приглашение своего старого приятеля-генерала и отправился "в отпуск по состоянию здоровья" во Францию.
На первый взгляд, в упрямом и временами яростном противодействии Гитлеру особой логики не было.
Миллионы людей в Англии - и не только в Англии - знали о давней симпатии Черчилля к Бенито Муссолини
и к итальянскому фашизму вообще. Муссолини Уинстон почитал как государственного деятеля, вождя нации,
хвалил его личные человеческие достоинства. Для Черчилля Муссолини прежде всего был борцом против
коммунизма. Уинстон всю жизнь мечтал задушить власть большевиков и развеять на очаге военного костра
пепел самих коммунистических идей. Казалось бы, все понятно.
Однако нежность к Муссолини заметно поубавилась после вторжения итальянцев в Абиссинию. Вовсе не
потому, что колониальная авантюра претила Черчиллю: просто на сей раз итальянский фашизм затронул
имперские интересы британского льва.
Негативное отношение к Гитлеру складывалось на более сложной основе.
Непоколебимый аристократ, приверженец знатности родов, Уинстон в тридцатых годах восхищался
"простым ефрейтором, поднявшимся на государственную высоту и сумевшим вернуть Германию в ряд
государств, с которыми вынуждены считаться остальные". В одной из книг своих очерков он даже нарисовал
политический портрет фюрера. Но нужно отдать должное государственному чутью Черчилля: сквозь дыры в
разорванном Версальском договоре он разглядел истинное обличье германского фашизма, почуял волчий
аппетит Гитлера.
О, британский политик был совсем не против того, чтобы обратить вожделения неистового Адольфа на
восток! Но… тут вырастало это очень большое "НО". С одной стороны, неплохо было бы, чтобы фашисты
поставили на колени красную Россию. С другой - это должно было неизмеримо усилить фашистскую
Германию.
Не случайно горячность его речи в парламенте произвела впечатление даже на твердолобых. Ударяя в
запальчивости кулаком по трибуне, Уинстон почти кричал в зал, как всегда, прибегая к гиперболам:
- Ни одна страна не является столь уязвимой, как наша, и ни одна не сулит грабителю большей
наживы… Мы с нашей огромной столицей -этой величайшей мишенью в мире, напоминающей как бы
огромную, жирную, дорогую корову, привязанную для приманки хищников, - находимся в таком положении, в
каком мы никогда не были в прошлом и в каком ни одна другая страна не находится в настоящее время… Я
утверждаю, что Германия в нарушение мирного договора уже создала военную авиацию, равную по своей мощи
почти двум третям нынешних оборонительных воздушных сил нашей метрополии…
Размышляя о судьбах Британии, Черчилль понимал: любое усиление фашистской Германии поставит его
страну в подчиненно-унизительное положение. Диктовать условия станет Гитлер.
Впрочем, была еще одна побудительная причина - причина сугубо личная, возможно, не до копца
осознанная. Всю свою кипучую жизнь Уинстон искал обстоятельства для исторического подвига. Но выбирал
их не очень обдуманно, подменяя реальную оценку собственной самоуверенностью и нежеланием считаться с
социальными ветрами времени. Так вышло со стремлением стать полководцем в первой мировой войне. Так
было с попыткой смять революцию в России.
И вот на горизонте появился враг - сильный, не знающий жалости. Тень паучьей свастики хищно
нависла над близкой сердцу Черчилля и уже дряхлеющей империей…
- Ну что ж, - думал Уинстон, вглядываясь в оттенки пейзажа и машинально размешивая краски на
палитре. - Гераклу для подвига необходим лев. Смешно, если гигант станет раздирать пасть кошке…
Он не сразу заметил, что на мольберт снова легла тень.
На этот раз она имела четкие очертания.
Уинстон в недоумении оглянулся. Лицо его под легкой соломенной шляпой нахмурилось. За спиной стоял
довольно высокий человек лет сорока. Клетчатый пиджак, брюки Для гольфа и белые гетры выдавали в нем
туриста. Новые башмаки были начищены до блеска. Крахмально-снежную Рубашку оттенял неяркий галстук.
Волосы на висках серебрились - так же, как подстриженная щеточка усов. Голубые глаза смотрели цепко, по
доброжелательно.
- В чем дело? - не заботясь о вежливости, бросил Уинстон, раздосадованный тем, что его одиночество
нарушено.
