- Еще бы! - Савва Васильевич кивнул, сам не заметив, что Турецкий сумел-таки заставить его расслабиться и действительно перейти на вполне человеческий тон. - Преступник оказался сатанистом, вообще с большим и увесистым сдвигом! Если не ошибаюсь, у него даже на кинжале, которым он убил тех молодых людей, были какие-то оккультные знаки.
- Три шестерки, - кивнул Александр Борисович. - И еще что-то, точно уже не помню… Ну и второй случай - гибель Александра Меня, увы так и не раскрытая? Но тогда мои коллеги проверили и с полным основанием отмели все версии, связанные с нашим криминалитетом, так что, на мой взгляд, все это только подтверждает нашу мысль о непричастности бандитов к убийству священнослужителей… Во всяком случае, до сих пор, что называется, не замечены. Тем более странно выглядит дело Сурина: поездка в Старый Оскол фактически была и паломнической, и благотворительной одновременно, если я верно понял из материалов дознания.
- Совершенно верно, - кивнул Савва Васильевич. - По крайней мере, так утверждает и вдова банкира, и обслуга: погибший Сурин собирался внести десять тысяч долларов на счет монастыря, а подруга жены - Вера Дмитриевна Беляева… э-э-э… раскаяться в своих грехах перед имеющейся в Старом Осколе чудотворной иконой…
- Я обратил внимание на то, что во второй раз вы опрашивали Сурину лично. Какое у вас ощущение - не кривит вдовушка душой? Если не ошибаюсь, своего покойного супруга она моложе лет на двадцать?
- Больше, Александр Борисович, - покачал головой Савва. - Ему недавно полтинник стукнул, а супруге через два месяца только двадцать пять будет… А что касается вашего вопроса, то мой оперативник, Олег Александров, глубоко убежден в том, что Лариса Сергеевна своего пожилого мужа любила и переживает искренне. Просто не слишком посвящена в его дела…
- Вы тоже в этом убеждены?
- Боюсь, не готов ответить на данный вопрос. - Савва смущенно отвел глаза. - Пока у меня определенного мнения не сложилось… Уж больно она красивая женщина!
- Королева красоты какого-то там конкурса, если не ошибаюсь?
- Не ошибаетесь: выиграла титул "Мисс Урал", участвовала во всероссийском в Москве, но тут ей повезло меньше… Или, наоборот, больше - это как посмотреть!
- То есть?
- Ну детали накопал майор Погорелов - по моему заданию, конечно…
- Знаю я Бориса, - улыбнулся Турецкий, - опытный и компетентный оперативник… Насколько понимаю, красота госпожи Суриной для него в расследовании не помеха?
Савва Васильевич посмотрел на Александра Борисовича с уважением: да, Турецкий, что называется, на ходу подметки рвет… Моментально почуял, почему именно Борису было поручено слегка покопаться в биографии Ларисы Сергеевны…
- Не подумайте, Александр Борисович, - посерьезнел Савва, - Олег тоже прекрасный опер и вполне объективный…
- Да я и не сомневаюсь… Так что там с везением-невезением?
- Перед самым финалом всероссийского конкурса Лариса Дроздова (это ее девичья фамилия) неожиданно по собственной инициативе сошла с дистанции. Правда, если верить бывшим участницам, шансов на победу у нее и так не было, кажется, к тому моменту уже всем стало ясно, кто именно станет королевой… В общем, из конкурса она выбыла, но в родной город больше и не вернулась: спустя полтора месяца Лариса Сергеевна сделалась супругой своего самого горячего поклонника из всех сидевших в жюри - Вадима Вячеславовича Сурина… Ради нее он расстался с прежней женой - какой-то моделью, что ли.
- Дети там остались?
- Нет. Этот брак - я имею в виду модель - у Сурина был уже третьим, хотя взрослый сын у банкира имеется, но от первого брака. Мы с ним пока не встречались, поскольку вряд ли это имеет смысл: со своим беглым папашей парень практически не контактировал.
