На следующий день в обусловленное время раздался стук в дверь кабинета. Орлов знал, что это, должно быть, дежурный офицер, который встретил и привел к нему "долгожданного" гостя, но буднично ответил:
- Да! Входите!
Дверь открылась, и на пороге показался офицер дежурной службы, рядом с которым - уже давно не сходящий с экранов телевизоров довольно высокий плотный мужчина лет сорока пяти с пышной шевелюрой вьющихся волос и густыми бровями. В руках он держал увесистый черный саквояж.
- Здравствуйте Владимир Вольфович! - Орлов встал из-за стола и сделал несколько шагов навстречу гостю.
- Здравствуйте, здравствуйте! Я Жириновский. А где Иваненко? - Он вертел головой по сторонам, осматривая небольшой кабинет Орлова, будто рассчитывал увидеть в нем Председателя Российского КГБ.
- Извините, но Виктор Валентинович не может встретиться с вами. Его срочно вызвали на заседание правительства. Он поручил мне…
- А вы кто? - бесцеремонно спросил Жириновский.
- Я - помощник Председателя. Зовут меня Андрей Петрович. Иваненко поручил мне…
- А почему он мне не сообщил, что не сможет встретиться? - Гость снова перебил Андрея. - Я собирался говорить именно с ним! - Потом окинул Андрея изучающим взглядом и примирительно сказал: - Хорошо! - И, не дожидаясь приглашения, прошел к креслу, стоящему у журнального столика, поставил на него свой саквояж. Андрей сразу почувствовал в госте какую-то уверенную бесцеремонность. Вместе с тем Орлов не мог не обратить внимания на явную артистичность и картинность поведения знаменитого визитера. Началось с того, что Владимир Вольфович выразил свою искреннюю поддержку Комитету и чекистам вообще, но при этом неожиданно сказал:
- Но я никогда не сотрудничал с КГБ! Про меня распространяют слухи, что я был агентом. Это - ложь! Я никогда не был агентом КГБ! Вот. - Он достал из кармана пиджака какой-то листок и протянул его Андрею.
То, что увидел Орлов, было настолько неожиданным и парадоксальным, что несколько мгновений он не мог вымолвить ни слова. Перед ним был документ, равного которому, наверное, не было в истории ни одного государства, ни одной специальной службы. Это была справка, подписанная руководителем Межреспубликанской службы безопасности Бакатиным, свидетельствующая о том, что В.В. Жириновский никогда не состоял и не состоит в настоящее время в агентурном аппарате органов госбезопасности.
- Вот видите, даже сам Бакатин подписал! Так, что все, кто говорят, что я работал на КГБ, врут! Но Комитет госбезопасности, как организацию, я уважаю! Вы защищаете государство! Вас надо укреплять, а не ликвидировать, как предлагают некоторые демократы! Надо только, чтобы был нормальный контроль…
Владимир Вольфович говорил без передышки, не давая Орлову не только вставить слово, но и даже выразить свою реакцию. Это был монолог. Монолог человека, ничуть не обеспокоенного тем, сколько людей его слушают - громадная толпа, заполнившая Манежную площадь, или всего-навсего один человек, сидящий сейчас перед ним в кабинете. Жириновский говорил красочно и ярко, четко и громко выговаривая слова, вставляя образные выражения и обороты. Это была речь, безусловно, эмоционального человека, в своем роде артиста, больше занятого не тем, что говорить, а тем, как говорить. Речь его завораживала, эмоции и страсть передавались собеседнику, и уже через несколько минут Орлов почувствовал, что со многими оценками и пассажами этого человека готов согласиться, хотя еще пять минут назад думал совсем по-другому.
В коридоре седьмого этажа, несмотря на плотно прикрытую дверь, не могли не слышать громогласную речь Владимира Вольфовича. Можно представить себе, как удивлялись сотрудники, проходя мимо кабинета Орлова и слыша оттуда уже ставшие многим знакомыми интонации лидера Либерально-демократической партии. Явление Жириновского в КГБ было не меньшей неожиданностью, чем посещение Боннэр.
