Со временем деятельность отдела расширилась. Быстрова и другие сотрудники отдела отвечали не только за съемку, но и за создание подслушивающих устройств, а также за всю электронику, применяемую в процессе слежки; позже в ведение отдела передали и химическую лабораторию.
Когда Быстрова возглавила отдел, он превратился в мощную структуру с большим штатом сотрудников самых разных специальностей - от химиков до гримеров. Они создавали "жучки", конструировали миниатюрные батарейки, аппаратуру для микросъемки. Кроме того, в компетенцию отдела входило изготовление фальшивых документов и осуществление маскировки агентов.
Личным изобретением Быстровой был "химический маркер" (или, как шутливо называл его Борис Сергеев, "шпионский порошок") - химическое вещество, действующее на основе ультрафиолетовых лучей и позволяющее с большой точностью определять местонахождение агента.
Несмотря на то что должность заведующей отделом отнимала у Светланы Анатольевны много сил и времени (того самого времени, которого, по утверждению подруг, ей не хватало на организацию собственной личной жизни), работа Быстровой нравилась. Помимо чисто профессиональных пристрастий на то была и одна личная причина, о которой Светлана Анатольевна старалась думать пореже.
В кабинете Сергеева находилось несколько человек. Помимо тех, кого она знала и кому приветливо кивнула, было еще двое. Один - симпатичный мужчина лет сорока пяти, с серыми глазами и насмешливым лицом, другой - коренастый и рыжий, с пронзительным взглядом.
Борис Сергеевич представил ей незнакомцев:
- Вот, Светлана Анатольевна, познакомьтесь. Это Александр Борисович Турецкий, старший следователь Генпрокуратуры. Он будет отвечать за аналитическую работу.
Симпатичный встал, пожал Быстровой руку и с улыбкой сказал:
- Будем знакомы.
- А это - генерал-майор Грязнов, Вячеслав Иванович, - продолжил Сергеев. - Он представляет МВД. На его могучих плечах - вся оперативная работа.
Грязнов улыбнулся, отчего его суровое лицо посветлело и стало добродушным, и так же, как Турецкий, пожал ей руку.
На какое-то мгновение Быстровой стало неловко - все мужчины были старше ее по званию, не говоря уже о возрасте. Но решительный и ироничный характер Светланы Анатольевны не позволил смущению развиться.
- Приятно видеть, что в операции участвуют такие профессионалы, - вежливо сказала она и села на стул, который ей выдвинул Сергеев.
- Светлана Анатольевна, - вновь обратился к ней Борис Сергеевич, - с сегодняшнего дня вы будете работать в непосредственном контакте с Александром Борисовичем и Вячеславом Ивановичем. Они расскажут вам о предстоящей работе.
- Я готова слушать…
3
Светлана Анатольевна, несмотря на свой высокий статус, любила гримировать оперативников сама. "Чтобы не потерять мастерство", - говорила она окружающим; но на самом деле ей просто нравилось смотреть, как человек преображается на глазах. Иногда достаточно было одного легкого штриха, чтобы лицо человека изменилось до неузнаваемости. В этом было что-то мистическое; а порой воображение Быстровой разыгрывалось настолько, что ей начинало казаться, что она меняет не только внешность человека, но и его личность. Впрочем, все это было лишь игрой воображения.
Еще в детстве Светлана Анатольевна любила рисовать человеческие физиономии, а потом менять их, дорисовывая морщины, усы, очки и другие прически. С возрастом детская страсть переросла в искусство гримера.
- Ну что, Ахмед, расслабь лицо. Сейчас я из тебя настоящего кавказца сделаю!
Молодой оперативник, сидевший в кресле и стойко переносивший все пытки, которым подвергала его Быстрова, усмехнулся:
- Обижаете, Светлана Анатольевна. Я и так кавказец.
- Ты-то?
- Конечно! Я стопроцентный горец!
Светлана Анатольевна, продолжая работу, улыбнулась и весело сказала:
- Не обижайся, Ахмед, но от кавказца у тебя только нос. А на лице вместо суровости сплошная интеллигентность. Не дитя гор, а студент МГУ!
