- Этого не скажу, но мои сведения, как правило, довольно точны.
Годвин поднял бокал:
- За нашего Монка!
И все они выпили.
Накануне засиделись допоздна, и, проснувшись утром, Годвин ощутил, как ноет все тело, вспоминая пирушку. Выпивка, ужин, сигары и еще выпивка без счета под воспоминания о прошедших годах.
Макс Худ рассказал, что добился развода в двадцать восьмом, и они выпили за его свободу, а Макс тихонько улыбнулся чему-то. Сердце Тони Дьюбриттена отказало во время охоты на тетеревов в Шотландии - последний день жизни он провел в свое удовольствие. Клайд Расмуссен стал знаменит, снялся в нескольких фильмах вроде "Серенады Солнечной долины" и "Приключений в Палм-Бич", жил то в Лос-Анджелесе, то в Нью-Йорке и выступал с оркестром в еженедельном радио-шоу, которое вел комик Микки Хоупвелл.
Даже подвыпив, Годвин не рискнул заговорить с Максом о Сцилле Дьюбриттен - боялся разбередить старую рану.
Кроме того, немного прояснилась связь между Худом и Варданом. Оба душой и телом были преданы Черчиллю. Черчилль, еще до того как к нему обратились с просьбой сформировать правительство, попросил Макса стать его глазами и ушами в Египте. Когда Черчилль обосновался в доме под номером 10, Вардан стал для него кем-то вроде разъездного представителя. Он прибыл в Египет, чтобы наладить связь между главнокомандующим сил на Среднем Востоке генералом сэром Арчибальдом Уэйвеллом и генерал-лейтенантом сэром Генри Мейтланд Уилсоном, более известным как Джумбо. Монк Вардан сообщал в Англию о восстановлении инфраструктуры британских войск, рассыпавшейся после окончания войны в 1918 году. Работы было через край. Дороги, аэродромы, водоопреснительные и очистительные станции, учебные лагеря, полевые госпитали, линии связи, водопроводы от Нила в пустыню, войсковые столовые… По всей Палестине и Египту собирали транспорт, пригодный для передвижения по пустыне. И еще надо было что-то делать с танками, приспособленными для европейской распутицы и ни черта не стоившими в проклятых песках. Двигатели глохли, траки лопались на камнях, воздушные фильтры забивало песком.
- Настоящий кошмар, старина, - жизнерадостно объяснял Вардан. - Джумбо делает все возможное. На днях все будет в порядке.
Видит бог, ночка вышла долгая, и при виде юношески свежего и бодрого лица Дерека Саймондса Годвин невольно поморщился. Густой бодрящий кофе помог делу. Отчасти.
Вардан устроил Годвину часовое интервью с самим Уэйвеллом.
- Проще простого, старина, - сказал он. - Вы знаменитость. Уэйвелл сам хочет с вами встретиться. Правда, я не поручусь, что он читал ваши книги.
От Уэйвелла он отправился посмотреть на достопамятного Томаса Рассел-пашу за изысканным ленчем в спортивном клубе Гезиры, на острове посреди Нила. На вторую половину дня намечен был брифинг с Майлсом Лэмпсоном в британском посольстве. К тому времени, как Саймондс доставил его обратно в "Шепердс", Годвин был выжат досуха, а новых сведений не приобрел - все было уже известно ему из болтовни с Монком Варданом.
Он работал у себя в номере, набрасывая газетную колонку и черновик радиорепортажа, когда в дверь постучали. Вошел мальчик-посыльный.
Макс Худ приглашал его присоединиться к небольшому обществу, собиравшемуся в нильском плавучем ресторане.
Годвин стоял у перил плавучего ресторана и прихлебывал шампанское. В легкой волне отражались высокие свечи и фонарики. За ним и вокруг него, словно новейшие модели аэростатов, витали обрывки бесед светского общества Каира. Он быстро отыграл свою роль приезжей знаменитости, пообещал кому-то из мужчин выпить с ними в клубе "Турф", а женщинам - подписать для них последнее издание своей книги на коктейле перед возвращением в Лондон. Вардан представил его собравшимся и удалился с парой гусарских офицеров обсудить события в Дюнкерке. А Годвин наконец улизнул за разукрашенную золотом дверцу на палубу. Каир сиял собственным светом. Ветер не был теплым. Годвин повернулся спиной к воде, заглянул в открытые окна, втянул в себя запах горячих свечей. Перед ним мелькнуло боа из белых страусовых перьев.
