Во рту так пересохло, что Годвин едва мог говорить.
- На данный момент немножко сомнительно, а? Мы многих потеряли. Декстер и Куэлли за домом убиты.
- Кокс и Смайт-Хэвен тоже.
- Холбрук, боюсь, потеряет руку.
Кто-то полз к ним через обломки стены и тела. Лэд Холбрук.
- В меня попали, сэр, - бесстрастно доложил он Худу, сказывался шок. - Роммеля еще не нашли?
- Забудь про Роммеля, Лэд, - мягко сказал ему Худ.
- Я заглянул в одну дверь, сэр. Они открыли ставни и установили пулемет для обстрела площадки. Я мог бы забросать гадов гранатами. Вторая рука мне для этого не нужна…
- Будь любезен, - мягко сказал Худ.
На площадке взорвалась третья машина.
- Пенроз веселится на славу.
Обернувшись, Худ проводил взглядом Холбрука, который полз в пыльном дымном полумраке, волоча одну руку.
Холбрук привстал на колени у двери, ведущей в одну из комнат с окнами на фасад. С усилием встал и отстегнул от пояса две гранаты. Раненая рука мешала ему. Годвин сделал движение, чтобы проползти ему на помощь, но Худ удержал его.
- Оставь дело ему, - прошептал Макс, - он предпочел бы уйти в одиночестве.
Холбрук наконец управился с запалами и швырнул гранаты в дверь. Послышался шорох, шаги, встревоженные голоса. Холбрук повернулся, чтобы отодвинуться дальше по коридору. Пулеметная очередь вспорола стену и поток пуль поднял его в воздух, отбросил боком в распахнутую дверь напротив. Взрывы гранат вышибли половину фасада и превратили в щебень стену, отделявшую комнату от коридора. Ко времени, когда стена обрушилась, Годвин с Худом уже выскочили на крыльцо и пригибаясь, нырнули по ступеням на площадку. Из дыры, оставшейся на месте зарешеченного окна, свисало два тела. Багровое пламя горящих машин освещало их. Громко шипел в огне дождь. Годвин слышал это шипение даже сквозь грохот перестрелки и рявканье немецких команд.
Они скорчились за ступенями крыльца, пытаясь разобраться в происходящем. От горящих машин воздушными шарами поднимались клубы пара. В мерцающих отблесках пожара метались темные фигуры. Из окон на уцелевшей стороне фасада огненными проблесками били пулеметы, один, самый тяжелый, двуручный пулемет, был установлен под стеной. Какой-то человек - Годвин отчего-то решил, что это Берт Пенроз, стремящийся, как домой, в кинофильм своей мечты, в вечность, - бросился навстречу очереди из-за горящей машины, и пулемет захлебнулся, а человек развернулся на месте и упал.
Ослепительный, как дюжина фосфорных вспышек, свет залил двор. Он лился с крыши, серебристый свет, похожий на свет прожекторов киносъемки. И диверсанты, и немецкие солдаты на миг застыли, моргнули, ослепленные лучом. Снова застрочил пулемет. Сирила Пинкхэма и Бойда Малверна очередь застала на открытом месте. Пулеметная очередь из окна впилась в них, превратив в дергающихся и перегибающихся тряпичных кукол. Темные пляшущие тени их протянулись через весь двор, а потом оба упали и стали неподвижны.
Из-за горящей машины - единственного здесь укрытия - показался Джонс. Автомат был у него в руках, и он немедленно открыл огонь по прожекторам на крыше. Лежащий на земле немец подстрелил его из винтовки. Джонс упал в горящую скорлупу автомобиля, и взметнувшийся вверх рой искр был особенно заметен в темноте, наступившей, когда погасли оба прожектора.
Стил упал на колени между Худом и Годвином. Их всех на миг скрыла темнота. Стил зашептал:
- Больше никого не осталось, сэр. У меня несколько попаданий в ноги. Бежать не смогу. Мне не выбраться. Извините, сэр.
