28
На следующий день я вспомнил дело об убийстве Серхио Бенкосме, который погиб в своей нью-йоркской квартире в ноябре 1955 года. Срочно проведенное вскрытие позволило обнаружить незначительные следы какого-то неизвестного яда, но некоторые эксперты оспорили этот диагноз. На теле Бенкосме не было ни малейшей царапины, никакого следа укола - и оставалось непонятным, каким же образом попало в его организм какое бы то ни было отравляющее вещество.
Вот так получилось и с Лореттой Флинн.
Я позвонил к майору Бисли, телефон был занят. Только на третий раз мне удалось дозвониться. Фрэнк удивился.
- Ты сам звонил мне?
- У меня секретарши нет, ты же знаешь.
- Нет, дело в том, что я тебе тоже звоню-звоню, а телефон все занят. Бывает. Можно к тебе приехать? Очень срочное дело.
- Ладно, приезжай.
Едва переступив порог, Фрэнк спросил:
- Ты принял предложение Флинна?
- Нет. Почем ты знаешь, что Флинн мне что-то предлагал?
- Сегодня утром он получил анонимное предостережение: если не хочет погибнуть так же, как его дочка, пускай оставит в покое дело Галиндеса. Приказали ему также не сообщать полиции об этом предостережении.
- А Флинн, конечно, сообщил полиции. Ну, и что дальше?
- Он позвонил мне. Я с ним виделся. Он считает, что после смерти Лоретты ему нечего терять и он может рисковать, не считаясь с последствиями. Готовит для конгресса материалы о деятельности доминиканской полиции.
Мы вошли в мой кабинет и уселись за столик, на котором стояла громадная зажигалка из снарядной гильзы и пепельница, похожая на опрокинутый цилиндр.
- Выпьешь? - спросил я.
- Нет, у меня через полчаса начнется совещание.
- Вы теперь должны как следует оберегать Флинна.
- Вилла его под постоянным наблюдением, и его самого мы всюду сопровождаем. Ты себе представляешь, что случилось бы, если б мы допустили убийство сенатора? Нам уж и за Лоретту влетело, требуют тщательного расследования, немедленных результатов.
- Фрэнк, - сказал я, - не сердись, может, это и не так, но мне кажется, что вся эта история с Доминиканской Республикой и выслеживанием ее агентов не очень нравится некоторым вашим людям, в Пентагоне, в ЦРУ или черт их там знает, где.
- Как это следует понимать?
- Да очень просто, ты же знаешь, о чем я говорю. Есть люди, которые предпочитают это затушевывать. Прочитай сегодняшние газеты: мы предложили доминиканцам шестьсот миллионов долларов в форме поставок военного снаряжения взамен за то, что они предоставят нам возможность производить испытания ракет на их территории.
- Это еще не значит…
- Фрэнк, будем откровенны. Это значит, что мы поддерживаем Трухильо. Мало того: мы добиваемся его расположения.
Бисли разозлился.
- Не хочешь ли ты сказать, что мы должны поддерживать доминиканских коммунистов? Надеюсь, нет?
- Ну, чего ты представляешься, Фрэнк? Я только не могу согласиться с тем, что можно поддерживать негодяев и убийц. Собственно, меня это ничуть не касается, но раз уж мы заговорили…
- Ты нелогичен. В Аргентине прогнали Перона, в Венесуэле - Переса Хименеса, в Эквадоре Камильо Энрикес провел такие реформы, что теперь там легально действует коммунистическая партия, единым фронтом с социалистами. Ты знаешь, что творится в Гватемале…
- Ты забыл о Кубе.
- Слишком хорошо помню. И это все уже не мятежи и покушения честолюбивых генералов. Под завесой демократических лозунгов и сказочек о свободе открываются ворота для вторжения коммунизма. Чем беднее страна, тем она шире открыта для красных. Мы не можем себе этого позволить. Если б в Доминиканской Республике нашелся кто-нибудь более рассудительный, чем Трухильо, он немедленно получил бы нашу поддержку. Но в существующей ситуации Трухильо представляет собой самый сильный участок на антикоммунистическом фронте. Ты не умеешь мыслить исторически, Майк.
Я засмеялся.
