- Может, конечно. Человек он неплохой. Только как на это посмотрит… Не захочет ли сыграть в одиночку, сам…
"А это как сюда попало?" Человек нагнулся, поднял с тропинки алую книжицу.
Знакомая обложка - чистенькая, словно только что из типографии, с четкими строчками в середине:
"КОММУНИСТИЧЕСКАЯ ПАРТИЯ СОВЕТСКОГО СОЮЗА"
Выше было обозначено: "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!"
- Партбилет!
Фамилия и лицо на фотографии были абсолютно незнакомые.
Он сделал несколько шагов.
У края тропинки виднелась закатанная в целлофан квадратная карточка.
- Да тут полно документов, Бутурлин! - заметил он самому себе.
Вдоль тропинки и в стороне с интервалами валялись разноцветные карточки, бумажки. Бутурлин не представлял, кто мог это выбросить. Тропинка была глухая, но по ней ходили. В сплавную контору, в школу. Сам Бутурлин - в локомотивное депо на станции Шарья. Ходили все жители Михалкина, да изредка встречали яростных шарьинских девок с парнями. Примыкавшая к железнодорожному полотну тропинка выпрямляла путь в Ветлужский - рабочий поселок, спутник Шарьи, давно уже обогнавший город и по экономическому значению, и по числу жителей, но не попавший до сих пор в "Советский энциклопедический словарь".
"Наверное, с поезда…"
Он аккуратно подобрал - пропуска, списки книжной экспедиции, талоны на питание в столовой…
"Сдам на станции. В железнодорожную милицию…"
Сдать находку оказалось непросто. Дежурный линейного отделения на станции Шарья вызвал старшего опера, но тот принять бумаги категорически отказался.
- Это же партийные документы! - Был старший опер симпатичным, с высокими, как у девицы, бровями. Особо не горячился. - Устав КПСС знаешь? - лечил он дежурного. - Мы даже держать их у себя не имеем права!
- Виталий! - Усач-дежурный - крепенький гриб-боровичок, с несвежей, словно жеваной кожей лица, - сдерживался с трудом. - А он имеет право? - дежурный ткнул в Бутурлина.
Машинист против его воли как бы втягивался в дискуссию - комнатка была маленькая: коммутатор оперативной связи, сейф, окно на платформу.
- Он их нашел! - втолковывал Виталий. - Тут разница! Человек может найти любые документы! Даже содержащие государственную тайну!
- А мы обязаны принять!
- Наоборот! Но мы не имеем права их принять! Только компетентные на то органы…
Дебаты шли по второму кругу. Начальника отделения на месте не было. Никто не в состоянии был прекратить их силовым решением. Старший опер, как обычно, боролся за то, чтобы свести получаемую почту до минимума.
- Мне-то они зачем? Пойми! - Был он молодой, из пьющих. Сверстники в отделении к нему прислушивались. - Отдать надо в горком партии!
Дежурный не выдержал:
- Вот ты и передашь!
- Горком-то вон он! Пятьсот метров! Зачем бюрократию разводить? Тем более - не имеем права!
- Обязаны!
- Обязаны как лучше! Смотри, что будет: ты сейчас выпишешь ему квитанцию, доложишь начальнику, Созинов напишет резолюцию. Я приму. Зарегистрирую…
- Эх, Виталька!
- Что, Виталька! У меня машинистки нет! Сам печатаю! И опись, и сопроводиловки!
- Но партийные документы!
- А что партийные?! Все равно подлежат уничтожению! Ты инструкцию знаешь? Мало ли в чьих руках побывали!
- Придумал! - Дежурный, однако, был смущен. Возможность использования партбилетов западными спецслужбами ему не приходила в голову.
- Может, в горкоме вопросы возникнут! - Старший опер бросил на чашу весов последний аргумент. - "Как?", "Где?", "При каких обстоятельствах?" Я вместо него не отвечу. Так? Выходит, опять его вызывать!
- Ладно, мужики! - Бутурлин был человеком сговорчивым. - Давайте документы! Сразу отнести в горком не обещаю - мне в поездку сегодня! А вернусь - отдохну и снесу!