- Ясно, - кивнул Турецкий. - Получается, брак с Дроздовой у Сурина уже четвертый?
- Точно! Удивительно, что он оказался, или казался, прочнее предыдущих: почти пять лет прожили как-никак и вроде бы расходиться не собирались. Да и гибель супруга, по словам Олега, она восприняла тяжело, доктора вызывали… Ну и все такое.
Оба следователя немного помолчали, думая каждый о своем.
- И все-таки, Савва Васильевич, - произнес наконец Турецкий, - давайте вернемся к нашим баранам. Итак, ваша основная версия - заказняк, к которому имеет, с вашей точки зрения, отношение находящийся в бегах вор в законе Январев. Могу добавить в этой связи, если вы не в курсе, что "Континент-трасс" в свое время был основан на деньги воровского общака как раз с помощью Январева.
- Нечто в этом роде я и подозревал, - усмехнулся Алексеев, - несмотря на показания некоего Голдина, имеющиеся в деле.
- Его зама?.. Да, я заметил. Ну долго врать мы ему не позволим! Скоро этому господину будет не до вранья: я перед самым вашим приходом разговаривал с директором Центробанка, мы немного знакомы.
- И что? - Глаза Саввы вспыхнули неподдельным интересом. - Банкротство наверняка фальшивое, да?
- Дело даже не в этом, - покачал головой Александр Борисович. - Не стану погружать вас в детали, но… Словом, для того чтобы вернуть клиентам деньги, имеющиеся на счетах, средств практически хватает. Главное открытие состоит в другом: комиссия раскопала след огромной суммы, буквально за неделю до Нового года отправленной Суриным и его ко€мпани за рубеж - в Антверпенский банк…
- И как велика эта неучтенка? - замер пораженный Алексеев.
- Только не падайте в обморок: четыреста миллионов долларов. Плюс переведенные еще до того активы на сумму около двухсот миллионов.
Савва Васильевич молчал, вероятно, не менее минуты, переваривая полученную информацию.
- Да за такие деньги, - произнес он наконец, - не то что священника, папашу родного замочат… Я имею в виду наших клиентов, а не нормальных людей, конечно…
- Возможно, вы правы, - ответил Александр Борисович. - А возможно, нам с вами, во всяком случае пока, не стоит забывать об этом мешающем нашей основной версии факте… В любом случае, пока не доберемся до самого Январева, следствие, к сожалению, будет в той или иной мере пробуксовывать… Согласны?
Савва Васильевич Алексеев был согласен в этой части с Турецким целиком и полностью.
С девственностью Лариса Дроздова рассталась еще в семнадцать лет, решив, что тянуть дальше с приобретением сексуального опыта нет смысла. Во-первых, мужчины, считавшие невинность едва ли не главным достоинством будущей супруги, давно вымерли - нынешние, наоборот, относились к материальному доказательству невинности чуть ли не подозрительно. Все еще девица? Следовательно, никто не соизволил позариться!.. Во-вторых, почти все Ларисины ровесницы изведали прелести "любви" значительно раньше, и быть "хуже других" она не собиралась. Это и стало единственной причиной, по которой Ларочка вознаградила таким образом самого преданного своего поклонника школьных лет - сразу после выпускного бала…
На этом их отношения и завершились: занятия любовью ее разочаровали, ничего особенного она не почувствовала, если не считать ощущения брезгливости. Изредка возникающие после этого краткие связи не отличались большим количеством и особой радости ей тоже не приносили. Поэтому то, что произошло у Ларисы в памятную победную ночь с Лопухиным, и стало не просто открытием, но настоящей новой страницей в ее жизни… Во всяком случае, именно с таким ощущением проснулась она на следующее утро в квартире Евгения, рядом с ним на широкой, но неудобной софе.
Некоторое время девушка лежала, боясь шелохнуться, боясь перевести взгляд с неопрятного, потрескавшегося потолка на спавшего рядом мужчину: а вдруг и на сей раз все окажется иллюзией?.. Наконец, осторожно шелохнувшись, она повернула голову, и моментально сердце ее забилось с удвоенной силой… Господи, до чего же он был красив - даже спящий, даже когда его удивительные, серые, как сталь, глаза были закрыты!..
