- Оружие? Нет, - ответил Хорх.
- Я… проверю, - с трудом выговорил телохранитель и ощупал имагинерца, проверяя, нет ли под его одеждой каких-нибудь сюрпризов.
Под одеждой у имагинерского разведчика ничего подозрительного не нашлось, и Фарис впустил его в пекарню. Хорх постарался сохранить максимально возможное самообладание при виде самого разыскиваемого преступника в Имагинере, которого никто никак не мог поймать. В реальности вид у Абдуллы был не такой уж грозный, и агенту он больше напоминал какого-нибудь продавца персидских ковров, а не влиятельного главаря террористов.
- Вы хотели поговорить о каком-то бизнесе? - по-английски, с восточным акцентом, спросил иорданец, недоверчиво разглядывая нежданного посетителя.
- Да, меня зовут Оливер. Мне нужен человек, который хорошо разбирается в финансовых делах. Я навел справки и узнал, что вы знаете, как оперировать большими деньгами. Вы можете уделить мне несколько минут? Я вам объясню, что я имею в виду.
- Ладно, Оливер, садитесь, - Абдулла указал на пластиковый столик у окна и, повернувшись к своей жене, сказал ей: - Емина, иди, отдохни немного. Я тебя потом позову.
Супруга иорданца, стоявшая за прилавком, в противоположном от входа углу, кивнула покорно, развернулась и зашла в подсобку, скрытую за синей занавеской.
- Хафиз, я представляю одного человека, который находится в Мизии. Он хочет перебросить в Живицу очень круглую сумму денег, отмыть ее и перевести в офшорные банки. Однако, для этого ему нужен человек, который может все это провернуть.
- А почему он хочет перевести деньги в Живицу? Это дело можно сделать и в Мизии, там есть люди, которые в этом разбираются.
- Дело в том, что для него сейчас не безопасно держать деньги в Мизии. В Живице контроль намного слабее, поэтому он хочет сделать это здесь. Да и так легче скрыть происхождение денег, - спокойно ответил Хорх.
- А это деньги не от наркотиков?
- Нет. От азартной деятельности.
- А о какой сумме идет речь?
- Около шести миллионов долларов. И это только начало. Если удастся отмыть их, он к вам снова обратиться.
- А какой процент можете предложить? - Абдулле стало интересно.
- Ну… начнем с девяти процентов. Вы скажите, сколько хотите, и мы уточним окончательную цифру.
- Вы эти шесть миллионов как думаете переправить через границу? Сразу все или по частям?
- Сначала попробуем провезти только часть, а потом, если все будет нормально, и все остальные деньги. У нас на границе есть несколько человек, проверим можно ли на них положиться.
- А вы, Оливер, как-то связаны с ООН? - иорданец посмотрел на машину Хорха за окном.
- Да, у меня есть транспортная фирма, я снабжаю продовольствием несколько ооновских организаций.
- Понятно. Но я вас должен предупредить, что шесть миллионов за один день не отмоешь. Это делается поэтапно и может отнять несколько недель.
- Да, я понимаю. Это не проблема, конечный результат важнее.
- Вы мне дайте свой телефон, я подумаю пару дней и скажу, согласен ли я или нет, - помолчав секунду, ответил Абдулла. - Вы на этой неделе будете в Живице?
- Да, я буду здесь. Буду ждать вашего звонка.
- Хорошо, Оливер, диктуйте номер… - иорданец достал из кармана длинной рубахи мобильный телефон и начал записывать номер своего будущего партнера по бизнесу.
После короткой встречи Хорх вышел из пекарни и сел в свою машину. Фарис проследил его строгим взглядом, не вставая с табуретки. Автомат лежал у него в ногах, готовый выстрелить в любую секунду.
- Фарис, ты его хорошо проверил? - встав на пороге пекарни, по-арабски спросил Абдулла, смотря вслед отъезжающему белому внедорожнику.
- Да, Хаджи, он был чист, - ответил телохранитель и, подобрав автомат, встал на ноги. - Ты думаешь ему можно доверять?
- Лучше всего никому не доверять - так тебя никто не сможет обмануть, - философски заключил иорданец. - Подождем, посмотрим…
В это время Хорх был уже на полпути к своей гостинице. Поглядывая в зеркала заднего вида, проверяя, не послал ли Абдулла своих людей проследить за ним, агент глубоко вздохнул, переводя дух, и вытащил мобильник из кармана.