Желая хотя бы на миг приостановить монолог известного оратора, Орлов попытался вклиниться в безудержный поток слов и междометий, извергаемых гостем:
- Владимир Вольфович, хотите чая?
- Выпью чашечку.
- Сейчас сделаю! - с некоторым облегчением сказал Андрей, рассчитывая получить хотя бы минутную передышку.
- А кофе у вас есть? - спросил вдруг Жириновский. - Сделайте лучше мне чашечку кофе.
Орлов с готовностью включил кипятильник и достал баночку импортного бразильского кофе. Через некоторое время вода в стакане закипела, и он засыпал в него две чайные ложки коричневого порошка, который наполнил комнату приятным кофейным ароматом.
- Хороший кофе у вас в КГБ! - оценил Владимир Вольфович напиток, сделав несколько глотков.
И только тут Андрей понял всю парадоксальность ситуации. Ведь Жириновский пил кофе, который накануне принесла Елена Боннэр! Пил и прихваливал, не догадываясь ни о чем. Наверное, Владимиру Вольфовичу и впрямь было трудно представить, что Комитет "дошел" до того, что в его стенах могли оказаться бывшие диссиденты, теперь уже не на допросах у следователей, а в рабочих кабинетах руководства. Да, время привнесло такие изменения в стиль деятельности органов госбезопасности, о которых нельзя было и помыслить год-два назад.
- Жалко, что не удалось встретиться с Иваненко! - посетовал Жириновский. - Но я тут принес… - Он раскрыл саквояж и стал вынимать из него кипы каких-то бумаг, не то листовок, не то агитационных плакатов.
- А вы не можете собрать сотрудников? - неожиданно спросил Владимир Вольфович.
- То есть? Кого собрать? - не понял Орлов.
- Ваших сотрудников! Я мог бы выступить перед ними! У вас тут большой зал есть?
- Выступить? - Андрей с недоверием посмотрел на Жириновского, все еще не понимая, всерьез он говорит или шутит. - Выступить перед сотрудниками?
- Да, да! Я мог бы выступить перед вашими сотрудниками КГБ России. Поддержать вас, разъяснить наши партийные принципы, проинформировать о наших целях, планах, задачах…
- Что вы, Владимир Вольфович! Ну… во-первых, так сразу, без предварительной договоренности…
- Какая предварительная договоренность? Что, собрать всех нельзя? Уверяю вас, все будут меня очень внимательно слушать! Я им скажу то, что они ждут! Я…
Тут уж Орлов не выдержал и, рискуя оказаться невежливым и вызвать неудовольствие гостя, перебил неиссякаемый поток слов:
- А во-вторых, вы же сами выступали за департизацию военнослужащих и против втягивания их в политическую деятельность! А теперь вот предлагаете…
- Да что вы говорите! Я совсем не собираюсь вести политическую агитацию! Я хочу разъяснить сотрудникам КГБ позицию ЛДПР! Уверен, что ее все примут! Каждый сотрудник госбезопасности! Потому что наша партия стоит за то, чтобы госбезопасность и армия были сильными и мощными! Вас не сокращать надо, а увеличить в два раза! В три раза! Вам нужно установить достойную зарплату! Всем сотрудникам дать нормальное жилье! Люди, которые защищают безопасность государства, не должны нуждаться ни в чем! - Он сделал едва заметную паузу и продолжил: - Ладно, если не можете организовать собрание, я передам вам материалы… Вы можете распространить их среди ваших сотрудников.
Здесь все ясно! - Он потряс зажатой в руке пачкой листовок. - Здесь есть все - наши программные установки, наши принципы и цели! Пусть ваши сотрудники изучат все! Я оставляю все вам!
Даже спустя несколько часов после того, как Владимир Вольфович покинул кабинет, в ушах подполковника Орлова продолжал звучать его громкий и страстный, временами переходящий на крик голос, его характерные интонации и парадоксальные предложения.