Макс Худ с женой прибыли через час после Годвина. Элджернон Несбитт из министерства иностранных дел как раз описывал Годвину каирские бордели и вдруг прервался, чтобы сказать:
- А вот и почетные гости. Вот это штучка так штучка, скажу я вам!
Он не сразу рассмотрел их из-за спин обступивших гостей, да и женщина стояла к нему спиной. На ней было бежевое с белым платье, щедро открывающее загорелые лопатки. Густые каштановые волосы были коротко подстрижены на затылке. Наконец она повернулась к нему, сперва в профиль, потом лицом.
Она стала взрослой женщиной, двадцатисемилетняя Сцилла Дьюбриттен.
- Я с ней знаком, - сказал Годвин.
Во рту у него вдруг стало сухо.
- Вы с ней знакомы?
- Знавал ее девочкой, в Париже. Много лет назад.
- Так пойдите же поздоровайтесь! Можете заодно представить ей старого приятеля Алджи.
Макс Худ был не из тех, кто наслаждается признанием светского общества, но пробиваясь навстречу Годвину сквозь толпу, он буквально сиял:
- Сюрприз, Годвин! Познакомься: миссис Худ!
Сцилла улыбалась Годвину, в ее глазах цвета кофе с молоком сверкали зеленые искорки. Глаза были широко распахнуты навстречу ему. Она обняла его, привстала на цыпочки, чтобы прижаться щекой к щеке.
- Ох, Роджер, какой ты громадный! Да еще и знаменитый! И чудесно выглядишь! А мой негодяй-муж и не сказал, что ты тоже здесь будешь - как тебе только не стыдно, Макс! Я бы весь день радовалась!
Макс пожал плечами, улыбнулся им обоим.
- Я думал, лучше устроить приятный сюрприз. Хорошо снова собраться вместе.
Он взял Сциллу за руку.
- И давно вы поженились? Почему это я ничего не знал?
- Ты, верно, был тогда в Индокитае или на Амазонке, - хлопнул его по спине Худ. - Мы знали, что рано или поздно обязательно встретимся.
- А ты сам виноват, - добавила Сцилла. - Ужасно неаккуратно ведешь переписку.
- И давно это творилось за моей спиной?
- О, - весело ответила она, - много лет!
Макс пояснил:
- С тридцать пятого, Роджер. У нее плохо с датами.
- Мы поженились в чудовищном родовом поместье Макса в Нортумберленде. Называется Стилгрейвс - "тихие могилы" - самое подходящее название. Затащили туда всех приглашенных. Это было ужасно!
- Да, не близко, - признал Макс. - Руина викторианской эпохи.
- Настоящее болото, - сказала Сцилла. - Сплошная сырость.
Макс любовно пожал ей руку.
- И с тех пор - четыре года безоблачного блаженства!
- Жена у меня - скрипачка мирового класса, Роджер. Концерты по всему миру. И только что закончились съемки второго фильма…
- Ты посмотри на него, Макс! Впервые слышит! Роджер, ты же начинал как музыкальный критик!
- О твоей карьере я, конечно, знаю, - солгал Роджер. - Хотя моя карьера музыкального критика была, как и следовало ожидать, очень недолгой. Как высказался о ней Свейн - "слепой ведет бестолкового". Клайд был моим первым учителем.
- Она только что вернулась из турне. Буэнос-Айрес, Рио, Мехико - где ты еще побывала?
- Пожалуйста, Макс, не докучай бедняге Роджеру…
- Чепуха, Сцилла. Она на месяц собирается в Штаты. Нью-Йорк, Бостон, Филадельфия…
Наивное бахвальство Худа невольно обезоруживало.
- Но, похоже, будущее для нее в кино. Черт возьми, Роджер, как она играет! Жизнь полна чудес, старик. Понимающие люди говорят, она пробьется в Уэст-Энде… Говорят, в ней есть естественность. Чудеса, Роджер.
- Как я рад тебя видеть. Ты была совсем девочкой, когда мы расстались…
- Но очень взрослой для своих лет!
- Да, что правда, то правда.
