Бабка суетилась, наливая чай, уронила на пол чашку. Слава богу, не на половицу, а то бы раскололась. Хорошо, что все полы застелены домоткаными дорожками. Он не успел даже прикрикнуть на старушку, как та уже подняла чашку и налила в нее кипяток.
- Старая я, безрукая, все у меня из рук летит, - пожаловалась она и наконец уселась напротив внука.
- Ешь, бабка, шо ты все бегаешь да бегаешь… - Петру стало ее жалко. Бабке уже скоро восемьдесят, а с тех пор, как его мать с отцом уехали на заработки в Уренгой и уже три месяца от них ни слуху ни духу, тянет на себе все хозяйство.
В распахнутое окно донеслись звуки подъезжающей машины.
- О, за тобой уже Степка приехал, - бабка выглянула в окно. - Може, с собой захватишь блинков? Угостишь свого приятеля.
- Та не, бабуся, не надо. Мы сегодня в другом месте угощаться будем, - отмахнулся Петро и пошел одеваться.
Степан сидел за рулем и курил сигарету, стряхивая пепел в окошко.
- Ну шо, братан, надумал? - поинтересовался он у Петра, когда тот залез в машину.
- Та надумал. Я согласен. Деньги нужны - холодильник сломался, даже молоко бабка кипятит, шоб не скисло.
- Молоко надо пить парное, от своей коровы! - нравоучительно изрек Степан, заводя мотор.
- Та де ж корову узять? Продали, когда родители уезжали. На билеты нужно было, с собой что-то взять… Приходится молоко у соседей куплять.
- Провернем дельце, и на корову скопишь.
- Ты мне прямо золотые горы обещаешь. А ну как попадемся? - Хоть Петро и согласился на предложение Степана, опасения у него все-таки оставались.
- Если бы дело было опасным, столько народу не подключили бы. Я ж тебе говорил, мне надежный человек предложил. Не мы одни будем.
Всю дорогу до отделения милиции они обсуждали предстоящее дело, потом день рождения Дмитрия Ивановича и грандиозную попойку, поучаствовать в которой оба сильно рассчитывали. Но не успел Петро зайти в родное отделение, как его огорошил лейтенант Кирик.
- Сейчас, Волохов, поведешь вчерашнего задержанного, нехай поработает на улице. Заместо прогулки, - прогоготал он. - Нечего ему хлеб задаром жрать, забор надо красить. Как раз подарок Дмитрию Ивановичу будет. А то вид у него из окна нехороший, краска давно облезла. Да автомат возьми, мало ли шо. Москвичи - они похлеще наших бандюков будут, у них размах шире… - Он криво улыбнулся и ушел.
Петро получил автомат, мрачно расписался в замызганной тетради и пошел за москвичом. Дежурный вывел задержанного и сдал его Петру.
- Забирай его с глаз моих долой, всю ночь колобродил, поспать не дал. Требовал отвести его к начальнику. Ну шо за человек? Посадили, так сиди и не рыпайся, пока распоряжения не будет! - Он с укоризной уставился на Турецкого. Тот злобно сверлил его взглядом.
- Ну вылитый бандюга! - подвел итог дежурный, неодобрительно рассматривая побитое лицо Турецкого - в ссадинах и синяках, с трехдневной щетиной.
- А мы его зараз приспособим для работы, - утешил его Петро и подтолкнул дулом автомата Турецкого под ребро. - Давай шагай, столичный фраер!
На улице Турецкий невольно на мгновение закрыл глаза - яркое солнце ослепило его. Петро заметил это и ехидно поинтересовался:
- Шо, не нравится наше солнышко? Ничего, попривыкнешь, позагораешь, пока забор красить будешь.
Он удобно устроился на колченогой табуретке, привалившись спиной к забору, и разложил на коленях журнал. Раз нельзя сразу приступить к гулянке, хоть получит удовольствие. Солдат спит - служба идет. Расслабиться тоже не вредно. Солнышко пригревало, кроссворд поначалу казался легким, он с ходу угадал три слова. На четвертом слове он застрял и перескочил на следующее.
