Только сейчас Виктор заметил на коврике у стены прикрытые материей вроде как - небольшие доски; проследивший за взглядом дьякон спешно проговорил:
- Иконы те самые, что воры не унесли.
- А почему вы назад не поставили?
- Затруднительно. У них сзади зацеп, чтобы, значит, навешивать на шуруп. Для этого надо снять сначала те, что сверху над ними. У меня времени не было. Да и разрешения вашего.
- Снимите материю, мне надо осмотреть.
Владимир подумал, шеф хочет взглянуть просто из любопытства, и удивился, когда тот, просидев с полминуты на корточках, велел дьякону дать ему из ящика линейку, а самому Владимиру сесть за стол и записывать.
Через минуту усидчивой работы с линейкой шеф продиктовал первую цифру, и скоро - вторую и третью.
Тут стало понятно, в чем именно дело, и сразу досадно - замеров следов на планках выломанных икон они не произвели, хотя надлежало не только замерить, но и сфотографировать. Эх, стыд-то.
С другой иконой шеф дольше возился.
И с напряжением, от чего стало слышно его дыхание.
Закончив, поднялся, размял слегка ноги и вдруг спросил дьякона по-учительски строго:
- Вы почему в семинарии полный курс не прошли?
Тот кашлянул сначала, и заговорил, заметно нервничая, хрипловатым голосом:
- В семействе, значит, нашем ладно не всё. Отец на стороне живет, когда не в тюрьме.
- То есть материальная помощь близким нужна?
- Нужна. Мать, брат-сестра - школьники, старая бабка.
- Бедновато живут?
- Куда уж…
Прокурор бросил на парня сочувственный взгляд, тот завершил объяснение:
- Я им житье немного поправлю, брат тоже в семинарию пойдет, тогда учебу непременно продолжу.
- Вот и славно, - поощрил прокурор.
Владимир тоже собрался рассмотреть следы на планках икон.
- Володь, не надо меня дублировать. Ты лучше позвони еще раз настоятелю - скоро он к нам?
* * *
Почти двенадцать ночи, но ни малейшего желания спать - слишком много информации для одного дня.
Нет, правильнее так: выросло вместе и число уравнений, и число неизвестных. Он теперь злится, не умея понять, что за новая возникла система - не просто подвижная, но кажется - враждебная лично к нему, убегающая при всякой попытке ее зафиксировать.
Состояние стало походить на нервическое - в поисках выхода прокурор взял рабочий блокнот и ручку.
"Лопатка" - пришло в голову первым пунктом. Даже без увеличительных фотографий следы на планках определенно показывают - иконы выламывали лопаткой, которой убили священника. Воры пришли похищать иконы без всякого инструмента?.. Неправдоподобно. Особенно если добавить еще одно обстоятельство, упущенное на первом, грубо-оценочном этапе: Владимир упорно повторяет - "преступников спугнули, они уже нервничали, оттого что, возможно, совершили убийство". И Игорь Петрович тоже не озаботился важной и почти очевидной деталью: воры выломали одну из двух ярославских икон, но кто мешал сразу сунуть ценную ярославскую в сумку. Не успели? Так испугались чего-то, что забыли вообще обо всем?
"Книга". На столике перед ним недорогое издание Лермонтова 1936 года - обложка картонная, матерчатый переплет без надписи. Цепляло его тогда у стеллажа замеченное что-то, но неосмысленное сразу. Цепляло позже… и выскочило, когда в восьмом часу уходил из служебного кабинета, намереваясь посидеть немного в кафе с Машей и симпатичными остальными. Пришлось отказаться - явилась вдруг отчетливая картина: следы пальцев на припыленных верхних обрезах книг - на тех, что с пустыми - без надписей - корешками, именно, вот, на них; заволновался даже от такой яркой вспышки памяти, жгуче хотелось быстрее проверить.
Сестра покойного помогала выбирать книги с пустыми корешками; их оказалось всего шесть, и скоро Виктор понял - нашел: вот эту, теперь она перед ним на столике.