"Да, человек он, конечно, незаурядный, - думал всю оставшуюся часть дня Орлов. - И совсем не такой, каким его показывает телевидение. На ненормального он не похож, хотя многие пытаются его таким представить. Нет, он - трибун, артист! Причем талантливый! Такие люди становятся заметными не только в политике, они и на театральной сцене могут достичь немалого успеха! Пожалуй, Владимир Вольфович мог бы стать неплохим драматическим актером. - Орлов даже представил, как сидит в первом ряду партера, а Жириновский читает монолог Чацкого.
Все это вспомнил Орлов, глядя на докладную записку, которую он составил сразу по горячим следам после встречи с Жириновским. Встречи, которая, так же как и беседы с Еленой Боннэр, оставила противоречивое и смутное ощущение того, что все в нашем мире имеет две стороны - внешнюю, кажущуюся нам определяющей, и скрытую, соприкоснувшись с которой мы долго пребываем в раздумьях и сомнениях.
Орлов разорвал докладную записку пополам, потом измельчил обрывки и бросил их в урну, стоящую рядом со столом. Он и сам не знал почему, но пропускать этот документ через шредер ему не хотелось. Секретов в документе никаких не было, а оценки Орлова теперь уже, наверное, никого не интересовали.
Зазвонил телефон. Андрей отложил очередную папку и прервал свою тягостную работу, связанную с просмотром и уничтожением ставших теперь ненужными документов.
- Орлов! - сказал он четко по привычке.
- Андрюша, это я! - раздался голос Оли. - Как ты там? Не занят?
- Ну ты же знаешь!
- Я так… Чем занимаешься?
- Да, ничем. Перебираю бумаги, освобождаю кабинет. Наверное, скоро выселят…
- Андрюша, тебе звонил кто-то.
- А кто? Ты не спросила?
- Он не ответил. Сказал, что сам позвонит вечером. Голос незнакомый.
- Ладно!
- Не задержишься сегодня?
- Нет, приду часов в семь.
- Придешь? Не на машине?
- Машину отобрали.
- Понятно. Ну, я жду тебя, Андрейка.
После разговора с женой Орлову совсем расхотелось продолжать начатую работу. И хотя он понимал, что нужно до конца разобрать все бумаг и, заниматься совершенно бессмысленным делом ему было противно. Он так привык за последние десять лет к напряженной и всепоглощающей работе, что теперь, получив, казалось бы, долгожданную передышку, не знал, куда себя девать.
"А что же делать с "Библией"? - пришла в голову тревожная мысль. - Президент согласился с предложениями АФБ, а само АФБ расформировал. Кто теперь будет заниматься всем этим? А вообще, кто знает о том, что у меня находится такой раритет?"
Дверь без стука открылась, и на пороге появился Николай Николаевич, в течение нескольких месяцев исполнявший обязанности начальника управления по борьбе с терроризмом, аналогично Орлову оказавшийся не у дел. Это под его руководством проводилась операция по изъятию "Библии" из сейфа в высотке.
- Слушай, по-моему, полный "песец"! Позвонили и сказали прибыть к ним… Будут обсуждать с нами, как объединять структуры!
Сказать, что Николай Николаевич был обеспокоен - значит, не сказать ничего. Он был удручен и полон негодования. Только налаживающееся дело, на которое возлагались большие надежды и для воплощения которого строились долгосрочные планы, теперь не просто ставилось на карту, а перечеркивалось равнодушной рукой псевдореформаторов. Разрушенная структура некогда мощного пятого управления КГБ, на которое был наклеен ярлык "политического сыска", на самом деле занималось не только диссидентами, но и было центром антитеррора, в котором служили профессионалы высочайшего класса, центром борьбы с религиозным экстремизмом, в котором работали опытнейшие специалисты, способные в теологическом споре "загнать в угол" даже самого лучшего выпускника духовной академии, состязаться в знании "Корана" с самыми авторитетными алимами. Ликвидация этих направлений работы в системе органов госбезопасности была чревата утратой государством способности противостоять терроризму и экстремизму. После августа девяносто первого лучшие специалисты этого профиля вынуждены были уйти из органов, пополнив службы безопасности коммерческих структур и банков. Не по тому ли спустя годы правоохранительная система и спецслужбы оказались, мягко говоря, не на высоте перед разгулом террора и экстремистских выступлений?
