Минут через сорок агент Трейси вышел из двухэтажного дома, заскочил в подъехавшую служебную машину и умчался в неизвестном направлении. Лишь старик Златан, как обычно сидевший у окна в своей гостиной, обратил внимание на агента, начавшего в последнее время все чаще появляться в доме по соседству.
"У них там видно что-то серьезное творится, раз этот человек так часто начал сюда наведываться. Как бы только из-за них какая-нибудь беда не случилась. Эх, ничего хорошего от этих иностранцев нам не видать, - думал Златан, цокая языком".
Старику, однако, не было нужды беспокоиться. Если бы и случилось что-то плохое, то оно бы случилось не с ним или с кем-нибудь из соседей, а, скорее всего, с Саллехом Абдуллой, которого вестлендерские разведчики собирались заманить в коварную ловушку.
Замысел агента Трейси не отличался особой сложностью, но был весьма хитрый: планировалось записать, как Абдулла стучит на своих соратников, а потом эту запись через посредников им же и подбросить. Было не трудно догадаться, что исламисты сделали бы с Абдуллой, узнав, что он двойной агент. Таким образом, вестлендеры могли в любой момент отделаться от иорданца, подстрекая его товарищей сделать за них грязную работу.
Вовлечь в эту игру и Басима Аль-Хабара, более известного как "Кабир", агенты MIA решили после его недавнего интервью для одной из местных газет, в котором он открыто пригрозил вестлендерам и миротворцам местью в ответ на рейды против членов исламистского подполья Живицы. В интервью, которое он дал по собственной инициативе, Кабир грозился, что "вестлендеры и их союзники сурово ответят за то, что угнетают наших братьев в Живице или в любом другом месте (…) мы выполняем волю Аллаха, поэтому каждый, кто попытается нам мешать, испытает на себе гнев Всевышнего (…) огонь возмездия сожжет всех неверных, которые идут против нас, вне зависимости от того, сколько солдат их охраняет и сколько у них танков (…) гнев Аллаха может ударить везде и в любое время, потому что Его гнев говорит устами наших братьев, а у нас много братьев…".
Аль-Хабар был человеком сообразительным и использовал подобную образную и пафосную риторику не случайно - прямо заявить, что готовится теракт, значило бы дать повод властям его сразу арестовать.
За "пламенным" интервью, впрочем, стояли и другие мотивы, не только желание помахать кулаком перед носом у вестлендеров. Сделав такое громкое заявление, Кабир рассчитывал укрепить свои позиции среди местных исламистов, показывая свою решительность, и заодно напомнить партнерам за рубежом, что он все еще играет заметную роль в среде экстремистов.
Кстати, имя Аль-Хабара проскальзывало в прессе и раньше, но не привлекало к себе особого внимания. Он, как и тысячи других моджахедов из Ближнего Востока, приехал в Живицу в начале девяностых годов, чтобы сражаться с "неверными" мизийцами и иллирийцами. Командование местных мусульман учло его богатый боевой опыт, полученный незадолго до этого в Афганистане, и официально назначило его командиром одного из подразделений, составленных целиком из наемников, численностью около пятисот человек. Вместе с руководящей должностью Кабир (он был подданным Саудовской Аравии) получил и паспорт гражданина Живицы, благодаря чему после прекращения войны не был выдворен обратно на родину.
Отряд Аль-Хабара воевал с довольно переменным успехом, потеряв к середине 1995 года почти половину личного состава. Не добившись особых результатов на поле брани, боевики, тем не менее, отличились в другом - в целенаправленном терроре над безоружным, гражданским населением. Мирных мизийцев и иллирийцев, которые не могли вовремя покинуть свои дома, радикальные исламисты грабили и жестоко убивали, часто записывая свои зверства на камеру.