Оперативник качнул головой:
- Это пока я с вами говорю. А вот когда я "объект" перед собой увижу, у меня такая рожа станет, что хоть в фильмах ужасов ее показывай.
- Ну-ну. - Светлана Анатольевна отложила кисточку и придирчиво осмотрела лицо оперативника. - А что это за шрам у тебя на шее, Ахмед? От ножа, что ли?
Оперативник дернул уголком рта и нехотя объяснил:
- Да, было дело. Пару лет назад заложника одного из сарая выносил. Занес его за угол, а он мне вместо благодарности - ножичком по шее. Потом-то выяснилось, что это был один из террористов.
- Надо же, - наморщила лоб Быстрова. - И что, он удрал?
- Почему удрал? Нет. Это я потом увидел, что у меня кровью весь маскхалат залит, а поначалу даже боли не почувствовал. Так, обожгло только слегка…
Несколько минут спустя Быстрова доделала оперативнику лицо и полюбовалась проделанной работой.
- Теперь ты у нас вылитый абрек, - удовлетворенно сказала она.
4
Руслан Гатиев сидел за столиком в своей любимой закусочной возле гостиницы "Северная" в ожидании шашлыка. Шашлыки здесь были знатные, - пожалуй, самые сочные и мягкие во всей Москве; а исходящий от них аромат углей и дымка напоминал Гатиеву о склонах гор, о ручье с прозрачной водой, в котором они с отцом когда-то мыли руки, когда струйки крови расплывались в воде, розовели и закручивались в пенистые круги. А потом был шашлык из свежего мяса, на который сходилась вся деревня. Эх, было время, была жизнь…
Гатиев вздохнул. На душе у него было неспокойно. Он, как волк, чувствовал опасность всем своим существом. С утра Руслана Шамильевича не покидало ощущение, что за ним кто-то следит. Весь день он пытался определить, откуда исходит опасность, одновременно стараясь не совершать глупостей, и даже отменил две запланированные важные встречи, чтобы максимально обезопасить себя и своих партнеров. Однако к вечеру, изрядно устав от напряжения, он заставил себя успокоиться.
"Даже волков чутье иногда подводит, - сказал себе Гатиев. - А я всего лишь человек".
В закусочную он приехал один: человеческие лица надоедали Гатиеву за день. Заискивающие или недобро поглядывающие глаза, жирные, шевелящиеся рты, и - самое главное - их мысли. Нет, конечно же Гатиев не умел читать мысли людей, но он чуял их грязный запах. И от этого запаха ему к вечеру становилось дурно до тошноты. Поначалу Гатиев думал, что это болезнь, что во всем виноваты нервы, и даже немного волновался по этому поводу. Но однажды он прочел в какой-то умной книжке, что его болезнь называется "мизантропия" и что ею болели все великие люди. После этого он успокоился и возненавидел людей еще больше.
- Ваш шашлык, - сказал официант и поставил перед Гатиевым блюдо с сочной, ароматной бараниной, приправленной луком и зеленью. - Приятного вам аппетита, Руслан Шамильевич! Больше ничего не хотите?
- Спасибо, дорогой. Пока нет.
- Копченая говядина сегодня вкусная! Горячая, только с очага!
- Нет, дорогой, пока не надо.
- Если захотите еще что-то, только подайте знак.
- Хорошо.
Гатиеву было приятно, что официанты знают его в лицо. Это создавало ощущение хоть какой-то общности, круга людей, которые не только уважают его или боятся, но и искренне симпатизируют ему. Хотя Гатиев знал, что эта симпатия прямо пропорциональна щедрости чаевых, которые он оставлял после каждого своего прихода.
Едва Гатиев взялся за шашлык, как на его плечо легла тяжелая рука. Гатиев вздрогнул, быстро повернулся и машинальным движением сбросил руку незнакомца со своего плеча.
- Чего надо? - резко спросил он.
- Э, друг, зачем обижаешься? Сигарета есть у тебя?
- А у официантки спросить не пробовал?
- Зачем официантка, э? Я у брата спросил. Мы ведь все братья.