Не в силах больше выносить охватившие ее чувства, Лариса тихонечко, стараясь не разбудить Лопухина, выскользнула из постели, подняла с пола его рубашку и накинула на себя. Накануне она даже не успела толком оглядеться в Женином жилище - не до того было… Кажется, свою однушку он сам назвал норой, и именно на нору, причем явно холостяцкую, она больше всего и походила.
Лариса оглядела довольно просторную, но абсолютно запущенную комнату с минимумом мебели, производившей впечатление собранной с миру по нитке. Рассохшийся письменный стол, заваленный какими-то книгами и тетрадками. "Наверное, он студент, - решила она. - И эта квартира съемная". Возле стола вместо стула деревянное кресло, давно расставшееся со своей полировкой. В комнате не было даже платяного шкафа: одежда Лопухина, правда аккуратно прикрытая чистой простыней, висела на стене. Зато имелась антикварная, как подумала Лариса, этажерка, плотно забитая книгами.
В глаза бросилось название одной из них - "Протоколы сионских мудрецов", и девушка, решив, что это что-то философское, уважительно покосилась на софу, где по-прежнему крепко спал Лопухин. Потом она протянула руку, чтобы заглянуть в эту столь умную, если судить по названию, книжку, но рука замерла в воздухе: взгляд Ларисы наткнулся на соседний довольно солидный том в черном переплете, и она с некоторым недоумением прочла: "Адольф Гитлер. Майн кампф"…
Нельзя сказать, чтобы она вовсе не была в курсе всевозможных нынешних молодежных движений, связанных с политикой. Однако в сферу личных интересов девушки это не входило.
- Интересуешься моим внутренним миром? - Лариса, вздрогнув от неожиданности, едва не уронила черный томик, который уже держала в руках, и резко обернулась.
Евгений, абсолютно голый и совершенно незаспанный, сидел на постели, уставившись на нее слегка насмешливым взглядом. Лариса почувствовала, что краснеет, и как можно безразличнее пожала плечами.
- Вообще-то не очень, - честно призналась она. - Я в таких вещах не слишком хорошо разбираюсь… Просто делать было нечего, пока ты спал.
- Ну разобраться никогда не поздно, это дело поправимое… Иди сюда, моя красавица!..
Ослушаться его было отчего-то невозможно, да и ни капельки не хотелось, скорее, напротив… И книжки тут же были забыты. Не вспомнила Лариса о них и спустя час, когда они с Женей уже пили на кухне необыкновенно крепкий и ароматный чай, заваренный Лопухиным собственноручно, заедая его бутербродами с сыром. Зато она вспомнила наконец о другом: об оскорбленном ею вчера редакторе…
- Даже представить страшно, что теперь будет, - вздохнула девушка.
- Ты это о чем? - Он спокойно отхлебнул обжигающий чай.
- Не о чем, а о ком… Об этом козле, конечно! Теперь у меня никакой поездки на московский конкурс точно не будет… Представляю, как он вчера взбесился… - Она робко глянула на Лопухина, продолжавшего невозмутимо жевать бутерброд и запивать его чаем.
Наконец с сыром было покончено:
- С чего ты это взяла? - произнес Евгений. - Поедешь ты на конкурс, я же сказал тебе вчера, что поедешь, - значит, поедешь.
Лариса посмотрела на своего нового любовника и вдруг с удивлением поняла, что ей, всю сознательную жизнь мечтавшей попасть в столицу, в данный момент совершенно безразлично, попадет она туда или нет. Более того - не слишком-то и хочется. Во всяком случае одной, без Евгения.
Лопухин словно угадал ее мысли и, ненадолго задумавшись, продолжил:
- Поедем вместе, Ларусик. Мне уже давно и самому нужно попасть в Москву - повидаться с нашими…
- У тебя там что, родители? - простодушно поинтересовалась она, вызвав на лице Евгения улыбку.