Эти факты, однако, упорно замалчивались не только руководством мусульман, но и большинством западных журналистов, так как кровавое видео моджахедов, которое они, как ни парадоксально, записывали, чтобы пропагандировать свои деяния и привлекать новых добровольцев, не вписывалось в официально наложенные стереотипы, которые определяли мизийцев как единственных виноватых во всем, портя репутацию партии ДДЖ перед международной общественностью и делая из мусульман-живитаров не жертв, а наоборот - агрессоров, что было Дженару Ибрагимовичу крайне не выгодно.
В итоге, преступления Аль-Хабара и его головорезов (так же, как и остальных радикальных исламистов) остались безнаказанными, и даже Международный трибунал ООН по бывшей Югоравии (создать его предложил глава немецкого МИДа) не попытался привлечь к ответственности хотя бы одного иностранного наемника.
Прекращение вооруженного конфликта в Живице в 1995 году не оставило Кабира без работы - запах пороха уже чувствовался в соседней провинции Копродина, которой было суждено стать следующим этапом на пути окончательного развала Югоравии. Аль-Хабару поручили собрать новый отряд (деньги на содержание отряда и оружие тоже были под его контролем), в который вошли многие ветераны, ранее сражавшиеся под его началом, и добровольцы, прибывающие из-за рубежа.
Основной базой для подготовки боевиков Кабира служил старый, необитаемый санаторий недалеко от поселка Пожарина в Живице. Исламисты облюбовали комплекс санатория, скрытого за густым буковым лесом с протекающей через него горной речкой, еще накануне войны и продолжали использовать его и в дальнейшем из-за его удаленности от больших населенных пунктов и одновременной близости к границе с Копродиной.
С началом боевых действий в 1992 году моджахеды захватили и саму Пожарину, заняв дома, покинутые местными жителями (две трети жителей были мусульманами, а остальные - этническими мизийцами и иллирийцами, которые, кстати, прежде без проблем уживались друг с другом), превратив ее в один из основных коридоров контрабанды оружия и наркотиков в регионе. Примечательно, что не только местные власти, но и вестлендерские миротворцы - Пожарина находилась именно в их секторе ответственности - игнорировали происходящее, безучастно наблюдая, как боевики разъезжают взад-вперед на грузовиках, доверху набитых оружием.
В середине 1996 года в Копродине, в которой большинство населения было албанским, произошли первые вооруженные столкновения между албанскими боевиками из так называемого "Фронта Освобождения Копродины" или, сокращенно, "ФОК", добивающимися отделения от Югоравии, и югоравскими полицейскими и военными. Албанские экстремисты устраивали засады на дорогах, расстреливая полицейские автомобили, нападали на дома югоравских сотрудников правопорядка и проводили этнические чистки в мизийских селах, вынуждая местных мизийцев уезжать из своих родных мест.
К ФОК вскоре присоединились и наемники Аль-Хабара, просачивающиеся мелкими группами по козьим тропам через границу между Живицей и Копродиной. И на этот раз иностранная пресса и дипломаты отнеслись с равнодушием к радикальным исламистам, не замечая преступления, совершаемые ими против мирного неалбанского населения Копродины, и преднамеренные провокации против югоравских силовых структур.
Постепенно тренировочный лагерь Аль-Хабара приобрел "международный" размах - в Пожарину начали съезжаться моджахеды практически со всех концов мира; некоторые из них перебирались в Копродину (основная фаза конфликта в провинции длилась с 1998 по 1999 год), другие продолжали свое путешествие в страны Западной Европы, а третьи, потренировавшись в бывшем санатории, отправлялись в Чечню (поток желающих попасть на Северный Кавказ увеличился особенно заметно с началом второй чеченской войны в сентябре 1999 года), где у Кабира тоже имелись налаженные связи. Саудовскому арабу (тем более, что ему никто не мешал) было выгодно расширять свой террористический бизнес, так как чем больше добровольцев он привлекал под свое крыло, тем больше росло его влияние среди местных исламистов, следовательно, рос и интерес благодетелей из арабских стран, готовых пожертвовать своими нефтедолларами во имя глобального джихада.
