- Немного. Она сказала, что ходила в полицейский участок, что вы были очень милы и совершенно не похожи на то, что она думала о полицейских, и что все закончилось тем, что вы сумели всех успокоить.
- Она рассказывала о тех, кто там был?
- Да.
- И?
- А что вы хотите знать? Имена?
- Да, будьте добры.
- Вы сами, этот парень, она и Ирэн.
- А вы знали Ирэн?
- Конечно, много лет. Мы, правда, не думали, что они опять дружат, - тон его сменился и из печального стал раздраженным.
- Милый! Ну что теперь-то расстраиваться! Все это уже не имеет никакого значения, - сказала мать Ольги, но в ее интонациях тоже чувствовалась горечь.
- А что не имеет значения? - спросил Эспиноза.
- Ничего, - ответила мать. - Все это не вернет нам Ольгу.
- Нет ли чего-то такого, что вы хотели упомянуть в отношении Ирэн?
- Комиссар, мы так и не поняли, почему вы задаете эти вопросы? Есть что-то такое, чего мы не знаем о смерти Ольги? Потому что иначе какой смысл нам тут сидеть и обсуждать с вами ее саму и ее друзей?
- Вы совершенно правы. К сожалению, я мало что могу рассказать. Моя неудовлетворенность этим делом проистекает из-за того, что некоторые люди и некоторые события связаны со смертью Ольги. Есть два человека, с которыми общался Габриэл, но которые не были знакомы друг с другом - и оба они погибли. Одна - это Ольга. Другим человеком был иностранец, чилиец по имени Идальго, его убили выстрелом в лицо. Я не хочу сказать, что Габриэл убил их обоих - у него полное алиби на момент смерти Ольги, - но мне не нравятся всякие случайные совпадения, особенно когда речь идет об убийствах.
- Вы что, предполагаете, что наша дочь была убита?
- Нет, я говорю лишь, что был убит иностранец. Что же касается вашей дочери, то я до сих пор ничего не знаю. Вы не расскажете мне, что вы пытались сказать об ее подруге Ирэн?
- Мы всегда считали, что с такими, как Ирэн, ей не стоит водиться.
- Почему?
- Ну, Ольга была девушкой с прочными моральными устоями, а у Ирэн были всякие идеи о том, как женщина должна вести себя в современном обществе, - сообщил Ольгин отец.
- И какие у нее были идеи?
- Идеи относительно взаимоотношений между людьми, - ответила мать, явно защищая светлый образ дочери. - Комиссар, наша дочь росла в Тижуке, здесь чтят традиции, так что у нее были совсем другие друзья, чем эти, из Ипанемы. Но это относится лишь к школьным годам, когда она ходила в школу тут поблизости. А вот когда она поступила в колледж, то мы уже не могли знать, с кем она проводит время. Я не считала, что мне следует вмешиваться в ее жизнь - она уже выросла, и не было никакого смысла продолжать спрашивать ее, с кем она встречается, есть у нее мальчик, ну, все такое. А когда она закончила колледж и уехала в Сан-Пауло с Ирэн, мы и вовсе потеряли возможность присматривать за ней.
- Она жила в Сан-Пауло с Ирэн?
- Да, целый год. Потом она вернулась. Кажется, они поссорились.
- А почему они уехали в Сан-Пауло?
- Они объясняли, что там более выгодные условия работы. Может быть, и так. Но было там что-то еще, что мне не нравилось, хотя я и не знала толком, что. И сейчас не знаю. Но теперь это не имеет значения.
- А она никогда не рассказывала вам о времени, проведенном в Сан-Пауло?
- Очень мало. Мы говорили в основном на простые, обыденные темы, а не об ее отношениях с Ирэн. И даже когда она вернулась, она ничего нам не рассказала. Мы могли только догадываться, что они поссорились.
- А какое впечатление произвела на вас сама Ирэн?
- Никакого. Мы ее не видели.
- Никогда?
- Никогда. У нас сложилось впечатление, что она нас избегает и что Ольга тоже не хочет нас с ней знакомить. Мы узнали, что они снова дружат, только когда она рассказала о встрече у вас в участке.
