Как он поступал обычно, посещая Институт судебной медицины, Эспиноза и на этот раз, выйдя из здания, пошел пешком по улице Мем де Са в сторону акведука Лапа - старой части Рио, что в наибольшей степени сохранила свой традиционный вид. Ему хорошо были знакомы эти улочки, он жил здесь ребенком. Прежде чем семья Эспинозы переехала в Пейшото, они жили в районе Фатима, который, как и округ Пейшото, включал в себя всего несколько окрестных улиц. Этот маршрут был частью его обычного пути к Колежио Педро II, где он в свое время учился. Эспиноза любовался старинными домами в колониальном стиле и величественными аркадами акведука Лапа: для него прогулка по этим памятным местам служила чем-то вроде компенсации за неприятные переживания, связанные с насильственной смертью, - то, из-за чего он обычно ездил в Институт судебной медицины. Прежде чем уйти отсюда, Эспиноза остановился и долго смотрел, как маленький трамвайчик, что тащился в сторону Санта Тереза, пересекает из конца в конец весь акведук.
Ему не пришлось ждать до конца дня. Сообщение о том, что его искал Фрейр, он получил, едва вернулся с обеда. Он позвонил, и эксперт, сняв трубку, тут же сказал:
- Эспиноза, тут не нужно даже делать тест! Из этого револьвера не стреляли уже лет десять, не менее. В любом случае я проверил калибр. Ничего похожего. Я совершенно уверен, что пуля, которую ты мне принес, не была выпущена из этого револьвера. Можешь забрать вещдоки сегодня, если хочешь. Я буду тут до пяти.
Эспиноза вернулся в Институт криминалистики задолго до пяти и прошел в офис Фрейра, который являл собой нечто среднее между складом, музеем и лабораторией.
- Я проверил ствол, перед тем как делать баллистическую экспертизу, и осмотрел металлическую поверхность внутри. На основе своего опыта могу тебя заверить, что никто не стрелял из него уже лет десять. Металл весь проржавел. Сколько в точности им не пользовались, не могу сказать без лабораторного анализа, но, даже с допуском на ошибку, гарантирую по крайней мере пять лет. Хотя, может, и вдвое больше, но не знаю, важно ли это для тебя? Я уточню это, если тебе понадобится официальный отчет. Но что пуля не выпущена из этого ствола - абсолютно точно.
- Спасибо, Фрейр, если мне понадобится письменный отчет, я позвоню. Но, думаю, это без надобности. И как всегда, если тебе вдруг понадобится моя помощь, ты знаешь, как меня найти.
Эспиноза вышел из Института криминалистики и прошел в Институт судебной медицины, чтобы вернуть полиэтиленовый мешочек с пулей. В участок он вернулся, неся в руках пластиковый пакет доны Алзиры, где лежал обернутый полотенцем револьвер.
Теперь Эспиноза испытывал меньше угрызений совести по поводу того, что утаил имя Габриэла от коллег, занятых расследованием дела чилийца. Габриэл мог оказаться для них идеальной кандидатурой - при полном отсутствии других подозреваемых. И его природная робость вовсе не вызовет у следователей желание защитить парня, скорее, наоборот, они воспользуются этой его слабостью, чтобы надавить на него во время допросов.
В участке он спрятал в ящик оружие и пули и проверил ожидавшие его сообщения. Одно было от Ирэн. Испытывая огромное облегчение от результатов экспертизы, проведенной Фрейром, Эспиноза уже намного бодрее смотрел на предстоящую встречу с Ирэн. Она сама предложила поговорить об их отношениях с Ольгой не по телефону, что подразумевало, что они обсудят это, когда встретятся. Он позвонил ей домой - потому что ее рабочего телефона у него не было - и оставил сообщение, приглашая на ужин в любом удобном для нее месте. Он будет ждать ее дома около семи.
Хотя Эспиноза предупредил портье о том, что он уже вернулся и что это надо передать Ирэн, она не решилась подняться к нему наверх, пока не услышала его голос в домофоне. Когда они вместе вышли и пошли к машине, припаркованной совсем рядом, она без конца оглядывалась.
- Успокойся! Это как раз и есть то, чего они добиваются - чтобы ты нервничала.
- Черт подери, Эспиноза, а чего ты ожидаешь от меня? Чтобы я делала вид, будто ничего не происходит? Я не коп. И не привыкла к таким вещам.
- Ну и прекрасно. Не беспокойся! Никто не посмеет на тебя напасть, пока мы вместе. Может быть, сходим в наш ресторан?
Когда они заняли места за столиком, Эспиноза попросил Ирэн подробнее рассказать ему, что происходит.