Гатиев достал из кармана пачку "Парламента" и протянул ее незнакомцу. Тот, пошатываясь, вытряхнул сигарету и вставил ее в рот. Бросил пачку на стол, наклонился и прикурил от свечки. Распрямляясь, он пошатнулся, и если бы Гатиев не поддержал его за локоть, точно бы растянулся на полу.
- Выпил - иди домой, - грубо сказал ему Гатиев. - Пусть русские по полу ползают.
Незнакомец криво ухмыльнулся:
- Слушай, друг, чего такой грубый, да?
- Я тебе не друг. Иди своей дорогой, парень.
Незнакомец осклабился еще больше:
- Обидеть хочешь, да? А я не обидчивый. Я вот лучше с тобой посижу, о хороших вещах поговорю.
Мужчина с грохотом выдвинул стул и нахально уселся за столик Гатиева:
- Ты откуда, брат?
- Вот черт, - процедил сквозь зубы Гатиев. - Не брат я тебе, понял? Иди с бараном побратайся.
- Э, зачем так говоришь? Нас тут мало, и мы должны помогать друг другу. Хочешь, я тебе баранины пришлю? Свежей, а! За бесплатно.
Гатиев поморщился:
- Зачем мне твоя баранина?
- Как зачем? Кушать будешь. Кушать и Рустама вспоминать.
- Какого еще Рустама?
- Как какого? Я - Рустам! Рустам Гаджиев. Тебя-то как зовут?
Гатиев сурово сдвинул черные брови:
- Меня не зовут, я сам прихожу. Послушай, Рустам, мне было приятно с тобой познакомиться, но я устал и хочу покушать один.
Несколько секунд незнакомец смотрел на Гатиева в упор налитыми кровью глазами, потом вздохнул и сказал:
- Странный ты. Разве горец может устать?
- Может, Рустам, может. Если работает, то может. А я работаю.
- Ладно, брат. Извини, если помешал. Думал, подружимся.
Незваный гость стал выбираться из-за стола, пошатнулся, чуть было не упал, но оперся ладонями об пол и удержался на стуле.
- Вот шайтан! - негромко ругнулся он, затем все-таки поднялся со стула и, слегка пошатываясь, направился к своему столику, за которым его ждали еще двое. Они были поглощены бурной беседой и, казалось, не обращали на своего приятеля никакого внимания.
Гатиев подал знак официанту, тот тут же подбежал к столику.
- Надумали насчет копченого мяса? - с приветливой улыбкой поинтересовался официант.
Гатиев покачал головой, показал на соседний столик и тихо спросил:
- Кто такие?
Официант глянул на веселую троицу и ответил:
- Не знаю, Руслан Шамильевич.
- Что, в первый раз?
- Может, и не в первый. Но то, что не из постоянных, это точно.
- Ингуши, да? - поднял брови Гатиев.
Официант виновато улыбнулся:
- Не знаю, Руслан Шамильевич. Я в национальностях не разбираюсь.
- Вы, русские, ни в чем, кроме водки, не разбираетесь, - досадливо произнес Гатиев.
Улыбка исчезла с лица официанта.
- Зря вы так, - негромко сказал он.
- Что?.. А, ты про это. Извини, не хотел тебя обидеть. Просто сгоряча сказал. - Гатиев достал из кармана полусотенную бумажку и сунул ее официанту в карман. - Держи, брат. И принеси еще одну порцию шашлыка. И воды.
- Как всегда, без газа?
Гатиев кивнул:
- Молодец, все без меня знаешь.
Когда официант ушел, Гатиев подцепил вилкой кусок подостывшего мяса, сунул его в рот и, методично работая массивными челюстями, покосился на соседний столик. Все трое, громко разговаривая и яростно жестикулируя, накачивались пивом. Гатиев прислушался к тому, что они говорят.
- Нет, слышишь, не так ты говоришь, Ахмед! - доказывал что-то маленький, приземистый, с седыми волосами. - Это они нам должны, а не мы им! Товар мы им отгрузили? Отгрузили. Теперь они нас кинуть хотят, да?
Он говорил по-русски, перемежая речь ингушскими словами.
"Ингуши", - сказал себе Гатиев.