Эспиноза некоторое время сидел молча. Пара ждала, когда он что-нибудь скажет, но он все молчал. Когда молчать уже стало неловко, отец Ольги произнес:
- Комиссар, вы считаете, что нашу дочь убили?
- Это лишь гипотеза, у меня нет доказательств. В целом все указывает на трагическую случайность.
- Но ведь вы бы не стали нас навещать, если бы у вас не было каких-то подозрений?
- Я обещаю вам, что если я выясню что-либо, проливающее свет на обстоятельства ее смерти, то обязательно лично вам сообщу. Прошу вас только об одной услуге. Не говорите никому об этом нашем разговоре. То есть для всех - я никогда у вас не был. Вы можете быть уверены в одном: я действительно сильно огорчен смертью Ольги и постараюсь сделать все возможное, чтобы выяснить, что на самом деле произошло. Благодарю за то, что согласились меня принять.
Он оставил автомобиль у Ольгиного дома и прошел пешком к ближайшей станции метро, откуда она ехала на работу. Спустившись по ступенькам, он попытался найти место, где она должна была стоять в то утро, зажатая со всех сторон густой толпой. Ему представились плотно прижатые друг к другу тела, шум приближающегося поезда, голос из громкоговорителя, предупреждающий всех отойти от края платформы, потом незаметный толчок, отчаянные попытки схватиться за что-то или за кого-нибудь и, возможно, жуткий взгляд убийцы.
Эспиноза долго глядел на прибывавшие и отправлявшиеся поезда, пронаблюдал за платформой, когда она заполняется народом и когда пустеет. Он пытался представить себе убийцу без лица, надеясь, что образ сложится сам, что он сможет его увидеть. Было почти восемь часов, когда комиссар вышел из метро и вернулся к своей машине.
Дома его ждало шесть сообщений на автоответчике от Ирэн. Пока он отсутствовал, она звонила практически каждые полчаса. Во всех сообщениях было много нежных слов о том, как она по нему соскучилась, но не было ни слова о ее поездке.
Когда он позвонил Ирэн, было немного больше девяти, она сразу же взяла трубку:
- Милый, я уж думала, что сегодня с тобой так и не поговорю! Что-нибудь случилось?
- Я ходил на ту станцию метро, где умерла Ольга.
- Какие-то новости? Ты теперь ведешь это дело?
- Ничего нового. Дело все еще в 19-м участке. Мое расследование неофициальное, никто о нем не знает.
- А зачем ты ходил на станцию? У тебя появились какие-то предположения?
- Нет, просто хотел осмотреть место, где все это случилось.
Ирэн замолчала. Эспиноза слышал, что ее дыхание участилось, но она ничего не сказала.
- Извини, я знаю, для тебя это очень болезненно. Не надо было тебе говорить, я-то видел Ольгу всего один раз. И даже не могу сказать, что меня сильно ранит ее смерть. Скорее, сбивает с толку. Но чувств, подобных тем, что испытывают ее родители, у меня нет.
- Ты с ними виделся?
- Да, недолго, сегодня днем.
- А что они сказали? Они обо мне не говорили?
- Сказали, что никогда тебя не видели. Они в полном шоке. Ничего не понимают. Но согласны с тобой в одном - Ольга не могла упасть сама, ее кто-то толкнул - нарочно или случайно.
- Может быть, теперь ты…
- Участие кого-либо не означает, что это сделал Габриэл.
- Не понимаю, почему ты защищаешь этого помешанного!
- Наверное, потому что он помешанный.
- Но ты же не психотерапевт. Кроме того, даже они не всегда могут помочь.
- Почему вы поссорились?
- Что?
- Почему вы поссорились?
- Кто?
- Ты и Ольга.
- А кто сказал, что мы поссорились?
- Ее родители.
- И что они еще сказали?
- Больше ничего. Просто сказали, что вы жили в Сан-Пауло, потом через год рассорились, и она вернулась в Рио.