Усач-дежурный, как водится, не преминул накапать начальству.
- Виталька опять документы принять отказался. Сто причин выставил!.. - Он вздохнул сокрушенно. - Совсем работать не хочет!
- Погоди! Ты не кипятись! - Подполковник Созинов знал своих подчиненных как облупленных и не упускал случая их воспитывать.
Он отложил подписанные протоколы.
- С Виталием надо по-хорошему. Тогда он тебе дни и ночи пахать будет! И за дознавателя, и за инспектора… - Опытный руководитель, по первому своему - гражданскому - образованию он был преподавателем-естественником. - Ты вот, например, в отпуск собираешься? Так?
Дежурный струсил.
- У меня по графику! Честь по чести! Сейчас вы уходите, а я сразу после вас!
- Я не о том! - начальник отделения отмахнулся. - Ты уйдешь, а кого я за тебя поставлю? Думал?
- Начальника линпоста!
- Он бы рад! - Созинов засмеялся. - Отдежурил - и трое суток ничего не делай! Не
пойдет! А кого? Подумай… Его же и поставим! Виталия! Он и на дежурстве, и с бумагами будет разбираться! С перепиской…
- Правильно… - признал дежурный. Руководство отделением было делом тонким, даже отдавало элементами макиавеллизма.
- А теперь с другой стороны возьмем… Разве на тебя самого не жалуются? Хоть бы твоя жена! А? Сколько раз мне звонила! - Подполковник помолчал. - И опять тебя на днях видели снова у Любки…
- Какой еще Любки?
- У нас одна! Из гостиницы! Видели тебя пьяного вдребодан. Машину останавливал в нетрезвом виде - в Ветлужский ездили за водкой…
- Уж и вдребодан!
- А тебе уж сколько годков?
Дежурный вздохнул.
- Сорок два будет…
- Вот видишь! Тебе, считай, уже похлопал жену на ночь по заднице - и на боковую! А ты все куролесишь! - Созинов придвинул протоколы. - Это все?
- Кража документов… Из Москвы звонили… - Усач в нескольких словах передал суть дела. - Преступник - азиат. Метр восемьдесят. Глаза - голубые… Будто бы выскочил у нас из поезда. Смена проинструктирована… Да! - Дежурный вспомнил: - Еще Картузов звонил… - Знатного земляка тут знали. - Вас спрашивал!
- А по какому вопросу? Не говорил?
- Сказал, будет звонить.
- Своих стариков, должно быть, ждет… Или, наоборот, провожает…
Дежурный спросил напоследок:
- У вас с какого путевка, Павел Михайлович? С завтрашнего числа?
- Соберусь и отчалю… - Созинов уклонился от ответа. Таков был его стиль. - Если Картузов будет звонить, ты потяни! Вышел, мол, сейчас посмотрю… Постарайся узнать: по какому делу, что ему нужно…
- Понял, Павел Михайлович…
Междугородная дала о себе знать уже через несколько минут. Но это была не Москва. Звонили из Ярославля, из Управления внутренних Дел. У трубки был первый зам: этот не трезвонил по пустякам.
- Значит, так, Пал Михалыч. Ты когда в санаторий?
- Думаю ночью выехать.
- С отпуском - "стоп, машина"! Срочная министерская проверка. К тебе проверяющий.
Созинов так и подскочил:
- Батюшки-светы! Да что там?!
- Жалобы и заявления. Проверяющий уже вылетел. Так что - готовься!
- Вылетел?!
- Да, самолетом.
- Сто лет не было такого! Да что случилось?
- Не знаю. Мы зондировали в Транспортном главке - никому ничего не известно. Но… - Первый зам сделал паузу. - Дыма без огня не бывает. Тебе лучше знать. Срочно собери личный состав. Все подчисти!
- А кто летит? Кто он? Откуда?
- Могу сказать только фамилию. Омельчук. Мы позвонили в аэропорт, в Кострому…
Игумнов не задал задержанному ни одного вопроса. Это было бесполезно.
Говорили Качан и Цуканов.
- Кто этот парень, ты шел по составу вместе с ним… Потом вы шли вместе по платформе…
- Никого я не видел.
