- Ну, обо всем. Верю ли я гороскопам? Верю ли газетам? Что я думаю о мистере Идене? И ответы записывает. Не знаю, зачем ему это.
- Странно.
- Вы думаете, у меня из-за этого могут быть неприятности? Когда мне охота поболтать, я говорю ему всякие глупости - и про мистера Идена и вообще про все. Для смеха, понимаете. А иногда, как подумаю, что он записывает каждое мое слово, страшно становится. А то, бывает, оглянусь и вижу, что он наблюдает за мной, как будто я зверек какой. Но он всегда очень почтительный.
Он перестал слушать, мистер Мукерджи его мало заботил. Он сел завтракать. Но девочка не уходила, она словно всю жизнь его дожидалась, чтобы выговориться - его или мистера Мукерджи.
- А вы правду сказали вчера вечером: будто мы вместе уедем отсюда?
- Да, - сказал он, - я это как-нибудь устрою.
- Я не желаю обременять вас, - она опять заговорила языком дешевых романов. - Я всегда могу пойти к Кларе.
- Я придумаю для тебя что-нибудь получше, чем Клара. - Он снова попросит Роз, вчера вечером она просто была не в настроении.
- А можно мне уехать с вами в вашу страну?
- Нет, нельзя.
- Я читала, - сказала она, - как одна девушка переоделась…
- Так бывает только в книжках.
- Я боюсь оставаться с ней.
- Ты здесь не останешься, - заверил он.
Внизу бешено зазвонил колокольчик. Она сказала:
- Не зря его зовут Гам. Настоящий шум-гам.
- Кто это?
- Индиец со второго этажа.
Она неохотно пошла к двери и, берясь за ручку, еще раз спросила:
- Вы мне обещаете, да? Сегодня вечером меня здесь не будет?
- Обещаю.
- Перекреститесь.
Он повиновался.
- Этой ночью, - сказала она, - я не могла уснуть. Я боялась, она сделает что-нибудь ужасное. Вы бы видели ее лицо, когда я вошла. Я спрашиваю: "Это вы звонили?" - "Нет", - говорит и как зыркнула на меня - будто насквозь проткнула. Я, как вернулась от вас, сразу заперлась у себя в комнате. Что она хотела с вами сделать?
- Не знаю. Но ничего серьезного она сделать не может. Знаешь, она вроде как черт из сказки - разведет дыму, серы, а сделать ничего не сделает. Главное, не бояться ее, тогда она не причинит нам никакого вреда.
- Ох, до чего же я буду рада, когда уберусь отсюда.
Она радостно, как ребенок в день рожденья, улыбнулась ему с порога.
- Не будет больше ни мистера Гама, - сказала она, - ни гостей "на часок", ни мистера Мукерджи, и ее никогда больше не увижу. Сегодня у меня самый счастливый день!
Она словно прощалась со всей своей нынешней жизнью, чтобы начать новую.
Заперев за ней дверь, он посидел еще у себя, пока не пришло время отправляться к лорду Бендичу. Он не хотел рисковать - спрятал бумаги во внутренний карман пиджака, пальто застегнул под горло. Теперь ни один карманник не доберется до его документов. Разве только попытаются отобрать силой. Что ж, такая опасность не исключена. Ведь сейчас они будут знать наверняка, что бумаги - при нем. Оставалось надеяться, что Лондон гарантирует ему безопасность. Особняк лорда Бендича был для него, как "домик" для ребятишек, играющих в прятки в заросшем, незнакомом саду. Через сорок пять минут, думал он, когда часы покажут 11.15, все так или иначе решится. Но они, наверное, попробуют воспользоваться туманом.