- Это не телефонный разговор. И в любом случае это не имеет никакого отношения к ее смерти!
- Даже специалисты по рекламе не всегда бывают правы.
- Ну вот, теперь ты иронизируешь.
- Да, это плохой признак. Ладно, давай поговорим завтра.
- Ты бы лучше…
Он с удовольствием не спеша принял душ, потом приготовил себе лазанью и налил стакан красного. Пока ел, он обдумал свой тон во время разговора с Ирэн. Зря он так на нее напал. В конце концов, девушка оставила шесть трогательных посланий на автоответчике, а он набросился на нее, будто коп. Впрочем, он коп и есть. Может быть, дело в этом? Интересно, а как ведут себя в таких случаях зубные врачи, спецы по рекламе или продавцы? Наверняка не как следователи. Однако отказ Ирэн обсудить ее отношения с Ольгой - это, безусловно, смущающий факт.
Эспиноза теперь почему-то был уверен, что Ольга умерла не случайно. Интересно, какие же факты могли заставить его изменить мнение? Трудно сказать. Но теперь его занимал вопрос, кто это мог сделать. Никто из тех, кто был связан с этим делом - если предположить, что эти две смерти связаны, - не казался ему подходящей кандидатурой. Для того, чтобы скинуть девушку на рельсы под поезд, требовалось учесть множество возможных непредвиденных случайностей. Другое дело - выстрелить в лицо человеку, открывшему окно у себя дома, это было предумышленным убийством, требующим таких качеств, как предусмотрительность, терпение, расчетливость, владение огнестрельным оружием. Нужен был и продуманный план бегства с места преступления. Возможно, конечно, что эти два убийства не связаны, но тогда расследовать их будет еще трудней.
Когда Эспиноза улегся спать, в голове все еще вертелись многочисленные предположения. Он не мог заснуть еще несколько часов. Да, все верно: он все-таки коп, а вовсе не зубной врач, не спец по рекламе и не продавец.
Комиссар чувствовал большую внутреннюю неловкость оттого, что он был единственным, кроме Уэлбера, кто имеет сведения о связи между этими двумя преступлениями. Кстати, его помощник вел себя совершенно спокойно и очень официально, когда пытался прижать этого предсказателя. Не зная о Габриэле, детективы, что ведут расследования в двух различных округах, не смогут связать эти две смерти. Ирония судьбы заключалась в том, что он сам, коп, ставит палки в колеса полицейскому расследованию.
Эти мысли преследовали его и утром. Эспиноза встал сегодня пораньше, намереваясь подольше растянуть завтрак и нормально поесть - выпить лишнюю чашечку кофе, съесть пару дополнительных тостов с любимым апельсиновым джемом. Он любил немного растягивать утренние часы - они придавали бодрости на весь день. Однако это возможно только, когда ты живешь в одиночестве. (Вот в чем заключалась, кстати, главная причина, что он не заводил себе постоянную девушку; уж лучше заплатить уборщице, чтобы она приходила и убиралась в доме, только когда его нет.) Эспиноза сидел и любовался на лучи солнца, что проникали внутрь сквозь французские окна и затопляли комнату светом. Завтрак и чтение газет заняли почти час, достаточное время, чтобы подготовиться морально к выходу на работу. Он услышал хлопок двери, затем шум на лестнице - это Алиса сбегала вниз по ступенькам. Он мог бы прервать свое уединение и догнать ее, но в это утро он более, чем обычно, нуждался в том, чтобы побыть одному.
Эспиноза не считал себя человеком с предрассудками, хотя и сознавал, что некоторые его взгляды уже устарели. Например, он не был уверен в том, как он может среагировать на то, что у его подруги имеется связь с женщиной. Он не был уверен, что у Ирэн она действительно есть, но пытался подготовиться заранее, если это обнаружится. В том, что у нее были близкие отношения с Ольгой, в этом не было никаких сомнений. Но в целом он почти ничего не знал о жизни Ирэн. Являются ли поездки на выходные в Сан-Пауло прикрытием отношений вроде тех, что у нее были с Ольгой, тоже, кстати, в Сан-Пауло? А может быть, он просто держится за старые предрассудки - может быть, действительно некоторые ценности меняются быстрей, чем он успевает приспосабливаться? Но он должен с этим справиться. Ведь Ирэн наверняка преподнесет еще много разных сюрпризов. Эспиноза оделся, чтобы идти на службу.