Восемь вырванных листов в конце книги, листы старались рвать аккуратно и под самое основание, поэтому в том месте книгу почти разломили. Виктор сразу на месте разрезал и отогнул корешок - частицы старого сухого клея ссыпались вдоль разлома, свидетельствуя, что он появился не когда-то "тогда", а в сегодняшнее именно время.
На титуле красивым уверенным почерком дарственная надпись: "Дорогому сыну, желаю прочитать ее до конца". Даты нет, однако нетрудно понять - это не подарок священнику от его отца, который погиб, когда мальчику было всего три года. В таком возрасте детям книжек еще не дарят, к тому же - Лермонтов не детский совсем поэт, во всяком случае - не для самого младшего возраста. Сестра покойного тоже предположила, что книга назначалась не брату, а его отцу от деда. "То есть от мужа бабушки". - "А кто он был?" Женщина смутилась слегка, глаза ушли в сторону: "Работал в ЧК". - "В ЧК, в нашем городе?" - "Да. Но своему младшему брату - моему деду - она подробностей про мужа не сообщала. А арестована была вслед за мужем, которого, судя по всему, расстреляли".
Виктор положил книгу обратно на столик, взял блокнот и написал третью позицию - "Ключи".
Женщина, пока он просматривал книги, проверила ящики, а в шкафу - карманы одежды, и ничего не нашла.
Куда делся второй комплект? Правильнее, это был первый.
Естественной представляется только гипотеза, предложенная сходу Владимиром: ключи находились в кармане пиджака священника, их вынули грабители для визита в квартиру.
Те самые, что стремительно вдруг сбежали?
Плохо лепится.
Или попытка похищения икон инсценировка, а цель - нечто бывшее или предполагавшееся в квартире священника?
Однако убийство тогда никак не есть стечение обстоятельств.
Только вот, если намеренное убийство, не слишком ли тонко?
С технической точки зрения смертельный удар в висок, но очень дозированный, дело трудное, ненадежное - жертва может сознание потерять не сразу и крикнуть на помощь, или скоро прийти в себя, хотя бы на какое-то время, достаточное чтобы "ноль два" позвонить… у священника был мобильник, его не забрали.
И вообще к чему такая щепетильная игра, если шли не на иконы стоимостью в сотни тысяч долларов, а на что-то гораздо большее?.. Нет, никак не получается с инсценировкой.
А с побегом паническим получается?
Тоже нет, и "кто-то спугнул" - не слишком внятное объяснение, не поддается конкретизации - кто, чем, как спугнул?
Виктор посидел пару минут с пустой головой.
Вспомнился отцовский совет: "Расставь всех участников и сосредоточься на этой картинке - она может ожить, и что-то покажет".
Несложно.
На первый, и очень легкомысленный взгляд.
Мыслимое трудным - оказалось простым, но не в радость, а в полное отвращение. Ко всему уже, без разбора: не готов был узнать, что человеческая жизнь тоже товар, не из самого, причем, дорогого разряда; показалось, дело его бессмысленно - ничего не значит в таком сумраке человеческого сознания. Страх метнулся от явившейся бездны… он же и отрезвил - отступление невозможно на нравственном поле брани, даже если он останется во Вселенной один.
- Пистолет я тебе завтра передам, а с остальным надо пару дней подождать.
- Хорошо.
- Кушай, дорогой, выпьем еще вина.
Сделав две неудачные попытки сконцентрироваться, Виктор пришел в раздражение, и другого способа одолеть его, кроме чая, придумать было нельзя. Нервность, вдобавок, спровоцировала аппетит, тот потребовал, несмотря на позднее время, что-то отправить внутрь.
Виктор прошел на кухню - в холодильнике много разного - собрался обсудить сам с собой пищевой продукт, для сна мало обременительный…
…только вот аппетит отчего-то угас.