Маршрут его будет таков: по Бернард-стрит до Рассел-сквер - в метро они вряд ли что-нибудь предпримут, затем от Гайд-Парк-корнер до Чэтем-террас десять минут пешком в этом тумане. Конечно, можно позвонить и вызвать такси и проделать всю дорогу в машине, но на это уйдет уйма времени. Уличные "пробки", шум и туман дадут новые возможности его паникующим противникам, а в том, что они паникуют, он уже почти не сомневался. Кроме того, не исключено, что они додумаются подсунуть ему свое такси. Если ему понадобится взять машину до Гайд-Парк-корнер, он выберет ее сам на стоянке.
С сильно бьющимся сердцем он начал спускаться вниз по лестнице. Напрасно он пытался внушить себе, что днем в Лондоне с ним ничего не может случиться, что он в безопасности. Он обрадовался, когда индиец в потертом цветастом халате выглянул из своей комнаты на втором этаже. Как будто это был друг, свидетель, который в случае чего мог дать показания в его пользу. Ему хотелось оставить за собой на всем пути какие-нибудь явные следы - неоспоримые приметы своих действий.
Он ступил на ковровую дорожку. Он спускался тихо, не испытывая ни малейшего желания оповещать хозяйку о своем уходе. Но он не смог проскользнуть незаметно - она сидела в своей холостяцкой комнате, за столом, перед открытой дверью. На ней было то же черное заношенное платье, что и во время вчерашнего кошмара. Он задержался у двери:
- Я ухожу.
Она сказала:
- Вам лучше знать, отчего вы не подчинились инструкции.
- Я вернусь через несколько часов. Вечером я уезжаю.
Она взглянула на него с полнейшим безразличием. Это его насторожило - как будто она знает о его планах больше, чем он сам, словно она уже все давно предусмотрела и рассчитала своими хитроумными мозгами.
- Я полагаю, - сказал он, - что вам заплатили за мою комнату.
- Да.
- Горничной за неделю вперед я уплачу сам.
- Не понимаю.
- Эльза вас тоже покидает. Вы запугивали ребенка. Не знаю уж, зачем вы это делали…
Лицо ее выразило явное любопытство - он не заметил никаких признаков гнева. Ему показалось, что он навел ее на какую-то мысль, за что она была даже благодарна ему.
- Вы хотите сказать, что забираете девочку?
Ему стало не по себе - не надо было говорить ей об этом. Он будто услышал чей-то предостерегающий шепот: "Осторожней!" Он оглянулся - конечно, никого не было. В конце коридора закрылась дверь какой-то комнаты - это тоже было как предупреждение. Он сказал ей резко:
- Советую вам больше не запугивать ребенка.
Почему-то ему было трудно сойти с места. Но почему? Бумаги находились в безопасности в его кармане. Однако он чувствовал, что оставляет за собой что-то, что нуждается в его заботе. Глупо - ведь девочке ничто не угрожает. Он враждебно взглянул на грубое, прыщавое лицо хозяйки:
- Я скоро вернусь. Я спрошу у нее и, если только вы…
Вчера вечером он не заметил, какие у нее толстые большие пальцы. Сейчас она спокойно сидела, спрятав их в пухлые кулаки, - считается, что это симптом невроза. Колец она не носила. Она сказала твердо и довольно громко:
- Я по-прежнему ничего не понимаю.
И тут вдруг лицо ее исказилось, одно веко опустилось и она подмигнула ему с какой-то непонятной вульгарной усмешкой. Кажется, совершенно успокоилась и чувствует себя хозяйкой положения, - подумал он. Он повернулся и пошел к дверям. Сердце его все еще стучало в своей клетке, как будто шифром пыталось предупредить его о некой опасности, но он не знал этого шифра.
Мы слишком разговорчивы, - думал он, - типично интеллигентская слабость. Он мог ей все сказать, когда вернется. А если не вернется? Ну что же, в конце концов девочка - не рабыня, ее нельзя замучить в неволе. К тому же лучшая полиция в мире - лондонская.
Когда он спустился в холл, чей-то подчеркнуто почтительный голос произнес:
- Не соизволите ли оказать мне величайшую честь, сэр?