- Комиссар Эспиноза? - Он не сразу узнал маленькую женщину, что стояла на тротуаре прямо у дверей его дома, держа в руках пакет из супермаркета и дамскую сумочку.
- Да?
- Сеньор, вы меня не узнаете? Я мать Габриэла. Вы были у меня дома.
Эспиноза был уязвлен тем, что умудрился не узнать женщину, у которой он самолично проводил обыск. В полицейском департаменте его считали блестящим наблюдателем, человеком, способным по памяти дать скрупулезно точное описание мест, людей и событий. Просто непостижимо, как он мог не узнать человека, которого он встречал совсем недавно и в столь запоминающихся обстоятельствах!
- Извините, дона Алзира, я просто выходил из здания и был несколько рассеян, поскольку не ожидал вас встретить здесь, так далеко от вашего дома.
- Это я должна извиниться за то, что появилась тут неожиданно и безо всякого предупреждения, но мне необходимо с вами поговорить.
- Может быть, мы пройдем в сквер и присядем?
Они перешли на другую сторону улицы и вошли в сквер, в котором в это время было полно детворы, гуляли мамаши и нянечки с детскими колясками. Они устроились на скамейке, стоявшей под миндальным деревом.
- О чем вы хотели меня спросить, дона Алзира?
Ну, я не столько хотела вас спросить, сколько передать этот пакет. Думаю, вы его и искали.
Стоило Эспинозе взять в руки пакет, как он по его тяжести мгновенно догадался, что в нем находится. Это ощущение было ему хорошо знакомо.
- Тут есть еще кое-что, - сообщила она, доставая из дамской сумки коробку с патронами. - Я была в ужасе, когда обнаружила, что Габриэл носит револьвер с собой. Это оружие моего мужа. С того времени, как он умер, оно лежало у меня в гардеробе, завернутое в то же самое полотенце, только я вытащила из него пули, поскольку когда Габриэл был ребенком, я боялась, он может его найти. Потом, после того, как он рассказал мне о предсказателе и когда до его дня рождения осталось уже немного времени, он стал очень нервозным. Я буквально не узнавала своего спокойного ребенка, всегда питавшего отвращение к насилию. Когда я выяснила, что он ходит с оружием, я пришла в ужас. Я спросила его, в чем дело, и он сказал, что револьвер ему нужен для самозащиты, что он не хочет оказаться безоружным, если на него нападут. Когда я ему сказала, что к этому оружию нет пуль, он сказал, что купил патроны. Я очень боялась, что с ним может что-нибудь произойти, потому потихоньку забрала револьвер и патроны и спрятала их в доме у своих друзей. Когда вы с детективом Уэлбером пришли к нам домой, я уже унесла оружие. Оно в этом пакете, в полотенце. Единственное, что я сделала, это вытащила пули и положила их опять в коробку. Предваряя ваш вопрос, отвечу: мой муж научил меня пользоваться оружием. Он говорил, что невежество опаснее, чем страх.
Эспиноза развернул полотенце, чтобы посмотреть калибр. Это был "Смит-Вессон" 38-го калибра, похоже, в хорошем состоянии. Пули были новые, ремесленного изготовления, коробка, кажется, полная.
- Когда вы унесли револьвер, сеньора?
- За несколько дней до вашего обыска.
- А что сказал Габриэл, когда узнал, что вы унесли оружие?
- Что это, наверное, и к лучшему, и пусть будет, что будет.
- Спасибо, что вы принесли его, дона Алзира. Я тоже беспокоился, что ваш сын может выкинуть что-то сумасшедшее.
- И я благодарна, что вы были с ним терпеливы, комиссар!
- Еще один вопрос. Если у вас было это оружие, когда мы к вам пришли, то почему вы нам ничего не сказали?
