоге ведь пострадали ни в чем не повинные люди.

- Ну да, кто-то, конечно, умер, - небрежно махнул рукой Герман, - но зато после этого руководители всех фирм стали как шелковые: никто не смел перечить главному боссу.

Назад Дальше