- Откуда он? Где познакомились?
- Не понял!
Симферопольский шулер - мешковатый, с гипертрофированными животом и тазом - все больше заводил Игумнова.
- Ничего не знаю. Я был один. Сколько повторять?!
Пробиться к его совести было невозможно. В обществе существовал явный перекос! Преступник мог уходить от ответственности внаглую.
- Не видел! Не знаю!..
Только суд присяжных, не связанный формальной оценкой доказательств, мог, наверное, трезво судить на этот счет, основываясь на здравом смысле и опыте.
- Эти новые купюры…
- Мать дала! Что - не имела права?!
"Права нарушителей закона - выше прав законопослушных граждан!"
- Какого черта меня тут держат?! Я могу позвонить в Симферополь, отцу?! Пусть прилетит - полюбуется, как столичная милиция работает…
Игумнов достал свои бесполезные в данный момент заметы, бросил назад в стол.
"Полная бессмыслица. Хочешь служить - укрывай грабежи, кражи. Давай процент раскрываемости. Заботься о том, чтобы у преступника - упаси Бог - в заднице косточка не застряла! Социалистическая законность! Показуха!"
Игумнов поймал брошенный украдкой взгляд зама.
"Хочешь не хочешь - надо отпускать! Закон на его стороне!"
Цуканов кафтан свой давно прожег, еле уговорил Скубилина оставить до пенсии.
Игумнов едва не заскрипел громко, по-блатному, зубами.
"И ведь отпустишь! Поездной его приятель будет красть в поездах. А нам ничего не останется, как прятать преступления, пока в конце концов нас не возьмут с поличным и не посадят…"
Страшная эта мысль приходила все чаще, становилась постоянным бзиком!
Транспортная прокуратура - правдолюбцы, которые, конечно же, не знают о том, что указание о высоком проценте раскрываемости пришло с самого-самого верха, - явится однажды на рассвете в пятикомнатную квартиру, где жил когда-то покойный министр и член ЦК, не предполагавший при жизни, что в его добропорядочный дом в качестве зятя войдет мент-разыскник.
"…Из соседних квартир пригласят понятых - персональных пенсионеров и вдов бывших секретарей ЦК КПСС, кому не надо с утра на работу… То-то будет праздник в цековском доме!"
Катала не чувствовал ментов.
- Три часа прошло! Чего я тут сижу? Отпускай, начальник!
Игумнов снял трубку, вызвал дежурного.
- Машина есть?
- Пока нет. Ты один хочешь ехать?
- Нас трое тут. Цуканов останется.
Задержанный прислушался.
- Далеко? - спросил Егерь.
- Проветриться. Тут близко.
Егерь не понял, сказал все же:
- Как вернется, я позвоню.
Цуканов и Качан замолчали. Задержанный заволновался. Он почувствовал угрозу.
- Куда вы хотите меня везти?
- Ты же слышал! - Впервые старший мент поглядел в его сторону. - Проветриться. - Он не был расположен шутить.
- И далеко отсюда мы будем "проветриваться"?
- Я сказал: близко! В лесопосадке!
Игумнов почувствовал, как дернулось вдруг колено и что-то произошло с глазом. Так уже бывало: непрозрачное маленькое серое облачко…
- Никуда я с вами не поеду!
- Посадим силой!
Он почувствовал сам, что становится опасен. И Качан, и в первую очередь Цуканов тоже это поняли. Позвонил Егерь. Они словно не разговаривали несколько минут назад. Разговор шел в присутствии посторонних.
- Тут к вам приехали, товарищ капитан!.. Комиссия! По внедрению передового опыта… Понимаете? Из Управления кадров… - закончил он одним махом. - Хотят произвести хронометраж!
- Не понял!
Это звучало как издевательство.
- Хотят хронометрировать работу по раскрытию особо опасного преступника… - Егерь уже взял себя в руки. - Сколько времени тратится непосредственно на дознание… На беседы, подготовку к допросам… Короче: как добиваетесь высокого процента раскрываемости… Сейчас они подойдут!
Это было уже слишком!
