- А как же снять? Я беспокоюсь, как бы эта ценная вещь не пропала.
- Не знаю. - Вдова задумалась. - Это старинная вещь, баснословных денег стоит, и цепочка тоже очень дорогая, антиквариат, изделие какого-то известного ювелира, вещь из царских сокровищниц. Если хотя бы одно звено цепочки повредить, она потеряет половину цены.
Я охотно в это поверила.
- А нельзя подождать? - спросила вдова. - Я в понедельник привезу ювелира, он раскроет замок.
Я пожала плечами. А что остается делать? Выйдя в коридор, я подозвала Василия Кузьмича.
- Я понимаю, что это борзость, только крест у него действительно безумно дорогой. Мне лишних неприятностей не надо. Василий Кузьмич, миленький, а можно поставить охранника к трупу: чтобы он здесь его посторожил, проехался с ним до морга и там побыл до того момента, как вдова привезет ювелира?
Василий Кузьмич долго шевелил усами, потом вошел в положение:
- Ну ладно, поставлю бойца, только это и впрямь борзость, цацки охранять.
- Василий Кузьмич, посмотрите на проблему с другой стороны, - вкрадчиво стала объяснять я ему, - эту цацку ему якобы подарили. По словам жены, стоит она баснословно. Антиквариат, из царских сокровищниц, что-то я не слышала, чтобы у нас легально торговали царскими сокровищами. Может, крест краденый? Вы бы по картотеке похищенных вещей проверили или с экспертами проконсультировались. А? Так что есть смысл поохранять.
- Подвела базу, - пробормотал Василий Кузьмич. - Так и будет лидер преступного сообщества цеплять на себя краденые вещи, да еще и замок запаивать, чтобы ее не снять было…
Но человека выделил. И мы с Левой пошли осматривать труп.
Я полагала, что справимся в рекордные сроки: труп обнаженный, так что долго описывать вид и положение предметов одежды не придется, повреждений на нем нету, делать привязку больничной койки к местности тоже необходимости нет, так что работы на сорок минут от силы. "Правильное телосложение, повышенное питание, кожные покровы" мы описали в протоколе в считанные минуты, Левка проверил ребра, кости конечностей, все было на ощупь цело.
- А это что? - Он склонился к трупу и чуть не носом стал водить по груди покойника. - Видишь? Такие рассыпчатые точки. Пиши: на коже передней поверхности грудной клетки мелкоточечные кровоизлияния на участке площадью около пяти на восемь сантиметров. - Он руками раздвинул челюсти покойнику и тщательно обследовал рот. - Подслизистые кровоизлияния в деснах…
- И что это значит, Лева?
- И лимфатические узлы увеличены. Или он от СПИДа умер, или…
- Или?
- Или подушкой задушили…
- Ты так шутишь, что ли?
- Уж какие шутки. Такие кабаны уж точно не от тоски умирают. И не от простуды. - Он отодрал с внутренней стороны локтей трупа пластыри. - Вот смотри, следы инъекций. Поставили капельницу с ВИЧ-инфицированным физраствором, и привет.
- Подожди, Лева, но от СПИДа же так быстро не умирают. Он всего несколько дней в больнице. Насколько я знаю, у СПИДа какой-то инкубационный период, но уж никак не несколько дней.
- Ну, не знаю, не знаю. Я бы у этой пышнотелой Натальи Леонидовны анализ бы на ВИЧ взял. Слушай, а чего она такая нервная? Хотя понятно: с Вертолетом жить - какие нервы надо иметь.
- Лева, а если не СПИДом, а чем-то другим его заразили, какую-нибудь другую сильную заразу в организм ввели?
- В принципе возможно, только зачем? Проще подушкой задушить. Вот такие кровоизлияния и будут.
Лева сказал это небрежно и стал рассматривать следы уколов, прятавшиеся под пластырем. И у меня возникло неприятное ощущение, сначала неопределенное, непонятно от чего, а потом сформировавшееся в мысль о странном соседстве Вертолета и Скородумова в одном и том же отделении реанимации. Не хочется плохо думать про Олега Петровича, но не люблю я таких совпадений. Надо поговорить с доктором Пискун; неужели она меня обманывала, говоря, что Скородумов лежит без сознания и в ближайшие дни не придет в себя?