В данный момент Кабир проживал не в Пожарине, а в селе Деничли, в получасе езды от столицы Живицы, ближе к главарям террористического подполья, обжившим Поврилец. Жил он в новенькой мечети, построенной на средства, посылаемые из Саудовской Аравии. Издалека ее можно было принять за обычный частный дом: этажей было два, стены выбелены, крыша была покрыта светло-коричневой черепицей, как у большинства строений в селе. Выделялась она из общего фона лишь остроконечным минаретом, пристроенным к одному из углов дома. Комнаты на первом этаже использовались как подсобные помещения, а на втором этаже проводились религиозные мероприятия.
Аль-Хабар получал деньги на ее строительство и содержание по отработанной схеме - через подставную некоммерческую организацию, зарегистрированную на чужое имя, выполнявшую якобы гуманитарные проекты. Подобных радикальных мечетей с каждым годом возводилось все больше по всей мусульманской части Живицы, вызывая тревогу у общественности.
Исламистам, несмотря на все старания и вкладываемые деньги, не удавалось найти достаточно единомышленников среди жителей Живицы. Большинство живитаров сторонились их, не только потому, что бородатые иностранцы не считались ни с какими законами и могли в любой момент схватиться за оружие, но и потому что их понятия о "правильной" жизни слишком сильно расходились с понятиями местных мусульман.
Женщины в Живице одевались так же, как и все европейки, носили короткие юбки и брюки, что резко осуждалось исламистами, на каждом углу можно было купить алкоголь, что тоже было для них недопустимым (был случай, когда возмущенный боевик даже достал пистолет и несколько раз выстрелил в витрину встретившегося на пути магазина, в котором продавался крепкий алкоголь, по счастливой случайности никого не задев), длинные бороды так же были не в моде среди живитаров, поэтому радикалы выглядели, как белые вороны везде, где появлялись. Однажды, в одном из сел, приверженцы радикального ислама даже набросились с кулаками на местного парня только из-за того, что тот шел по улице, целуя девушку и держась с ней за руки.
Ясного представления, что делать с нежеланными гостями, которые не собирались уезжать домой, у властей Живицы не было. Отношение к исламистам было, как к осиному гнезду, которое боялись тронуть, дабы не разозлить его обитателей, и которое предпочитали обходить стороной, надеясь, что осы будут противно жужжать, но не начнут жалить.
Юг Имагинеры. Вторая половина июля
Около полудня с пустого шоссе, с одной стороны которого до самого горизонта простиралось пшеничное поле, а с другой - зеленый луг, в сторону ближайшего поселка свернул небольшой белый автомобиль. Проехав мимо двух больших фермерских участков, водитель направился к длинному, белому, одноэтажному дому с двумя бараками, стоявшему на самой окраине поселка. Остановившись у калитки, - участок был огорожен ржавой сеткой-рабицей, - он нажал три раза на клаксон, подзывая хозяина выйти и открыть ворота.
Минуты через две из дома вышел мужчина лет тридцати пяти, среднего роста, полноватый, одетый в джинсы и белую футболку, открыл ворота и впустил легковушку во двор.
- Здравствуй, Акрам, - белый автомобиль остановился сбоку от дома, у одного из бараков, и из него вышел молодой парень лет двадцати четырех, с симпатичным лицом, темными глазами, смуглым оттенком кожи, и густыми черными бровями, - я тут все принес.
- Здравствуй, Махмуд, поездка прошла без сюрпризов? - спросил по-арабски хозяин дома и взял из рук парня три большие сумки.
- Да, меня никто не проследил, - тоже по-арабски, но с заметным имагинерским акцентом, ответил Махмуд, которого на самом деле звали Филипп, и зашел вместе с хозяином в дом.
- Телефон и сим-карты принес?
- Да, Акрам, они у меня в кармане.
- Молодец, заходи в гостиную, я сейчас приду… - хозяин дома понес сумки в кухню, а Махмуд пошел в дальний угол коридора, в гостиную.
