Реакция получилась самая неожиданная - человек вздрогнул, лицо приняло напряженное выражение.
- Вы так почувствовали?
Мысль промелькнула, что он ляпнул сейчас неуместное, но ушла - глаза священника ждали от него подтверждения.
- С первых секунд почувствовал, еще оттуда, с дороги.
Снова случилось преображение - радость, и с детским оттенком робости.
- Благодарен вам очень.
Виктор начал догадываться:
- Так это… вы, ваш проект?
Тот покивал головой.
Захотелось сказать приятное что-то, но в голове завертелось общее, не несущее смысла… и отвергнутое, открыло место простому вопросу:
- Но почему?
Сейчас они оба смотрели на церковь - юную и скорбящую.
- Вы Зубакина, влиятельного местного воротилу, знаете?
- Пока только со слов.
Священник помедлил и показал рукой:
- Там за церковью могила его младшего брата. В прошлом он профессиональный военный. В первую кавказскую войну служил командиром роты разведбатальона.
Сделав вступление, пожилой человек помолчал немного…
- Да, приходит ко мне, помнится, пять лет назад - это когда они с братом полного благополучия уже добились - приходит на исповедь. Опыт у меня большой, сразу чувствую - с тяжестью на сердце пришел. Спрашиваю о грехах, говорю о спасительном покаянии, но понимаю - не то, он слушает лишь из уважения к сану. Говорю просто тогда: "расскажи мне о самом главном". - Настоятель повернул голову к церкви… или туда, где за ней находилась могила. - Рассказывает: проверяли горное поселение, убедились, что нет там боевиков, и стали себе уходить спокойно. Выскакивает вдруг мальчишка лет четырнадцати и дает им в спины из автомата очередь - убивает одного наповал. Кто-то из бойцов поблизости подскочил, выбил у него автомат - ну и поставили сразу к ближней стенке, - священник прерывисто вздохнул, качнул головой, словно сам видел ту сцену. - Сбивчиво дальше пошло: почувствовал, говорит, сейчас случится непоправимое; и такие слова: "шар земной перевернется, я должен его удержать…" В общем, дал команду - расстрел отставить. Бойцы, сказал, так взглянули, что сейчас самого убьют… но зубы стиснули, подчинились. Только не простили они ему, и уже "на гражданке", при ежегодной встрече, спрашивали: "Как твой-то сейчас - кого убивает, взрывает где?" - священник, переживая, снова вздохнул. - Смотрит он на меня, спрашивает: "Батюшка, правильно я поступил?" - сильное его мужское лицо, и по нему слезы текут.
Виктор знал, как утаскивала людей за собой война - и афганская и кавказская - делала из нормальных людей преступников, наркоманов, а больше всего - гробила алкоголем, поэтому не удивился окончанью истории, хотя горькое это неудивление.
- Вернулся из Москвы после очередной такой встречи в День десантника и сорвался в последний уже запой.
Страшно, отвратительно, и не война, конечно, тут виновата, а люди эти - "власть предержащие", и никто из них пока даже морально не осужден. А трагичней всего, что все эти малые и большие "власть предержащие" - дети народа, ну не хочет народ строгостей к собственным детям!
Священник тронул его за плечо.
- Подвезти?
- Пожалуй что подвезите.
Лимузин черный на малой скорости возник у бордюра, но без сопровождения.
Или не сюда?
Сюда, прополз дальше и остановился у главного входа.
Фигура, в черном костюме, возникла из передней дверки и проворно открыла заднюю.
Появилась другая фигура - в костюме светло-сером, модной блестящей ткани.
Комплекция очень внушительная.
Виктор занял место в должностном кресле, взглянул еще раз на имя-отчество на листке перекладного календаря - Зубакин Борис Григорьевич.
Через полминуты секретарь доложила о посетителе, и в кабинете оказался тот самый крупный мужик, но не толстый - сбитый, сильной породы.
Прокурор поздоровался и показал рукой на кресло напротив.
Мужик, усаживаясь, назвал имя-отчество и начал очень конкретно:
- Я в связи с убийством священника нашего. Понимаю, что материалы следствия находятся в режиме неразглашения, но и вы понимаете, что я могу оказать реальную помощь, особенно если буду действовать не вслепую. Чем вы, так сказать, рискуете? - он подождал, давая прокурору подумать. - Вы же понимаете, что запретить заниматься своим расследованием мне не можете.