- У нас есть еще пара минут. Надо разобраться со вторым пулеметом.
Худ кивнул на ствол, торчавший из-за железной решетки.
- Позвольте, я немного пошумлю, - сказал Стил. - Устрою маленькую диверсию, с вашего позволения. А уж остальное на вас. По крайней мере прихватим с собой, сколько сумеем, верно, сэр? И вы, сэр?
- Стил?
- Я увижу вас идущим по дороге славы, сэр.
- Надеюсь, что так, дружище, - сказал Худ.
Стил скрылся в темноте, двигаясь вдоль крыльца.
- Отличные солдаты, - шепнул Худ. - Все до одного. Герои, с первого до последнего, чтоб их так.
Он обернулся к Годвину.
- Держись рядом. Может статься, он еще спасет нас своей смертью. Хочешь, Роджер? Ты хочешь отсюда выбраться?
- Не особенно, Макс.
- Странно, верно? Довольно мерзко бросать своих. В сущности, мне все равно, выживу я или погибну. Неплохая смерть, да? За короля и отечество и все такое. Вот только одна заноза. Так и мучит.
- Какая? - спросил Годвин.
Он слышал, как подходят через площадку немцы, узнавал негромкий скрип и позвякивание портупей и оружия.
- Они нас ждали.
- Не может быть. Как…
- Где-то нашелся шпион, старина. Разве не ясно? Вот что самое подлое со шпионами. Кончается всегда тем, что гибнут хорошие ребята. Ну, это уже не наша забота, верно? По крайней мере, сейчас.
Годвин почувствовал, как Худ вкладывает ему в руку гранату.
Дождь все так же шипел на раскаленном металле. Солдаты шли через площадку, приближались, собирались обыскать здание. Время от времени кто-нибудь останавливался над разбросанными вокруг виллы телами. Машины догорали. Солдат окликал остальных, шевелил тело ногой. Щелкали одиночные выстрелы, добивали раненых. Дождь лил с прежней силой.
К ним медленно направлялись полтора-два десятка солдат.
Голос Стила прозвучал громко и отчетливо.
- Эй, парни! Фрицы долбанные-передолбанные!
И одна за другой среди немцев разорвались три гранаты. Все началось заново. Шрапнель и взрывная волна валили немцев наземь, уцелевшие палили на звук голоса.
Худ рывком взметнулся из-за крыльца. Годвин бежал за ним, прижимаясь к стене, пока не оказался у самого окна. Кивнув на окно, Худ выдернул чеку гранаты. Годвин сделал то же самое со своей. Худ беззвучно отсчитал секунды, шагнул под окно и забросил гранату сквозь решетку. Граната Годвина звякнула о прут, но и она провалилась в комнату. Тотчас же прозвучали взрывы, наполнив воздух клочками и осколками передней стены и солдат. Худ бросился через открытое пространство к ряду кипарисов. Годвин, спотыкаясь и пошатываясь, не отставал от него.
Они почти выбрались.
Если бы не стрелки на крыше. Снайперы, расставленные там, чтобы сбивать уходящих. Выстрелы прозвучали как щелчки хлопушек.
Худ крякнул и качнулся вперед, словно споткнувшись.
Кольт был у него в руке, но что толку? Отстреливаться не было смысла. Жидкая грязь кипела от ударов пуль.
- Нога, - сказал Худ.
Он растянулся на грязном краю того, что некогда было лужайкой. Тело его дернулось от нового попадания. Пуля вспорола край толстого свитера на спине.
- Проклятье, - вздохнул он.
Револьвер в его руке дрожал.
- Всегда знал, что этим кончится. Рано или поздно.
Он закашлялся.
- Макс…
Годвин упал на колени рядом с ним. Это было бессмысленно, но оставить Макса он не мог. И не мог поднять его с грязной земли. И не мог пронести на себе настолько далеко, чтобы в этом был какой-нибудь смысл.