Макс перебил:
- Слушай, Роджер, она принесла очень приятную новость - еще одно знакомое лицо. Припоминаешь Клайда? Так вот, она говорит, он собирает новую группу, и подумать только, в Лондоне! Вот это событие: представляешь себе, какое будет зрелище для усталых глаз? Он был неплохой парень, наш Клайд. Вкусы у него не совпадали с моими, но тут уж, как говорится, живи и давай жить другим. Мы с Роджером только вчера его вспоминали.
- Представляешь, Роджер? - подхватила она. - Клайд Расмуссен и его "Сосайети Бойз" или что-то в этом роде.
- Я потрясен. Думал, при таком успехе в Штатах он ни за что оттуда не выберется.
- Насколько я понимаю, тут замешана какая-то история, - пояснила Сцилла. - Его менеджер - из того же агентства, что у меня. Насколько известно, ему предложили очень выгодный контракт со студией звукозаписи. Правда, забавно будет снова увидеться?
Когда она протянула руку к бокалу с шампанским, на пальце сверкнул бриллиант.
- Нам обоим не терпится, - сказал Макс. - Он очень помогал Сцилле в Париже. Научил ее выражать в музыке себя. Как видно, это главное для исполнителя. Если я хоть что-то понимаю? - вопросительно обратился он к Сцилле.
- Кое-что, - кивнула она.
Подошедший хозяин дома отвлек Макса и увел за собой, а Сцилла повернулась к Годвину. На ее губах, почти не затрагивая глаз, играла неуловимая улыбка.
- Из-за нас с Клайдом не беспокойся, мой милый Роджер. Ты и вправду выглядишь, будто тебя ударили. Я-то думала, все давно забылось, ведь сколько лет прошло! - Что-то мелькнуло в ее глазах. - Хотя у меня действительно есть секреты от Макса.
- Прости. Просто слишком неожиданно всплыли воспоминания.
- Понимаю, понимаю. Но спасибо, что ты оказался так сдержан. Мне хотелось бы поболтать побольше, но увы, нужно уделить внимание остальным.
- Да, нужно, наверное. Ну что ж, приятно было повидаться столько лет спустя.
Он отвел взгляд. Ощущение было такое, будто ему деликатно дали отставку, и к щекам прилила горячая кровь.
- Я только подумала - нельзя ли как-нибудь еще тебя повидать. - Она опять смотрела на него, как та давняя девочка. - Ты надолго в Каире?
- Уезжаю послезавтра. Может быть, задержусь еще на день.
- А завтра у тебя не найдется для меня времени? Ближе к вечеру?
- Можно устроить, Сцилла.
- Где ты остановился?
- В "Шепердсе".
- Ну конечно, - она усмехнулась, - где же еще мог поселиться великий Годвин. Смешно спрашивать.
- Я рад твоему успеху. Говорил ведь тогда, что тебе нужно только понять, что для тебя главное, и ты добьешься всего, чего пожелаешь. Как видно, ты все-таки послушалась.
- Макс, знаешь ли, не шутил… Я собираюсь стать кинозвездой. Как ни странно, они считают, что я умею играть.
- Думаю, они правы. Мне случалось видеть, как ты играешь роль, и исполнение было отличным, даже в очень трудных условиях.
- Грир Фантазиа познакомил меня с людьми Корда и кое с кем из людей Гейнсборо - еще до того, как я занялась этим всерьез.
- Ты знакома с Гриром? Он мой издатель.
- Знакома. Он очень милый и услужливый. Говорят, камера меня любит - забавно, правда? А это американское турне, о котором говорил Макс… Хотя я от него отказалась, просто Макс еще не знает. Этим летом мне предложили сняться еще в одной картине… Я больше не буду концертировать. Будущее для меня - в кино. Если окажется, что я на что-то способна, поговаривают и о сцене - в Уэст-Энде, со временем. Пока кажется невероятным, но человек никогда не знает. Я занимаюсь с хорошим преподавателем. По-моему, одну картину выпускают в прокат в Лондоне на этой неделе. Обещай, что ты сходишь.
Когда разговор зашел о работе, она оживилась, голос зазвенел как струна. Годвин сразу увидел, что она фотогенична и камера должна ее любить. Максу Худу можно было позавидовать.
