Поднимаясь по лестнице назад в редакцию, Анника чувствовала, как ею постепенно овладевает неприятное беспокойство. Она пролистала старые газеты, но в результате осталась только с грязными руками и запыленными джинсами. Шестидесятые и их политические движения не были должным образом оценены в средствах массовой информации того времени. Каждый день газета менялась, появлялись материалы, которые можно было продать, создавались новые рубрики, новые полицейские расследования, за которыми надо было следить.
Компоновка газет и качество печати в шестидесятые годы были ужасными, шрифт неудобным, а растр фотографий грубозернистым. Анника была счастлива, что ей не пришлось работать в то время.
Каждой эпохе свои идеалы, подумала она, возвращаясь в свою стеклянную клетку. Во времени можно жить как в каком-то месте, и шестидесятые были неподходящим местом для нее.
Но подходят ли ей двухтысячные?
Она услышала телефонный звонок и ускорила шаг.
- Я слышал, что ты меня искала, - сказал Ханс Блумберг, архивариус "Норландстиднинген".
- Как хорошо, что вы позвонили, - сказала Анника, закрывая за собой дверь. - Как вы себя чувствуете?
На секунду повисло молчание.
- Почему это тебя интересует?
Анника села на стул, удивляясь беззащитности вопроса.
- Телефонистка на коммутаторе сказала, что вы больны, и я обеспокоилась.
- Хо-хо, пресловутая женская заботливость, - сказал Ханс Блумберг, и Анника, против воли улыбнувшись, сразу вспомнила, как он сидит в своей фуфайке за обшарпанным столом под доской объявлений, оклеенной детскими рисунками и украшенной призывом продержаться до пенсии.
- Ничего серьезного, надеюсь? - сказала Анника и откинулась на спинку стула.
- Нет, нет, нет, - ответил архивариус. - Все старое и обыденное. Срок хранения продуктов истекает. Они могут простоять в холодильнике несколько дней, и если их не выпьют или не съедят, то они портятся и прокисают. Их выливают и выбрасывают и идут покупать свежие. Так теперь со всем в этом нашем новом мире.
Анника перестала улыбаться, услышав эти слова. Тон был шутливым, но за ним угадывалась настоящая горечь.
- О да, - уклончиво ответила Анника, усилием воли заставив себя не обращать внимания на горечь. - Для меня вы не старый продукт, а выдержанное коллекционное вино.
- Да, стокгольмские девушки умеют ценить настоящих парней. Чем могу служить прекрасной даме?
- Общий запрос о днях минувших, - сказала она. - Я ищу данные об одном молодом человеке из Саттаярви, который жил в Лулео в конце шестидесятых и, предположительно, работал в церкви. Его звали Ёран Нильссон.
- Он умер? - спросил Ханс Блумберг и заскрипел ручкой по бумаге.
- Думаю, что нет, - ответила Анника.
- Стало быть, оставим усопших до лучших времен. Что ты хочешь знать?
- Все что угодно. Побеждал ли он в танцевальных соревнованиях, участвовал ли в демонстрациях против империализма, грабил ли банки, не женился ли он в то время.
- Ёран Нильссон, говоришь? Ты не могла найти менее редкое имя?
- Искала, но не нашла, - ответила Анника.
Архивариус испустил громкий стон. Анника явственно представила себе, как он наклонился над столом и встал со стула.
- Это может занять несколько минут, - сказал он. - С той поры столько воды утекло.
От нечего делать Анника стала просматривать hemnet.se и прочла материал о всех виллах, продающихся в Стокгольмском лене, остановилась на фантастическом новом доме на Винтерсвиксвеген в Юрсхольме - за какие-то жалкие шесть миллионов девятьсот тысяч, потом пошла попить кофе и поболтала немного с Берит, попыталась поймать Томаса по мобильному, но не смогла, отправила сообщение Анне Снапхане, и… в этот момент зазвонил телефон.