- Встреча прошла успешно, есть контакт.
- Отлично, поехали домой, - ответил Михаель Каман, ехавший в неприметной коричневой легковушке следом за Хорхом, и тоже направился к гостинице.
Тот же день. Город Поврилец
- Здравствуйте, Петер, очень приятно познакомиться, - к Петеру Сантиру, сидевшему за столиком в полупустом ресторане на втором этаже желтой гостиницы, подошел крупный, широкоплечий мужчина лет сорока шести с длинными, начавшими седеть черными волосами, в больших очках, и, улыбаясь, протянул ему крепкую волосатую руку. - Вы тоже поселились в "желтом кубике"?
- Да, мы с вами соседи, - Петер пожал руку своему итальянскому коллеге, Альфредо Ломбарди.
- Эта гостиница совсем не меняется, - садясь за стол, сказал Ломбарди, - цены высокие, а условия, как в каком-нибудь приюте… Значит, вы пишете статью о Саллехе Абдулле? Он, насколько я знаю, сейчас в вашей стране самая горячая тема.
- Да, его судят заочно, так как не могут никак арестовать, а оказывается, что он живет недалеко отсюда. Я вчера проехал на машине возле его дома и пекарни.
- К исламистам в Живице особое отношение, я об этом писал неоднократно. Абдулла не исключение. Он и после войны продолжает пользоваться протекцией местных властей и вестлендерских спецслужб, поэтому не мудрено, что его вам не выдают. У меня есть данные, что он двойной агент - это объясняет, почему у вестлендеров такое либеральное отношение к нему, несмотря на то, что через него проходят одни из основных финансовых каналов экстремистов. Вы, кстати, его связи с наркомафией исследовали?
- В Имагинере одно казино закрыли после того, как выяснилось, что его владелец связан с турецкой мафией. Абдулла отмывал через него прибыль от табачной контрабанды. Он ввозил контрабандные сигареты и в соседние государства и действовал по имагинерской схеме. Там тоже всплыли связи между компаниями, при помощи которых он отмывал деньги, и наркомафией.
- Он был связан и с сепаратистами из Фронта Освобождения Копродины - копродинские албанцы тоже пользовались его финансовыми услугами. После Живицы радикальные исламисты взялись за Копродину и начали отправлять туда добровольцев и деньги - албанцы ведь мусульмане, поэтому исламисты посчитали, что там можно тоже объявить джихад и пустить корни. Так радикалы вступили в союз с албанской наркомафией. В Италии три года назад в газетах писали об одном албанском наркоторговце, который купил у Мафии партию оружия для ФОК и рассчитался героином. Героин они иногда вместо валюты использовали. Этого албанца судили в Бриндизи. У другого албанского дилера нашли список с оружием - на черном рынке он планировал купить гранатометы и минометы. Героин был главным источником финансирования для ФОК, наряду с пожертвованиями албанской диаспоры за рубежом. В Вест Лендс у них самая крупная диаспора, поэтому оттуда идет больше всего денег. Оружие, купленное у мафиози, отчаливало от берегов Италии и по Адриатическому морю шло в албанские порты, а оттуда - в Копродину, - объяснил Ломбарди, поправляя свою непослушную шевелюру. - Говорят, что копродинские албанцы порой были вооружены более современным оружием, чем мизийские военные.
- Я знаю, что JCFI переводил деньги радикальной мечети в Милане, которую посещали большинство террористов, совершивших теракты в Вест Лендс. Вы о связях миланских исламистов с Абдуллой не писали, Альфредо?
- Подробно о JCFI я не писал, так как доля Абдуллы там не такая большая, но от других подставных фондов в эту мечеть действительно поступали крупные суммы, главным образом от анонимных благодетелей из арабских стран, которые спонсируют и самого Абдуллу. Вам, Петер, стоит проверить, не зарегистрировал ли иорданец какой-нибудь новый фонд. Это для него пустяк.
- Да, я это проверю, - кивнул Петер. - В Имагинере он в последнее время себя не проявлял.