Солнце припекало, и Турецкий лениво махал малярной кистью, накладывая очередной слой краски на стену отделения милиции. Вдоль стены стояли несколько ведер с краской. Турецкий устал и на мгновение опустил руку.
- Ну, чего застыл, як той памятник? Малюй дальше! - окликнул его сержант, оторвав взгляд от журнала.
- Дай передохнуть, - вздохнул Турецкий.
- Даю минуту! - взглянув на часы, разрешил конвоир.
Сержант положил автомат на колени, сверху примостил журнал и решал кроссворд с таким сосредоточенным видом, как пятиклассник сложную задачу по математике. Он даже губами шевелил и иногда что-то недовольно бормотал себе под нос. Время от времени поднимал голову и прислушивался к звукам застолья, музыки и грубого смеха, доносившимся из раскрытого окна.
- Гуляют… - вздохнул он завистливо. - А тут сиди с этим москвичом, шоб он пропал, - ворчал Петр. Опять опустил взгляд в кроссворд и медленно прочитал вполголоса: - Художник, рисующий на морские темы. Восемь букв, первая "мэ"..
- Маринист, - без энтузиазма подсказал Турецкий, которому до смерти надоело водить кистью по неструганым доскам забора.
Сержант старательно начал выводить буквы, негромко комментируя:
- Мо-ре-нист… Не пидходэ. А еще москвич… - пренебрежительно посмотрел он на Турецкого. - Так. Музыкальный инструмент, на котором любил играть Шерлок Холмс… Семь букв…
Турецкий решил немного поразвлечься и опять подсказал сержанту:
- Тромбон.
Сержант удивленно взглянул на Турецкого:
- Ты шо, сказывся? Скрыпка! Ну ни хрена не знаешь! И дэ ты только вчився?
Из открытого окна донеслись крики:
- По-здрав-ля-ем! По-здрав-ля-ем!
Кто-то невидимый дирижировал хором голосов, потому что они звучали слаженно, как будто перед этим долго тренировались. Потом опять раздался громкий хохот, звон бокалов, шумные пьяные крики.
- Кого это там поздравляют? - поинтересовался Турецкий. Все-таки любопытно, что это за гульба там такая развеселая. Если бы они еще и ему поднесли рюмочку… Голова прямо раскалывалась. Да хрен с два поднесут.
- У начальника нашего юбилей. Полтинник… Э-э-э, ты чего кисть бросил, моренист? - спохватился сержант.
- Закончил уже, - коротко ответил Турецкий, усаживаясь на вытоптанную траву и заслоняясь рукой от солнца.
Сержант прошелся вдоль забора, стал придирчиво его осматривать, наконец сделал заключение:
- Погано малюешь. Давай, бляха-муха, еще слой краски ложи.
- Это третий… - тихо буркнул Турецкий, не поднимая головы. Он рассматривал пятна краски на джинсах и рубахе. Руки тоже были в краске.
- Давай-давай! И цвет мэни шось не нравится. Розового добавь. Вин мэнэ успокаивае.
Он облокотился спиной об забор, нетерпеливо поглядывая на окно. Оттуда послышался крик: "Так! Штрафную ему! Не, не, полную ему!" Сержант непроизвольно сглотнул и посмотрел на часы.
- У мэнэ через тридцать минуть смена. Чтоб тут все было, как в Эрмитаже, блин…
Турецкий молча встал, принялся смешивать банки с краской в ведре, бормоча себе под нос:
- Сюда бы полгодика назад… С прокурорской проверкой. И так красиво их…
- Чего? - переспросил сержант, подозрительно косясь на Турецкого.
Тот дружелюбно улыбнулся в ответ:
- Красиво, говорю!
Из-за забора раздались автомобильные гудки. Сержант встал с табуретки и заглянул за забор.
- О! Цэ ж надо, таки люды пожаловали! - с уважением изрек он, да так и остался стоять, наблюдая за происходящим.
Турецкий тоже обернулся. За забором на пыльной дороге стояли две иномарки, одна из них с прицепом. Из машины вышли четверо рослых молодых мужчин в казачьей форме. Один из них открыл дверь прицепа и вывел под уздцы коня. Другой вытащил седло.
