- Ладно, с дьяконом всё?
- Всё.
- О’кей. Слушайте теперь, коллега, мою информацию.
Он потянул на себя ящик, извлек помятый разграфленный листок со словами и цифрами и подвинул его к Владимиру - тот заметил синий штампик какой-то фирмы, сверху слово "Квитанция", номер.
- Сестра покойного разбирала бумаги и нашла оригинальный такой документ. Ты попробуй в нем разобраться, я чашки пока пойду сполосну.
Владимир взял бумажку и уловил поначалу, что слева идут, начерканные от руки, названия под номерами - всего их восемь, а справа - такой же столбик из цифр, цифры однозначные, и с десятичными значениями после запятой. Внизу, тоже рукой, написано какого числа принято и от кого - фамилия и инициалы покойного батюшки.
Почерк торопливый, не очень разборчивый… под первым номером значится "Графит", цифра справа - шесть с чем-то; "Кварцит" стоит вторым номером; третьим… Владимир не разобрал сразу названия и перешел к следующему, четвертому - "Горный хрусталь"… снова не разобрал…
Не стал читать дальше, посмотрел с задней стороны бумажку и положил на стол.
Через минуту вернулся шеф.
И радостно, от двери вопросил:
- Как тебе?
Владимир пожал плечами и честно, хоть может, не очень вежливо, ответил:
- Я без понятия.
- До чего у нас с тобой схожие впечатления.
Неясно, по какой это вдруг причине у шефа улучшилось настроение - бумажка явно ерундовая.
- Адрес на штампе квитанции, обратил внимание?
Владимир снова приблизил листок…
- Губернский.
- Разберись завтра с утра, что это был за заказ.
Такой поворот ему не понравился - а если ночью возьмут церковных воров? Выпадать из главных событий, из первого допроса преступников совсем не хотелось.
- Виктор Сергеевич, да церковное украшение заказывали, скорее всего. Я сейчас дьякону позвоню, он должен быть в курсе.
- Позвони.
Равнодушие в голосе шефа даже слегка разозлило - будто знает заранее результат.
…
Черт возьми, так и вышло - дьякон удивился сначала вопросу про какое-то непонятное украшение, а еще больше, когда услыхал названия: графит, кварцит… испуганно возразил - оно к геологии, а не к церкви.
Шеф, тем временем, сам всё взвесил:
- Завтра посмотрим, как события будут складываться. Можно кого-нибудь из сотрудников в ту мастерскую послать.
- По обстановке?
- Да.
Делать в прокуратуре уже было нечего.
Через пять минут вышли на улицу.
Владимир заторопился смотреть какой-то международный футбол.
Если душа не сломана, не искалечена служением злу, в ней живет инстинкт жертвенности: спасенье любою ценой многих себе подобных - истина исключает выбор.
Официант обрадовался, заметив, клиент, наконец, уже ест. Чаевые, прочие выгоды от работы в дорогом ресторане - большое, по теперешней жизни, благо, но не от этого к людям родится тепло. Вот богатый, видно, человек, многое для него доступно, а в глазах, как поглядел, беспомощность, пустота от потерянного чего-то.
Но почему маршал лишился этого природного чувства, почему не пристрелил гада?.. И апатия, охватившая Глеба, - сильного, совершенно бесстрашного… Он даже называл ему точную дату встречи маршала с гадом, говорил - всё так просто, сразу поддержат другие… хотя вдруг нашла муть-пелена, на такой близости ее не было раньше… ну и что, даже если посмеет убить охрана - для чего еще жизнь, если не бросить ее против зла?.. Сгустки зла, они есть… каплями попадают в каждого человека - мало совсем, или больше, или целиком заполняют его, рождая дьявола во плоти.
Они могли убить самого дьявола!
И Нина - "таков удел… назначено Божьей волей…", а может быть, Бог тогда обливался слезами от вашей покорности злу…
И сейчас, смотрит сюда на помойку человеческих душ и не грустит?
Виктор еще час назад отпустил шофера и тогда еще подумал, что с большим удовольствием прогуляется по городу вечером, хотя вечер в июне, когда сумерки являются лишь в одиннадцатом часу, почти перестает существовать.
Свет - как замечательно, когда его много!
Некуда спешить, никто не ждет - мир отдан ему во всей полноте.
В безветренных воздушных пространствах улиц, отдыхающих ото дня, отдыхало и время; застывая мгновеньями посылало ощущение неуходящего. Редко, но бывало так в его жизни: исчезают границы этого мира, исчезает его окончательность и всё становится в один ряд бытия; вот не странным кажется, что сейчас его видят отец и мама, радуются, что еще в середине жизни он немаленький уже человек, незапачканный, помогавший многим, и что будет дальше таким. И еще, в единстве миров исчезает то всё случайное, что накапливает личное "я", - и нескованное, оно чувствует не только себя, но и огромное общее, с которым, стало быть, окажется в конце концов вместе.