- Фрэнк, в этом мире существуют разные истории и различные виды исторического мышления. Но я не знаю, имеет ли смысл поставлять оружие на шестьсот миллионов долларов в эту маленькую страну, которая уже имеет сорокатысячную армию, тысячу самолетов и мощный флот. Значит, поддержка режима, который позорит Америку и всю нашу эпоху, существование которого лишает нас морального права обвинять Россию, - именно это и есть, по-твоему, историческое мышление?
- Ты меня не убедишь, Майк.
- У меня и нет такого намерения, Фрэнк. И я тоже не желаю, чтобы меня кто-нибудь переубеждал.
- Что ты хотел мне сказать? - он переменил тему. - Зачем звонил?
- Хотел напомнить тебе о смерти Серхио Бенкосме.
- Я не помню подробностей. Слишком уж много было этих смертей… Это ведь кто-то из Доминиканской Республики?
- Да. И он погиб так же, как Лоретта Флинн.
- Так же погибло еще несколько человек.
- А вы сохранили для токсикологического исследования срезы их внутренних органов и секрецию лимфатических желез? Сейчас можно было бы проделать сравнительный анализ.
- Да, мы сохраняем срезы легких, кишечника, желудка, мозга, печени, селезенки, почек. Кажется, по трем случаям. Не знаю, есть ли это по делу Бенкосме. Теперь мы добавили туда срезы, взятые при вскрытии тела Лоретты Флинн.
Пока Бисли говорил о срезах, взятых при вскрытии тела других убитых, не знакомых мне лично, я слушал его с профессиональным равнодушием. Но когда он упомянул о Лоретте, я вздрогнул, у меня перехватило дыхание, и я не сразу смог заговорить.
- Иногда бывает очень трудно открыть даже соединения цианистой кислоты, - говорил Бисли, - А яд, который убил Лоретту и некоторых других, намного совершеннее. К тому же отравление тут приходится предполагать чисто гипотетически. Все зависит от стойкости яда, от его сопротивляемости различным факторам. И количество тоже очень важно. Цианистый калий обнаруживают сравнительно легко лишь потому, что его применяют в громадных дозах, куда больше, чем необходимо для того, чтобы умереть. Доминиканские убийцы отлично знают, какова смертельная доза. Впрочем, повторяю, что в этих случаях отравление - лишь рабочая гипотеза, обосновывающая для следствия факт преступления. Ведь нельзя же умереть потому, что спустишься лифтом в гараж.
- Ну, вот сделайте сравнительный анализ, может, что и найдете.
- Попробуем… А знаешь, зачем я пришел? У меня дело к Гарриэт Клэр.
- Надеюсь, ты не рассчитываешь, что я буду тут посредником… Ты с ней, может, уже виделся?
- Не в том дело. Хотя я по-прежнему считаю, что Гарриэт первоклассная девушка, и я не прочь бы иметь такую жену…
- Так почему же ты, имея дело к Гарриэт, обращаешься ко мне?
Бисли потянулся за моими сигаретами, закурил.
- Ты говорил, что Гарриэт сейчас работает в "Латин-Америка Сервис"?
- Полгода назад она перешла на более долгий рейс.
- Какой?
- Нью-Йорк - Майами - Камагуэй - Кингстон - Порт-о-Прэнс - Сьюдад-Трухильо - Сан-Хуан - Каракас…
- Стой! - крикнул Фрэнк. - Дай дух перевести. Говоришь, на этой трассе есть Сьюдад-Трухильо?
- Да.
- Сейчас я тебе скажу кое-что… Скажу больше, чем имею права… Но мне нужно, чтобы ты более или менее ориентировался в обстановке.
- Ну, говори.
- Я хотел бы, во-первых, успокоить тебя насчет наших намерений в деле розысков Галиндеса или хотя бы следов его похищения.
- Ваши намерения… - начал было я, но Бисли нетерпеливо прервал меня.
- Я знаю, что ты умеешь острить, Майк, но уголок юмора пока отложим. Разыскивая Галиндеса, мы шли различными путями, проверяли все и всюду. Ну, всякие подробности неудач тебе ни к чему. Однако мы вышли на интересный след; наиболее правдоподобный. В тот день, когда исчез Галиндес, некий молодой человек взял в Линдене напрокат туристский самолет типа "феникс" с большим багажником.