- Потому что я не знала, в чем дело. Я боялась как-нибудь ему навредить.
- И еще один вопрос, дона Алзира. От чего умер ваш муж?
- У него был сердечный приступ. А почему вы спрашиваете?
- А Габриэл присутствовал при смерти отца?
- Косвенным образом. Он был дома, но не видел, как тот умер. Никто не видел. Он принимал ванну, и у него случился сердечный приступ. Помощь подоспела слишком поздно.
- А как вы обнаружили, что он умер?
- Мне показалось, что он слишком долго не выходит из ванной. Я вышла в магазин за покупками. А он принимал ванну. С ним все было в полном порядке, он всегда оставлял дверь в ванную комнатку открытой - боялся газа, - я крикнула "пока" и предупредила, что вернусь через несколько минут. Когда я вернулась, дверь в ванную была закрыта. Я позвала его. Но он не ответил. Когда я открыла дверь и отодвинула занавеску над ванной, я увидела, что он лежит в ванне, вода уже переливалась через край.
- А почему он закрыл дверь?
- Не знаю. Обычно он никогда не закрывал дверь ванной.
- А Габриэл видел тело своего отца в ванне?
- Не могу сказать точно. Но не думаю.
- Сколько лет было вашему мужу?
- Тридцать пять. Это случилось как раз перед тем, как Габриэлу исполнилось десять лет. А почему вас это интересует?
- Потому что Габриэл об этом говорил. Извините, что заставил вас вспоминать это горестное событие.
- Это было уже давно.
- В любом случае спасибо.
- До свидания, комиссар, и еще раз благодарю за помощь моему сыну.
Эспиноза про себя отметил, что мать Габриэла, оказывается, значительно моложе, чем он предполагал. Ей еще не было и шестидесяти.
Из Пейшото Эспиноза поехал прямо в Институт судебной медицины, он вез туда пакет с револьвером и патронами. Он знал, что пуля, извлеченная из тела чилийца, еще не отправлена полицейскому, ведущему расследование, поскольку для баллистической экспертизы им нужно сначала найти оружие преступления. Эвандро, который поступил в армию одновременно с Эспинозой, сейчас исполнял обязанности директора Института судебной медицины и заведовал там всеми делами. Он также посещал вечерние курсы по психологии. После многолетнего исследования людских тел он решил исследовать теперь и человеческие души.
- Эспиноза, рад тебя видеть! Мы должны чаще встречаться, и необязательно над трупом. Но ты наверняка примчался ко мне из Копакабаны не просто, чтобы поболтать?
- Ты прав по обоим пунктам.
- И что я могу для тебя сделать?
- Я хочу провести баллистическую экспертизу той пули, что вытащили из головы иностранца из Ботафого. Без официального запроса. Я тебе верну ее сегодня же. Если хочешь, пойдем вместе со мной.
- Да никаких проблем, я тебе доверяю.
Нужная пуля лежала в пластиковом пакете, к которому были пришпилены результаты аутопсии.
- В баллистическом отделе обратись к Фрейру. Скажи, что я тебя послал.
Эспиноза поблагодарил и без лишних слов удалился. Он уже двадцать лет работал в полиции и знал всех, кто работал в разных отделениях. С Фрейром он был знаком уже много лет, но не хотел обидеть Эвандро, потому не сказал этого. Он двинулся в Институт криминологии имени Карлоса Эболи, который размещался в том же комплексе зданий, что и Институт судебной медицины. Чтобы попасть в другое помещение, достаточно было пересечь маленький внутренний дворик.
Эспиноза часто обращался к Фрейру в сложных случаях, и тот всегда все делал на совесть. Немногословный человек, Фрейр был отличным профессионалом, полагающимся только на прочные доказательства, его было трудно сбить с толку.
- Могу провести сравнительный тест прямо сейчас, - сказал он, как только Эспиноза объяснил, чего он хочет. - Но лучше бы сначала проверить оружие в тире. Позвони мне в конце дня, у меня уже будут результаты.