Но лето девочка любила еще больше. Потому что летом они с бабулей почти каждый день с самого утра отправлялись в лес: то по грибы, то по ягоды. Какая крупная, душистая земляника росла в их лесу!.. Однажды Настя присела на усыпанный ею пригорочек и, почти не сдвигаясь с места, набрала целую литровую банку ягод… День был солнечный, жаркий, пропитанный ароматом земляники, древесной смолы и цветов. Настя была тогда особенно счастливой, она еще не понимала слова "сирота", а родителей почти не помнила: папу не помнила совсем, а маму, где-то, как, вздыхая, поясняла бабушка, "путешествующую", смутно. Кроме того, она не подозревала, что то лето в Касимовке, когда земляника особенно уродилась, было их последним деревенским летом.
Зима в том году обещала по всем приметам быть очень холодной, а тут еще коза, как называла ее бабуся, "наша кормилица", неожиданно сдохла. Это было настоящее несчастье! И когда в далеком, как считала Настя, Орехово-Зуеве умерла их единственная, кажется, очень дальняя родственница, оставив бабушке в наследство свой домик, Антонина Петровна объяснила внучке, что для них это настоящее спасение… Больше в Касимовке Настя не бывала.
В школу она пошла уже в Орехове, там же впервые услышала и слово "сирота". И с того момента начала жутко бояться за бабулю, поняв, что никого на свете у нее, кроме бабушки, нет. А Антонина Петровна, как нарочно, после переезда стала часто болеть и дряхлеть на глазах. Хотя условия жизни у них в городе были куда лучше, даже телефон в домике имелся… Настя его ненавидела. За то, что по нему приходилось все чаще вызывать "скорую помощь", а больше звонить было особо некому. Разве что паре подружек-одноклассниц, с которыми она хоть и дружила, но не особенно близко.
А потом случилась та ужасная зима: Насте только что исполнилось пятнадцать лет, она, уходя в школу, знала, что бабуля с утра поставила тесто, значит, будут ее любимые пироги с капустой. Но никаких пирогов не получилось, потому что, вернувшись с занятий, девочка нашла бабулю на полу, возле так и не растопленной печки.
Как сказал врач, это был инсульт, на глазах Насти бабушку положили на носилки и увезли. Девочка выскочила вслед за "скорой", замерла, глядя вслед страшному фургончику, поглотившему бабусю, вместе с ней на улице оказалась и соседка, которую они с бабушкой недолюбливали за ее пристрастие к сплетням, за то, что она всегда все и про всех знала, хотя никто ей о себе сам ничего не рассказывал.
Соседка поглядела вслед удалявшейся машине, перекрестилась и с чувством произнесла:
- Ну царствие небесное рабе божией Антонине!..
Смысл сказанного дошел до Насти не сразу. А когда дошел, что-то внутри девочки оборвалось и рвануло, словно взрыв, и, вопя "Не-е-ет! Не-е-е-т! Не-е-ет!..", она кинулась на проклятую бабу, вцепилась ей в глотку и… Дальше Настя ничего не помнила, потому что очнулась уже в лечебнице и снова завыла дурным голосом, заорала, повторяя это свое "Не-е-ет!..".
Все доктора, лечившие Настю, ей лгали, и она их за это ненавидела. Врали, что бабуля жива, только плохо себя чувствует. Поэтому и приехать к ней не может. Врали все, кроме дяди Юры, который не только сказал Насте правду, но и открыл перед ней совсем другой мир - мир, в котором, оказывается, никто по-настоящему не умирает, а просто становится для них, людей, невидимым… И если тебе невыносимо без кого-то на свете жить, можно открыть ворота, которые правильно называются "врата", туда, где тебя ждут родные и близкие люди… Не только бабуля, но, наверное, и мама, которую едва помнила, тоже. И отец, погибший еще до ее рождения… Целая настоящая семья - в мире, где никто уже не назовет Настю "сиротой" и уж тем более не станет за это дразнить… Никто и никогда!..
- Слушай, ты опять?!
Настя вздрогнула и смешалась, поняв, что она действительно "опять"… Опять, вместо того чтобы бегать, стоит посреди дорожки, бессмысленно уставившись, неизвестно куда и неизвестно на что. И Аня совершенно права, что смотрит на нее так сердито.