- Легкую задачку ты мне задала, - не здороваясь и тяжко вздыхая, произнес Блумберг. - Угадай, сколько Ёранов Нильссонов в нашем архиве?
- Семьдесят два с половиной, - ответила Анника.
- Совершенно верно, - согласился Ханс Блумберг. - Но единственного Нильссона, который родился в Саттаярви, я обнаружил в объявлении о помолвке.
Анника недоуменно вскинула брови:
- Оглашение обручения? Но ведь это было в девятнадцатом веке, когда пастор объявлял в церкви о предстоящем бракосочетании кого-то из прихожан, разве не так?
- Не так, - сказал Блумберг. - Оглашение обручения было обязательным до 1973 года, но ты права в том, что это дело пасторов. Оглашение должно было читаться в церкви три воскресенья подряд до свадьбы к сведению паствы.
- Но зачем было писать об этом в газете?
Ханс Блумберг задумался.
- Так было принято в то время, объявления такого рода заключались в особую виньетку. Вырезка из номера за 29 сентября 1969 года. Прочитать?
- Сделайте одолжение, - ответила Анника.
- "Ассистент прихода Ёран Нильссон, родившийся в Саттаярви, проживающий в Лулео, и студентка Карина Бьёрнлунд, родившаяся и проживающая в Карлевике. Бракосочетание состоится в ратуше Лулео в пятницу 20 ноября в 14 часов".
Ручка летала по бумаге, Анника едва успевала записывать его слова. По коже бежали мурашки, стало тяжело дышать. Боже милостивый, спаси и сохрани, ведь этого просто не может быть.
Она попыталась подавить волнение. Еще не время, надо все хорошенько обдумать и оценить.
- Ты счастлива и довольна? - поинтересовался Ханс Блумберг.
- Вы не представляете как, - хрипло ответила Анника. - Тысяча благодарностей. Вы не просто вино, вы - старое шампанское.
- Коли так, то я тебя нежно целую. Если что, звони.
Разговор закончился, и Анника вскочила со стула.
Yes! В голове шумело, кровь оглушительно пульсировала в ушах. Она выбежала в коридор, метнулась к спортивной редакции, потом собралась с мыслями, поняла, что у нее пока нет ничего конкретного, налила в автомате стакан кофе и поспешила к Берит.
- Где родилась наша министр культуры? - спросила она.
Берит оторвалась от монитора и, обернувшись, посмотрела на Аннику поверх очков.
- В Норботтене, - ответила она, - где-то недалеко от Лулео, как мне кажется.
- Не из городка под названием Карлсвик?
Берит сняла очки и положила руки на колени.
- Не знаю, - сказала она. - Почему тебя это интересует?
- Где она теперь живет?
- В пригороде, где-то к северу от Стокгольма.
- Замужем?
- Живет в гражданском браке. Детей нет. Ты что-то нашла?
Анника принялась раскачиваться с мыска на пятку, стараясь избавиться от шума в голове.
- Есть одна информация, - сказала она, - старое оглашение обручения, и мне надо проверить.
- Оглашение обручения? - переспросила Берит, но Анника уже вылетела из ее комнаты, ничего не видя вокруг, прибежала к себе, закрыла дверь, села к монитору и посидела, дождавшись, когда придет в норму пульс. Она подняла руки и начала медленно нажимать клавиши.
Она начала с сайта www.regeringen.se, правительственного сайта, и загрузила биографические сведения о шефе департамента культуры в формате pdf. Появилась фотография криво улыбающейся Карины Бьёрнлунд и информация о круге ее ответственности: культурное наследие, искусство, печать, радио, телевидение, религиозные объединения.
Были приведены и биографические данные: родилась в 1951 году, росла и воспитывалась в Лулео, в настоящее время проживает в Книвсте с гражданским мужем.
Ни слова о Карлсвике, подумала Анника и зашла на информационную площадку.
Она набрала в поисковой строке Karina Bjornlund Knivsta и получила ответ: женщина, родилась в 1951 году. Анника набрала в исторической справке вопрос о месте крещения.