Рассеянность в голове, чаю надо выпить, и спать; он включил чайник и отправился назад под торшер.
Мысли вернулись к церкви - хорошо видится помещение… не в дневном свете, а в неярком ламповом, как сейчас… вид словно извне и немножечко сверху… силуэты… два человека кладут что-то на пол, идут вглубь… почти исчезают из поля зрения… нет, обозначились - один вытянулся вверх, другой снизу ему помогает… принимает от верхнего что-то, бросает рядом… еще принимает… смазалось, завертелось… свет стал гаснуть, погас совсем… Виктор, сопротивляясь, попытался вернуть ту сверху-извне позицию, вернуть происходящее…
Стоп, что вернуть?
Фу, ерунда!
Сам спровоцировал этот глюковый ролик, и сейчас в голове отчетливо некомфортное ощущение.
Впредь надо быть осторожнее.
Ну, не дается ему, что давалось отцу. Раньше не раз уже пробовал, и без серьезного результата. Вот и сейчас - Виктор помассировал на всякий случай затылок… некомфортность убавилась - а что "там" сейчас?.. Две фигурки, одна принимает у другой что-то, бросает себе под ноги…
Чайник на кухне начал тонко свистеть…
Под ноги!
Значит, две выломанные иконы должны были лежать у самого иконостаса. Но он помнит по фотографии - они лежали совсем не там, а метрах в трех к центру.
Их зачем так отшвыривали?
Странно, странно… и этот стремительный вдруг побег…
Чайник на кухне разорался совсем.
Прокурор заспешил к нему с легким негодованием, как к предмету самостоятельного поведения.
Неисчерпанные уравнения и неизвестные звали вернуться к себе.
Первый час ночи.
После ресторана захотелось пройтись по пустым улицам, дать отдых мыслям и нервам - нужно снимать напряжение, чтоб не растратить мобилизационный ресурс.
А оказалось, людей почти как днем: подростки полупьяные, девчонки вульгарные очень, и мат на каждом шагу.
Помоешность какая!
Небрезгливость у них ни к чему.
Захотелось уйти.
Как тогда.
И чувство такое же - чужого и ненавистного.
"Китаец". Володя забежал к нему сюда после встречи с охранником из ресторана и сообщил полученную от того информацию, полностью подтверждавшую слова Маши про пропавшего неделю назад китайского повара.
Только вряд ли он повар: со слов охранника, роль этого человека в ресторане была непонятная, нередко замечали его долгое отсутствие среди вечера или дня, а по манере общения с хозяином ресторана казалось, они, по крайней мере, на равных - китайским нормам такое не соответствует, почтение к начальнику всегда подчеркивается служащими в поведении. И совсем интересно: охранник как-то увидел в городе этого человека - совсем на себя не похожего, и не китайского, а нейтрально-национального вида, может быть даже и русских южных кровей, короче - это был хорошего качества маскарад.
"А что именно применялось для изменения внешности?" - "Парик под шатена, накладные усы, очки дымчатые. Но охранник сказал: голову на отсечение, это был он".
Серьезная маскировка, если, конечно, всё это правда.
Но Владимир, стараясь сказать много сразу, начал откуда-то с середины, прокурор попросил от начала: почему нужно считать, что пропал человек, может быть, уехал по каким-то причинам?
"Значит так. Приходит к ним мужик и спрашивает про этого китайца, имя его называет - ну, как положено. На охранника нашего как раз нарывается, он через день дежурит по двенадцать часов и в тот момент про китайца пропавшего еще ничего не знает, спрашивает мужика: "А в чем дело?" Тот объясняет: китаец этот снимает у него квартиру; два дня назад он должен был зайти вечером, получить очередную плату за месяц вперед и квитанции забрать - по квартплате и за телефон… а предыдущим вечером они созванивались, обо всем договорились. Приходит он, значит, в положенное время, а дверь никто не открывает. Звонит по мобильному, там автомат отвечает: связь с абонентом временно отсутствует. Этот хозяин квартиры пошел к киоску пивка попил, покурил, заодно посмотрел на окна - сумрак уже, в его окнах свет не горит. Опять позвонил - нет контакта. Он обозлился и двинул домой - квартира жены в другой части города. Пока шел, еще пару раз звонил, и все с тем же нулевым результатом. И следующим утром, и днем. Мужик начал волноваться, мысли нехорошие - а если тот в квартире мертвый лежит? Ключи свои у него были, идет следующим вечером, открывает квартиру - там все в порядке: вещи, одежда в шкафу, в холодильнике продукты… а телефон продолжает молчать. Он в середине следующего дня и двинул искать в ресторан".