- Я задумалась… - пробормотала девочка и виновато отвела глаза. - Не говори дяде Юре, ладно?
- По-твоему, я должна ему врать, что свою норму ты выполнила?
Аня, слегка запыхавшаяся, возмущенно пожала плечами.
- Смотри, Анастасия, в последний раз!.. Если ты и завтра, вместо того чтобы бегать, будешь стоять столбом, я ему скажу… Забыла, что ли, что дядя Юра говорил?.. Дорога туда требует от нас трудов, а иначе двери не откроются… Или ты передумала?..
- Я?.. Что ты!.. - Настя вздрогнула и посмотрела на Аню с ужасом. - Вовсе нет, просто я вдруг вспомнила, как мы с бабулей жили в деревне, задумалась… Пожалуйста… Я больше не буду…
- Ну ладно, так и быть… - Аня придирчиво окинула ее взглядом с ног до головы. - Только за это ты будешь собирать корни и за меня, и за себя!
- Хорошо! - поспешно кивнула Настя и, слегка поколебавшись, спросила: - А ты?
- Я пошла в мастерскую, пораньше помедитирую, потом с продуктами разберусь… Не забыла, сегодня твоя очередь готовить завтрак? А еще дядя Юра просил перетащить коробки подальше от входа к его возвращению. Вместе перетащим, когда ты вернешься.
Настя покойно кивнула и, посмотрев вслед Ане, бойко зашагавшей в сторону мастерской, вздохнула и нехотя двинулась к зарослям кустов.
Вообще-то собирать корни и деревяшки для дяди Юриной работы, ей нравилось, это вновь напоминало далекие походы с бабулей в лес по грибы и ягоды. Правда, вырезал он из них всегда одно и то же, но бога Мбунду девочка давно уже не боялась, знала, что именно он откроет, когда придет время, двери туда… Скорее бы! Она так соскучилась по бабуле…
Настя и не заметила, как произнесла вслух насчет бабушки, и вскрикнула от неожиданности, когда в ответ ей прозвучал мужской голос:
- А где же твоя бабушка?..
Девочка охнула и отскочила в сторону от возникшего на ее пути неведомо откуда взявшегося невысокого, сухонького человека.
- Извини, я тебя не хотел пугать, - мягко и растерянно произнес он и посмотрел на Настю виноватыми серыми глазами. - Но у тебя было такое расстроенное лицо, когда тебя подружка за что-то отчитывала… Извини, я не подглядывал, случайно издали увидел.
Настя с трудом сосредоточилась на лице незнакомца: оно было, как ей показалось, добрым, и девочка немного успокоилась, хотя сердце все еще продолжало колотиться.
- Я… не испугалась, - пролепетала она. И тут же подумала, что вот опять, как нарочно, нарушает дяди-Юрин запрет: он ведь категорически запретил им с Аней разговаривать с посторонними людьми… Правда, сказал, что в эту часть парка редко кто забредает. Но если такое случился… Словом, на такой случай у них были особые инструкции.
- Так что насчет бабушки?
Настя посмотрела на него полным горечи взглядом и ничего не ответила.
- Ну ладно, - покладисто кивнул незнакомец. - Не хочешь говорить, не надо… Кстати, меня зовут дядя Филя… А тебя?
Девочка невольно улыбнулась, услышав такое имя, и снова нарушила дяди-Юрину инструкцию:
- Какое у вас смешное имя… У нас с бабулей кот был, тоже Филя… - И рассеянно добавила: - Давно…
- Родители наградили, - вздохнул Агеев.
За девочками он наблюдал второй день - точнее, утро. Потому что после пробежки, во время которой он их заметил, они, во всяком случае вчера, больше не показывались, скрывшись в каком-то удивительно нелепом строении: что-то вроде высоченного сарая с окнами, расположенными почти под крышей. Строение было покрыто давно облупившейся, когда-то белой штукатуркой, и хотя вокруг имелось множество деревьев, ни одно из них не росло так, чтобы можно было, вскарабкавшись по стволу, заглянуть в окна этого то ли гаража, то ли бывшего амбара.