- Вообще, миланская мечеть - лишь одно из звеньев исламистской сети в Европе. Вспомните, что террористы 11 сентября неоднократно посещали радикальные мечети в Лондоне, Мадриде и Гамбурге, ездили и на Балканы в разное время. Если соединить все эти точки, получится густо переплетенная паутина, по которой они ползают взад-вперед, как пауки. Их финансируют одни и те же организации, они постоянно ездят в Афганистан, Чечню, Живицу, Йемен и другие горячие точки. Хуже всего то, что эта сеть продолжает действовать и по сей день. Мы этот вопрос с коллегами поднимали не раз, но кроме угроз и обвинений, что разводим конспиративные теории, другого не слышим. Абсурд и в том, что в данный момент итальянские войска воюют в Афганистане не только с талибами, но и с наемниками, которых вербовали в радикальной мечети в Милане, под носом у спецслужб. В других западноевропейских странах то же самое происходит.
- А вы сейчас на какую тему пишете, Альфредо?
- Я получил данные, что после войны в 1999 году ФОК организовали в Копродине торговлю органами и в этом замешены турецкие хирурги. Говорят, что сначала в Копродине похищали местных мизийцев, перебрасывали их в лагеря в Албании, отнимали органы и затем большинство из них казнили. Органы потом транспортировались в одну стамбульскую клинику. В Копродину сейчас заманивают и доноров из России, Украины, Молдавии, Казахстана и Турции, обещая им щедрое вознаграждение. Но получил ли кто-то из них деньги за свою почку, я пока не знаю. Для этого я сейчас и поеду в Копродину. Я договорился встретиться с несколькими людьми и узнать у них подробности. Там расследующему журналисту без дела невозможно остаться - наркотики, оружие, проституция, торговля органами, чего только нет… - с сарказмом подметил Ломбарди.
- Таких тем, судя по всему, я и здесь смогу найти с избытком. Кстати, о торговле органами я недавно слышал от одного коллеги, но пресса эту тему пока не трогает.
- В этом нет ничего удивительного. Евросоюзу и ООН не выгодно, чтобы о копродинских албанцах распространялись неудобные факты. Кто осмелится признать независимость Копродины, если все узнают, что ее возглавляют наркоторговцы, которые похищают людей и режут их на органы?
- Люди говорят, что хотят знать правду, а когда ее узнают, не хотят в нее верить, - философски обобщил Петер.
- Это называется объективная журналистика - мы говорим, а нас никто не слушает, - засмеялся итальянец.
Вскоре двое журналистов забыли о политике, и перешли на более веселые темы. Закончив с обедом, Сантир и Ломбарди пожали руки и договорились на следующий день снова встретиться в ресторане.
Копродина, в которую собирался ехать итальянский журналист, за прошедшие три года так и не смогла стать полноценной демократией. Многие албанцы, считавшие, что объявление независимости обеспечит им светлое будущее, быстро забыли о первоначальной эйфории, столкнувшись с мрачной реальностью - работы не было, с водоснабжением и электричеством постоянно случались перебои, пенсии не выплачивались, не говоря уже о том, что было практически невозможно получить полноценную медицинскую помощь (большинство врачей в копродинских больницах, будучи этническими мизийцами, понимали, что с ними могут сделать и предпочитали уезжать из провинции).
Тем не менее, местные албанцы оставались признательны Вест Лендс за подаренную независимость и даже поставили памятник вестлендерскому президенту (левой рукой позолоченный монумент приветствовал толпу, а в правой держал табличку, на которой была выбита дата начала бомбардировок Мизии) и дали нескольким улицам имена вестлендерских политиков и генералов.
Ни на что не жаловались только наркоторговцы - их незаконный промысел процветал, несмотря на приезд почти полсотни тысяч натовских солдат и миротворцев (силы НАТО фактически нарушили резолюцию ООН, так как документ предусматривал ввод в провинцию только миротворческого контингента). Понять в каком доме живет простой албанец, а в каком наркоторговец, было легко - гангстеры, не страдая излишней скромностью, строили себе огромные трех и четырехэтажные палаты с просторными дворами и бассейнами, ограждая их высокими, неприступными стенами.
На прибыль от героина не только закупалось дополнительное оружие, которого в провинции и так было в избытке, но и строились торговые центры, гостиницы, рестораны, дороги и многое другое, на что законных денег в Копродине не находилось.
Складывалась парадоксальная ситуация: в провинции было полно иностранных солдат и военной техники, но насилие - местные албанцы преследовали не только мизийцев, но и албанцев из конкурентных кланов, и тех, кто позволял себе выступать против политики главарей ФОК, - и преступность остановить было некому.