Я заволновалась, но прямо сейчас бежать искать Галину Георгиевну было невозможно, надо было закончить осмотр трупа, да и вряд ли доктор Пискун сейчас была в больнице, все-таки выходной.
Больше ничего интересного мы при осмотре не обнаружили. Упаковали в конверт оба радиотелефона, в другой конверт - лежавшие на столике видеокассеты, и пошли искать вдову, чтобы передать ей вещи, но вдовы уже и след простыл; наверное, поехала искать ювелира. Я, тяжело вздохнув, положила конверты в свою сумку и, возвращаясь в палату, где лежал труп, наткнулась в закутке за дверью на лечащего врача господина Лагидина. Похоже, он так и простоял там весь осмотр.
- Вы не разрешите мне тоже осмотреть труп? - робко обратился он ко мне. - Вы знаете, такой интересный случай, я уже и СПИД предполагал, только не хотел говорить раньше времени.
- А что, до нашего приезда вы не могли осмотреть труп?
- Да меня к нему не подпускали. Я сегодня выходной, но собирался все равно прийти на работу, - случай интересный…
Он замялся, а я подумала, что ему сверхурочные наверняка щедро оплачивали родственники больного, но он об этом, конечно, не скажет.
- Я еще собраться не успел, как меня вызвали, сообщили, что наступило резкое ухудшение. Я поймал такси, прилетел, но уже было поздно. И вот с этого момента меня к трупу уже не подпускали.
- Назарбай Янаевич, вы знаете, где лежит больной Скородумов?
- Это не мой больной, но можно посмотреть, а что?
- Уж посмотрите, будьте любезны.
Юный Назарбай вприпрыжку помчался в ординаторскую, наверное, боясь меня прогневать и желая услужить. Тут же вернулся с историей болезни и повел меня за собой.
На койке, к которой он меня подвел, без сомнения, лежал Олег Петрович Скородумов. Он лежал, опутанный какими-то трубочками, с закрытыми глазами, и сказать про него можно было одно: краше в гроб кладут.
- Он без сознания, - тихо сказал Назарбай, подержав его за запястье.
- Вы уверены?
Он дико посмотрел на меня:
- А вы сомневаетесь?
- Понятно…
Когда мы вышли из палаты, в коридоре меня отвел в сторонку Кузьмич:
- Машечка, ты на вскрытие поедешь?
- Сегодня-то вскрывать никто не будет, он полежит до понедельника, а в понедельник я, конечно, туда приеду.
- Ты и вправду думаешь, что его замочили? Или все-таки он сам умер?
- А черт его знает, - задумчиво сказала я. - Доктор клянется, что все к этому шло, что он поступил действительно плохой, и что состояние его объективно ухудшалось, и что в принципе он был готов к летальному исходу. И что у него даже состав крови изменился… Может, действительно его СПИДом заразили?
Возьмем кровь у вдовушки.
- Я, Машечка, не доктор, но про СПИД на каждом углу кричат, уже и люди с церковно-приходской школой знают, что ВИЧ-инфицированные теряют в весе. А этот бугай, прости Господи, похоже, только прибавлял. Съезди обязательно на вскрытие, я за тобой машину пришлю. А потом мне домой позвони, я завтра на сутках, так что в понедельник буду дома.
Я мысленно позавидовала Василию Кузьмичу - сутки отдежурит и домой, в теплой ванне отмокать. Я-то такой возможности не имею, как и большинство моих коллег, поскольку сроки по делам и так поджимают, а если еще и отгулы брать, плюя на сроки, то в конце концов либо тебя уволят, либо сам повесишься.
Убедившись, что постовой занял свое место возле койки с телом, и взяв с Кузьмича клятвенное обещание обеспечить сопровождение тела в морг и там охранять до вскрытия, не спуская с него глаз, я подхватила Задова, и мы отбыли на базу, то есть в ГУВД, в дежурное отделение.