Во двор вывалилась целая компания милиционеров во главе с начальником отделения с красными, потными лицами, оживленные и веселые, некоторые были уже сильно поддатые. Когда казаки зашли в ворота, ведя за собой коня - гнедого красавца с длинной ухоженной гривой и богатым седлом на спине, мужчины обступили их, бурно выражая свой восторг. Всем хотелось погладить коня, одобрить подарок.
Начальник отделения обнялся с каждым казаком по очереди. Турецкий увидел знакомые лица. В одном из казаков он узнал парня, который приставал к девушке у сельпо, а второй… Несмотря на то что Турецкий был в вагоне-ресторане все-таки сильно пьян, он четко запомнил своего приятного собеседника. И собутыльника. И теперь при виде того, кто держал под уздцы горячего коня, у Александра непроизвольно сжались кулаки. Вот он, тот Олег, человек, из-за которого пришлось прыгать из поезда и чье имя почему-то заставляет умолкнуть каждого, кого Турецкий о нем спрашивал. Начальник подошел к коню, обнял его за шею, погладил гриву, полюбовался седлом. Его красное, возбужденное лицо лоснилось, губы растянулись в улыбке.
- Хорош, хорош… Ну, спасибо вам, хлопцы, удружили! Хорошего коня мне доставили.
Конь фыркнул, замотал головой, пытаясь освободиться от сбруи. Его копыта глухо стучали по утоптанной грунтовой дорожке. Все рассмеялись.
- Не сейчас, мой хороший, не сейчас! - ласково сказал ему начальник. - Какой казак сядет в седло после бутыля самогона?
Все опять рассмеялись, перебрасываясь шуточками.
- Ну шо, Олег, шо, Димон? Може, зайдете, выпьете с нами по чарочке? - пригласил начальник казаков.
Они заулыбались и замотали головами.
- Та не, Дмитрий Иванович, не можемо сейчас. Дела у нас…
Начальник повернулся к одному из милиционеров и приказал:
- Сашко, коня напувай, та швыдчэ.
Милиционер подскочил к коню, потянул его за уздцы. Конь нервно дернулся и заржал.
- Тихо ты! - сердито прикрикнул милиционер и потащил его за собой.
- Шо ты робишь? Ты ж ему пасть порвешь… А если бы тебя так? - Олег отобрал у милиционера поводья и ласково сказал коню: - Ну пошли, пошли за мной…
Он повел коня в сторону Турецкого, и Александр быстро отвернулся. Но Олег даже не взглянул на него. Он привязал коня возле колодца и заботливо проверил узел.
- Эй, Олежка, ты долго там? - позвал кто-то из казаков.
- Та вже йду, - отозвался Олег и на прощание погладил коня по холке.
- Ну, не грусти, Гнедко. Тебя тут не обидят. - Он протянул на ладони коню кусок сахара, и тот осторожно, одними губами взял его.
Машина засигналила, и Олег быстрым шагом почти побежал к ней.
Турецкий провожал машину взглядом: "О… Как тут все запущено. Куда же я попал?"
Конь стоял у забора и как будто что-то понимал, глядя вслед машине. К нему уже не спеша шел милиционер с ведром.
- На, пей, Гнедко, - поставил он ведро у ног коня и хитро прищурился, издав короткий смешок.
Любопытный Петро заглянул в ведро и удивленно спросил:
- Шо ты ему тут налыв? Где ты это взял?
Милиционер пьяно икнул и со смешком ответил:
- Пыво… Цэ ж им полезно. Ячмень же, едрить…
- Лучше бы мне принес, - с некоторой завистью произнес сержант.
Смена его еще не закончилась, и ему не терпелось подключиться к общему застолью. Он воровато оглянулся и прямо ладонями зачерпнул из ведра пиво. Турецкий изумленно смотрел на него. А сержант, утолив приступ жажды и тоски, уселся на табуретку и закурил, опять уткнувшись в кроссворд. Взгляд его упал на Турецкого, и он не преминул упрекнуть его:
- Все из-за тэбэ, байстрюк… Так бы гулял со всеми, а тут дывысь за тобой, как будто я самый крайний.
Он обиженно надулся и с досадой в голосе прочитал:
- Тоска по родине… Последняя "я".