Нижний Лулео.
Сердце у нее упало, от разочарования зашумело в левом ухе.
Она прикусила щеку, ладони зачесались. Надо искать дальше. Она закрыла информационную площадку и вернулась в Гугл, набрала в общем поиске karlsvik nederlulea и получила девятнадцать ответов. Самый верхний - история хозяина лесопильного завода Улофа Фалька (1758–1830) из Хеллестрема, что на территории нынешнего прихода Норфьерден в общине Питео, поискала на странице и выяснила, что один из потомков лесопильщика, некий Беда Маркстрем, родившийся в 1885 году, будучи взрослым, проживал в Карлсвике, в приходе Нижний Лулео.
Анника открыла карту и принялась искать этот населенный пункт.
Карлсвик оказался маленьким городком, примыкавшим к Лулео и расположенным на противоположном берегу местной речки.
Она откинулась на спинку стула. Это было озарение, все тело обмякло, корни волос невыносимо зудели, во рту пересохло, кончики пальцев онемели.
Набросав в блокноте несколько строк, она по селектору набрала номер шеф-редактора:
- У тебя найдется для меня несколько минут?
В конференц-зале на седьмом этаже здания объединения общин было просто нечем дышать. Вместо кислорода в помещении плавал прогорклый запах кофе, смешанный с вонью окурков в пепельницах. К этому добавлялся запах пота пожилых мужчин в строгих шерстяных пиджаках. Томас судорожно вытер вспотевший лоб. Он непроизвольно скользнул пальцами по узлу галстука, чтобы хоть как-то освободить дыхательные пути.
Это была первая официальная встреча объединенной группы, хотя ее структура и подчинение не были пока выработаны. Обсуждение насущных проблем постепенно перешло в борьбу мелких самолюбий и пустые препирательства, и Томас понял, что потребуются многочисленные встречи и совещания, прежде чем удастся выработать согласованную, взвешенную политику.
Был один очень важный и крупный вопрос, который должен обсуждаться на совместных заседаниях конгрессов объединения областных советов и объединения общин. Конгрессы состоятся в Норчепинге в июне. Это будут отдельные конгрессы, но часть заседаний пройдут совместно. Главный вопрос - возможность будущего слияния этих двух организаций. Эта общая и всеобъемлющая тема должна стать предметом подготовки предстоящего конгресса.
Томас широко открыл глаза и принялся вчитываться в проект повестки дня конгресса.
Но сосредоточиться он не смог. София была с ним всюду. Мысленно он видел ее то среди руководства, работающей над долгосрочными программами, то стучащей каблучками по коридору, неся в руках документы, предназначенные для представителя объединения областных советов.
Томас откинулся на спинку стула, прислушался к монотонному бурчанию директора общинного совета, и затуманенным взглядом попытался оглядеть участников совещания.
София снова была здесь, у окна - юбка в узкую белую полоску, шелковая блузка, белые зубы и пахнущие яблоком волосы.
София в кружевном лифчике, приоткрыв рот, склонилась над пачкой бумаг.
София без трусиков верхом на проекторе.
Он откашлялся, тряхнул головой и попытался вернуться в реальность.
У самого края длинного стола сидел директор отдела информации, он же председательствующий на совещании. Директор о чем-то шептался с руководителем проекта и одним из ответственных за его содержание. Оба ответственных лица одновременно пили кофе и отщипывали кусочки от быстро черствевших венских булочек. Остальные областные руководители, расположившиеся у окна и утюжившие пиджаки спинками стульев, едва сдерживая зевоту, пытались делать вид, что им очень интересно.
Его реальность. Реальность Софии.
Вдруг его посетила мысль, от которой мир вокруг потускнел: что сейчас делает Анника? Где ее реальность?
Не понимая отчетливо, что происходит, он подсознательно услышал скрип стульев и возгласы облегчения, понял, что совещание закончилось, и принялся собирать лежавшие перед ним документы.