- Правильно трактовать ваши слова так, что вы готовы при успешном сотрудничестве предоставить нам живых преступников, а не трупы?
- О-ой…
- Вот-вот.
- Да зачем вам они живые?
- А кто даст показания на заказчика?
- Вот вам как раз не дадут. А нам дадут. Потом спросим с заказчика.
- Борис Григорьевич, вы ведь давно уже мирный строитель.
- А я и раньше… вы спросите у старых служащих прокуратуры - хоть один случайный человек, когда у нас тут разное творилось, пострадал?
- Спрашивал.
- Ну вот.
- То есть предлагаете мне самосуд, с пытками, да?
- А кого жалеть-то! - лапа в полтора нормальных размера вскинулась с ручки кресла и сжалась в кулак. - Вы же этих тварей знаете не хуже меня!
- Ваш брат бы эту идею поддержал?
Человек, напротив, отчетливо вздрогнул, глаза на миг уперлись в прокурора, потом ушли в сторону…
- Давайте не будем.
Посидели молча.
Молчание - как нейтральная полоса между ними, Виктор понял, если сделает сейчас первый шаг, другая сторона тоже пойдет навстречу.
- Расскажу вам всё, что есть по следственным данным.
Прокурор разглядывал визитную карточку, оставленную недавним гостем, и обдумывал самый конец разговора - про лес с дурной репутацией, который так и стоит нетронутым под застройку. Он спросил в лоб - почему тот отказался от своих планов и какой у них был конфликт с газетчицей Шестовой?
Ответ услышал откровенный и неожиданный: позвонил из Москвы один очень авторитетный человек, прозвучало - "из нашей среды", просил с Шестовой не вязаться и лес некоторое время не трогать.
Интересное вырисовывалось - что это за патрон у милой Маши на самом высоком криминальном уровне? И почему опять лес?..
Надя спросила, пускать ли Владимира.
- И будь любезна, сделай нам чаю.
Молодая физиономия выражала энтузиазм, прокурор ждал победного рапорта, но помощник сначала тактично поинтересовался, как прошла встреча с Зубакиным.
- Ничего пока существенного.
- А насчет Черного леса, конфликта с Шестовой?
В глазах прокурора вдруг явилась задумчивость…
- Виктор Сергеевич?
- А? Потом расскажу. Давай, сперва, свою информацию.
- Выяснил уже, что мобильный телефон записан на хозяина ресторана. На его имя выданы два номера, один давно…
- Как давно?
- Ну, несколько лет назад.
- Второй - три месяца назад, это практически совпадает с появлением нашего клиента в ресторане и началом квартиросъемки.
- Распечатка звонков по этому телефону?
- Разумеется. Я ее проработал, там все очень просто: связь у него была только с хозяином ресторана, и с каким-то номером в Китае, точнее - в Пекине. Да, еще с владельцем съемной квартиры.
- А последний звонок?
- В девять вечера предыдущего дня, когда он не появился в ресторане и не был уже на квартире. Вернее так, где-то в половине девятого у него была созвонка с владельцем квартиры, помните, я вчера рассказывал…
- Помню, да.
- Вот, а в девять, последний звонок - в Пекин.
- Постой, - прокурор пощелкал в воздухе пальцами. - Это что получается?
- А что?
- В Пекине который час, когда у нас девять вечера?
Владимир не сразу понял… потом дернулся в кресле.
- Как же я сам не подумал, ах ты, конечно, в Пекине час или два ночи!
- Нормально-нормально, не все мелочи сразу в голову лезут.
Он, чуть опустив голову, опять погрузился в задумчивость: слишком быстро мелькнула мысль и ушла - словно рыба, тронувшая крючок… может быть, мелкая, бесполезная вовсе рыбешка.
- Еще одна любопытная информация. Виктор Сергеевич?
- Давай.
- Вы вчера велели заскочить в контору, через которую китаец квартиру снял. Я там уже побывал.
- Молодец. Паспортные данные у них записаны?
- Есть ксерокс китайского паспорта, я переснял. Но занятно, китаец показал справку о трудоустройстве - что работник их ресторана, но вот девушка, их служащая, хорошо запомнила: среди трех на выбор квартир, одна была рядом совсем с рестораном, китаец же выбрал дом близко к шоссе и Черному лесу, сказал - он шума очень не любит.
Надя начала говорить по селектору… а слова дошли, когда он сам увидел - Игорь Петрович вошел в кабинет с приветственно поднятою рукой.