- Ничего, кроме того, на что я жаловалась тебе по телефону. На углу квартала, на том перекрестке, где движение сильней, потому что там как раз наша улица пересекается с более оживленной, почти всегда горит красный свет, если ехать ко мне. Я всегда пересекаю этот перекресток по дороге домой и уже к этому привыкла, так что не нервничаю, а спокойно жду, пока переключится светофор, - вроде мой дом совсем рядом. Вчера, когда я возвращалась с работы, то остановилась, как обычно, и ждала на перекрестке, пока наконец не включится зеленый. Внезапно кто-то подошел к машине - я не могла увидеть кто - и большим куском картонной коробки, на которой была надпись "НА ПРОДАЖУ", закрыл стекло со стороны пассажира, одновременно пытаясь открыть дверь с той стороны. Я ужасно испугалась и нажала на газ. Этот человек одной рукой продолжал пытаться открыть дверь, а другой придерживал картон, закрывая стекло. Мне чудом удалось вывернуться и проскочить через перекресток на красный, при этом я даже и не задумывалась о том, что могу в кого-нибудь врезаться.
- И ты никого не разглядела за этой картонкой?
- Нет. И не уверена, что хотела бы. Правда, я смотрела в зеркальце заднего обзора, боясь, что в меня будут стрелять, но никого там не увидела. Ты не представляешь, Эспиноза, в какой я была панике! И это все не случайно, я уверена! Я знаю про хулиганов, что грабят машины, останавливающиеся у светофоров, но это очень оживленный перекресток, и было всего семь вечера. Там было множество машин и впереди и позади меня, но этот тип нацелился на меня и только на меня. Это не случайное нападение. Сначала умерла Ольга, потом предсказатель, а теперь кто-то пытается вломиться в мою машину буквально в квартале от дома… Это не может быть случайностью, и это не имеет отношения к хулиганящим подросткам. Я была поражена тем, как это можно так ловко спрятаться за какой-то картонкой. Знаю, ты со мной не согласен, но это точно имеет отношение к тому парню!
- У него никаких причин тебя убивать.
- Эспиноза, он, скорее всего, сумасшедший.
- Если бы он был сумасшедшим, то не стал бы прибегать к таким ухищрениям, чтобы скрыть от тебя свою внешность, а просто убил бы.
- А кто тогда это может быть? Мне никогда никто не угрожал, у меня нет врагов, никто ничего не имеет против меня. Все это началось после того, как появился этот проклятый чудик!
- Что - все?
- Все эти смерти! Черт возьми, что еще? Ты что, ждешь, когда меня тоже убьют?
- Попытайся успокоиться. Давай закажем немного пива. Если хочешь, переезжай ко мне на весь уик-энд. Я буду отвозить тебя на работу и привозить обратно.
- И ты будешь так делать до конца жизни?
- А это уже другой вопрос.
- Эспиноза, мне не до шуток!
- А я вовсе не шучу. Кроме того, день рождения Габриэла будет в субботу, через четыре дня.
- И какое это имеет отношение ко всему этому?
- Не забывай, что предсказание экстрасенса действует только до этого дня рождения.
- Господи, Эспиноза, ты что, тоже свихнулся?
- Нет, но я привык принимать во внимание сумасшествие других людей.
Они так и не поговорили об Ольге, оба были слишком уставшими и измотанными. Романтическая ночь тоже была нынче неуместна, так, по крайней мере, воспринял Эспиноза отказ Ирэн провести эту ночь у него. Он проводил ее домой и пообещал утром не опоздать. Пусть она его обязательно дождется, он приедет и отвезет ее на работу. Эспиноза проводил Ирэн наверх и не попрощался, пока не осмотрел внимательно всю квартиру - по ее просьбе.
Спустившись вниз, он поговорил с портье и дал ряд советов по обеспечению безопасности. Затем ушел, удовлетворенный тем, что в эту ночь за Ирэн можно не волноваться. Прежде чем завести мотор, он оглядел улицу, высматривая вокруг что-либо подозрительное, потом на всякий случай проехался вокруг квартала и еще раз по улице перед домом Ирэн и только потом направился в Пейшото.
Эспиноза был уверен, что сегодняшний инцидент не является всего лишь обычной хулиганской выходкой. Когда собираются украсть часы, украшения или сумочку, то нападают со стороны водителя, почти всегда грозя оружием или хотя бы давая понять, что у них это оружие имеется. Никому не придет в голову взламывать дверь со стороны пассажира, прячась при этом за обрывком картонной коробки. Тот человек пытался сесть в машину. И, скорее всего, не умел водить, только тогда становится понятной попытка вломиться в машину не со стороны водителя.
На следующее утро, подбросив Ирэн до работы, Эспиноза приехал в свой офис, чтобы основательно и спокойно обдумать все, что связано с "делом Габриэла", пока все еще свежо в памяти.