Конь опустил голову в ведро и несколько раз шумно втянул в себя содержимое. Потом поднял голову, обеспокоенно заржал и натянул поводья.
- Заткнувся бы ты, алкаш… - раздраженно бросил сержант, подняв голову.
- Не кури, - миролюбиво посоветовал Турецкий. - Они дыма не переносят.
- А ты видкиля знаешь, хмырь городской? - огрызнулся недовольный сержант. - У тебе шо, свой табун?
- Знаю, книжки читал, телевизор смотрел, - спокойно ответил Турецкий, не желая вступать со своим конвоиром в спор. Он подошел к коню, стал его гладить, приговаривая: - Ах ты, мой красавец! Наверное, быстрый скакун, раз тебя подарили такому заслуженному человеку.
- Ты давай не отвлекайся, - буркнул сержант. На солнце его совсем разморило, душа требовала алкоголя, но опять зачерпнуть пиво испытанным способом после коня он брезговал.
- Ну чего ты… Тебе еще пять минут осталось сторожить меня. А я три года лошадей не видел. Дай поговорить с конем. Тебе что, жалко? - Турецкий опять погладил коня по крутому, лоснящемуся на солнце боку и заворковал: - Хороший… Хороший… Ноги ровненькие, бока какие у тебя крутые. Видно, хорошо за тобой хозяин ухаживал. А глаз какой бешеный! Видать, с норовом конек! Хороший…
Сержант хмыкнул и стал читать следующее слово, удивляясь про себя интересу москвича к коню. Ему-то самому кони были до лампочки. Вот корову бы хорошо, от нее польза, молоко парное. Кто-то говорил, что от парного молока, если его смешать с пивом, у мужика сила появляется, неутомимым он становится. Вспомнилась девка на календаре и ее наглые цыцьки. В городе таких навалом, в большом городе, Краснодаре. Степка Байда говорил - идешь по улице вечером, по центру, а они тебя прямо за руки хватают. За деньги можно любую выбрать. Станичные девки не такие, их отцы-матери на привязи держат. Только замуж выпускают. А на кой ему жинка? Ее кормить, одевать надо, дети пойдут - и на них одни расходы… Он вздохнул, представляя, сколько забот на него навалится, если он надумает жениться. В Тихорецке, говорят, живут две сестрички-невелички, легко на уговоры поддаются. Но им тоже надо бутылку поставить, конфеты в коробке… Все девки денег хотят. Вон даже Любка, соседка, над ним смеется, говорит: "Заработаешь на ресторан, свозишь в Тихорецк, так и быть, прогуляюсь с тобой по улице вокруг дома". А Ленка, Володькина племянница, хоть денег и не требует, нос воротит. И было бы чего! Ни кола ни двора, если бы не дядька, скиталась бы по чужим хатам… Да и внешне не из красавиц - нос маловат, брови негустые, все лицо в конопатинках, и за пазухой - как кот наплакал. Только ростом и вышла. А плечи, как у пловчихи. Соседка тетка Варвара говорила, что видела, как эта Ленка каждое утро руками размахивает, как мельница, зарядку делает. Где это видано, чтобы девка по утрам руками махала? Ей бы лопату в руки, нехай грядки копает. А так какая от нее польза? Книжки читать каждый дурак горазд. А ты вырасти картохи, чтобы и семью прокормить, и на базаре продать… Подумаешь, учительница! Вон Клавка Потапова тоже учительница, а вышла замуж за Алешку, не погнушалась, что простой работяга. Даже когда он поддатый на грузовике к дому подъезжает, бежит к нему со всех ног, на шею кидается. Вот это любовь…
Как ни осуждал учительшу про себя Петро, понимал, что он ей совсем безразличен. Хоть на коне перед ней гарцуй, хоть на "уазике" восьмерки выписывай… "Уехать бы отсюда", - с тоской думал Петро.