Рядом с ним стоял индиец с заискивающими карими глазами. Он был в ярко-голубом костюме и оранжевых туфлях. Должно быть, это и есть мистер Мукерджи. Он сказал:
- Не могли бы вы ответить всего лишь на один вопрос? Каким образом вы копите деньги?
Уж не сумасшедший ли этот мистер Мукерджи? Д. ответил:
- Я вообще не коплю денег.
У мистера Мукерджи было крупное, открытое, доброе лицо с глубокими складками вокруг рта. Он воскликнул взволнованно:
- Совсем? А ведь многие люди откладывают медные монетки, особенно викторианские пенни. Есть ведь национальные сберегательные общества и строительные кооперативы.
- Нет, я совсем не откладываю.
- Благодарю вас, - сказал мистер Мукерджи, - именно это я хотел знать. - И он начал что-то быстро писать в блокноте.
За спиной мистера Мукерджи появилась Эльза. Она провожала его взглядом. Снова он почувствовал какую-то необъяснимую радость, наверное, от присутствия мистера Мукерджи - все-таки он не оставлял девочку наедине с хозяйкой. Он улыбнулся Эльзе поверх согнутой спины мистера Мукерджи и помахал рукой. Она робко улыбнулась в ответ. Так бывает перед отходом поезда - пока влюбленные и родственники торопливо прощаются, о чем-то просят, стараясь не очень демонстрировать свою нежность или растерянность, у постороннего - вот такого, как мистер Мукерджи, - есть возможность заглянуть в чужую жизнь. Мистер Мукерджи оторвался от блокнота, раскланялся и сказал с несколько преувеличенной любезностью:
- Возможно, мы еще увидимся и так же интересно побеседуем.
Он протянул руку, но тут же поспешно отдернул ее, будто испугавшись, что ему не ответят тем же. На лице его появилась извиняющаяся улыбка.
Д. вышел на улицу, в желтый туман.
Если бы, расставаясь, мы точно знали, на сколько расстаемся, тогда, наверное, мы обращали бы больше внимания и на прощальные улыбки, и на последние слова. Гостиница скрылась в тумане. Итак, его поезд тронулся, провожающие стали расходиться, и даже те, кто еще оставался на перроне, махая ему рукой, тоже вот-вот скроются из глаз.
Он быстро шел, напряженно прислушиваясь к каждому звуку. Мимо промелькнула девушка с сумкой через плечо, почтальон сошел с тротуара и растворился во мгле. Он чувствовал себя, как летчик, которому предстоит пересечь Атлантику - пока еще самолет летит над берегом, но дальше - прыжок через океан. Все должно занять не более получаса. Дело решится быстро. Он не допускал и мысли, что они с Бендичем могут не столковаться - те, кто послал его в Англию, готовы дать за уголь любую цену. Его обступил плотный туман. Он прислушивался к шагам прохожих, но слышал только стук собственных каблуков по каменным плитам. В тишине таилась опасность, - он нагонял людей и различал их лишь, когда их фигуры неожиданно прорывались из мглы. Если за ним следят, он этого не заметит. Но, с другой стороны, в состоянии ли они вести слежку в укутавшем город тумане?
Однако где-нибудь они, конечно, нанесут удар.
Вдоль тротуара медленно двигалось такси. Шофер окликнул: "Такси, сэр?" Он забыл о своем решении взять машину только на стоянке. Он сказал: "Гвин-коттедж, Чэтем-террас", и сел в такси. Они медленно пробирались сквозь непроницаемую мглу, поворачивали куда-то, кружили. Он подумал внезапно: "Мы едем не туда. Какой же я дурак!" И сказал: - Остановитесь, - но такси продолжало ехать. Он не мог разглядеть, где они находились, все, что он видел, - широкая спина шофера и туман. Он постучал по стеклу. - Выпустите меня. - Такси остановилось. Он сунул шиллинг шоферу в руку и выскочил на тротуар. Послышался удивленный возглас: - Что за фокусы!
- Кажется, он зря его заподозрил. Нервы его напряглись до предела. Он наткнулся на полисмена.