Но тут заговорил другой, жилистый, с небритыми щеками, маленькими, глубоко посаженными глазами и суровой складкой между бровей:
- Ты сейчас как русский говоришь, Ибрагим. И там так же говорил. Как собака выл и скулил, а не как мужчина должен говорить.
"А этот чеченец", - сказал себе Гатиев, с удовольствием услышав родную речь.
- Завтра я поеду и поговорю с ними, - продолжил жилистый. - Увидишь, они меня послушают. А не послушают, я им все кишки выпущу, этим псам!
Жилистый сказал это негромко, но яростно, видимо, не опасаясь, что его кто-то услышит, так как говорил по-чеченски.
"Интересный тип", - подумал о нем Гатиев. Насколько он смог понять, мужчины говорили о какой-то сделке. Вроде бы кто-то их кинул или собирался кинуть. И если приземистый ингуш Ибрагим настаивал на том, что нужно обратиться в милицию, жилистый Ахмед, напротив, настаивал на самостоятельном разрешении конфликта и клялся один уладить проблему. "Вырвать им кишки, и делу конец", - угрюмо твердил он.
Третий участник попойки - тот, что приставал к Гатиеву с расспросами, - окончательно захмелел и лишь покачивался на стуле, не принимая участия в дискуссии.
В конце концов Гатиеву надоело следить за соседями, и он вплотную занялся свежей порцией шашлыка, которую поставил перед ним официант.
Вскоре с шашлыком было покончено. Гатиев вытер рот и руки салфеткой, выбрался из-за стола и направился в туалет. Он никогда не касался денег жирными руками, потому что считал это плохой приметой. Сумку и куртку Гатиев оставил на стуле. Он знал, что официанты проследят, чтобы его вещи никто не трогал.
Пока Гатиев стоял у писсуара, в туалет вошел жилистый чеченец Ахмед. Он встал рядом с Гатиевым, суетливо расстегнул ремень и, издав блаженный стон, принялся за дело. Ахмед был не только жилистым, но и высоким, а на шее у него Гатиев заметил небольшой шрам от ножа. У одного из дальних родственников Гатиева был похожий шрам от штык-ножа, только на плече.
Когда они переместились к кранам, Гатиев повернулся к Ахмеду и негромко сказал по-чеченски:
- Слышал, брат, проблемы у вас какие-то. С русскими, да?
- Да, есть немного, - неопределенно ответил Гатиеву Ахмед и спросил: - А ты кто, брат?
- Бизнесом тут занимаюсь.
- А-а.
Гатиев вытер руки одноразовым полотенцем, бросил бумажный комок в урну, затем достал из кармана визитку и положил ее на край раковины.
- Будут совсем большие проблемы - звони, - спокойно сказал он.
Ахмед взял с раковины визитку, пробежал глазами, усмехнулся и, не поворачиваясь к Гатиеву, сунул ее в карман. Потом разлепил губы и небрежно ответил:
- Будут - позвоню.
Вячеслав Иванович поднес телефон к уху и сказал:
- Слушаю.
- Товарищ генерал-майор, это Бекас. У нас все готово, - услышал он в ответ.
- Как все прошло?
- Более-менее. Сначала я ему сразу чип на ворот прицепил. Но он, гад, так резко плечом дернул, а потом еще и ладонью по плечу прошелся, что чип на пол упал. Прямо под стол. Я все боялся, что он его ногой раздавит, но нет, обошлось. Для проформы посидел с ним немного, а потом незаметно чипик подхватил и восвояси убрался. На обратном пути хотел вторую попытку сделать, но он за каждым моим движением следил. Мне даже в какой-то момент показалось, что он что-то учуял.
- Ну и?
- Да вроде не учуял.
- Так ты прицепил чип или нет?
- Нет. То есть - да. Только не я, а Ахмед. В туалете, возле раковины, когда они руки мыли.
- Думаешь, Гатиев не заметил?
- Не должен. Ахмед ведь в юности фокусником был, даже приз на областном выступлении получил. Как говорится, ловкость рук и все такое.
- Будем надеяться, что так. Это все?