Он заперся в кабинете, дав команду помощникам обращаться к нему лишь в самом крайнем случае. На листочке бумаги выписал имена всех, кто имел отношение к этой истории, обвел их кружочками и нарисовал стрелки, обозначавшие связи между ними. Нет, он не верил в то, что это сразу приведет его к решению, просто стремился максимально упростить дело. Картинка, которую он получил в результате, была совершенно ясной. Именно Габриэл являлся связующим звеном, центром, вокруг которого разместились все остальные. Что было вполне понятным, поскольку именно с него и началась вся эта история. И все же то, что его имя оказалось в центре, вовсе не означало, что на него следует возложить ответственность за произошедшие события. Эспиноза никак не мог вообразить себе Габриэла, рвущего дверцу машины Ирэн на перекрестке в Ипанеме. Зачем ему это делать? Просто попугать ее? Но ему это ничем не поможет. Или, может быть, Ирэн попросту выдумала эту историю, чтобы отвлечь его от более насущных проблем - например, от обсуждения ее поездки в последние выходные?
Эспиноза отложил в сторону бесполезный листок бумаги, откинулся на спинку стула, заложив руки за голову, и выпустил на волю свое воображение. Первым образом, что появился перед его мысленным взором, оказалась дона Алзира перед его домом, какой он ее увидел вчера. Эспиноза вернул стул в исходное положение, выдвинул ящик письменного стола и достал оттуда пакет с патронами и револьвером, который она ему передала.
Он развернул револьвер и, взяв его в руки, попытался представить, для чего мог понадобиться револьвер Габриэлу, что он с ним собирался делать. Он представил себе, как Габриэл стреляет в упор в Идальго. Это плохо представлялось, хотя сама идея не была совсем бредовой. В его состоянии это мог быть просто жест отчаяния. Эспиноза положил револьвер на стол и стал рассматривать коробку с пулями. Она была совершено новой. Он разложил патроны в коробке, как они должны были лежать в упаковке. Патронов, по-видимому, не хватало. Там оставалось место по крайней мере еще для одного. Эспиноза достал из собственного патронташа две 38-калиберные пули и доложил их в коробку. Их-то как раз и не хватало. Он забрал свои пули и высыпал оставшиеся на стол. Потом пересчитал их и сверил с количеством, указанным на коробке. Двух не хватало. Фрейр мог использовать пулю для баллистической экспертизы. Но зачем две? Одной ему бы хватило. Эспиноза позвонил в Институт криминалистики. Фрейра не было на месте. Он оставил для него сообщение с просьбой перезвонить ему как можно быстрее. Эспиноза сидел и размышлял, что могло произойти с другой пулей, не с той, что использовалась экспертом, и начал подозревать, что вторая как раз могла оказаться в голове у Идальго. Через полчаса ему перезвонил Фрейр. Да, он взял одну пулю. Нет, никто другой не мог ничего взять из коробки. Эспиноза почувствовал легкую головную боль, и он знал по опыту, что скоро голова разболится вовсю. Проглотив таблетку аспирина, он вызвал Уэлбера и рассказал ему, что надумал.
- Ну, знаешь, Эспиноза! Я ведь сам сначала считал, что парень во всем виноват, и прежде всего в том, что он псих. Потом мое мнение изменилось, то есть я решил, что он, конечно, слегка психованный, но в смерти девушки не виноват. И я так считал, пока он не слинял от меня в метро, а после выяснилось, что этому чилийцу стрельнули в лицо всего в двух кварталах оттуда. Но опять же, коли он хотел убить того типчика, какого черта его понесло в метро, на совсем другую станцию, вовсе не на ту, откуда можно прямо добраться до дома чилийца? Почему он прямо не направился к дому? Если это потому, что он в самом деле знал, что я сижу у него на хвосте, то вряд ли он вообще тогда стал избавляться от слежки и пытаться убить парня. Это же все равно что прямо расписаться в убийстве! Я уверен, что чилийца пришил не он. Для таких милых игр надо иметь хладнокровие настоящего убийцы, который наслаждается чувством опасности и риска. Но Габриэл совсем другой, хотя, конечно, мы часто ошибаемся по поводу таких невинных агнцев, как он.
- Согласен. И именно поэтому я все еще его не арестовываю. И эксперт по баллистике тоже со мной согласен. Но эта отсутствующая пуля навела меня на еще кое-какие мысли.
- На…
- Вот на что. Из того револьвера, что принесла его мать, и который, как она уверяет, у них единственный, он никого не убивал - по крайней мере в последние несколько лет. Но он мог использовать другое оружие. Почему обязательно этот револьвер? Просто потому, что так говорит его мать? И почему это мать, которая явно стремится защитить своего сына, притаскивает вдруг мне этот револьвер?
- Но ты ведь не думаешь, что это она сама?