- Не иначе, как мозговая атака у вас?! Надеюсь, не помешал.
Кресло приняло его сильное тело, Виктор вспомнил, он, по-серьезному очень, в молодости занимался борьбой - вольной, кажется, на соревнования ездил.
- Ну-с, други, иконы я вывез. Ох, во-овремя, скажу я вам!
Оба уставились на него озадаченно.
И Владимир позволил себе легкий тон:
- А не будет с нашей стороны невежливостью спросить про подробности?
- Не будет, Вова. Там чай, я видел, у вас готовят…
Он не закончил, дверь в кабинет отворилась, и через пару секунд явилась Надежда с подносом - тремя на нем чашками и другим надлежащим.
- Хорошая будет хозяйка, - высказался полковник. - Ты, Вов, примечай.
- Ха, у нее в ухажерах два бизнесмена.
- Не болта-ай, - она проворно перенесла всё с подноса на стол.
Полковник сразу потянул к себе ванильный сухарь и чашку.
Остальным пришлось ждать и присоединяться.
- М-м, отлично заварено. - Гость начал макать сухарь и быстро с ним справился. - Ты, Володь, насчет этих бизнесменов не того… мы их пуганем, дорогу к Надежде забудут.
- Не тяните, Игорь Петрович.
Полковник показал кивком, что "сейчас", и, выдыхая от удовольствия, допил чай тремя большими глотками.
- Да. Как это назвать - опыт, интуиция - сработало такое что-то. Икона псковская висит рядом с оконцем. Там, как и на других, внешняя решетка. Оконца узкие, не пролезть, но смотрю я на икону, соизмеряю - элементарно все: окно с земли человеку по плечу, а дальше только протянуть руку. - Он взглядом проверил каждого, как проверяют на пониманье детей. - Иду проверить с той стороны. И сразу еще замечаю: березка там рядом с приделом, удобная очень березка, большую часть обзора со стороны закрывает - человек у окна с дороги будет виден только на малом ее участке.
Он опять проверочно на них поглядел.
- Но ведь решетка не спилена! - не удержался Владимир.
- Не спилена. И спиливать ее никто не будет - сейчас не каменный век. У меня у самого на даче мини-сварочный аппарат, французский. Работает от небольшого баллона, хочешь - сварит, хочешь - разрежет. Вот такой штукой и поработали этой ночью.
Теперь врезался прокурор:
- Значит - икона на месте?
- На месте. Два нижних и два боковых штыря обрезать сумели, а верхний слишком высоко оказался, не было на что встать. Попробовали отогнуть, по пазам видно - разворочены слегка. Не вышло - верхний штырь прочно держал. - Полковник посмотрел на пустую чашку. - Такая вот эпопея.
Прокурор нажал кнопку селектора:
- Надь, чашку еще.
Недавно совсем он ободрял Владимира, тем что все мелочи сразу не углядишь, теперь испытал на себе простоватую безответственность этого аргумента - не предвидел ведь сам такую возможность кражи.
Из всех троих полковник один сейчас испытывал бодрое самочувствие.
- Предлагаю, други, провести операцию по-голливудски!
- Это как? - сразу спросил Владимир.
- Засаду устроить не с внешней стороны, а в самой церкви.
- А захват?
- Вот тут, как раз, Голливуд. В церкви в засаде - двое, группа захвата находится за второй линией домов в машине, прибудет по сигналу секунд через тридцать пять-сорок. Ближе машину с ними ставить нельзя, преступники наверняка проведут разведку вокруг. По этой же причине нельзя базировать группу в лесу. Согласны?
Оба кивнули.
- В церкви двое моих ребят дают преступникам полную возможность спилить до конца решетку, открыть окно, а дальше - рука преступника попадает в наручник. Икона висела на крюке, на него заранее закрепят другой конец наручника.
- Преступники могут открыть огонь через окно внутрь церкви, - поторопился Владимир и сразу понял свою оплошность. - Ну да, ваши успеют отойти в стороны.
Надежда принесла чай, Игорь Петрович начал осваивать вторую порцию.
Прокурор потер переносицу.
- Не понимаю… - он отвлекся на удивленный взгляд гостя: - Я не про план, план хороший. Я про всю эту преступную операцию. Почему сразу не сняли ту псковскую икону - как самую дорогую? И этот их внезапный побег, чего они испугались так - привидения?