Он склонился ниже, почувствовал, как что-то вроде кузнечного молота обрушилось ему на плечо и откинулся назад. Он понимал, что ранен. На долю секунды перед ним встало лицо Сциллы, и тут же исчезло.
- Чертовски подлое дело, - задыхаясь, выговорил Худ. - Они… нас ждали… наклонись ближе, Роджер… я хочу…
Годвин, стискивая зубы от боли, подвинулся к нему. Плечо ничего не чувствовало - зато болело все тело. Он потащил Макса Худа в сторону деревьев. Взглянул на него. Макс улыбался.
- Хотя… неплохая смерть.
Он поднял руку.
Годвин увидел слепящую вспышку, понял, что это в него, а потом свет поглотил его…
Глава девятая
Лондон
У Сциллы Худ выдался свободный вечер. Ее режиссер проводил техническую репетицию "Вдовьей травки". Она поужинала с Хлоей в теплой, благоухающей ужином кухне. Няня суетилась вокруг них. Потом они вместе устроились в большом кресле у камина в кабинете. Они остались вдвоем, и Сцилла почитала дочке книжку Беатрис Поттер, а малышка, слушая, рассматривала картинки и иногда вставляла словечко-другое. Потом они немножко поболтали, пока Хлоя не начала зевать. Ей пора было в постель.
Теперь Сцилла лежала в горячей ванне, раздумывая над списком звонков, принятых няней за день. Звонили Стефан Либерман, Гомер Тисдейл, Патриция Смит… что еще за Патриция Смит? Имя кажется смутно знакомым, или нет? Да, где-то она его слышала, но имя ни с чем не связывается, и телефонный номер тоже. Тисдейл, когда она ему перезвонила, не ответил. А Стефан подождет: они завтра увидятся на репетиции. Патриции Смит так или иначе надо будет позвонить, но хорошо бы сперва вспомнить, кто она такая…
Она обливалась потом в горячей ванне. Слизнула капельки с верхней губы. Влажные волосы липли ко лбу. Веки отяжелели, смыкались. Чего хотел Гомер? Она боялась надеяться, что у него есть вести о Роджере. Но зачем бы еще ему звонить? Она в последние три недели не могла толком ни есть, ни спать, не могла ни на чем сосредоточиться с тех самых пор, когда в последний раз говорила с Гомером, в ночь, когда он позвонил в надежде, что она еще не легла и ему можно заглянуть на минутку. Он зашел к ней, в немалом смущении: "Неловко вас беспокоить, но дело довольно срочное, хотя он вообще-то не знает, в чем дело, но понимаете, ему доставили записку от Роджера Годвина… Годвин, понимаете ли, просил его лично уведомить миссис Худ, что пару недель с ним нельзя будет связаться…" Пока он, запинаясь, выкладывал все это, она приготовила ему выпить. И пожелала узнать: что вообще происходит, Гомер?
Тогда-то она и услышала впервые:
- Роджер выполняет особое задание и просил меня вас предупредить.
- Как видно, все завязалось так внезапно, раз он сам ни словом не намекнул?
- Вообще-то, уже пару недель, но он просил вам ни в коем случае не говорить, не беспокоить…
- Но куда же? - спросила она. - Должен же он был хоть вам намекнуть…
- В общем-то нет, не намекнул. Я сам в потемках и пытаюсь умилостивить его работодателей, незавидная работенка, уверяю вас…
- Но тогда, значит, он на войне. Раз все так опасно и секретно…
- Будем надеяться, что не слишком опасно, - горячо перебил Гомер.
- Он мне рассказывал о своей бредовой затее отправиться в бомбардировочный рейд только потому, что какой-то другой псих уже слетал…
- Рейнолдс. Квентин Рейнолдс.
- Это не то, нет? Не бомбардировка? Да нет, не может быть, ведь две недели…
- Нет, конечно не может, верно?