По дороге мы быстро обсудили внешний вид вертолетовской супруги, причем категорически не сошлись во мнениях, а потом я терзала Задова, каково его мнение о причине смерти Вертолета. Задов вяло отмахивался и говорил:
- Ну как я могу высказать какое-то мнение до вскрытия? Надо же и внутрь глянуть, на кишки, а так что? Ты вот можешь по обложке уголовного дела сказать, какой там состав преступления?
- Могу, - отвечала я. - На корочке написано.
- Да ну тебя… По результатам наружного осмотра трупа я тебе могу предположить все что угодно. И СПИД не могу исключить, и острую коронарную недостаточность, и ишемическую болезнь сердца… Ты же видела, все признаки быстро наступившей смерти, как в некрологах пишут, скоропостижной. И асфиксию механическую исключить не могу. Правда, склеры глаз чистые, и непроизвольного опорожнения мочевого пузыря, а также семенного канала не наблюдалось, а при удушении этого следовало ожидать. Но исключить не могу. И вообще, я с тобой ездил как врач - специалист в области судебной медицины для наружного осмотра трупа. Причины смерти доискиваться - не моя задача. Вон в морг поедешь, там им руки и выкручивай.
- Ну можно, я тебе повыкручиваю? До морга далеко, а ты - вот он, на расстоянии плевка.
- Отстань, - кратко ответил Задов и погрузился в сон. Я его ущипнула, но он сделал вид, что не проснулся.
Дежурство продолжалось.
До понедельника ничего нового не произошло.
А в понедельник с утра меня вызвал шеф и предложил рассказать, как дела по материалу в отношении Денщикова (что характерно, он и не сомневался, что после дежурства я не буду брать отгул и приду на работу, как миленькая).
- Когда поедем докладывать прокурору города? - спросил он.
- Сложный вопрос, Владимир Иванович. Вроде бы по шантажу мы кой-чего раскопали, но еще возимся только за кулисами. Никого, кроме Скородумова, еще не вызывали.
- Мы? - поднял брови шеф.
- Мы с Горчаковым, Владимир Иванович. Он мне вызвался помочь, я же по уши во взрыв закопалась, а он делает чисто техническую работу.
- Ну, в общих чертах мне скажите: будете возбуждать дело или это отказной материал?
- Я вообще склонна возбудить и порасследовать. Хуже не будет. Только у меня, знаете, какое предложение? Давайте возбудим дело по факту вымогательства, только не в отношении Денщикова, а как будто вымогательство совершено неустановленным лицом. Мы ведь можем сомневаться в том, как Скородумов установил личность вымогателя.
- Мария Сергеевна, вы забыли, что от потерпевшего по вымогательству нет заявления? Кроме того, Скородумов жалуется на незаконный обыск, а не на вымогательство.
- Но его заявление содержит и сведения о вымогательстве. По этому составу ведь решение не принято. Давайте прикинемся шлангом, Владимир Иванович, потянем время, а? По заявлению о преступлении в десятидневный срок решение принято?
Принято. А в ходе расследования дела о вымогательстве…
- Подследственного, как вы знаете, органам милиции, - перебил меня шеф.
- Которое прокурор, в соответствии с законом, может в любой момент изъять из производства милиции и принять к своему производству, - возразила я. - Так вот, в ходе расследования дела о вымогательстве мы следственным путем проверим и доводы заявителя о незаконном обыске. По крайней мере, можно будет спокойно все это проверить, не пороть горячку.
- А сопроводительную из городской прокуратуры к "материалу о незаконных действиях следователя Денщикова" сожжем и по ветру развеем?
- Владимир Иванович, но ведь сопроводительная - не процессуальный документ, а технический, в ней можно написать все что угодно. Процессуальным документом будет постановление о возбуждении уголовного дела, в котором можно написать "в отношении такого-то", а можно употребить выражение "по факту". "По факту вымогательства", и все тут. Давайте употребим именно такое выражение, а?