- Это станция метро Рассел-сквер?
- Вы сбились с дороги. Идите обратно, первая улица налево.
Он, наконец, дошел до метро - ему показалось, что он шел очень долго. Он дождался лифта и вдруг понял, что поездка в метро потребует от него больше выдержки, чем он думал. Он не спускался под землю с того самого дня, когда оказался замурованным под развалинами дома. После того случая во время воздушных налетов он забирался на крышу. Лучше погибнуть сразу, чем медленно задыхаться рядом с мертвой кошкой. Пока не закрылись двери лифта, он стоял, стиснув зубы, сдерживая отчаянное желание рвануться к выходу. Нервы сдавали. Он сел на скамью, и стены поплыли вверх. Он обхватил голову руками, чтобы не видеть и не чувствовать спуска. Лифт остановился. Он был под землей.
Чей-то голос произнес: - Помочь вам? Дай джентльмену руку, Конвей. - Он почувствовал, как чья-то маленькая липкая ручонка дергает его. Женщина с вытертым меховым воротником вокруг тощей шеи сказала: - Конвей всегда помогает людям в лифте, правда, птенчик? - Бледный мальчуган лет семи, нахмурившись, держал его за руку. Д. сказал:
- Мне уже лучше.
Однако белый туннель, затхлый воздух и грохот приближавшегося поезда действовали на него скверно.
Женщина сказала:
- Вы на запад? Мы вам скажем, где выходить. Вы иностранец, да?
- Да.
- Ну что ж, иностранец, так иностранец.
Они повели его по длинному коридору. Ребенок был одет безвкусно - короткие плисовые штанишки, лимонно-желтый джемпер и школьная шапочка - коричневая в розоватую полоску. Женщина сказала:
- Конвей меня очень беспокоит. Доктор говорит, что это у него возрастное. Но его отец страдал язвой двенадцатиперстной кишки.
Спасения не было. Они загнали его в вагон, и он оказался зажатым между ними. Она продолжала:
- Понимаете, мальчик сопит. Закрой рот, Конвей. Джентльмен не собирается осматривать твои гланды.
Вагон был полупустой. Здесь за ним наверняка не следили. Неужели что-нибудь произойдет на Гайд-Парк-корнер? А может быть, он преувеличивает опасность? Ведь он в Англии. Но тут же вспомнилась наглая ухмылка шофера на дороге из Дувра и пуля в подворотне. Женщина сказала:
- Беда в том, что Конвей терпеть не может овощи.
Его осенило:
- Вам далеко ехать?
- Хай-стрит, Кенсингтон. Мы едем в магазин Баркера. На этом мальчике все просто горит.
- Может быть, вы разрешите мне подвезти вас на такси от Гайд-Парк-корнер…
- О, нам бы не хотелось затруднять вас. Да в метро и быстрее.
Он сидел в напряженной, скованной позе. Поезд прибыл на станцию Пикадилли и снова с грохотом ушел в туннель. С таким же грохотом идет взрывная волна от фугасной бомбы, неся с собой запах смерти и крики боли.
Он сказал:
- Я думаю, что это будет приятно Конвею…
- Смешное имя, не правда ли? Мы с мужем были на выставке Конвея Тирла как раз перед тем, как малыш появился на свет. Мужу это имя ужасно понравилось. Больше, чем мне. "Вот имя, которое подойдет для нашего ребенка, если это будет мальчик", - сказал муж. И когда он родился, кажется, в ту же ночь, мы решили, что это была хорошая примета.
- Может, мальчик хочет покататься?
- О, нет, в такси его укачивает. Как-то странно - в автобусе все хорошо, и в метро тоже. Хотя были, что говорить, времена, когда я стыдилась входить с ним в лифт. И окружающим было неловко. Не успеешь и глазом моргнуть, как он уже готов.