Гомер допил коктейль и заторопился уходить. Сцилла догадывалась, что его мучит любопытство, но об их отношениях с Роджером он ничего не знает. Она поблагодарила его и с тех пор ничего не знала уже три недели. Роджер перебрал неделю от назначенного срока, и она места себе не находила. К таинственным отлучкам Макса она привыкла, но тут совсем иное дело. Бомбардировка занимает не больше одного дня. Что могло так его задержать? Что могло случиться?
Неужели она его потеряла? Он лежит в какой-нибудь безымянной могиле? При одной этой мысли ее начинало трясти. Война задела ее, как не задевала никогда, даже во время "Блицкрига".
Она выбралась из ванны и полусонная сидела перед камином в кабинете, когда услышала шум подъехавшей машины. В окно она увидела выходящего из машины Тисдейла, и к тому времени, как он подошел к двери, Сцилла уже ждала в прихожей.
- Входите, Гомер. Я пыталась вам дозвониться…
- Сцилла, простите, что врываюсь без предупреждения…
- Глупости. Входите и погрейтесь у огня. Вы узнали что-нибудь о Роджере? Ради бога, скажите, что происходит?
- Нет, нет, ничего не узнал.
Она наливала ему скотч, и при слове "нет" горлышко графина вскользь звякнуло о край хрустального стакана. Как на сцене. Она проговорила:
- Я думала, может, вы что-то узнали. Черт!
- Я думаю, надо ждать.
Больше говорить было не о чем. Он спросил, как дела со спектаклем, и она собиралась ответить, когда снаружи послышались шаги и в дверь постучали.
Это был Стефан Либерман.
- О, матерь божья, глоточек умирающему! Святая Сцилла, награда ждет тебя на небесах… и почему это технические прогоны вызывают такую жажду? Я тебя не разбудил? О, господь небесный, ввалился так…
- Стефан, перестаньте болтать. Я не сплю. Между прочим, ко мне как раз заглянул выпить на сон грядущий Гомер Тисдейл. Входите, пожалуйста, посидите с нами.
Тисдейл был уже на ногах, стоял у камина.
- Либерман? Как поживаете? Слушайте, я вас не отрываю от дела? Может, вам надо обсудить театральные дела?
Либерман успокоил его взмахом толстой ладони. Он сорвал с себя перчатки и теплый шарф, вылез из пальто с меховым воротником.
- Вовсе нет. Я нежданный гость. Рассчитывал на милосердие Сциллы. Собирался докучать ей артистическими капризами и длинным списком жалоб.
Он взял протянутый Сциллой виски.
Она свернулась на краешке кушетки, подоткнула под себя халат.
- Гомер беспокоится за Роджера Годвина.
Либерман округлил глаза:
- С ним что-то случилось? На "Би-би-си" говорят, он в командировке, но это может означать все что угодно. Где же он?
Он выжидательно переводил взгляд от Сциллы к громоздкой фигуре Гомера.
Тисдейл хмуро разглядывал свой стакан.
- Уехал три недели назад и обещал через две недели вернуться. Какая-то военная авантюра. Мне ничего не сказал, ни слова. "Вернусь через две недели" - и ни слова больше. Я пытался успокаивать его начальство. Похоже, этому занятию не будет конца.
- От Макса тоже никаких вестей, - сказала Сцилла. - Они, по-видимому, отбыли в одно и то же время…
- Погодите, дорогая, - перебил Либерман. - Так они вместе?
Сцилла пожала плечами.
- Ничего не знаю. Как бы то ни было, я привыкла к долгим отлучкам Макса.
Ей не хотелось выдавать свою тревогу за Роджера.
- В случае с Роджером, боюсь, больше оснований для беспокойства. Он настолько штатский…
Из глубины груди Либермана вырвалось характерное хмыканье.
- Во время войны штатских не бывает. Верьте мне, уж я-то знаю.