- Что вы казуистикой занимаетесь? - рассердился шеф. Верный признак того, что он готов согласиться.
- Владимир Иванович, - чуть-чуть дожала я, - ну что мы поедем докладывать прокурору города сырой материал? Только засветимся раньше времени. А как потом выходить из положения? Не наша вина, что в данном случае нам установленного законом срока не хватило. Объем работы огромный, и пахать эту целину надо следственным путем. Там требуется проведение следственных действий. Так чего горячку пороть? - убеждала я шефа. - Давайте казуистикой воспользуемся во благо себе. Все спокойно сделаем; в конце концов, из дела о вымогательстве можно выделить материалы про незаконный обыск. Зато все сделаем красиво, будет и доложить не стыдно. А?
- А, делайте что хотите, - махнул рукой прокурор, но уже не сердясь, а улыбаясь.
- Есть! - Я повернулась на каблуках и направилась к двери быстрее-быстрее, пока начальник не передумал.
- Стоять! - раздалось сзади.
Я замерла лицом к двери. Шеф грозно вопросил:
- Оружие получили?
- Ой, Владимир Иванович, может, ну его, а? - умильно залепетала я, повернувшись к нему. - Лишняя морока только. И мне, и вам. Вы же по ночам спать не будете: а вдруг у меня оружие похитят! А так вам куда спокойнее…
- Ладно, идите, - прервал меня шеф.
Я чуть не поскакала на одной ножке к дверям, но вовремя опомнилась и вышла как солидная дама.
В коридоре меня уже дожидался рубоповский водитель, тот самый, с которым мы ездили в Токсово за трупом. В морг, в морг, рога трубят!
По дороге мы обсудили прошедший день рождения Лени Кораблева, на котором разливанное море водки было употреблено в РУБОПе, а потом, по сведениям, полученным от водителя, Кораблев уехал в свое старое РУВД, там его тоже ждал накрытый стол. А после этого след его затерялся в неизвестности.
- А где он сейчас? - удивилась я.
- Сие науке неизвестно.
- Очень мило. А если он понадобится? Сейчас в морге выясним какие-нибудь леденящие душу подробности, надо будет поработать, а Кораблева с фонарями искать придется?
- Придется, - вздохнул рубоповский водитель.
В морге сотрудник Регионального управления по борьбе с организованной преступностью встретил меня таким взглядом, что, не будь у меня многолетней закалки и иммунитета к пучкам отрицательной энергии в мой адрес, на месте старшего следователя Швецовой осталась бы кучка пепла. Я его прекрасно понимала: с подачи какой-то фифы из прокуратуры столько времени сторожить бранзулетку на шее преступного авторитета, да еще не где-нибудь, а в морге…
Два отгула он себе заработал.
Про ювелира не было ни слуху ни духу, вдова тоже не объявлялась. Эксперт категорически отказался приступать к вскрытию, пока с шеи не будет снята эта, как он изящно выразился, "велосипедная цепь". Мне пришлось ныть и клянчить до тех пор, пока эксперт не вошел в секционную, здраво рассудив, что ему дешевле начать резать труп с цепью на шее, чем препираться со мной. Начал резать - и через считанные минуты, под мой рассказ о загадочных симптомах, предшествовавших смерти, о неясной этиологии заболевания, с которым наш объект был госпитализирован, сам увлекся настолько, что оторвать его от секционного стола было невозможно. Он пританцовывал на кафельном полу и демонстрировал мне наиболее, на его взгляд, показательные моменты.
- Вот смотри, - захлебывался он, - смотри: подкожные кровоизлияния, вот тут и тут. Классно! Ой, и лимфатические узлы на разрезе красные! Здорово! Ух ты, и селезенка дряблая! Обалдеть! Ну-ка, ну-ка, поскоблим! Видишь, - торжествующе обернулся он ко мне, суя мне под нос секционный нож.
Я отшатнулась, а он возбужденно продолжал:
- Ты посмотри, посмотри на соскоб.