Филя покрутился вокруг него часа два, после чего решил, что зря теряет время. Он был совершенно согласен с Головановым, напомнившим всем оперативникам, что в процессе поисков следует обращать внимание еще и на девочек-подростков: вряд ли Майя была единственной воспитанницей спятившего спецназовца. С точки зрения Агеева, из двух бегуний на подростка походила только одна девочка.
Вторая, крепкая, спортивного вида блондинка с короткой стрижкой, показалась ему, во всяком случае издали, вполне взрослой девушкой…
- Ну что ж… - Агеев оглядел хрупкую девочку, на вид которой с трудом можно было дать лет четырнадцать. - А как тебя зовут, ты, видимо, мне не скажешь… Правильно, нечего знакомиться с неизвестными людьми, да еще в таком пустынном месте! На этот счет родители тебя, видимо, правильно воспитали…
- Меня Настя зовут… - внезапно пробормотала она, и только тут Филя заметил, что взгляд девочки буквально прикован к его мобильному телефону, висевшему у оперативника на шее. - Нам… Мне правда нельзя разговаривать с посторонними…
Агеев прищурился и с подчеркнутым сожалением в голосе произнес:
- Тогда до свидания, Настя… Жалко, я хотел выяснить, где тут находится ваша секция… Наверное, легкоатлетическая?.. У меня, видишь ли, дочка хотела записаться…
- Что?.. - Настя явно его не услышала, продолжая смотреть на мобильник, словно аппарат ее заворожил. С трудом оторвав от него взгляд, она слегка вздрогнула и наконец впервые за несколько минут их странного знакомства поглядела Агееву в глаза. И Филя отметил, что зрачки девочки расширены - близорукость или…
- Простите… - Она вдруг заговорила монотонно, голосом, лишенным интонаций. - Мне нужно идти, а иначе Аня нажалуется и…
- Что? - Филя настороженно глядел внезапно умолкнувшей Насте в лицо.
- Нет, ничего… - Она с усилием зажмурилась и вдруг спросила: - А правда, что звонить по мобильному дорого?
- А ты попробуй, если нужно… Ведь нужно?
Девочка еще какое-то время колебалась, ее личико жалко морщилось, словно она пыталась отогнать от себя неприятные мысли или, скорее, что-то припомнить?..
- Я не умею… - наконец прошептала она.
- Ничего страшного! Скажи номер, я наберу, а говорить будешь ты…
Он быстро снял с шеи телефон и выжидательно уставился на Настю. Губы девочки беззвучно шевелились, на чистом узком лобике внезапно проступили маленькие капельки пота. Наконец едва заметно она покачала головой, и Филя, коротко проинструктировав девочку, отдал ей аппарат.
Несмотря на то что Настя вела себя так странно, Агеев все же не ожидал столь резкой перемены в ее лице, внезапно вспыхнувшем изумлением, радостью, той самой смесью чувств, которая сопровождает столь редкие в жизни любого человека минуты подлинного счастья… Она словно задохнулась на мгновение, потом, вновь зажмурившись, выдохнула:
- Ба… Ба, это ты?! Бабулечка, ты?!
Агееву не было слышно, что именно говорилось в ответ, но распахнутые глаза девочки продолжали светиться счастьем, она смотрела куда-то вверх, в ясное, чистое небо, и Филя с облегчением отметил, что Настины зрачки сузились… "Значит, девочка просто близорука…" - решил он. И в этот момент она снова заговорила:
- Конечно, я приеду… - Настя на мгновение закусила губу и нахмурилась. - Нет, бабулечка, сегодня не могу, я приеду завтра утром, честное слово!.. Конечно, все в порядке, я… У меня тренировки… Да что ты, конечно, кормят!.. Не могу сегодня, бабуль, правда не могу… Ну почему ты плачешь?.. И я соскучилась… Ой, бабуль, ты дома… Дома!..
За спиной Агеева, где-то в кустах, послышался шорох. Боковым зрением он уловил какое-то движение, а Настя испуганно уставилась ему за спину.