- Ладно, Николай! Мы сделали все, что могли. Если побеждает глупость…
- Да дело не в этом! Загубят все! А плавное… - он понизил голос, - главное в том, что наша агентура не будет с ними работать… И нам больше никогда не поверят! Ты понимаешь, что это значит? Это значит, что о террактах мы будем узнавать после того, как они совершатся! Будем, значит, не предупреждать, а пресекать, когда все уже будет сделано! Да, кстати… - Николай Николаевич в упор посмотрел на Орлова, будто вспомнил что-то важное, что хотел было спросить у него, но в самый последний момент забыл. - Эта "Библия" еще у тебя?
- У меня! А где еще она должна быть? Здесь лежит! - Андрей указал рукой на сейф.
- Имей в виду: кое-кто уже проявляет к ней интерес!
- Кто?
- Есть интересующиеся! В сводке одной прошло… Один говорит другому: "А ты знаешь, что комитетчики изъяли книгу, которая стоит два миллиона долларов?" Ну, и посудачили на эту тему. Правда, они не знают, у кого именно находится…
- Коля, так значит, кто-то продал!
- Ну, не знаю! А вообще… Вот идиотизм! Нашли такую ценность! А теперь… Так что, Андрей, смотри!
- А чего смотреть? Схожу на Старую площадь, объясню им!
- Ну-ну! Сходи! - Он с ехидной улыбкой посмотрел на Орлова. - Пока!
- Пока!
После ухода Николая Николаевича у Андрея помимо чувства тревоги, которое сопровождало его последние дни, появилось острое ощущение нарастающей опасности. После слов коллеги он действительно подумал: "А ведь в моем сейфе лежит бесценное сокровище! Вдруг кто-нибудь захочет поживиться! Вытащат без проблем, а на меня все свалят! Так и в тюрьму можно загреметь!"
Он открыл нижнюю ячейку сейфа, как будто хотел убедиться в том, что книги были на месте. Кожаные корешки с золотой отделкой поблескивали, напоминая о том, что ждут высочайшего решения относительно своей судьбы. Само решение состоялось, а претворить его в жизнь теперь было некому. Более того, Андрей чувствовал, что угроза нависла не только над бесценным сокровищем, хранящемся у него в сейфе, но и над ним самим. Почти так же, как это было в прошлом году в Душанбе.
23 декабря 1991 года, день.
Москва. Ленинградский проспект.
Представительство фирмы "Райзетур-Экспресс"
- Ну что вы, что вы, господин Рентель! Это невозможно! Русские наверняка откажутся официально подтвердить факт находки "предмета". Вы же знаете, как они…
- Да нам, собственно говоря, и не требуется от них ничего. Мы и так знаем, где находится "предмет". Сейчас за ним охотятся наши люди. Главное, чтобы эти, как говорят русские, "отморозки" не испортили все дело.
- Господин Рентель, вы должны мне точно сказать, должен ли я ввязываться в это дело или вы сами справитесь с ним. Если ваша фирма в состоянии профинансировать проект вывоза "предмета" из Союза… При этом я представляю, каких расходов это потребует… Если вы справитесь сами, мы можем ограничиться тем, что будем подстраховывать вас.
- Подстраховывать? Каким образом?
- Ну, там… таможенные дела всякие… транспортировка…
- Да нет! Этого нам не нужно. Предмет пойдет самым безопасным каналом - с дипломатическим курьером. Главное не в этом. Вся трудность заключается в том, чтобы вытащить "предмет" из здания. Правда, обстановка для этого сейчас наиболее благоприятная…
- Что вы имеете в виду?