- В связи с подготовкой к международному симпозиуму по борьбе с преступностью в Гааге. Понимаете? Едет правительственная делегация!
"Чтобы все, как у людей! Раскрываемость. А теперь и хронометраж. Игра в карты по-научному…"
Игумнову было не до их приколов.
- Я уезжаю. Как с машиной?
- Пока не подошла!
Игумнов бросил трубку.
Цуканов воспользовался моментом. Новый человек в отделе, он и сам перетрусил. Подсел к задержанному.
- Давай по-хорошему! - Формула, миллионы раз употребленная и все же при полной неопределенности сохранявшая убедительность.
- Ты нам раз хорошо, мы тебе - сто! Как ты его знаешь? Откуда он? Симферопольский?
Вопросы повисали в воздухе, но в позициях явно ощущался сдвиг.
- Как вы с ним договорились? Ты будешь звонить? Или условное место?
Игумнов закурил. Такие расколы могли превратить его - здорового мента - в инвалида.
- Да нигде мы не договаривались! - буркнул шулер.
Лед тронулся.
- Курить будешь? - Цуканов - старая школа розыска - подчеркнуто льстил. - Вот… Прикуривай! - Он зажег зажигалку, сам поднес.
Лед шел трещинами.
- Деньги эти… Тысяча… Ты у старухи взял?
- Он мне дал!
- Почему?
- Он же знал: я без денег! - Катала затянулся.
- Знакомы давно?
- В вагоне и познакомились!
- А как отдавать?
- В Симферополе меня любой покажет…
- Денег у него много?
- Он проиграл их… Каталам! В поезде!
- Сколько?
- Банк, по-моему, был сто тысяч.
Цуканов спешил с вопросами. Ментовское унижение было корыстным.
- А те каталы откуда были?
- Я их не знаю. Сборная. Один - коренастый, в ковбойке. Второй очкарик.
- А он, который с тобой… как был одет?
- Костюм джинсовый…
Лимит на вопросы подходил к концу.
- Ты его проводил? На чем он уехал с вокзала? В такси?
- В такси или на машине, иномарке… - В ответах иногда мелькали неожиданные подробности. - Машины стояли в переулке. Там и кенты его были. Я не подходил. Человека четыре…
- Какими деньгами он расплачивался, когда проигрался?
- С каталами? Сотнями! По десять штук в пачке. Девять и десятой обернуто…
- Новые купюры?
- Такие, как эти.
Можно было задать еще два-три вопроса. Каждый следующий ответ должен был принести очко. Никакая игра уже не могла ничего сделать. Повторить эффект было невозможно. Игумнов все-таки задал свои вопросы:
- Что за иномарка его встречала?
- Японская. "Тойота"-пикап…
Качок вдруг обернулся к Игумнову:
- Что бы ты сделал со мной в лесопосадке, начальник? Если бы мы поехали… Повесил бы на суку?
От простого этого вопроса всем стало не по себе.
"Опасно играем!"
Игумнов не ответил. Он уже знал: Голубоглазый не имеет отношения к кражам, поездной вор другой - в джинсовом костюме, с лицом, которое чуть блестело, словно смазанное кремом…
- Он сказал, куда едет?
- Сегодня? Под Тулу. Ненадолго. Сейчас уже, наверно, возвращается. Все, начальник! - задержанный закрутил головой. - Больше не спрашивай - не знаю!
- Как его кличка? Сейчас ты мне скажешь и уедешь…
- Кличка? Пай-Пай!
2.
Пай-Пай проснулся внезапно, как от толчка.
С ним уже бывало такое. В мгновенье оценил обстановку.
"Контора…"
В ту же секунду в купе застучали металлическим.
- Откройте!
До Москвы оставалась еще ночь. Фирменный Новосибирск - Москва шел, казалось, без остановок. В купе с Пай-Паем ехали еще двое мужчин и женщина. Пока приходили в себя, дверь отперли снаружи. На пороге стояла целая делегация: железнодорожные менты, проводницы. Своя и чужая.
- Минутку…
Не извинились. Включили свет. Своя - похожая на водяную крысу - объяснила ментам:
- Все едут с конечного пункта. До Москвы…
Пай-Пай зевал.