На случай если вдруг китаец объявится, мужик дал охраннику номер своего мобильного. И потому еще дал, что разговор с хозяином ресторана не получился: тот был растерян, испуган даже, объяснить, где его работник, не смог.
"Телефон хозяина квартиры у тебя?" - "Да, и уже звонил по нему, договорился на завтра в семь вечера посмотреть вещички пропавшего, - он поспешил, угадывая вопрос шефа: - Номер мобильного телефона китайца я взял, завтра запрошу, на кого и когда зарегистрирован". - "А общались они как? Китаец этот знал русский?" - "Свободно. Лет пять или шесть прожил в Благовещенске". - "Квартиру снимал дорогую?" - "Обычную, хотя двухкомнатную. С краю города у Черного леса".
Прокурор не успел скрыть реакцию.
Владимир, заметив, насторожился: "Виктор Сергеевич, тут секретное что-то?"
Он пока не хотел информировать помощника о загадочной истории Черного леса, а тем более о неясном и неприятно навязчивом для него присутствии этого леса в делах теперешних, совсем не хотел, но лицо слишком выдало и пришлось говорить.
Но вот правильно, что две головы лучше одной, даже если вторая очень еще неопытная. И вместе с этим подтвердилась старая истина - объясняя другому, лучше понимаешь проблему сам.
Выяснилось сразу, Владимир интересовался работой спецотдела Бокия и его научного товарища Барченко: читал в Интернете, смотрел телепередачи, и вообще по теме всякой экстрасенсорики оказался подкован. Сообщение про Институт поэтому вызвало у него чисто аналитическую реакцию: "А вы, Виктор Сергеевич, о способностях, например, Вольфа Мессинга хорошо информированы?" - "Вот ты о чем… про его побег из гестапо в Польше, про визит к Сталину без спецпропуска, да? - трудно было сразу не вспомнить - говорилось и писалось на эту тему в последние годы много. - Могу тебе больше сказать: родители отдыхали как-то в Сочи - дело было до моего рожденья еще - и посетили выступление этого Мессинга. Они рассказывали, что он демонстрировал считку мысли на расстоянии".
Владимира чтение чужих мыслей не интересовало, потому что уже готова была гипотеза: что если сотрудники Института ушли из охраняемой зоны так же примерно, как Мессинг ушел из гестапо или прошел, незадержанный, к Сталину.
"То есть транслировал чужой образ, хочешь сказать?" - "Да, или пустой образ, отсутствие человека. А документы на чужие имена сотрудники загодя имели - это элементарно, раз их курировал сам Бокий. Потом люди разлетелись по запасным, так сказать, аэродромам".
Неплохое объяснение, может быть даже - ключ к проблеме.
Однако остаются мешающие детали - как быть, например, с объявившимся через четыре года начальником отряда НКВД?
Владимир и здесь предложил рациональное объяснение: тот скрывался до поры до времени под чужим именем, а когда война началась, испугался, что до него докопаются; и люди, у которых он жил, испугались, им тоже не поздоровится.
В гипотетическом построении придраться тут было не к чему.
Уходя уже, помощник хлопнул себя по лбу: "Совсем забыл! Охранник этот просит в порядке ответной услуги перевести его брата в другую зону. Конфликт там у него, парень может сорваться". - "Статья не тяжелая?" - "Нет, кража материалов со стройки". - "Скажи, быстро решу, в Агентстве по исполнению наказаний мой сокурсник большой пост занимает".