Гостиная комната выглядела довольно скромно, с минимальным количеством мебели. Между двумя занавешенными окнами располагался простой бежевый диван в пару с бежевым креслом, у боковой стены стояла одиночная кровать Акрама, накрытая светло-коричневым, льняным покрывалом, а за ней - вентилятор на длинном штативе. Имелся деревянный стол с четырьмя стульями, телевизор, поставленный на маленькую тумбочку, небольшой стол, на котором стоял компьютер, и полуметровый шкаф с двумя дверцами, на одной из которых отсутствовала ручка.
Махмуд, посещавший этот дом не в первый раз, уселся на бежевый диван и начал ждать хозяина, мягко постукивая подошвами кроссовок по протертому паркету.
- Чего нового в Калиопе? - Акрам вошел в комнату с двумя чашками кофе в руках.
- Менты ходят за нами по пятам. Я слышал, что вчера закрыли еще один клуб. Трех наших братьев там арестовали, - под словом "клуб" Махмуд имел в виду одну из подпольных коммун, созданных исламистами после того, как власти Имагинеры закрыли главные центры вербовки в столице - мечеть и центр "Возрождение".
- Кого арестовали? - хозяин дома уселся в кресло возле дивана.
- Аль-Иртифаа и двух его учеников.
- Да, они действительно наступают нам на пятки… А тобой полицейские не интересовались? На допрос не вызывали?
- Нет, Акрам. На меня они еще не вышли.
- Будь осторожен, Махмуд, они могут и на тебя легко выйти. По мобильному телефону лишнего не говори и с интернетом тоже будь осторожен. Они все следят.
- Да, конечно, Акрам.
- Махмуд, у меня для тебя есть задание.
- Я тебя слушаю, - молодой парень напрягся и сжал губы.
- Так как йеменца замочили, - Акрам имел в виду ликвидированного спецназом Мурада Алхасана, - до того, как он передал мне заграничный паспорт, мне нужно сделать новый. Свяжись с Омаром и закажи ему, от моего имени, сделать новый паспорт. Я тебе сейчас дам деньги и фотографии. Лучше всего позвони ему с какого-нибудь таксофона, а то его номера могут прослушиваться.
- Хорошо, Акрам. Но… как ты успеешь пересечь границу?
- Главное иметь при себе документы. Как уехать, я потом придумаю. Пока отсижусь, а потом посмотрим… Кстати, ты тоже старайся без нужды никуда не ходить, а то спецслужбы уже давно закинули удочку и ждут…
- Я осторожен, Акрам.
- У тебя девушка есть?
- Ну… я недавно расстался с моей бывшей. Сейчас у меня нет девушки, - неожиданный вопрос слегка смутил Махмуда.
- Она знала что-нибудь о наших делах? Ты лишнего ей не рассказывал?
- Нет, что ты, Акрам, я с ней о моих делах никогда не говорил. Она ничего не
знает.
- Ну и хорошо, - хозяин дома отпил глоток кофе, - на старые номера мне не звони больше. Буду пользоваться сим-картами, которые ты принес. Приезжай опять через две недели. Позвони мне, когда договоришься с Омаром о паспорте.
- Хорошо, Акрам.
- Нас, может, сейчас и сильно прижимают, Махмуд, но ты не думай, что нас могут победить. Мы как тень - от нее невозможно ни убежать, ни спрятаться. С помощью Аллаха мы снова восстановим свои силы и заставим их бояться… Ты на змею наступал когда-нибудь?
- Нет… - Махмуда удивил очередной странный вопрос.
- Так вот - если на змею наступишь, она тебя обязательно укусит. Представь себе, что мы и есть змея, на которую наступили, - Акрам улыбнулся загадочно и снова отпил от чашки.
32
Город Калиопа. Вторая половина июля.
- Значит, ты уезжаешь в конце следующей недели? У тебя с этой поездкой все получилось так внезапно… - сказала Лиза, девушка Петера Сантира.