- У них там абсолютный разброд и шатания! Все ждут каких-то очередных перемен и, конечно, не в лучшую для себя сторону. В этих условиях нашим людям работать гораздо проще. Вот только, если бы наши заокеанские друзья…
- Что?
- Ну… не проявляли бы своего интереса к "предмету".
- А они проявляют такой интерес?
- Не явно, но все-таки… Как говорится, нюх мне подсказывает, что наши партнеры тоже не прочь были бы…
- Завладеть "предметом"?
- Да! А потом, может быть, предложили бы нам и сделали свой маленький бизнес на этом деле.
- Вот засранцы!
- Так что помощи особой не требуется. Если будет надо - тут же поставим вас в известность. Договорились?
- Отлично, господин Рентель. Желаю успеха!
- Спасибо, вам также.
23 декабря 1991 года, вечер.
Москва. Крылатское
- Ну вот, как хорошо! - Оля обрадованно встретила мужа, открывая квартирную дверь. - Так рано ты никогда не приходил!
- А чего там торчать без дела? - с горечью ответил Андрей, прижимая к себе и целуя жену. - Работы нет никакой…
- Да, Андрюша, тебе опять кто-то звонил. Уже третий раз!
- Кто?
- Не назвался. Говорил, что еще позвонит.
- Пап, а ты что принес? - с плутовской улыбкой спросил семилетний Сережа.
- Сережа, - укоризненно сказала Оля, - папа же был на работе! Что он может оттуда тебе принести?
По скорченной сыном гримасе было ясно, что мамины доводы для него казались недостаточно убедительными. Приносил же папа раньше всякие всячины - то конфеты, то шоколадку, то рахат-лукум где достанет. А теперь, вот уже несколько дней, он не приносил никаких сладостей, будто они совсем пропали из кондитерских магазинов.
Андрей и сам не знал, почему стал таким невнимательным. Раньше он действительно, как бы надолго ни задерживался, старался купить хоть что-нибудь вкусненькое. Нина и Сережа уже привыкли к тому, что папа приносит к чаю какую-нибудь сладенькую штучку. Да и Оля радовалась вместе с ними как ребенок, когда муж доставал из дипломата кулек с зефиром или пакетик с конфетами. Так уж повелось в их семье с тех времен, когда Андрей сам был маленьким и папа приносил ему с работы "что-нибудь интересненькое". Это могло быть что угодно: оловянный солдатик, книга, лупа, блокнот, карандаши, арбуз, ментоловые пастилки, гематоген, халва… или что-нибудь совсем парадоксальное, типа старого телефонного аппарата с крутящийся ручкой или журнала выпуска 1910 года. Андрею было неведомо, откуда папа это все приносил. Когда он был маленький, то ему казалось, что все это есть у папы на работе, и только потом понял, сколько изобретательности и находчивости надо было предпринять, чтобы доставить удовольствие своему сыну. Наверное, и дети Андрея долго не понимали, откуда берется все, что он приносил домой, иначе в свое время маленькая Нина не ответила бы на вопрос: "Где работает твой папа?" - "Там, где делают конфеты!"
Андрей снял куртку, погладил сына по голове, приподнял его и, серьезно посмотрев в глаза, сказал:
- Сережа, не смог я ничего принести. В следующий раз, ладно?
- Ладно. А ты, пап, уже не работаешь?
- Почему?
- Мама сказала.
- Мама скажет! - Андрей бросил осуждающий взгляд на Олю. - Просто я, наверное, буду переходить на другую работу.
- На другую работу? А эта что, не нравится?
Андрей хотел что-то ответить сыну, но тут раздался телефонный звонок.
- Андрюша, это тебя.
Орлов взял трубку.
- Алло!
- Андрей Петрович, добрый вечер! Это Кузин! Я уже звонил несколько раз…