Я преодолела отвращение и посмотрела, но ничего сверхъестественного не обнаружила. Правда, я и не представляла себе, как должен выглядеть традиционный соскоб с селезенки.
- Соскоб незначительный! - гордо заявил эксперт. - Так, а что там с костями? А костный мозг-то! - ахнул он, после того как я отняла от ушей руки, которыми пыталась заглушить звук распиливаемых костей. - А костный-то мозг! Ты глянь: выдавливается! Легко выдавливается в виде кровянистой жидкости!
- А как должно быть? - успела я вставить слово.
- Обычно у костного мозга кашицеобразная консистенция, а тут смотри, он легко вымывается из костных просветов.
- Так, все это хорошо, а что же все эти выдавливающиеся просветы означают?
- Какие просветы?! Костный мозг выдавливается!
- Хорошо, выдавливающийся костный мозг и дряблая селезенка? Что это значит?
- А хрен его знает! - по крайней мере честно ответил танатолог и чуть не по пояс залез во вскрытые полости. - Просто я такой совокупности морфологических признаков еще не встречал!
- Слушай, а почему у него ткани гиперемированы под крестом? - вспомнила я результаты наружного осмотра трупа. - Никто его в грудь не стукнул, часом?
- Нет, ушиба там нет. А ткани гиперемированы, наверное, потому, что крест натер. Смотри, какой тяжелый, как гантель.
Эксперт хихикнул. В углу секционной что-то глухо стукнуло. Мы обернулись и успели заметить, как рубоповский страж рухнул на пол, ударившись головой о кафельные плитки. Мы бросились оказывать ему первую помощь. Санитар поднес к его носу ватку, смоченную нашатырным спиртом, и оперативник открыл глаза, но, увидев прямо над своим лицом окровавленные резиновые перчатки склонившегося над ним эксперта, зажмурился, и уже никакой нашатырь не помогал, потому что пострадавший из последних сил пытался не дышать. Его можно было понять, я тоже ощущала: перчатки пахнут совсем не фиалками. Я отогнала эксперта назад, к трупу, а сама подняла и усадила оперативника на полу.
- Не думал, что это так противно, - тихо сказал он, держась за голову обеими руками.
- Да уж, - согласилась я.
Именно в этот момент, ни раньше ни позже, нам сообщили, что прибыл ювелир снимать цепочку. Санитар, эксперт и я в ужасе переглянулись, представив, как далекий от танатологических проблем ювелир сейчас подойдет к секционному столу и будет раскрывать замок окровавленной цепочки над разверстыми полостями трупа.
Вот дурочка я, что заставила вскрывать, не дождавшись ювелира. Пусть бы снял спокойно с нетронутого тела, а мы бы подождали, никуда не делись бы.
Обругав себя последними словами, я разозлилась уже на Вертолета, его жену и ювелира вкупе за то, что один по дурости заковал себя в цепи, другая от жадности сбесилась настолько, что прислала третьего идиота с трупа бранзулетку снимать; да если даже будет перекушено одно звено цепочки, чего вполне достаточно, чтобы ее снять, вдове хватит на всю оставшуюся жизнь и еще останется на гроб из перламутра.
Убедившись, что опер пришел в себя, я отправилась беседовать с ювелиром и выяснила, что для него войти в секционную - все равно что войти в клетку с тигром. А уж лицезреть вскрытое тело - упаси Господь. Но учитывая, что у него договор на почасовую оплату, он никуда не торопится и готов ждать сколь угодно долго, пока труп не исследуют до конца, не зашьют и не накроют простынями так, чтобы он видел только свой фронт работ, то есть ювелирное украшение, не отвлекаясь на судебно-медицинские подробности.
Как славно можно урегулировать все сложности при почасовой оплате, подумала я и отвела ювелира в канцелярию. Там ему налили чайку, и он приготовился ждать, сколько понадобится.
Наконец вскрытие было закончено, что не приблизило нас к выводу о причине смерти ни на йоту; правда, эксперт неуверенно сказал, что склоняется к пневмонии, но ни мне, ни ему в это не очень верилось.