- Сцилла, я постараюсь, ладно? Идет война, знаешь ли. Я в последнее время тоже основательно занят.
- Глупости, Роджер. Уж пару часов найти можно. Если иначе никак, я сама тебя отведу. Можем назначить свидание и все такое. Как в Париже.
- Я хотел тебя кое о чем спросить…
- Да?
- Когда мы виделись в последний раз, ты положила мне кое-что в карман халата. Я нашел много позже… Припоминаешь?
- Боюсь, что нет, дорогой. Так давно это было. Я была совсем девочкой! Наверно, ты вскружил мне голову.
Она сдержано улыбнулась и пожала плечами.
- Неважно… Просто вспомнилось. Я думал, может, и ты вспомнишь, если тебе повторить. Отрывок стихотворения.
- Ну тогда, - сказала она, - до завтра. Мне пора выручать мужа. Он уже озирается, как загнанный зверь.
Уже отворачиваясь, она вдруг проницательно взглянула на него:
- Ты удивился, что я вышла за Макса?
- Вероятно, такие вещи всегда застают врасплох.
- Он был очень терпелив. Ждал и не оставлял меня.
Он смотрел, как она проходит по комнате, а потом кто-то объявил, что сейчас по радио передадут обращение премьер-министра к палате общин. Монк Вардан появился рядом с Годвином и проговорил:
- Голос моего повелителя. Боюсь, выступление будет не слишком веселое. Время жестких решений и все такое.
Алджи Несбитт возился с настройкой. Трещали помехи, кто-то крикнул, что даже представителю министерства иностранных дел пора бы научиться обращаться с обычным радиоприемником, кое-кто захихикал. Несбитт, от усердия высунув кончик языка, крутил репродуктор. Лицо у него блестело от пота.
Знакомый голос прорвался сквозь помехи, и в комнате мгновенно стало тихо, словно кто-то набросил платок на клетку с птицами. Годвин еще думал о повзрослевшей Сцилле Худ, пытаясь связать ее новый облик с дерзкой девочкой, которую он помнил по Парижу. Как тогда, так и теперь, она не знала страха. Не боялась воскресить прошлое. Годвин сомневался, что сам решился бы сделать это так непринужденно; она держалась так, словно прошло не тринадцать лет, а одно мгновение. Она явно посылала ему шифрованные сигналы, но у него не было ключа к этому коду. Черчилль, как он полагал, тоже вложил в свою речь какие-то намеки, учитывая, что его услышат не только простые люди, но и политические деятели всего мира. Но какую бы скрытую мысль ни несло послание, первый его смысл был как нельзя более ясен: он говорил об угрозе вторжения Гитлера в Англию, если ему удастся пересечь Ла-Манш, и давал клятву, что если придется, они будут сражаться у последних рубежей империи. Но прежде станут драться зубами и когтями за родную землю.
- Мы будем сражаться на побережье, - говорил он, - будем сражаться на полях… - Помехи заглушили фразу, и следующее, что они услышали, было: - Мы не покоримся.
Вардан собирался уходить, и Годвин прощался с ним, когда, утирая лицо белым носовым платком, подбежал Несбитт.
- Вы должны непременно представить меня даме. Я ее преданный поклонник. А теперь, говорят, она делает кино. В баре звучало имя Грира Фантазиа… Никогда не думал, что он увлекается кинематографом. По правде сказать, говорят, он и не увлекался, пока не познакомился с миссис Худ. Судя по тому, что я о ней слышал, можно надеяться, что фильмы будут в стиле непристойного варьете. Видно, она продемонстрировала себя Гриру в какой-нибудь постельной сцене. А кое-кто считает, что ее заполучил сам Корда… И Якоб Эпштейн. Лично я ставлю на Фантазиа. Доказательств, понятное дело, нет, хотя по слухам, если постараться, можно достать ее снимки с этим, как его там, актером… Сэмом Таунсом. Но я, к сожалению, их не видел.
- Не стоит верить всему, что говорят, - заметил Вардан. - Она красива и знаменита. И, смею сказать, Макса Худа лучше не задевать. Я бы, например, не рискнул.
- Ну, не скажите, - возразил Несбитт. - Говорят, он так влюблен, что ничего не желает замечать. Думает, у нее это пройдет с возрастом.