VI
Утро.
Виктор проснулся и сел на кровати.
Нет… сначала сел, потом только проснулся…
И чего-то важного не может понять.
Чего-то он сделать должен?
Или просто опаздывает?
На часах обычное для вставания время.
И сегодня ведь суббота, сегодня…
Сегодня ночью была засада! У него включены и городской и мобильный - звонка, не было звонка!
Значит, мимо…
Шанс, зыбкий, но такой привлекательный - развязался бы очень скверный клубок.
Договаривались, Игорь Петрович позвонит в любое время при случившемся задержании.
Не случилось.
Ладно, он спокойно отдохнет на озерах; время сбора назначено на одиннадцать часов.
Прокурор сбросил тонкое одеяло и отправился по-обычному начинать новый день.
Не хотелось спешить узнавать - почему там и что не вышло.
По большому счету - нет разницы.
"Зыбкий шанс, зыбкий" - повторилось опять в голове… получается, не верил он почти в ночной результат.
Отец учил: анализируй всегда интуицию, она плод глубины сознания.
Отец до многого доходил сам, не имея тех знаний, которые стали давать позже в университетах и академиях.
Ох, не хочется сейчас ее, интуицию, анализировать: очищать капустные листья до самой кочерыжки.
Прокурор и намерился отложить этот процесс.
Тот, однако, сам как-то собой запустился, уже во время чистки зубов.
И чем дальше, тем больше являлась уверенность, что сценарий не складывается, а распадается на автономные блоки.
Вот от начала самого: священник в районе полуночи дверь открыть мог только своим, зачем этим своим брать от забора лопатку и бить или оглушать его у порога? Именно там, потому что, по синякам на подмышках и голенях, потом тело внесли. И кровь успела стечь и прокапала на пиджак. И надо добавить, свои не стали бы нападать у освещенного входа - зачем? К тому же, хоть время позднее, могут увидеть из домов напротив или из случайной машины.
Тогда - "чужие".
Таились у входа, дожидаясь, когда священник пойдет домой?
Не получается, он бы поставил перед уходом помещение "на сигнализацию", но в милиции сигнала "на установку" не было, а там автоматика - недосмотр работника исключен.
Следующий блок: зачем приходили? Чтобы тащить потом "псковскую" через окно? Самую легко доступную псковскую икону должны были взять сразу, и хотя Игорь Петрович прав - заказчику незачем сообщать исполнителям, что она самая ценная, чисто психологически решают всегда первой самую простую задачу. А "ярославская" почему валялась в нескольких метрах от иконостаса, почему сразу не в сумку? И опять: что за странный побег, почему так испугались? Сюда же относится вопрос о способе действия: когда идут за такой ценной добычей, с жизнью человека не церемонятся, и "инструмент" для убийства подбирают максимально надежный.
Теперь третий блок - визит на квартиру священника.
Они? Или другие, как предлагает Владимир?
Что искали преступники среди книг - те самые страницы? Они вырваны недавно, это видно в лупу по волоскам. Но когда - "недавно"? Могло быть - и месяц назад. Если в квартиру залезли те же люди, что в церкви, значит - они, там в церкви, первым делом завладели ключами и только потом занялись иконами. Иначе не получилось бы при внезапном побеге. Выходит - в приоритетном порядке иконы не стояли на первом месте?
Бр-р… звенья есть, но в цепь они смыкаются.
Закончив бритье, он переместился, с мыслями вместе, на кухню.
Как объясняющий, напрашивается, да, вариант, который вчера предложил Владимир: убили свои, но… с ними священник находился в преступном сговоре. Тогда понятна лопатка, которой следовало нанести не опасный, но "с кровью", удар. И который "партнеры" заменили на настоящий. Однако и здесь возникают трудно одолимые возражения. Например, визит на квартиру покойного все равно остается загадкой, а уж стремглавный побег, тем более: действовали бы в обратном порядке - изъяли бы и уложили в сумку ценности, потом только сымитировали нападение на священника.
Городской телефон заставил заспешить, слишком заспешить - а вдруг все-таки что-то…
Владимир.
Поздоровался, сообщил: есть две "неположительные новости" - с которой начать?
- Давай со второй, про первую я догадываюсь.
- Но Игорь Петрович все равно ждет нас у себя в девять, там есть детали.
- Добро, у него и встретимся.
- А вторая - звонил охранник из ресторана, говорит - очень похоже, директор их поспешно смылся. Позавчера вечером его уже не было в ресторане, но только сегодня с утра сотрудникам объявили, что тот временно отбыл в Китай.
Виктор прикинул - просидит в Управлении никак не более часа, значит, успеет вполне к одиннадцати на озера с заходом в магазин, чтобы взять пару бутылок вина.