- Самуэльссон, - услышал он чей-то голос сверху и быстро поднял голову, - как продвигается совместная работа с объединением областных советов?
Томас встал, пожал руку директору информационного отдела, лихорадочно соображая, что сказать, - мысли путались, слова застревали в горле.
- Нормально, - ответил он. - Все идет хорошо.
- Никаких конфликтов?
Он отдернул внезапно вспотевшую руку.
- Пока мы встречаемся для совместных обсуждений результатов, полученных независимыми экспертами, и никаких разногласий при этом не возникает, - ответил он, не слишком хорошо понимая, что сказал.
- Эта София Гренборг, как она?
Вопрос едва не выбил его из колеи, Томас открыл рот и судорожно вдохнул.
- Э… - он услышал свой голос как бы со стороны, - знаете ли, она превосходна. Немного скучновата, но специалист она первоклассный, неудач у нее пока не было…
Директор удивленно уставился на Томаса:
- Я имею в виду ее желание сотрудничать. Не хочет ли она за наш счет протолкнуть интересы объединения областных советов?
Томас покраснел от досады, осознав свою глупейшую ошибку.
- Думаю, что нам пока нечего опасаться, - сказал он. - Они не хотят взять над нами верх, у них, конечно, есть известная позиция относительно повестки дня предстоящего конгресса, и можно сказать…
Директор сосредоточенно слушал и согласно кивал.
- Я понял, - сказал он. - Послушай, ты можешь собрать и обобщить свой опыт новой работы относительно региональных проблем, и сделать это как можно скорее?
- Конечно, - ответил Томас и пригладил узел галстука. - В точном согласии с вашими указаниями.
Директор покровительственно похлопал Томаса по плечу.
- Ну, так дерзай, - сказал он и направился к двери.
Помещение быстро опустело. Томас задержался, чтобы уложить документы и застегнуть портфель. Одна из секретарш настежь открыла окно, впустив в зал живительный воздух. Холодный ветерок проник под брюки и пиджак, приятно освежив кожу.
Как продвигается совместная работа с областными советами? Какова София Гренборг, собственно говоря?
Томас отогнал неприятные мысли, взял портфель и решительно зашагал к лифтам. Несколько областных руководителей стояли в холле и, переговариваясь, ждали лифта. Томас прошел мимо них и направился к пожарной лестнице.
В коридоре на их этаже было тихо и темно. Тусклые лампочки резкими тенями подчеркивали рисунок стен в островках света. Томас поспешил в свой кабинет, закрыл за собой дверь и сел за стол.
Так он не сможет ничем заниматься. Зачем он позволил всему так далеко зайти? Все, за что он боролся все эти годы, грозит пойти прахом, доверие, равновесие между семьей и работой превратится в ничто, если он поддастся очарованию областного совета. Взгляд Томаса остановился на портрете Анники и детей, стоявшем на столе в серебряной рамке. Снимок он сделал прошлым летом, на семидесятилетии тети. Фотография получилась не очень хорошей. Дети разодеты в пух и прах. На Аннике было платье до колен, облегавшее ее угловатую фигуру, волосы она заплела в косу, отброшенную на спину.
- Это говорит о том, как ты хочешь, чтобы мы выглядели в глазах других, - сказала Анника, когда он показал ей, какую фотографию выбрал для своего стола.
Он тогда ничего не ответил, выбрал фото и не стал вступать в дальнейшие дискуссии, которые никогда не приводили ни к чему хорошему.
Для него всегда было важно, как он выглядит в глазах посторонних людей, это правда. Игнорировать впечатление, какое ты производишь на окружающих, безответственно и глупо - таково было его твердое убеждение. Анника думала по-другому.
- Невозможно, чтобы тебя любили все без исключения, - могла бы она сказать. - Надо выбрать свою позицию и держаться ее, не пытаясь быть милым для всех.
Он провел рукой по гладкому металлу рамки, задержал палец на круглой груди Анники.