Петер и Лиза сидели на диване в гостиной в квартире журналиста и смотрели телевизор, прижавшись, друг к другу. Был ранний воскресный вечер.
- А что делать? График плотный, а у нас коллектив небольшой. Сейчас в суде рассматривают дело террористов, вот и нужно сделать материал.
- А почему тебя туда отправляют? Там вроде опасно… и война была, если я не ошибаюсь.
- Я ведь пишу статьи на эту тему, Лиза. Поэтому мне и дали это задание. Да и война в Живице давно закончилась. Там ведь не Афганистан.
- Если бы тебе предложили, ты бы и в Афганистан поехал, Петер, - нахмурила брови Лиза.
- Ну, я не такой отчаянный, - улыбнулся журналист, - да и в Афганистан бы меня не отправили - дорого.
- Эх, вечно тебя волнуют какие-то кровавые темы - то криминал, то терроризм. Боюсь подумать, что будет дальше. Не боишься, что можешь из-за этого пострадать? Ты ведь понимаешь, что твоими статьями мир не изменить.
- Не привык я сидеть и молчать, Лиза, - улыбка вдруг сползла с лица Сантира, сменившись очень хмурой гримасой. - Да и я давно перестал обращать внимание на всякие угрозы и давление. Это, так сказать, неотъемлемая часть моей профессии. Зачем молчать? От этого лучше никому не станет. Каждый сам для себя делает выбор - говорить или равнодушно смотреть на все со стороны. Я выбрал первое.
- Ладно тебе, что ты так разозлился, - Лиза похлопала Петера по гладко выбритому подбородку.
- Да не разозлился я… просто я подобные слова слишком часто слышу от разных людей. "Чего ты паришься, зачем тебе с этими бандитами дело иметь, ничего не изменишь, тебе просто заткнут рот" и всякое такое. Но они, все-таки, ошибаются. Вот, к примеру, террористы. Если бы мы не подняли шум в начале года, спецслужбы так бы с места и не сдвинулись. А что в итоге? Выявили целую подпольную организацию с сотнями членов, вербовщиками, спонсорами, оружием и так далее. А до нас об этом никто и не вспоминал, как будто ничего такого и не было. Так что мои усилия не такие уж и напрасные.
- Нужно и отдыхать, Петер, а то ты только об этих своих расследованиях и думаешь целыми днями. Расслабься.
- Работы много, поэтому и думать много приходится.
- Эх, Петер, Петер. Если бы твоя работа была женщиной, ты на ней с радостью бы женился, - улыбнулась Лиза.
- Да уж нет, пожалуй. Это была бы слишком требовательная женщина. У себя в офисе я бы ее без проблем терпел, но жить вместе под одной крышей… - журналист шутливо сморщился.
- Об этом-то и речь - что ты и дома о работе никак не можешь забыть, амбициозный ты наш.
- Да ты амбициозная не меньше моего.
- Но я нахожу способ отделаться от работы. Не забывай, что я и ребенка успеваю воспитывать.
- Да, кстати, ты сегодня ребенка забирать поедешь?
- Нет, я договорилась с бывшим мужем. Дочка сегодня переночует у него. Я завтра утром заеду за ней.
- Она ко мне как-то все не может привыкнуть.
- Просто ревнует к отцу, думает, что ты хочешь его место занять, - улыбнулась Лиза. - Ничего, со временем постепенно привыкнет. А вот насчет поездки, ты там будь осторожен в этой… как называется эта страна, в которую ты поедешь?
- Эта страна называется Живица. Не беспокойся ты так, я ведь не мальчик.
- Не мальчик, но все за чем-то гонишься, все кличешь беду на свою голову.
- И не надоест тебе… - внезапно зазвонивший мобильный телефон, лежавший на столике перед диваном, перебил мысль Сантира.
Журналист поднялся с дивана, взял мобильник и увидел, что на экране высвечивается номер его коллеги, Филиппа Баумана.