Гость попросил взглядом паузы…
- М-м, я сегодня чего-то проспал… и не завтракал, только кусок сыра съел, убегая. Ты, Витя, говоришь про псковскую, как самую ценную. А почему заказчик должен был им сообщать, что она, из трех, самая ценная? Зачем информировать всякое быдло, мало ли что придет им в голову.
- Логично, - подержал Владимир.
- А у побега причина, да, плохо представляется. Но только если подумать вокруг этого самого слова "они"… - полковник, не удержавшись, запихнул еще кусок сухаря, пришлось подождать. - Тут два варианта. Первый: преступников было всего двое. Второй вариант: кто-то еще у них находился на стреме. Во втором случае этот "кто-то" мог испугаться, например нашей ДПСовской машины - патруль там за ночь несколько раз проезжает - и отсигналил тревогу. А в первом случае они могли разделиться: один стал внутри заниматься иконами, другой - караулить снаружи.
Прокурор кивнул, но не то чтобы во всём соглашаясь, - он и сам вчера перед сном попытался представить себе ситуацию с таким разделением функций, и с машиной ДПС, разумеется, как главным предметом испуга. Но не получалось с темпами - патрульные заметили бы убегающих людей. Вот только если "контролеров" было двое и они наблюдали выезды на шоссе с ближайших дорог… но не слишком ли много "занятых".
- А что если покушения на иконы совершали не одни и те же, а разные люди? - сменил тему Владимир.
- То есть, на ярославские одни, на это псковскую другие? - переспросил полковник.
Мысль, конечно, относилась к разряду "всех возможных предположений", отвергать ее, как и принимать, не было никаких оснований.
Оттого что не возразили, молодой человек решил продолжать:
- Дьякон говорит, что про псковскую ничего не знал. Странно, однако, иконе выделено отдельное место, и что она старой работы, даже и мне понятно. Виктор Сергеевич, вы о ней запрос в Москву делали?
И полковник оживился:
- Да, сколько она, не узнал?
- Звонил, спрашивал, - неохотно признал прокурор, - отчитали меня по полной программе. Сколько стоит - непонятно, потому что икона относится к уникальным редкостям.
Владимир почувствовал, вода льется на его мельницу.
- Я не утверждаю, что в преступлении замешан дьякон, согласитесь - не очень как-то похоже.
- Согласились, - ответил за обоих полковник.
- Но вполне вероятно, что он знал, какая это икона, и кому-то проболтался. А теперь боится - и нас, и кому проболтался.
- Вот ты и попробуй с ним "по душам".
- Подождите, Игорь Петрович, это не все. Покойный батюшка говорил с Шестовой о ярославских иконах - это слышали, а почему отсюда следует, что он не говорил про псковскую? Только потому, что не слышали?
- Хм, - полковник повел глазами из стороны в сторону, мысль показалась ему основательной: - И почему умолчать о псковской, раз уж вообще начал говорить об иконах, да?
- Вот именно! Шестова могла рассказать у себя в газете, а дальше уж - "по секрету всему свету". И самый простой вариант: если батюшка легкомысленно говорил о ценностях в своей церкви с посторонними, это именно и означает, что он это говорил.
Владимиру, похоже, собственная формулировка понравилась, но полковник поправил:
- Попросту означает, что мог говорить еще с кем-нибудь.
Поняв, что перемудрил, тот заспешил перевести стрелки и обратился к шефу:
- Надо же рассказать Игорю Петровичу про исчезнувшего китайца.
- Вот и рассказывай. Я пока сделаю звонок от Надежды, чтобы вам не мешать, - вынырнула все-таки мысль, которая полчаса назад лишь дала знать о своем существовании.
Требовался теперь уточняющий звонок Зубакину.
Виктор напомнил ему - в разговоре об истории с Шестовой прозвучало: оставить Черный лес в покое на какое-то время. "Какое-то время" - что именно подразумевалось? Зубакин удивился - разве он так неопределенно высказался? Просит извинить в таком случае. А из Москвы его просили годик всего подождать.
Виктор поблагодарил, и в заключение услышал, что работу в "нужном направлении" уже начали.
Главное, впрочем, сейчас в другом - в замечательно сработавшей интуиции Игоря Петровича - очень может быть, что преступники окажутся у них в руках уже этой ночью.
Он взялся за ручку двери, чтобы войти в свой кабинет, однако Надежда, ответившая на телефонный звонок, показала ему на трубку, закрыла ладонью и прошептала почти:
- Газета "Еще не вечер".
Виктор подошел и взял трубку.