* * *
День с утра показывал, будет жарким.
Жара действительно начала прибавляться, и когда он по кромке леса приближался к озерам, идти старался, попадая под тень деревьев.
Насекомая живность, незаметная в предыдущие дни, объявлялась в траве и в воздухе. Стрекоза вдруг застыла в метре от его головы, Виктор вежливо приостановился… но продолжать знакомство та отказалась.
А скоро впереди запрыгал лягушонок, дурак тратил силы, не догадываясь скакнуть в сторону, так что пришлось нагнуться и отсадить влажное существо.
Солнечные лучи превращали зеленые листья в полупрозрачные, синее небо не имело конца, природа - теплая, светлая - предлагала и людям поискать в себе что-то подобное.
Для иных, впрочем, это бесполезное предложение - преступники ночью все-таки пришли за иконой, и только черный ангел их уберег.
Рассказывал старший оперативник, бывший в церкви в засаде.
"Примерно в половине второго послышались шорохи и сдавленные голоса, один из них - женский, второй - грубый мужской; женский - главный, мужской - подчиненный; находились там очень недолго; какое-то движение у окна, потом мужчина чертыхается злобно - оказалось, не может запустить сварочный аппарат, женщина понукает, бряцанье металлическое, женщина что-то в упрек говорит… и все кончается".
Не было счастья, да несчастье помогло негодяям. У старшего оперативника ситуация оказалась абсолютно "нештатная": во-первых, момент, когда преступники стали двигаться от церкви уловить было нельзя, и прежде чем он начал себе задавать вопрос - что делать? - они могли уже отойти в лес; и почти наверняка так и было, потому что звуков транспортных средств он с напарником не услышал; выбегать из церкви, искать в лесу в темноте… поймают вряд ли, а шуму наделают; к тому же, не заподозрившие ничего преступники должны, исправив сварочный аппарат, снова явиться.
Засаду из церкви убрали еще до рассвета, тогда же, обходя церковь, наткнулись в траве у стены на длинный чурбанчик: прислонив к стене, можно встать на него и срезать легко верхний штырь. "А я всё думал, - не сдержав очередной зевок, проговорил Игорь Петрович, - почему один бандит другому на плечи не сел, и хватило бы как раз высоты". Владимира подтолкнуло на очевидную для всех констатацию: "Следовательно, мужчина был немаленький, а женщина - субтильная". - "Ты прав, Гораций", - лицо полковника отчетливо выражало: всю ночь он не спал и теперь только этого хочет.
Девушка-официантка в летнем кафе, заметив входящего мужчину, сразу подбежала к бару, сказать, чтобы потише звучала музыка - клиент "с хорошими чаевыми" ее не любит, или любит какую-то другую совсем.
Она подошла, с любезной улыбкой, принять заказ, и удивилась немного - раньше завтракал без спиртного, а сейчас захотел сто граммов хорошего коньяка.
Сегодня надо просто отдохнуть - он плохо спал от чрезмерного алкоголя.
Нервы вчера слишком опасно шатнулись.
К счастью, удалось задавить стресс русским древнейшим способом, и сейчас он спокоен… только слегка приведет себя в порядок вот этим, что уже от бара несут… спокоен оттого, что открылась причина, объяснившая сразу вдруг многое, и то, прежде всего, что поверхностное восприятие дает не упрощенную, а неверную картину - особенно когда ответов ждут вопросы не частные, а глубинные-истинные.
Истина требует знаний, ума и переживания, без последнего это лишь очередной изучающий шаг, он дает мнение, мысль, а в завершенье - высказывание; высказанная истина уже не есть истина - говорил Лао цзы.
Истина - распахнутая на миг дверь из человеческой кельи, чтобы в открывшемся мироздании бросить взгляд в его глубину. Темное, слабое, обидное-злое - бывшее, казалось, таким по сути, - перестает жить в отдельности, каждый лик, находя себя в общем, обретает новое, иногда другое совсем, выражение. Нина… как, недавно совсем, он был глуп, как виноват перед ней… Нина - лик мученичества, лик христианства в его начале - оно не может застыть в прошлом - должно являть себя живыми, не только иконными, образами.
Понятна сейчас и нелепость предположения о спаде воли тогда у Глеба. Он видел больше, видел укрепленность массовой катастрофы - чего еще нет, но будет наверняка. А "будет наверняка" означает: оно уже есть.
"Укрепленность" - вот ключ и к его здесь событию. События - рознь, как суть рознь физические предметы: одни легкие, другие не сдвинешь… или деревцо тонкое выносит страшную бурю, укрепленное небольшими, но достаточными корнями.
Он тоже не увидел, правильно сказать - ничего не знает про корни судьбы и жизни.
День вышел длинным.