Нет, договориться с ней невозможно. А впрочем, что может с ним случиться? Свои главные козыри они уже выложили. В их распоряжении остается последнее средство - убийство. Правда, вряд ли сам Л. будет участвовать в таком деле, - у него удивительная способность в нужную минуту превращаться в стороннего наблюдателя.
- Ну, вот вы и приехали, - сказала она. - Это ваша остановка. Очень приятно было побеседовать. Дай джентльмену ручку, Конвей.
Д. механически пожал протянутые ему липкие пальчики и вышел в желтый туман.
Воздух был полон веселого гама. Все кричали так, будто праздновали великую победу. Тротуар у Найтсбриджа был запружен народом. Через дорогу, из низкой желтой пелены тумана торчала верхушка ворот Гайд-Парка. С другой стороны над грязными клочьями тумана можно было разглядеть каменную колесницу, запряженную четверкой вздыбленных лошадей. Все пространство вокруг больницы святого Георгия было забито автобусами, постепенно их поглощал туман и они исчезали, как крокодилы в болоте. Послышался какой-то свист, и из тумана медленно выехала инвалидная коляска. Калека одной рукой крутил колесо, а другой прижимал к губам дудку - печальный прогресс в мире нищих. Мотив упорно ему не давался, дудка пищала, словно воздух выходил из резиновой свинки, сжимаемой детским кулачком. Дощечка на груди инвалида извещала: "Жертва газовой атаки 1917 года. Нет одного легкого". Желтый туман сомкнулся вокруг него. Толпа продолжала весело гомонить.
Из уличной пробки вырвался "даймлер". Женщины завизжали, несколько мужчин сняли шляпы, Д. удивился. Такое он видел на религиозных процессиях в прежние времена, но тут никто не опускался на колени. Машина медленно двигалась мимо него. Две маленькие девочки в элегантных пальтишках и в перчатках равнодушно выглядывали из окон автомобиля. Женский голос запричитал: "Какие милые! Посмотрите, они едут в магазин "Хэрродз". Вот что собрало толпу - выезд принцесс в "даймлере". Голос, который Д. определенно уже где-то слышал, резко приказал: - Снимите шляпу, сэр!
Это был Керри.
В ту же секунду Д. подумал: "Он следил за мной". Но замешательство самого Керри, узнавшего его, было неподдельным - он хмыкнул, отступил в сторону и стал крутить свой монокль.
- Ах, извините, это вы - иностранец.
Он вел себя так, как будто перед ним был не Д… а женщина, которую он ранее пытался изнасиловать - поскольку ее нельзя зарезать, надо хотя бы поскорее прошмыгнуть мимо.
- Послушайте, - сказал Д., - вы не могли бы сказать мне, как пройти к Чэттем-террас?
Керри оживился.
- Вы идете к лорду Бендичу?
- Да.
Снова прерывисто запищала дудка нищего. Автобусы тяжело тронулись с места. Народ расходился.
- Вот какое дело, - сказал Керри, - я, кажется, свалял дурака в ту ночь. Приношу извинения.
- О чем говорить, вопрос исчерпан.
- Решил, что вы один из этих шпионов. Глупо, конечно. А мисс Каллен - славная девчонка.
- Да.
- Однажды я купил затонувший испанский галеон. Из Непобедимой армады, знаете? Заплатил сотню фунтов наличными. Ну и конечно, это оказался не галеон.
- Да что вы!
- Слушайте, я хочу вам доказать, что не держу против вас камня за пазухой. Давайте я провожу вас до Чэттем-террас. Всегда рад услужить гостю. Надеюсь, вы сделаете то же самое, если я приеду в вашу страну. Впрочем, это маловероятно.
- Я весьма тронут.
Д. перевел дух. Конец битве - если они и собирались предпринять в тумане последнюю отчаянную атаку, то им не повезло. Не он перехитрил их - судьба. Он с удовольствием нащупал сквозь пальто пачку документов.
- Конечно, - продолжал капитан Керри, - после таких промахов становишься осмотрительнее.
- Промахов?