- Мне очень неприятно, сэр, что я вынужден оторвать вас от единения с прекрасным, - приятным
голосом на чистом английском заговорил пришелец, - но, поверьте, к этому вынуждают обстоятельства.
Боюсь, что в замке, в котором вы гостите, мы не найдем возможности для весьма конфиденциального
разговора… Чтобы не терять времени, сразу вручу письмо от сэра Хью Синклера.
Говоря это, незнакомец достал из кармана пиджака объемистое кожаное портмоне, выпул конверт.
- Ах, вот в чем дело, - примирительно сказал Черчилль. - Кажется, я узнал вас. Вы из…
- Фредерик Саммербэг, Интеллидженс сервис, - поклонился Фред.
- Да, да, мистер Саммербэг, помню, мне представляли вас. Подержите минутку письмо, я вытру пальцы.
Как ни стараешься, половина этих красок остается на руках, - притворно пожаловался Уинстон, тщательно
вытирая тряпкой пальцы.
- Но кое-что попадает и на холст, сэр, - заметил Фред, сделав шаг в сторону и рассматривая работу. -
И, по-моему, попадает не зря. Вам удалось пересадить на полотно местное солнце.
- А-а, так, мазня для отдыха души, - махнул рукой Уинстон.
Чрезвычайно болезненно реагируя на малейшую критику его политической деятельности, он был
совершенно равнодушен к замечаниям и похвалам в адрес своей работы живописца.
Черчилль поднялся с раскладного стула; на Уинстоне был любимый рабочий комбинезон "сирена",
пошитый по его собственным выкройкам. Комбинезон, безусловно, был удобен; выделялось множество
карманов на змейках. Уинстон достал из верхнего сигару, вопросительно взглянул на Фреда. Тот с улыбкой
покачал головой.
- Ну и правильно, - сказал Черчилль и в неловкости оглянулся. - А вот посадить мне вас негде.
Впрочем, не я выбирал оружие для дуэли, - пошутил он.
- Я не любитель кресел, сэр! А перед таким пейзажей можно и постоять…
Уинстон понимающе улыбнулся и принялся читать письмо. Читая, он перекладывал сигару из угла в угол
рта. По лицу Черчилля трудно было понять, как он реагирует на послание шефа Интеллидженс сервис. Но если
бы тут присутствовал личный врач Черчилля Чарльз Моран, посвященный во многие тайны клиента, он мог бы
заметить: "Не беспокойтесь. Мой патрон слишком ценит информацию, которой его снабжают друзья из
разведывательных органов. Именно благодаря этой информации он неоднократно поражал кабинет и членов
парламента своей осведомленностью и о состоянии государственных дел, хотя не находился у власти, и о том,
что практически происходит в лагере противника…"
Прочитав письмо, Уинстон вдруг стремительно пожал руку Фреда.
- Я пожимаю вашу мужественную руку не просто как сыну лорда, но и как отважному разведчику.
Адмирал сообщает, что вы только что вернулись из волчьего логова. Я заинтересован в получении информации
из первых рук. Хотя, если честно, не совсем понимаю, почему адмирал именно мне оказывает такое
благосклонное внимание… Я ведь не у власти.
- О сэр! - Саммербэг уважительно поглядел Черчиллю в глаза. - Вы должны понять: адмирал
Синклер не приехал к вам лично не потому, что занят. Он, к великому сожалению, серьезно болен. И это всех
нас, ближайших сотрудников, очень беспокоит. А что касается власти… адмирал всегда внушал нам - и очень
успешно! - что вы единственный человек, способный сыграть главную роль в противостоянии нашествию
нацистов.
- Благодарю вас, - с чувством сказал Уинстон, наклоняя голову, - Полагаю, что самые честные люди
Англии, как ни странно, сегодня работают в разведке… Вы поделитесь своими впечатлениями о Гитлере?
Признаться, он занимает меня в первую очередь.
- Охотно. Ради этого я дозволил себе оторвать вас от отдыха.
- Какой там отдых… - махнул рукой Уинстон. - Кисти - здесь, а мысли - далеко… Но я слушаю
вас. Тем более, Хью намекает, что у вас есть ко мне необычная просьба…
- Разрешите, я сначала расскажу о встречах с главарями сегодняшней Германии?
- Конечно, конечно. Пожалуй, давайте немного походим. При ходьбе лучше усваивается сказанное. Так
же, как съеденное.