Годвин пристально взглянул на Несбитта.
- Я уверен, что все эта пустые сплетни. Я и о себе наслушался историй… без единого слова правды. Просто грязные люди норовят испачкать грязью все вокруг. Людям нравится считать других как можно хуже, вы согласны? Макс Худ не дурак, и он замечает все, что следует замечать.
- Вы его хорошо знаете?
- Раньше знал. Он, видите ли, великий человек.
- Что вы говорите, старина? - поднял брови Несбитт. - А я знаю только про его похождения в пустыне с Лоуренсом. Очень давние дела. Может, он малость размяк с тех пор, как девочка подцепила его на зубок.
- Миссис Худ я тоже знаю с тех времен. Ей тогда было четырнадцать. Я знал и ее семью.
- Ах да, еще и ее матушка, Памела Ледженд. Я слышал, горячая кровь досталась молодой Сцилле по наследству от старой перечницы. Когда-то леди Памела наделала немало шума.
Годвин проговорил:
- Вам чертовски повезло, что вас не слышит Макс Худ.
- Ну уж не такой я идиот, чтобы говорить все это при Максе Худе!
- Злить Макса неблагоразумно, - заметил Вардан. - Мягко выражаясь.
- Ну вот, я точно знаю, что Сидни Джейкобс провел со Сциллой Худ ночь в Гааге или там в Амстердаме. Старина Сид познакомился с ней у кого-то в гостях, и ночь еще не кончилась, а она уже играла мотивчик на его флейте. И Берти Уилберфорс - ну, вы же знаете Берти, того, что сто лет как окопался у "Лорда", - так вот, Берти как-то перебрал малость в "Брэтсе", и побился об заклад с молодым Пулом, что тот найдет в одном местечке между ногу Сциллы Худ родинку - если когда-нибудь получит шанс произвести тщательное обследование.
- Монк, - процедил Годвин, - с меня хватит.
- Бросьте, старина, - ухмыляясь, продолжал Несбитт, - не заводитесь. И вообще, что она для вас? Я просто поддерживаю разговор, пересказываю то, что слышал. Простите, если задел больное место.
Годвин тяжело опустил руку ему на плечо.
- Я прошу вас немедленно оставить эту тему, или я заведусь так, что вы и за миллион лет не опомнитесь. Если надо кому-то врезать, меня не остановит то, что человечек мелок, глуп и пьян.
- Кулак тут не поможет, - глубокомысленно заметил Вардан, - хотя сражение за честь дамы принесет вам славу. А вы, Алджи, ведете себя совершенно неприлично. Кажется, вы считаетесь чем-то вроде дипломата, но, продолжая в том же духе, вы карьеры не сделаете. Он не стоит внимания, Роджер. Слишком много выпил и…
- Я ухожу, - сказал Годвин, - а этого типа советую вышвырнуть в Нил и скормить первой достаточно крупной твари, какая проплывет мимо.
На следующий день она пришла к нему в номер. На ней был шелковый французский костюм под цвет ее глаз. Черепаховый браслет на запястье, такое же ожерелье на кремовой блузе, кольцо с камеей на одной руке, с бриллиантом - на другой. Короткие волосы были зачесаны на пробор, по-мужски. И мягкая шляпа напоминала мужскую панаму. Войдя в затененную комнату, она сорвала ее с головы и закинула на первое попавшееся кресло.
Годвин встретил ее скованно. В глубине души он все еще видел в ней девочку, но в ушах стоял голос Алджи Несбитта, выкладывающего о ней новые и новые сплетни, и он не знал, что и думать. Она быстро и нервно улыбнулась ему, мимоходом чмокнула в губы и проскочила в комнату, а он остался в дверях, гадая, что заставляет его чувствовать себя таким большим, неуклюжим и робким. Она была такая ладная и крепенькая.
Она обернулась, словно угадав, что он разглядывает ее тугие ягодицы под идеально скроенной юбкой.
- Ну, как тебе?
- Что? Вид? Ну, ты, скажем так, подросла.
- "Шепердс", глупенький! Как тебе "Шепердс"?
- Нормально. Я провел здесь не так уж много времени. Обнаружил, что в моем номере нет телефона.
- Верно, телефоны здесь только в четырнадцати номерах. Разве тебя не предупредили?