- Он потребовал именно с багажником?
- Да. И полетел он, как сказал секретарше бюро проката, в Чаттануга, Теннеси.
- Надеюсь, ты не думаешь, что он был настолько любезен, чтобы, покатав профессора, сообщить свой адрес… Время исчезновения Галиндеса известно. Оно совпадает с отлетом этого "феникса".
- Из Линдена он вылетел раньше, но неизвестно, куда девался потом. Потому что через час с лишним контрольные станции на побережье у Филадельфии зарегистрировали перелет такой машины.
- А самолет уже вернулся в Линден?
- Нет. Известно также, что у него была авария при посадке на аэродроме Дженерал Эндрьюс, в Сьюдад-Трухильо.
- А это наверняка тот же самолет?
- Ну, кто же сейчас полетит на "фениксе" к Антильским островам?
- И поэтому вы из нескольких сотен частных самолетов, вылетевших в тот день из Нью-Йорка, выбрали именно этот?
- Ты сделал бы то же самое. Ведь ты сам подал мне эту идею насчет контролирования частных полетов. Я только не знаю, где пилот взял Галиндеса. Из Линдена он вылетел один, с маленьким чемоданчиком.
- Кто подписал гарантийную квитанцию в Линдене?
- Молодой летчик, не имеющий постоянной работы, Джеральд Лестер Мерфи.
- Вы можете поскорее отыскать его в Сьюдад-Трухильо? У вас же там есть свои люди.
- Мы его уже нашли. Все из-за той же аварии - это отличная распознавательная примета.
- А у вас что, есть наблюдатель на аэродроме?
- Нет, работает там на нас одна танцовщица, очень красивая, кстати. Мерфи провел с ней ночь и все хвастался, как мастерски сел без шасси.
- А этот превосходный летчик сказал танцовщице, какого пассажира он привез?
- Нет. Не помогли никакие штучки.
- И бедная девушка зря трудилась.
29
Джеральд Лестер Мерфи проснулся с мучительной головной болью и пересохшим горлом. Еще плохо соображая, он протянул руку и уперся ею в стену. Он был один. В ванной лилась вода.
- Моника! - крикнул он. - Моника!
В дверях появился черный бой.
- Бой, где эта госпожа?
- Госпожа выйти.
- Adonde? - спросил Мерфи, - Куда?
- Господин говорить по-английски, черный бой понимать, senor comandante.
- Не называйте меня майором, я не майор.
- Si, senor. Госпожа выйти и сказать, что не вернуться. Господин не ждать. Эскудеро знать, что госпожа не вернуться.
- Тебя зовут Эскудеро?
- Черный бой Эскудеро.
Мерфи зевнул.
- Que oraes? - спросил он.
- Господин говорить по-английски. Десять часов. Господин вставать, я приготовить горячая ванна. Господин быть десять часов и тридцать минут в холл "Космос". В холл ждать капитан де ла Маса. - Он нагло подмигнул. - Госпожа быть довольна, senor.
Мерфи сел на тахте, провел ладонью по волосам. Эскудеро заглянул в ванную.
- Ванна быть полна, господин идти.
Получасом позже Мерфи встретился в холле "Космоса" с Оливейрой.
- Де ла Маса не придет? - спросил он.
- В десять он должен быть в министерстве, там будет ждать нас.
- Наверное, дает отчет, а? Ведь он наблюдал за мной, верно? Скажи мне правду, Хулио.
- Ты спьяну засыпал меня, Джеральд. Сказал де ла Маса, что я тебе рассказывал всякие жуткие истории…
Мерфи был потрясен и пристыжен.
- Ничего не помню, Хулио, понятия не имею… Но ведь это не страшно, я в шутку что-нибудь сказал, да?
У гостиницы стоял черный "плимут", тот самый, на котором Мерфи вчера ехал с аэродрома. Оливейра велел шоферу выйти и подождать в гостинице, а сам уселся за руль.
- Не бойся этого отчета, Джеральд. Октавио тобой доволен. Он тебе не повредит, лишь бы ты не лез к Хуане… Главное, что ты Аббесу понравился. Все зависит от полковника Аббеса.