Молодость страдает оптимизмом, видно как Владимир, будто батарейка от сети, заряжается от каждой новой информации, не замечая совсем, что информация пока только увеличивает число неизвестных, не уточняя ничуть самих уравнений.
Вот еще: почему местный авторитет Зубакин спасовал перед Шестовой?.. А Зубакин этот звонил уже в прокуратуру, Надя записала его на завтрашний прием в половине одиннадцатого.
Стрелки показывали уже час ночи.
V
В Москве дорога на работу занимала почти час, здесь на служебной машине - шесть-семь минут.
А организм просыпался по-старому раньше, и хотя Виктор следующим утром попробовал "добавить сна", через несколько минут стало ясно, что ничего не выйдет. И тоже кстати: можно делать все утром не торопясь, не поглядывать на часы, думать о чем захочешь, а не о том, чего, уходя, не забыть.
Уезжая из Москвы, надеялся, что на новом месте избавится от психического дискомфорта, начальственного пресса - прежде всего, думал о свободе, которую ему даст высокий должностной местный уровень. Сколько же разницы между мыслями о необремененной пошлостью жизни и реальном таком ее ощущении - явью не только нового психического состояния, но и новой физики мира: никакого тесного спешащего потока людей, стирающего часы его земного существования; никаких бессмысленных начальственных совещаний, осточертевших физиономий - часто не злых, не враждебных, но так же часто - не умных и безразличных почти ко всему, кроме материального и карьерного интереса. И та прежняя жизнь отодвинулась, стала терять реальность, освобождая место - он чувствовал - правильному и настоящему.
И с таким настроением Виктор вошел к себе в кабинет.
Через две минуты уже он получил заверения из Москвы от сокурсника, что парня - брата охранника - срочно переведут.
Поболтали немного о близких знакомых.
Потом Виктор набрал номер Якова.
Прослушал в трубке безответные позывные гудки, потом телефон отключили - надо полагать, сидит на экзамене.
Настоятель вчера, осмотрев икону, вывод сделал о "скорей всего" ее подлинности, объяснял различные на этот счет признаки, не вполне сохранившиеся сейчас в голове, но как выразился потом Володя: если делали не дураки, признаки подделки в глаза бросаться просто не могут.
Яшка через час позвонил сам.
Из московской прокуратуры его уже информировали по поводу экспертизы - конечно, приедет, только завтра еще последний экзамен.
Виктор попробовал было спросить, какова этой псковской иконы, навскидку, цена…
- Ты давай, меньше болтай об этом. Держи ее в сейфе с толстыми стенками!
Впечатлило.
И напугало немного - на все случаи жизни не напасешься, мало ли что… нет, завязывать надо с этим экспериментом.
Он, не медля, позвонил в Управление полковнику.
Тот обрадовался даже, сообщил - сам с сотрудником подъедет для изъятия икон как вещдоков.
Время подходило к половине одиннадцатого - к визиту Зубакина.
Краткую справку по нему Виктор уже прочитал.
Срок тот имел единственный, получил давно, когда еще заместителем начальника СМУ работал, - они там все проворовались и сели. В зоне связями кое-какими оброс, плюс брат - боевой офицер. Тот сумел подтянуть ветеранов, и они тут в девяностые годы задавили всякую другую братву. Позже, когда чеченцы сунулись, и с ними разобрались. А с азербайджанцами, которых уж слишком много, договорились. Сейчас все стабильно, без серьезных противоречий.
До назначенного оставалось несколько минут, прокурор подошел к окну.
А вчера они с настоятелем, при расставании, оба отчего-то притормозились, не доходя до его машины.
Виктор посмотрел назад на белую грустную церковь и окончательно определил для себя ее образ:
- Девушка-невеста, потерявшая жениха.