Виктор вернулся домой без чего-то восемь, за окнами еще не убавился свет, и казалось - утро, когда уходил, так далеко-далеко, что оно совсем не сегодняшнее.
Утомленность приятная от многих впечатлений и ощущений: от холодной воды и горячего солнца… они с Яной в ребяческом соревновании уплыли почти что на середину… стройная спортивная девчонка, недавно сдала на коричневый пояс кун-фу, мужчины забеспокоились, когда ей вздумалось поиграть в приемчики… разновозрастная орава газетная удивительно гармонична: много остроумных приколов и шуточек, однако с отчетливым пониманием - где им граница… какое-то у них получается умножение сил: интересно продолжают друг друга, обсуждая культурные темы, нет примитива в мыслях - афоризмы, строки из классики для подтверждения своих слов или в споре с чужими… Машины глаза, в которые хочется и немного страшно смотреть…
И о ее конфликте с Зубакиным спрашивать не пришлось - они с Яной стояли у кромки воды, отогреваясь на солнце, она показывала на дорогие коттеджи по другую сторону озера с ехидными комментариями почти что по каждому. Один оказался зубакинским. "Знаете, как он на нас наехал? Не нравились ему, видите ли, материалы про Черный лес". - "Слышал что-то от своего помощника. А чем кончилось?" - "Ха, у Машки школьная подруга училась в Московском университете, вышла там замуж за одного аспиранта. А папаша у него оказался крупный московский… ну в общем, по вашему профилю человек. Машка позвонила подруге, и Зубакин этот сделался шелковым".
Что-то вроде облегчения Виктор почувствовал.
А коттедж… нет, нельзя сказать, что выделяется на фоне прочих.
Маша в седьмом часу стала прощаться, оказалось - ей ночным поездом сегодня в Москву, но через сутки она вернется.
И вся компания задвигалась, постановив перебазироваться в родное кафе, тем более что объявились кусачие комары.
Виктор решил не участвовать в продолжении.
Непривычные здесь для него времена-расстояния - проголосовал на шоссе у кромки леса, а через десять минут оказался уже у своего подъезда.
Звонок.
Говорил Володя - судя по посторонним, немного мешающим звукам, звонок с улицы.
- Я еще в губернии, но сейчас выезжаю. С заказом разобрался. То есть в смысле - что за заказ. Но в остальном дело темное, - прокурор хотел удивиться такому лексическому "изыску", но не успел, прозвучало: - Информация еще есть неожиданная, но требует уточнения.
Переспрашивать было со всех точек зренья бессмысленно, Виктор так и не понял, "информация неожиданная" - она вторая или касается всё того же заказа, по которому "дело темное" - то есть по квитанции, обнаруженной сестрою священника.
И размышлять об этом не тянуло совсем - организм, напитавшийся кислородом, солнцем, шашлыками, сухим вином, не желал никакой аналитики.
Вместо этого стал раздумывать - что сделать сначала… принять душ?.. выпить крепкого кофе?.. лучше, наверное, кофе… чтобы снять приятную утомленность…
Но не успел придумать, как снова зазвонил телефон.
Что-то было не так…
Что именно - он понял, только когда ответил в трубку Владимиру, который вернулся уже из губернии… в голове неотчетливость, а на часах…
Он проспал в кресле сорок минут.
- Еще раз объясни, где это кафе?
Любимое занятие жителей небольших городов в летнее время - погулять вечером в центре, где непременно встретится кто-нибудь из знакомых, и можно обсудить что-то из жизни других знакомых.
Людей дефилировало много, Виктор часто замедлял шаг, приноравливаясь к местному еще непривычному темпу.
Минут через десять он начал искать глазами назначенное заведение и скоро дошел до него.
И прямо до самого Владимира, который занял столик вплотную к стеклу на улицу и помахивал рукой, для большей себя заметности.
А когда шеф сел за столик, помощник категорически заявил - платить будет сегодня он, и предложил к кофе еще по сто граммов ликера.
- Ладно. Скажи, пожалуйста, ты что-то кроме того заказа узнал - я правильно понял?
- Узнал. Вернее, не узнавал, но так получилось…
Последовала пауза и взгляды по сторонам на близость к ним посетителей…
Прокурор уже обратил внимание - общий звуковой фон не позволяет слышать, что говорят по соседству негромким голосом, и, успокаивая, кивнул.
Опять что-то помешало Владимиру… и извиняющаяся улыбка зачем-то взялась.
- Я начну с заказа священника, если не возражаете.
- Ка-ак тебе удобней.
Тот опустил куда-то вниз руку и появилась полупрозрачная папочка.
Из нее - обычный машинописного формата листок.
Виктор увидел немножко грязноватую ксерокопию… непонятно чего.
Некая улитка-спираль… с крестиками на ней, у каждого крестика номер, всего их восемь.