Гомер заметил:
- Вам туго пришлось, да?
- Мне? Нет-нет, я выбрался… вернее, меня там не было… но семья… Все мои родственники. Мужчины, женщины, дети. Нацисты не разбирают ни возраста, ни пола. Нет, я очень легко…
- Стефан, вы же знаете, что это неправда. Они его допрашивали, Гомер.
- Сцилле хочется сделать из меня героя. Они просили меня подписать какую-то ерунду. Я ответил: "Черт возьми, подпишу все, что хотите". Мне надо было выехать в Италию для работы над либретто оперы. Дома дела шли все хуже, и итальянский композитор, с которым я работал, отважный итальянский аристократ, помог мне контрабандой перебраться в Лиссабон. Вернуться мне уже нельзя было. Имя попало в списки, понимаете?
- Что за дьявольский мир мы создали…
Допив виски, Тисдейл стал прощаться. Но разговор затянулся, и Сцилла взглянула на часы, и Либерман зевнул и сказал, что поговорит с ней завтра на репетиции, и в конце концов мужчины вышли вместе, и она снова осталась одна.
Она отнесла на кухню стаканы и пепельницы, выключила свет и поднялась наверх. Остановившись в конце коридора, послушала, как тихо похрапывает в своей комнате няня. Зашла взглянуть, как спит Хлоя, и обнаружила, что девочка уснула на четвереньках, задрав вверх попку и окружив себя плюшевым зверинцем.
И уже которую ночь она лежала в постели, слушая, как гудит ветер в дымоходе, глядя в окно на освещенные луной деревья. Роджер, милый мой дурачок, зачем ты вытворяешь такие глупости? Жив ли ты еще? Или умираешь где-то, а я даже не знаю… Слезы впитывались в подушку. Стоит ли их вытирать? Какая разница. Пожалуйста, поговори со мной, Роджер, скажи, что ты жив…
Рыдания выгибали и сотрясали ее тело, пока не иссякли слезы. Она всхлипнула, встала с кровати, встала у окна, глядя на привычный вид: улица, угол площади… Проклятая, подлая война…
Роджер. Макс.
Может, они оба убиты на этой проклятой войне!
Как ей тогда жить дальше?
Черт бы тебя побрал, Роджер! О чем ты только думал? Макс - солдат, это его оправдывает. А у тебя какое оправдание, Роджер? Как ты смел позволить, чтоб тебя убили?
Она снова плакала от злости и бессилия.
И тут ей почему-то вспомнилось, кто такая Патриция Смит.
Санитарка, которой она передала маленькую Дилис Элленби - больше года назад, в ночь, когда разбомбили "Догсбоди".
Что ей могло понадобиться?
Но вопрос остался без ответа, забылся, и она наконец уснула, тоскуя, любя и проклиная Роджера Годвина, будь тот жив или мертв, и вспоминая парижское лето, когда он вошел в их жизни…
А через час она услышала на лестнице шаги.
- Ох, черт, черт… - она медленно всплывала из сна.
Она надеялась, что он не придет, но знала, что придет. Не упустит шанса. Может, оно и к лучшему. Так она забудет о тревоге, хотя бы на самые темные ночные часы.
Он остановился в дверях. Прочистил горло.
- Liebling? Ты не спишь?
- Конечно нет, бедненький мой. Скорей, забирайся в постель, Стефан.
Еще будет время увидеть сон о том давнем парижском лете.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Париж
лето 1927
Глава десятая
Из неопубликованного
ПЕРВЫЙ ЧЕРНОВИК "ВОЗЬМИТЕ ПАРЕНЬКА ИЗ АЙОВЫ"
РОДЖЕР ГОДВИН
ПЕРВАЯ ЧАСТЬ "ПАРИЖСКОЙ ТРИЛОГИИ", ВЫШЕДШЕЙ В ИЗДАТЕЛЬСТВЕ "БОНИ И ЛИВЕРАЙТ"