"Что зависит от этой гориллы? Что значит "все"? - думал Мерфи. - Меня хотели убить, как только я прилетел, а потом передумали? Может, я вчера спьяну кого-нибудь задел? Может, зря слушал излияния Оливейры - ведь это могла быть и провокация… Но, пожалуй, я ничего такого не сказал, по сути мне нет никакого дела до Трухильо…"
- Джеральд, - сказал Оливейра, когда красный свет задержал их на перекрестке. - Джеральд, я нарочно велел уйти шоферу, чтобы поговорить с тобой. Возможно, Аббес предложит тебе работу. Ты должен согласиться, так будет лучше.
- А если бы я не согласился?
- Не знаю, что случилось бы, если б ты не согласился. Но лучше послушай меня и соглашайся на все, что тебе предложат. Если вообще что-нибудь предложат.
Мерфи встревожился.
- Я что-нибудь не то сделал, да? Наверное, они недовольны, что я привел Монику к себе в гостиницу… Я так классически надрызгался, что даже ничего и не помню, как это было.
Оливейра усмехнулся. Вспыхнул зеленый сигнал, и черный "плимут" медленно двинулся вперед в толчее автомобилей.
- Это единственное, по отношению к чему Трухильо проявляет терпимость, - сказал Хулио, - Он не только самый богатый человек в Республике, но и самый распутный. За границами нашей страны в это никто не верит, но еще недавно у нас действовало средневековое "право первой ночи". Если девушка, выходящая замуж, нравилась генералиссимусу, она должна была провести с ним первую ночь после свадьбы.
- Скажу тебе, Хулио, это весьма недурная идея…
- Это еще не все, Джеральд. Трухильо устраивает великолепные пиршества, наподобие древних восточных владык, и эти пиршества обычно переходят в неистовые оргии. Когда Трухильо начинает скучать, он велит женам и дочерям своих придворных и приглашенных гостей, чтобы они разделись донага, в присутствии своих мужей, отцов и братьев. И тогда начинается забава, которую Трухильо больше всего любит.
- Можно принять приглашение, но прийти без женщин.
- Можно. Только не у нас. Трухильо тогда сгноил бы в тюрьме всю семью. Не веришь? В Штатах вышло уже несколько книг на эту тему, жаль, что ты не читал.
Мерфи не знал, верить этому или нет. Но с какой целью Оливейра мог бы его обманывать? Чтобы напугать и заставить уехать? Но ведь Хулио только что уговаривал его остаться, принять любое предложение Аббеса. Выходит, он говорит правду…
- Хулио, у нас журналисты раззвонили бы о таких историях на весь мир. Они только и охотятся за такими штуками и никто их не заставит молчать. Ведь есть же у вас какие-нибудь независимые газеты?
- Все наши газеты - частная собственность Трухильо. Ты понимаешь? Ну, скажем, у вас есть большой газетный концерн Херста и в каких-то принципиальных делах редакторы его газет должны считаться с его мнением. У нас есть лишь один концерн - Трухильо и лишь одни директивы для всех газет - от Трухильо и его клики. Газетчику, который никогда не написал, что Трухильо равен богу, что он спаситель родины, гениальный вождь, величайший защитник мира и свободы, ни разу не заявил, что все доминиканцы живут в раю, созданном Трухильо, - ему просто нечего и появляться в редакциях. И он не сможет пожаловаться на это ни по радио, ни по телевидению. Трухильо сам комплектует кадры для прессы и пропаганды.
- Я бы тоже так делал. В конце концов, хочется знать, кто будет о тебе писать.
- И ничем тут не поможешь. Как ты себя чувствуешь, Джеральд?
- Я глотнул три таблетки против похмелья. Жаль только, что я ночью был как в тумане. Вчера готов был отдать всю жизнь за одну ночь с Моникой Гонсалес, а сегодня даже не помню, как это было. Вот не везет, а? Ты думаешь, Моника больше не придет?
- Наверное, нет. Ты иностранец, она должна остерегаться.
- Я хотел бы послать ей какой-нибудь подарок.