Фред рассказал о Гиммлере, о Розенберге, об Эрихе Кохе и других высших нацистских функционерах, с
которыми довелось встречаться. Рассказывал четко, неторопливо, не нагромождая детали, выделяя главное.
Черчилль несколько раз одобрительно посмотрел на Саммербэга.
Наконец Фред перешел к более деликатной части рассказа.
- Фюрер недвусмысленно дал понять, что возможно широкое соглашение с нашим правительством. Но,
знаете, сэр, в эти минуты… как бы поточнее выразиться… у меня не было ощущения, что я разговариваю с
джентльменом…
- То есть вы ему не поверили? - быстро спросил Черчилль.
- Совершенно верно, сэр. Именно это я хотел сказать. Кроме того, он ставил различные условия.
- Ага, - отозвался Черчилль, словно ждал, когда же собеседник перейдет именно к этой части рассказа.
- И в одном из условий значилась сия персона?.. - Уинстон ткнул себя пальцем в грудь.
- Вы прекрасно осведомлены, сэр, - улыбнулся Фред. - Не столько ваша персона, сколько отсутствие
таковой в британском руководстве.
"Ну, вот, - Уинстон усиленно пожевал сигару, - все становится на свои места. Гитлер видит во мне
главного противника на западе. Он никогда не простит мне того, что я первый схватил в руки веревку от
набатного колокола. Значит, жребий брошен. Тем более что жизнь, в общем, всего лишь капля вечности… Она
может не подарить мне второго такого врага".
- Вы сообщили весьма важные сведения, дорогой Саммербэг, - сказал после долгого раздумья
Черчилль. - А известие о том, что при упоминании моего имени фюрер буквально скалит клыки, пробудило во
мне просто зверский аппетит… - Уинстон вынул из кармашка комбинезона луковицу часов на золотой
цепочке, щелкнул крышкой. - Надеюсь, вы не откажетесь составить мне компанию за столом?
- Это честь для меня, сэр. Но я вовсе не хотел бы нарушать и дальше ваш отдых… Тем более…
- Тем более что и здесь я редко обедаю без гостей. Ну, а соотечественнику моя Клемми и вся семья
будут рады. Но вы еще хотели о чем-то попросить?
Фред собрался с духом.
- Видите ли, сэр, моя просьба, по всей вероятности, удивит вас. Позволю высказать ее лишь потому, что
она имеет отношение к будущей войне.
- Во всем, что касается будущей войны, вы найдете мое понимание.
- Именно на это я и надеюсь, сэр. Несколько слов о самой ситуации. Мы убеждены, что успех в войне
окажется на стороне того, кто будет обладать большей информацией о противнике. Это, конечно, понимают и
немцы. У нас имеются данные о том, что они изобрели электрическую шифровальную машину сравнительно
нового действия. Немцы убеждены, что зашифрованные ею радиопередачи дешифровке не поддаются. Как вы
понимаете, при той громоздкой военной организации, которую создают нацисты, главной в управлении
войсками окажется радиосвязь. Наши соображения касаются не только суши, но и океанов, что приобретает для
Англии особое значение. Стоит ли подчеркивать, как важна для нас дешифровка?
Фред сделал паузу, давая Черчиллю осознать глубину сказанного. Черчилль молча жевал сигару.
- Нам стало известно, где шифровальную машину создают. Завод находится в Восточной Германии,
неподалеку от польской границы. Производство ведется в глубокой тайне. Насколько я знаю, даже службу
абвера держат в стороне. Таким образом, армейская разведка не имеет доступа к секретам технологии. Иначе бы
мы уже… - Фред оборвал фразу, но Черчилль понимающе кивнул головой, слегка улыбнулся. - Если бы нам
удалось завладеть секретами разработки этой машины или, что еще предпочтительнее, захватить ее экземпляр,
можно было бы попытаться заранее найти ключ к желанному замку. Тем более что ключ может оказаться
поистине золотым. Вы, конечно, понимаете…
Черчилль внезапно остановился, выхватил изо рта сигару. Губы насмешливо скривились.
- Не желает ли уважаемый адмирал, чтобы, я в качестве агента сейчас же отправился в логово врага и
привез ему проклятую машину?! Я готов это сделать немедленно! Однако боюсь, что произнес слишком много
речей и позволил напечатать слишком много портретов. Меня там могут узнать раньше, чем я попаду в
бессмертие…
"Однако с ним все время нужно держаться на почтительной дистанции, - отметил про себя Саммербэг.