Внезапный телефонный звонок заставил его вздрогнуть.
- К тебе посетительница из объединения областных советов, София Гренборг. Ты спустишься, чтобы отвести ее наверх?
Он почувствовал, как на голове и под мышками выступил пот.
- Нет, - сказал он. - Она знает дорогу, можешь ее пропустить.
Он положил трубку, встал из-за стола и прошелся по кабинету, слегка приоткрыл дверь, внимательно оглядел кабинет, как будто видел его в первый раз. Он склонился к столу и стал внимательно прислушиваться к шумам на лестничной площадке, но слышал только стук собственного сердца, пытался отыскать в душе чувство, но находил лишь сумятицу и смущение.
Он не знал, что думать. Он ждал Софию, но одновременно испытывал стыд, понимая, что делает что-то дурное. Он желал ее и одновременно презирал.
Раздался стук ее каблучков, стук, который он уже не мог спутать ни с чем. Легкие, веселые шаги гулко отдавались от стен пустого коридора.
Она открыла дверь и вошла в кабинет. Глаза ее сверкали, в них были и застенчивость, и сомнение, но они не могли погасить огонь желания, буквально плещущий в синеве глаз Софии.
Он подошел к ней, выключил верхний свет и привлек Софию к себе, одновременно закрыв дверь. Он страстно, теряя голову, целовал ее во влажные теплые губы, ласкал ее груди и упругую попку под брюками.
Они сплелись в неистовом поцелуе и, сорвав с себя одежду, улеглись на письменный стол. Томас ударился спиной о стаканчик с ручками и отбросил все, что оказалось под ним. София села на него верхом, пожирая его глазами, губы ее вожделенно подрагивали. Он легко скользнул в ее горячее влажное лоно, и она начала медленно качаться на нем вверх и вниз. Волны наслаждения окатывали все его тело в такт движениям Софии. Почувствовав приближение оргазма, он открыл глаза и уставился прямо на Аннику, покорно приехавшую на встречу с его родственниками.
Он не смог удержать крик, вырвавшийся из него одновременно со спермой.
В наступившей тишине он услышал монотонное жужжание вентиляции, тихий звон лифтовых тросов. На другом этаже разрывался телефон, к которому никто не подходил.
- Мы совсем обезумели, - шепнула София на ухо Томасу.
Он рассмеялся: это, конечно, безумие. Он поцеловал ее и приподнялся. София соскочила с него. Пыхтя и хихикая, они бросились одеваться. Потом долго стояли, обнявшись и улыбаясь друг другу.
- Спасибо тебе, - сказала София и поцеловала его в подбородок.
Он сжал губами ее рот, приласкал языком.
- И тебе спасибо, - выдохнул он.
Она надела пальто, взяла портфель и пошла к двери, но потом вдруг резко остановилась.
- Ой, я же совсем забыла, зачем пришла.
Он сел на стул и откинулся назад, испытывая непреодолимую сонливость, как всегда после оргазма. София поставила на письменный стол портфель, открыла его и извлекла оттуда пачку листов с логотипом департамента юстиции.
- Сегодня днем я встречалась с Крамне, и мы набросали план действий, - сказала она. Во взгляде ее промелькнуло что-то скотское, когда она обворожительно улыбнулась.
Лицо Томаса напряглось, сонливость как рукой сняло.
- Что?! - воскликнул он. - Ведь это должен был сделать я.
- Крамне позвонил мне, до тебя ему дозвониться не удалось, ты был на каком-то совещании. Ты можешь просмотреть эти документы вечером, а завтра утром позвонить мне?
Томас посмотрел на часы.
- Сегодня я забираю детей, - сказал он. - Не знаю, успею ли я до вечера.
София прищурилась, переносица ее побелела.
- Понятно, - сказала она тихим резким голосом. - Позвони, если успеешь.
Она повернулась и вышла, захлопнув за собой дверь. Томас остался сидеть, чувствуя себя по уши в липкой грязи.