Из окна доносились пьяные крики и гогот. Скорее бы его сменили… Он не успел и охнуть, как Турецкий рванул на себя ствол его автомата и, резко наклонившись, стукнул его лбом в голову. Сержант осел. Турецкий загородился конем от окна милиции, бережно усадил сержанта на табуретке и уложил на колени автомат, приговаривая вполголоса:
- Хороший мой… Посиди, родной, отдохни, головку тебе напекло…
В это время в окне появилась красная рожа начальника. Ничего не подозревая, он закричал через весь двор, зычным криком заглушая пьяные выкрики в глубине кабинета:
- Волохов! Давай веди придурка в клетку и до нас! Ты чего там, заснул? Я тебе щас устрою, мать твою!
- Вот черт! Высунулся как не вовремя, пьяная морда! - нервно буркнул Турецкий, развязывая узел, над которым пару минут назад колдовал Олег. - Ну почему все через…
Начальник отделения на мгновение отвернулся и крикнул кому-то в комнату, пытаясь перекричать пьяные песни:
- Ященко, пойди разбуди его! Еще два часа будет сидеть у меня на солнце… Эй! Ты куда, паскуда?!
На его глазах Турецкий ловко запрыгнул на коня, легко перескочил невысокий забор и исчез за деревьями.
Начальнику спьяну не сразу удалось расстегнуть кобуру. Он вытащил пистолет и потрясая им в воздухе, крикнул:
- Хай тоби грець! "Прокурор" сбежал!
17
Конь несся галопом во весь опор, только копыта стучали по грунтовой дороге, оставляя за собой небольшие облака пыли. Турецкий вцепился в поводья, радуясь, что коня успели оседлать. Без седла он вряд ли смог бы удержаться на спине у такого резвого скакуна. Он оглянулся - погони не было. Представил, что сейчас творится во дворе милиции. Пьяные милиционеры толкаются у машин, споря, кому садиться за руль, отталкивая друг друга и матерясь. Представленная картина доставила ему удовольствие, и он хмыкнул. Справа от дороги тянулись поля кукурузы. Урожай в этом году был хороший. Кукуруза в человеческий рост стояла сплошной стеной, и он направил коня прямо в ее густые заросли. Надо потоптаться хорошенько, чтобы с дороги было видно проложенную широкую просеку. Он направил коня в глубину кукурузного поля, там изменил направление, чтобы выскочить опять на дорогу, но подальше от этого места. Конь вынес его на дорогу, и Турецкий направил его влево, между деревьями негустой рощи. С растительностью в этой местности было бедновато. Между тем вскоре деревья уже закрывали его от дороги. Турецкий спешился, приходя в себя после непривычной езды. Он уже и не помнил, когда последний раз сидел на лошади. Наверное, еще в студенческие годы, когда их всем курсом отправили на помощь колхозникам убирать картошку. Тогда в свободное время все парни пытались найти себе развлечение, и местный конюх взялся обучить их верховой езде. Турецкий не был самым старательным учеником, но какие-то навыки приобрел. Вот и пригодилось…
Он погладил коня по взмокшей шее:
- Спасибо тебе, конек-горбунок. Где ж мне твоего хозяина найти? А? Ведь это он тебя подарил начальнику милиции?
Конь покосился на него карим глазом и тихонько фыркнул.
- Извини, конек, но когда найду его - обязательно покалечу… - признался Турецкий своему спасителю и потрепал его по гриве.
Конь смотрел на него.
- Ну вот, молчишь. Значит, согласен. А теперь давай на свободу. Сослужил ты мне хорошую службу, никогда тебя не забуду.
Турецкий порылся в карманах, но там, кроме крошек от раздавленного печенья, ничего не осталось. Конь благодарно коснулся своими влажными губами ладони Турецкого, и тот почувствовал небольшой укор совести. Но коня оставлять при себе нельзя, опасно.
- Ну, давай, а то с такой приметой меня живо поймают.
Турецкий резко хлопнул коня по боку и свистнул. Конь скосил на него глаз и неспешно потрусил между деревьями. Куда-нибудь да выйдет, кому надо - поймают.
День был в разгаре. И думать нечего показываться в селении. Небось на него уже облаву объявили. И уходить далеко не хотелось. Нужно было сначала разобраться с Олегом, поквитаться со своими обидчиками. Турецкий взглянул на солнце, сориентировался на местности и пошел в гущу рощи, надеясь найти там прибежище до того времени, когда наступит вечер.