- Нет, - покачал он головой. - Родителей у меня вообще нет, меня тетка воспитала. Она живет на одной из Подлесных улиц, на окраине. А я, как видишь, тут.
- Снимаешь?
- Просто живу… Квартира принадлежит знакомому.
- А что же родители? - робко поинтересовалась Лариса, подозревая, что вопрос задает довольно-таки бестактный.
- Погибли, когда я еще совсем соплей был, я их почти не помню. - И хотя ответил он ей вполне нормальным тоном, расспрашивать дальше девушка не решилась. - Что касается наших, постепенно познакомишься, если не со всеми, то со многими, - продолжил Лопухин, и единственное, что уловила Лариса, от чего само по себе радостно заколотилось ее сердце, так это что Евгений, говоря так, явно предполагает продолжить их отношения, а не просто совершить вместе с ней путешествие в столицу! Ведь именно это и должно означать слово "постепенно"?
Она улыбнулась ему, даже согласно кивнула, не слишком внимательно вслушиваясь в то, о чем Лопухин продолжал говорить, и думая только об одном: она, Лариса Дроздова, прославившаяся среди знакомых своей неприступностью и холодностью, наконец-то влюбилась! Оказывается, любовь - вовсе не бредни, выдуманные сентиментальными дурочками-дурнушками или просто дурочками, а вполне реальный факт, то самое состояние счастья и самозабвения, которое испытываешь, глядя на него - единственного…
Вспоминая тот, немыслимо, как ей казалось теперь, далекий день в роскошной спальне белокаменного особняка, Лариса Сергеевна Сурина не заметила, как осушила серебряную фляжку, припрятанную от Нины Степановны, почти наполовину. Но счастливое чувство опьянения почему-то так и не пришло.
- Господи, какой же дурой я была, какой дурой!.. - зло пробормотала она и закрыла глаза. И моментально перед ней, как это часто случалось, возникло лицо Евгения - холодное, красивое, родное, любимое и… ненавистное. - Какой дурой… - повторила она и все-таки уснула, впав в беспамятство как в омут.
8
О гибели своего отца Анатолий Вадимович Сурин узнал от матери наутро после трагедии на Горьковском шоссе. Инна Владимировна Кийко - такова была ее фамилия по второму браку, в котором она мирно жила уже два десятка лет, - в свою очередь узнала о смерти первого супруга по телевизору. В отличие от старшего сына, она его смотрела систематически.
- Толик, - взволнованно зачастила мать, едва тот взял телефонную трубку и, выслушав первую порцию ахов и охов, не успел в ответ вставить и полслова, - ты должен позвонить его очередной этой , узнать, когда похороны! Ты меня слышишь? Почему ты молчишь?!
Типичная Инна Владимировна! Анатолий подозревал, что беспрерывно говорить, да еще в темпе, превышающем нормальные человеческие возможности, его мать не перестает даже во сне. Как в условиях этого непрекращающегося монолога ухитрялись существовать его отчим и младший девятнадцатилетний брат, он не понимал. Зато прекрасно понимал, почему двадцать пять лет назад его отец сбежал от Инны, несмотря на наличие четырехлетнего сына. Данное обстоятельство, однако, не означало, что в итоге между ним и отцом возникло взаимопонимание: в реальной жизни они были далеки друг от друга, как альфа Центавра от Земли - в прямом и переносном смысле.
Дело в том, что если интересы погибшего банкира были, мягко говоря, чисто земными, то Анатолий Вадимович к своим двадцати девяти годам среди коллег-астрофизиков стяжал славу одного из самых перспективных молодых ученых в этой загадочной для посторонних области. В двадцать семь лет он защитил кандидатскую диссертацию с непереводимым на человеческий язык названием, а в данный момент благополучно занимался, помимо преподавательской деятельности, уже докторской диссертацией.
Его научные занятия вовсе не означали, что при этом молодой человек полностью игнорирует то, что принято называть личной жизнью. За два года до гибели отца Сурин-младший благополучно женился на своей лучшей аспирантке, а спустя ровно девять месяцев и сам стал отцом: супруга родила ему прехорошенькую девочку, которую Анатолий Вадимович обожал - так же как и ее мать.