- Все, бабуль, мне пора, - пробормотала она в аппарат сразу упавшим, жалким каким-то голосом. И поспешно протянула телефон Агееву. Из трубки все еще доносился старческий, чуть дрожавший голос, и Филя ой как дорого дал бы за то, чтоб самому продолжить разговор с Настиной бабушкой, но ситуация к этому явно не располагала. Что ж, на определителе остался номер, по которому звонила Настя, этого вполне достаточно.
Агеев спокойно повернулся и почти глаза в глаза столкнулся со второй бегуньей. Явной противоположностью его юной собеседницы. Девушка, возраст которой он по-прежнему затруднялся определить, зло щурилась, переводя взгляд со своей подруги на Филю.
- Теперь ясно, - произнесла она наконец, - куда ты подевалась! Иди домой, у нас полно дел… - Она повернулась к Филе: - Я вижу, вы были так добры, что дали ей телефон… Мне вообще-то тоже срочно нужно позвонить… Можно?
- Да ради бога, - широко улыбнулся не заподозривший ни малейшего подвоха Агеев, охотно протягивая аппарат девушке. Она буквально выхватила его, и не успел оперативник среагировать, как с молниеносной скоростью перебрала кнопки телефона, но подносить его к уху даже не подумала. Протянув Агееву аппарат, она иронично и торжествующе усмехнулась:
- Извините, совсем забыла: меня просили позвонить позже… - и, круто развернувшись, безапелляционным тоном бросила, глядя на замершую Настю: - Ну?!
Этого оказалось достаточно, чтобы та, сорвавшись с места, в мгновение ока исчезла среди кустов за поворотом тропинки. Вторая бегунья не спешила, продолжая сердито разглядывать Агеева.
- С какой стати вы пристали к ребенку? - процедила она наконец сквозь зубы.
- Откуда вы взяли? - Филипп недоуменно пожал плечами. - Я просто спросил у нее, где здесь спортзал… Дочку хотел в секцию записать…
- Нет здесь никакого спортзала! А если вы еще раз привяжетесь к ней, я позову охранника, ясно?
Никакого охранника ни вчера, ни сегодня Агеев здесь не видел. Но своей осведомленности никак не проявил.
- Зовите на здоровье, - он снова пожал плечами, - только я своими глазами видел этот спортзал…
- Не можете отличить спортивное сооружение от художественной мастерской? - перебила его продолжавшая злиться девушка. - Еще раз повторяю: будете привязываться к нашей практикантке из художественной школы, вызову охрану! Шляются тут всякие… маньяки!
И, бросив на Агеева последний презрительный взгляд, девица, развернувшись, зашагала прочь, в ту же сторону, в которой скрылась Настя.
"Либо я здорово прокололся, либо засветился…" - с горечью констатировал Агеев, отбывая в противоположном направлении. Телефон он проверил уже на ходу: как и предполагал, номер, по которому звонила девочка, эта юная церберша стерла; судя по всему, в отличие от Насти, обращаться с мобильными аппаратами она умеет…
Подумав, Агеев направился к ближайшему от его участка наблюдения выходу. Он помнил, что там, через дорогу, находится не только один из любимых Грозовым банкоматов, но еще и небольшое кафе. Кто знает, может быть, кто-то из его сотрудников в курсе, что это за мастерская располагается в нелепом строении и что за люди там крутятся?..
Когда он достиг входа в уютную на вид стекляшку, там, несмотря на ранний час, уже вовсю кипела работа. Об этом свидетельствовали звуки и запахи, тянувшиеся с кухни, дверь в которую находилась за баром. Бармен тоже успел занять свое рабочее место и в момент появления Агеева был занят важным делом: тщательно и придирчиво протирал стеклянные бокалы для коктейлей. На Филю, оказавшегося первым посетителем, он взглянул с удивлением.
- Если вы желаете поесть, - вежливо произнес он, - пока ничего, кроме салатов и пива, нет… Крепкие напитки у нас после одиннадцати…
Агеев, вырядившийся сегодня в спортивный костюм, сердито глянул на бармена - худого, длиннолицего парня с болезненной сутулостью, скрыть которую был не в состоянии даже слегка великоватый и выглядевший нелепо в этом месте и в этот час клубный пиджак. И этот тип посмел заподозрить в нем алкоголика, с утра пораньше рыскающего в поисках выпивки? Ну погоди…
Филя иронично усмехнулся и достал из кармана спортивных штанов удостоверение "Глории", которое и сунул под нос наглецу.