- Уэлбер, любая мать может совершить что угодно, если речь идет о том, чтобы защитить ребенка. Ее муж научил ее обращаться с оружием. Она сама вытащила из барабана эти пули и положила их обратно в коробку. Она знает, чем отличается пистолет от револьвера и знает также, что калибр этих пуль совпадает с тем, что был в револьвере мужа. Потому она и попыталась его защитить.
- Ты подразумеваешь, что он убил и девушку тоже?
- По моему мнению, их убил один и тот же человек. Подумай. Только тот, кого Ольга хорошо знала, мог подойти к ей вплотную на краю платформы и столкнуть ее вниз. И человек, который пытался напасть на Ирэн, очень боялся, что его узнают.
- То есть ты подразумеваешь, что этот парень, что был полностью невинным, теперь стал полностью виновным?
- Я не говорю, что считаю его виновным. Я просто говорю, что это возможно. И есть еще один момент, - продолжал Эспиноза. - Это то, что меня интересовало с самой первой встречи с ним. Причина, из-за которой он так стремился поговорить со мной, заключалась в том, что его волновало, что станет с убийцей. Это мог быть избыток фантазии, но одна вещь была вполне реальной: переполнявший его страх. Он, возможно, ошибался насчет реальности того, что ему грозит, но что реально боялся - это неоспоримо. И вот чего мы до сих пор не знаем - и чего до сих пор не знает он - это в чем же заключалась эта угроза?
- А чилиец?
- Чилиец просто спровоцировал кризис, но он не является его причиной.
- Габриэл считает, что ты его не подозреваешь. И в этом он был прав - по крайней мере еще час назад. Почему бы нам не позвать его и не поговорить с ним всерьез?
- Я так и собираюсь сделать. Позвони ему и скажи, что я хочу встретиться с ним во время обеда. Если спросит почему, скажи, я хочу, чтобы он забрал отцовский револьвер и уточнил некоторые детали.
- А он не начнет подозревать?
- Не думаю. Он уже приходил сюда, и всегда по собственному желанию.
- А что, если он найдет какой-либо предлог, чтобы не являться?
- Скажи ему, что это важно, что разговор нельзя откладывать. Но не дави на него официально, это только испугает. Он все еще хочет, чтобы кто-то был за него. Скажи ему, что между часом и двумя было бы прекрасно. И, Уэлбер…
- Да?
- Я хочу, чтобы ты тоже присутствовал.
На этот раз они пошли не в кабинет Эспинозы, а в маленький конференц-зал. Габриэл вошел первым, вслед за ним - Эспиноза и Уэлбер. Габриэл сразу заметил, что изменилось с прошлого раза, - теперь на столе лежал пистолет и коробка с патронами.
- Что случилось? - спросил он. И голос, и выражение лица у него теперь были совсем иные, чем в прошлые их встречи.
- Как раз это мы и хотим узнать.
- Что вы имеете в виду?
- Нам стало известно, что ты имел глупость в течение последних нескольких дней гулять по округе с пистолетом.
- Кто вам сказал?
- Неважно. Это не имеет значения.
- Я боялся.
- И поэтому и пришел ко мне за помощью. Однако это вовсе не повод, чтобы ходить по городу с пистолетом, готовясь застрелить любого подозрительного человека, которого встретишь.
- Я ни в кого не стрелял.
- Человеку, который гуляет по улицам с заряженным оружием 38-го калибра, будет тяжеловато убедить меня, что он не собирался ни в кого стрелять.
- Мне только для самообороны.
- Стрелять в людей из самообороны?
- Каждый имеет право защищать себя.
- Только не нося с собой заряженное оружие. Это уже преступление, карающееся тюремным заключением.
- Я ни в кого не стрелял.
- Это то оружие, которое у тебя было с собой?
- Это револьвер отца.
- Да, нам известно. Мы хотим узнать, ты с этим револьвером ходил?
- Да.
- А заряжал в него эти патроны?
- Да… но я ни в кого не стрелял.
- Ты купил их сам?
- Верно.
- Где?
- В магазине, в центре.
- Никто больше об этом не знал?
- Нет.
- Тогда не скажешь ли мне, где отсутствующая пуля?
- Что?
- Пуля. Одной пули не хватает. Где она?
- Не знаю… Не знаю, почему ее не хватает.
- Может быть, ее уже использовали для чего-нибудь?
- Использовали? Как?
- Так, как обычно используют пули тридцать восьмого калибра. Чтобы убить кого-нибудь.
- Убить?
- Ну да, убить. Чилийца, например.
- Вы обвиняете меня в…
- Нет. Я просто привожу пример, как используют пули, и прошу ответить на мой вопрос. Куда делась пуля, которой не хватает?
- Не знаю. Не знаю, куда она делась! Может, я ее уронил где-нибудь на пол.
- А может, она все-таки была использована для того, чтобы кого-нибудь…