Милиция в данный момент не представляла для него угрозы.
"Деньги старухи проиграны…"
Незнакомый шулер - коренастый, в ковбойке, бойкий на язык, с "золотыми по локоть" руками - вместе с напарником-студентом обчистил его в несколько минут сразу за Шарьей…
"Все эти книжечки, карточки вместе с бумажниками выброшены…"
Про авторучки, взятые в вагоне "СВ", Пай-Пай не вспомнил.
"Пусть ищут! Ничего нет: пустые карманы…"
Искать не стали.
Чужая проводница обыскала купе глазами:
- Нет его! Тот - черный… Узбек или казах. А глаза голубые. Я говорю: в Шарье ушел!
Так же, не извинившись, не выключив свет, ушли.
Сосед с нижней полки высказал предположение:
- Кто-то сбежал! Тут кругом колонии…
- Давай спать!
В купе было душно. Ехали со спущенной шторой, с запахом несвежего белья и дорожной снеди.
Пай-Пай словно сутки не спал - уснул с ходу.
В Ярославле транспортная милиция появилась еще раз. В городе размещалось Управление внутренних дел Северной дороги. Пассажиров подняли снова. Сосед больше не сомневался:
- Кто-то сбежал!
В Ярославле с ментами пришли двое штатских. Переписали данные с паспортов. Контору сопровождали все те же проводницы.
"Хоть бы придумали чего поновее…"
Пай-Пай больше не смотрел в их сторону. Страшное желание сна накатилось необоримо. Не дождавшись, пока менты уйдут, подсунул выше сиротскую, на рыбьем меху, подушку. Выспаться в поезде так и не удалось. Прибывали рано. Еще раньше, примерно часа за два, пассажиры начали умываться, сносить в служебку белье. Копошиться с вещами. Похожая на крысу проводница не очень-то себя затрудняла. Из каждого купе потопали в служебку транзитные - брать билеты. Пай-Пай заснул снова - в Москве проводница едва его добудилась:
- Мне же белье сдавать!
- Да ладно…
Пай-Пай спрыгнул с полки, сдернул с вешалки куртку. С кейсом в руке вышел в коридор. Пассажиров в вагоне уже не было: открытые купе, поднятые полки.
- …Город пяти морей… - задушевно хрипело радио. - Крупнейший в стране центр транспортного машиностроения и тонкой химической технологии…
Дверь в соседний вагон оказалась открытой. Пай-Пай привычно все замечал. Проводники, как правило, старались перекрывать тамбуры, не допускать хождения по составу на конечных пунктах. Пассажиры - особенно с большим количеством вещей - выносили часть сумок и чемоданов на перрон, часть оставляли в вагоне…
"Нашему вору - все впору…"
Он двинул прямиком по составу, но ничего интересного для себя не обнаружил.
"Пустота! Проводники успели все осмотреть!"
Перед штабным вагоном его догнал катала из симферопольской бригады - они познакомились с вечера. В схватке с конкурентами крымчан рассеяли, едва не вышибли дух, теперь картежники добирались разными поездами - кто как мог.
- Привет, - сказал катала.
Дальше идти по составу не имело смысла, Пай-Пай свернул в тамбур. На платформу вышли вместе. И неудачно. Бригадир поезда - аккуратный, с комсомольским значком, с зеленой повязкой на рукаве - подозрительно-запоминающе глянул в их сторону. Пай-Пай вспомнил, что видел его ночью, во время ментовских хождений.
"Пора свалить по-хорошему…"
На платформе симферопольский катала не отставал; положение его было краховое - без друзей, без денег! Пай-Пай достал две последние, оставшиеся от старухи-пассажирки пачки сотенных, поделил пополам.
- Держи! В Крыму рассчитаешься… - В Симферополь, как когда-то в Рим, сходились все дороги.
Катала обрадовался:
- Спасибо. А может, поработаем в Москве? Я, вообще-то, свободен…
Пай-Пай ухе протягивал руку, прощался.
- Меня ждут в Туле…
- Ты - тульский?