- Как видишь, я не по этой части! - процедил он сквозь зубы. - Познакомиться с тобой зашел…
И, с удовлетворением отметив, что длинная физиономия парня стала еще длиннее, продолжил:
- Давно тут трудишься?
- Я?.. - пролепетал тот.
- Ты-ты…
Бармен испуганно замотал головой:
- Два месяца всего… У меня все в порядке - и регистрация, и медицинская книжка!..
- Надеюсь! - кивнул Агеев. - Та-а-ак… А что насчет остальных сотрудников?
- Не понимаю…
- Есть такие, что давно работают на данной точке?
Бармен с видимым облегчением перевел дыхание и, немного подумав, кивнул:
- Разве что наш шеф-повар… Позвать?
- Как его кличут?
- Сидорыч… Иван Сидорович!
- Вот теперь зови, - милостиво кивнул Агеев. Шеф-повар появился только минут через десять, явно недовольный тем, что его отрывают от работы, и оказался кругленьким стариканом с блинообразным лицом, носом картошкой, до смешного похожим на корабельного кока, каким его представлял себе Филипп. Вероятно, благодаря типичному, старомодному поварскому колпаку, прикрывавшему его лысину.
- Ну кому тут чего нужно? - сердито поинтересовался он, хотя, кроме Агеева, в помещении кафе никаких посетителей по-прежнему не было.
- Извините, Христа ради, Иван Сидорович, - моментально сменив тон на крайне ласковый, заговорил Филя. - Но у нас тут глобальная проверка лесопарковой зоны, а вы, говорят, трудитесь тут давно, можете помочь с одной неясностью…
- Я тут с семьдесят второго пашу, - более милостиво заговорил старикан, - с тех пор когда тут общепитовская пельменная была… После столовка, а уж потом… Чего надо-то?
- Да вот, может, вы в курсе, что за мастерская такая неподалеку расположена, чья и где сам скульптор? А то, понимаете, кроме двух девчонок, там никого сейчас нет, а дети и есть дети, разговаривать не хотят - боятся…
- Насчет девчонок не знаю, - Иван Сидорович покрутил головой и тяжело опустился с другой стороны ближайшего к бару столика, за которым его поджидал Агеев, - а насчет мастерской - это да… Только давно это было…
Он задумался и умолк. Филя не торопил старика, терпеливо ожидая продолжения.
- Ну с Иваном Федосеевичем мы знакомы были уж и не знаю, сколько лет… Знаменитый был человек! Может, слышали - Трубников?
Ни о каком Трубникове Агеев отродясь не слышал, но немедленно сделал умное лицо и задумчиво кивнул:
- Вроде бы что-то припоминаю…
- Н-да!.. - посетовал повар. - Скульптор! А ведь в свое время его знали все! Ну и я хоть и обычный человек, а тоже знал: Иван Федосеевич известностью своей никогда не гордился, не то что нынешние! Простой был мужик - из наших, из деревенских: сам говорил, никогда этого не скрывал! И обедал почти каждый день туточки у нас - и когда пельменная была, и когда столовка…
- А где же он сейчас? - не утерпел Агеев.
- Так, поди, помер уже, - вздохнул старик. - Уж мне за шестьдесят, а он меня, пожалуй, годов на двадцать постарше будет, когда уезжал отсюда в свою деревню, уже с палочкой ходил…
- Так и уехал, бросив мастерскую? - поинтересовался недоверчиво Филя.
- Зачем бросать? - удивленно покачал головой старик. - Не-е-ет, он ее какому-то своему бывшему ученику продал, тоже, видать, скульптору… Или художнику… Точно не скажу, хотя этот-то у нас и бывает, а только на Трубникова вовсе не похож, заносчивый больно…
- Значит, все-таки правда мастерская… - протянул про себя Агеев. - Не взглянете на фотографию, Иван Сидорович? Не тот ли это ученик?
Шеф-повар на фотографию взглянул, затем взглянул подошедший бармен. И хотя на лице старикана читалось какое-то неясное сомнение, оба они в конце концов заявили, что на снимке какой-то другой человек, а не тот художник.