- Нет. Гатиев ему визитку свою оставил. Сказал, мол, "если будут проблемы - обращайся".
- Клюнул, значит?
- Похоже на то. Хотя… черт его знает, товарищ генерал-майор. У него взгляд как прицел.
- Ладно, действуем по плану. До связи.
- До связи, товарищ генерал-майор.
5
Александр Борисович Турецкий сидел за столом у себя в кабинете, пил черный кофе и, время от времени потирая пальцами виски, просматривал расшифровки разговоров Гатиева. В руке у него был красный маркер. Встречая что-нибудь интересное, Александр Борисович делал на страницах пометки.
Минувшей ночью на Турецкого накатила бессонница, и он до рассвета лежал в постели, прислушиваясь к тихому дыханию жены, закинув руки за голову и разглядывая потолок. В голове вертелись неприятные мысли. Вечером жена Ирина вдруг заявила Турецкому, что он подлец, и что она больше не может жить с таким человеком под одной крышей. Сказано это было шутливым тоном, однако Александр Борисович заметил, как грозно блеснули глаза жены, и принял сказанную тираду всерьез. Слишком хорошо ему был знаком гневный огонек Ирининых глаз. Слишком хорошо он знал, в какое грозное пламя умеет превращаться этот огонек от одного неосторожного слова или жеста. Поэтому Александр Борисович сделал покорное лицо и ответил шутливо, тщательно подбирая слова:
- Чем же я заслужил такое, радость моя? Если я чем-то провинился, то заранее прошу простить меня, бо содеяно сие было не по злому умыслу, а токмо по неосторожности.
- Очень смешно, - фыркнула жена. - Ты что, и правда не понимаешь, за что я тебя так назвала?
Турецкий принялся ускоренно перебирать в голове варианты возможной своей вины. Однако в голову ничего не приходило. "Наверняка я забыл о какой-то чрезвычайно памятной дате", - подумал Александр Борисович. Он бы вспомнил, но Ирина не дала ему додумать мысль до конца.
- Ты так и не вспомнил? - грозно спросила она, и глаза ее потемнели так, что на какое-то мгновение Турецкому стало действительно страшно.
Александр Борисович решил смухлевать.
- Вот черт! - громко воскликнул он и хлопнул себя ладонью по лбу. - Болван я, болван! Как же я мог об этом забыть?
Ирина подозрительно сощурилась:
- И о чем же ты забыл?
- Как это о чем? - возмущенно отозвался Турецкий. - И ты еще спрашиваешь?! Да про это я должен был помнить в первую очередь. Я мог забыть побриться, надеть свежую рубашку, позавтракать, наконец! Но об этом… - Турецкий покачал головой. - Об этом - ни за что.
Некоторое время Ирина пристально на него смотрела, потом вздохнула и тихо сказала:
- О, Господи, Турецкий. Какой же ты подлец.
И больше она с ним не разговаривала. Турецкий так и не понял, в чем он провинился и о какой важной дате забыл на этот раз.
Задремать ему удалось лишь под утро. Два часа утреннего сна не принесли отдохновения. Унять грохотавший в голове молот не помогли даже две чашки крепкого кофе, выпитые одна за другой. Третья тоже не приносила результата. Лишь сердце стало биться сильнее, а в воспаленных веках появилось неприятное жжение. Однако Турецкий не сдавался.
Прочитанные листы, испещренные красным маркером, Александр Борисович откладывал на край стола, чтобы позже вернуться к ним и обдумать, если, конечно, они того заслуживали.
ОТЧЕТ № 8.
21 ч. 03 мин.
Объект вошел во второй подъезд жилого пятиэтажного дома по адресу 4-я ул. Марьиной Рощи, 9/11
РАСШИФРОВКА.
(Звонок. Еще один звонок. Покашливание. Скрип открываемой двери.)
Неизвестный. О, какие люди! Здорово, приятель!
Гатиев . Здравствуй, Иван.
Неизвестный. Проходи, проходи.
(Шорохи.)
Неизвестный. Давненько ты не приходил. Что, не было желания расслабиться?
Гатиев . Я не напрягался.
Неизвестный. Как скажешь. Чай, кофе, коньяк?