Получив печальное известие, он некоторое время продолжал растерянно слушать бурный монолог матери, после чего беспомощно посмотрел на жену и отстранился от трубки.
- Отца убили… - прошептал он, и Лиза, моментально оценив ситуацию, сунула дочке, сидевшей в своей кроватке, какую-то игрушку и, подойдя к мужу, решительно забрала у него трубку: Лиза была едва ли не единственным на свете человеком, которому чудесным образом удавалось переключить свекровь из состояния монолога на какой-никакой диалог. - Скажи ей, что я позвоню, все узнаю и непременно поеду на похороны, - прошептал Анатолий Вадимович и двинулся на кухню, где его ждал утренний кофе с тостами.
Нельзя сказать, чтобы трагическое известие потрясло его до глубины души: в последний раз с отцом он созванивался, пожалуй, с полгода назад, а виделся… дай бог памяти… и вовсе чуть ли не в начале прошлого года. Да и до этого они вряд ли общались намного чаще. И теперь, прихлебывая горячий кофе, Анатолий с некоторым смущением вынужден был констатировать, что глубокого горя, не говоря об отчаянии, приличествующем в такой ситуации нормальному сыну, он не испытывает.
В дверях кухни появилась Лиза с клочком бумажки в руках, на удивление быстро отделавшаяся от свекрови.
- Инна Владимировна просила тебя как можно быстрее позвонить отцовскому адвокату. У нее, оказывается, есть его телефон, - сказала жена деловито. - Вот он, я записала…
Анатолий слегка поморщился и кивнул: все-таки разговор о наследстве не казался ему уместным едва ли не в первые минуты после гибели Вадима Вячеславовича.
- Толик, - мягко произнесла жена, - я все понимаю, как-никак родной отец… Но вообще-то твоя мать на этот раз права: речь идет об очень больших деньгах, твой грант рядом с ними и не ночевал. А где большие деньги - там жди и больших неприятностей. Тем более если вторая наследница - молодая девица, причем, говорят, красотка!
- Лизочка, - Анатолий вздохнул и отодвинул от себя тарелку с недоеденным тостом, - разве тебе или мне чего-нибудь не хватает?
- Мне хватает, - возразила она. - А вот тебе - точно нет.
- Мне?!
- Да, именно тебе! Твоего последнего гранта достаточно для вашей работы, а как насчет японцев?
Поездка к японским коллегам, точнее, возможность поработать в обсерватории, где ими установлен один из лучших в мире телескопов, была давней и пока что неосуществимой мечтой Сурина-младшего. Но на поездку, а уж тем более на возможность поработать в упомянутой обсерватории требовались деньги, о которых действительно можно было только мечтать… до сегодняшнего дня.
- Или тебе уже кажется пределом мечтаний Пулково? - поинтересовалась Лиза. - Если так, тогда и говорить не о чем. На билет до Питера деньги всегда найдутся.
- Ну при чем тут Пулково и даже японцы? - раздраженно повел плечами Сурин-младший. - Адвокату я так и так позвоню. И жене его тоже, было бы по меньшей мере странно не явиться на похороны собственного отца… Хотя условия завещания и так давным-давно известны, не думаю, что он что-либо поменял за последние полгода.
Действительно, свое завещание предусмотрительный Вадим Вячеславович переписывал всякий раз, как женился заново. Меняя в нем только имя очередной супруги. Все остальное оставалось неизменным: и капитал, и недвижимость должны были достаться единственному сыну и любимой жене в равных, половинных долях. Как только очередное новое завещание оформлялось должным образом, Сурин-старший непременно отзванивал сыну, сообщая ему об этом. После чего оба благополучно забывали друг о друге на долгое время. Когда Анатолию сровнялось восемнадцать лет и прекратилась официальная выплата алиментов, он принципиально не взял у Вадима Вячеславовича ни копейки, хотя тот предлагал неоднократно.