- Можешь это сделать. Только не прилагай никаких карточек, не пиши, что это от тебя, а то она откажется принять. Такое, как с тобой, она делает либо бескорыстно, либо вообще не делает.
- Если подарок будет анонимный, так зачем его посылать?
- Я бы знал, зачем, - сказал Оливейра, - А если ты не знаешь, то не посылай. И вообще оставь ее в покое, так лучше будет.
- Для нее?
- И для тебя.
- Я, пожалуй, пошлю ей цветы.
- Пошли.
- И приложу карточку, - сказал Мерфи.
"Плимут" остановился перед зданием министерства.
30
- Майк, ты стал рассеянным, - сказал Бисли. - Перестань думать о Гарриэт. Так вот, если б не наша танцовщица, мы никогда не дознались бы, что некий мистер Мерфи прибыл в тот день в Сьюдад-Трухильо и что у него была авария при посадке. Сама по себе авария не привлекла бы нашего внимания. Лишь благодаря информации, полученной от этого агента, мы узнали об этом и установили, что на аэродроме садился без шасси самолет типа "феникс". Мы выяснили на контрольных пунктах, пролетал ли в этот день "феникс" и в котором часу. Начали искать в картотеках, у кого есть "фениксы". Оказалось, что такие машины имеются в бюро проката самолетов в Линдене. Там на гарантийной квитанции обнаружилась подпись Мерфи. Поскольку эту же фамилию сообщила нам танцовщица из Сьюдад-Трухильо, можно сделать вывод, что единственный реальный след похищения Галиндеса - это самолет, нанятый Мерфи.
- Это уже линия поисков. Можно начинать действовать. Нужно прорисовать эту линию в обратном порядке. Вы уже довели ее назад - до Линдена. Теперь с линденского аэродрома вы должны дойти до станции метро Колумбус-Сэркль.
- Это самое важное звено. Но, кроме этого неизвестного участка пути, есть еще один: дорога от телефонного аппарата, по которому кто-то говорил с Лореттой от твоего имени, к гаражу Флинна.
Почему Бисли об этом вспомнил? И зачем он вообще пришел? Чего он хочет от Гарриэт? Я начал теряться в догадках.
- Фрэнк, ты думаешь, Гарриэт скажет нам что-нибудь интересное об этой дороге от телефона к гаражу? - спросил я.
- К Гарриэт у меня другое дело, пожалуй, даже более важное.
- Так почему ты сам с ней не поговоришь? Я с Гарриэт не встречаюсь.
- Гарриэт не должна догадываться, что в это дело замешана разведка. Я тебе прямо скажу: Гарриэт должна связаться с Мерфи. Ее уже знают в Сьюдад-Трухильо как стюардессу и не обратят на нее внимания… Я понимаю, что ты хочешь сказать, Майк: что в городе ее не знают.
Да, но речь идет лишь о столовой для летчиков на аэродроме Дженерал Эндрьюс.
"Что за идиотская идея! - подумал я. - Оставили бы они лучше в покое Гарриэт, не ввязывали бы ее в такие дела. Да и меня нечего толкать на посредничество между Гарриэт и разведкой. Хватит того, что из наших налогов идет жалованье Бисли и тысячам других".
- Что ж ты думаешь, - сказал я. - Мерфи так и сидит в этой столовой, поджидая Гарриэт?
- Мерфи послал цветы нашему агенту, этой танцовщице, и на карточке, приложенной к цветам, написал, что нанялся на работу в доминиканскую авиацию. Что сделал это для нее, что хочет быть там, где она, - ну, знаешь, обычные разговорчики в этом духе. Так вот, пускай Гарриэт выяснит, действительно ли он там работает и на какой трассе будет летать. И в этом случайно затеянном разговоре пускай спросит, зачем он вообще прилетел в Сьюдад-Трухильо. Что-то в этом роде - и очень осторожно.
- Ты не можешь это поручить танцовщице?
- Нет. Она работает в невероятно трудных условиях, за ней наблюдают. Новая встреча с Мерфи может подвергнуть ее опасности - ведь они же там знают, с каким грузом прилетел Мерфи. Хватит и того, что она уже сделала для нас в этом направлении.
- Вытащить оттуда Мерфи вы, пожалуй, не сможете, верно? Это слишком рискованно.