- За внешней благожелательностью всегда прячется лев, готовый к прыжку. В общем, если ужинать с
дьяволом…"
Фред улыбнулся.
- Боюсь, что если бы адмиралу пришла столь необычная идея, то следующей была бы мысль о
необходимости подавать в отставку…
- Тогда в чем же моя миссия? - Уинстон снова обрел благодушие.
- Дело обстоит куда романтичнее, - усмехнулся Фред.
При всей почтительности к Черчиллю он не собирался отступать от намеченной линии. Черчилль
взглянул на него с любопытством.
- Сэр, в период англо-бурской войны вы приняли в пей героическое участие…
- Ну, кое-что наша пресса преувеличила, - буркнул Уинстон.
- Мы знаем, что вам помог бежать из Претории молодой бур. Он оказался выходцем с Украины, позднее
очутился в Англии. Имя и фамилия его на английский лад звучали как Арчи Коллинз. Он женился на дочке
польского эмигранта и вознамерился переехать на родину жены, в Варшаву. Однако у него возникли денежные
затруднения, и тогда он обратился к вам за помощью.
- Это было более тридцати лет назад, - пожал плечами Черчилль.
- Однако Арчи Коллинз не забыл вашего благородства. - Фред не мог отказать себе в удовольствии
уколоть маститого политика. - Я могу даже процитировать некоторые строки вашего письма Коллинзу:
"Посылаю Вам 2500 фунтов стерлингов, чтобы Вы могли успешно устроить все свои дела. Не считайте себя
моим должником: тогда мою голову оценили в 25 ф.с, ныне же просто поднялась ее цена…"
- Я все время забываю, что и на меня и Интеллидженс сервис имеется досье, - проворчал Черчилль. -
Хорошо бы как-нибудь на досуге почитать.
- Я его не видел и не читал, сэр, - мягко сказал Фред. - Я лишь хочу помочь моему королевству в
войне, которая, видимо, неизбежна.
- Конечно, конечно, - примирительно отозвался Черчилль.
- Ныне Арчи Коллинз благополучно живет в Варшаве. И, по нашим данным, по-прежнему боготворит
вас. Но главное, пожалуй, в том, что у него есть сын, Ян. Он взял себе фамилию матери. Девичья ее фамилия
Крункель. Звучит вполне на немецкий манер. Так вот, сэр, этот Ян - талантливый инженер, а работает
механиком как раз на том заводе, от продукции которого, возможно, зависят наши будущие военные успехи.
Фред замолчал.
- Итак? - вопросительно поднял бровь Черчилль.
- Возможно, личное письмо отцу помогло бы нам выйти на сына. Если, конечно, возможно, сэр.
Уинстон сунул руки в боковые карманы комбинезона и долго, нахохлившись, смотрел в сторону парящих
в поднебесье гор.
В свое время, несколько лет назад, он в поисках мест, где сражался его любимый герой, первый герцог
Мальборо, колесил по Германии. Ему сообщили, что лидер новой, недавно созданной национал-социалистской
партии, некий Адольф Гитлер, хотел бы с ним встретиться. Уинстона подмывало познакомиться с выходящим
на мировую политическую арену фюрером. Но профессиональная осторожность взяла верх. Он под разными
предлогами отказался. И никто потом не мог упрекнуть Черчилля в том, что он скомпрометировал себя личным
общением с фашистским главарем.
- Мистер Саммербэг, - повернул наконец голову Черчилль. - Писать я ничего не буду. Бумага в наше
время становится слишком прозрачной. Но если вы организуете приезд этого Коллинза в Англию, я готов
побеседовать с ним. Разумеется, без широкой аудитории…
Однако Фреда не так-то легко было сбить с намеченной позиции. Похоже, он предусмотрел подобный
поворот. Из того же портмоне он извлек небольшую фотографию улыбающегося Черчилля с сигарой во рту.
- Везти Коллинза на одну беседу в Англию… Не слишком ли расточительно для министерства
финансов, сэр? Но я вас понимаю. Писать письмо, возможно., и не следует. А надпись на фотографии… к тому
же полуабстрактная… ни к чему не обязывает. Как вы полагаете, сэр?
Уинстон взял в руки фотографию, рассмеялся.
- Знаете, мистер Саммербэг, не хотел бы я иметь вас противником!
- Благодарю вас, сэр. Но едва ли это когда-нибудь произойдет.
●