После окончания конфликта с Мизией ФОК не расформировали, а решением ООН превратили в легальную организацию, дав ей новое, "мирное" название - Силы Безопасности Копродины (СБК). В обязанности СБК - вчерашних экстремистов, занимающихся отмыванием денег, контрабандой оружия и наркотиков, торговавших человеческими органами, на стороне которых сражались исламские радикалы, входило разминирование, восстановление инфраструктуры и выполнение различных гуманитарных задач. Было объявлено, что боевиков бывшей ФОК разоружат, но эта инициатива почему-то особым успехом не увенчалась - оружия со временем у них не только не убавилось, а даже стало больше.
Под контролем ООН была создана и местная полиция, но эффективностью она не отличалась, так как начать бороться с преступностью по-настоящему означало бы взяться за бывших главарей ФОК - то есть за тех, у кого сейчас была власть. А это, конечно же, было невозможно.
ООН, Вест Лендс и Евросоюз, превративших Копродину в маленький, управляемый протекторат, совершенно не заботила судьба тех немногих копродинских мизийцев, которые вопреки угрозам, насилию и лишениям не покидали свои родные места. Не понимали они, почему пресса и западные дипломаты продолжают называть их агрессорами, а албанцев жертвами, если они сами подвергались насилию со стороны этнических албанцев и могли безопасно пройти по улице только в сопровождении вооруженных миротворцев.
Отворачивала голову международная пресса и тогда, когда албанцы оскверняли мизийские кладбища, взрывали и поджигали средневековые православные храмы, объявленные мировым наследием ЮНЕСКО, пережившие и Османское иго, и две мировые войны, но рухнувшие под напором борьбы копродинских албанцев за "самоопределение". И в этом случае натовские солдаты, которым было приказано не вмешиваться в ситуацию, стояли в стороне и, молча, наблюдали, как с куполов церквей сбивают кресты. Лишь несколько храмов в Копродине, в которых продолжали служить мизийские священники, оставались нетронутыми только благодаря тому, что их круглосуточно охраняли миротворцы.
Албанцы разрушали мизийские святыни и памятники культуры не только из простой ненависти к иноверцам, но и для того, чтобы физически отнять у мизийцев историческое право называть Копродину своей землей. Стирая память о присутствии мизийцев на этих землях, албанцы пытались подорвать их мораль и волю к сопротивлению. К тому же, сравняв все церкви с землей, они спокойно могли заявить перед камерами иностранных журналистов: "Вот видите - тут нет ничего мизийского, значит - это не мизийская земля".
На самом деле, западные стратеги превращали жизнь мизийцев в Ад совсем не из какого-то конкретного чувства неприязни к ним - большинство из них с трудом бы смогли разыскать Мизию на карте мира. Для них они были такими же маленькими, незначительными пешками, как мусульмане, иллирийцы и албанцы. Дело заключалось в том, что только мизийцы поддерживали сохранение социалистической федерации, так как по ее конституции они были формирующей нацией наравне с мусульманами и иллирийцами, а в новых независимых республиках таких прав им никто не собирался давать, хотя до начала девяностых они составляли значительный процент населения в Иллирии и Живице. По этой причине и мизийцев превратили в козлов отпущения.
Если бы судьба Югоравии решалась мирно, за столом переговоров, а не на поле боя, то федерация возможно частично бы сохранилась или разделение прошло бы без потрясений, но ни западным инвесторам, ни западным политикам независимые балканские государства, способные проводить самостоятельную политику, были не нужны, поэтому они и прибегли к испытанной тактике "разделяй и властвуй".
К тому же, с исчезновением СССР отпадала необходимость в блоке НАТО, что тоже было крайне невыгодно Вест Лендс - это бы ограничило их влияние в Европе и сделало бы их будущие колониальные войны слишком затратными, поэтому нужно было найти уместный повод, чтобы сохранить Североатлантический Альянс. Конфликт на Балканах и стал этим поводом - борьба с коммунистической угрозой отступила место так называемым миротворческим миссиям.
Будучи незначительным по размерам куском земли, Копродина, тем не менее, стала точкой пересечения интересов сразу нескольких крупных игроков - кроме вестлендерских спецслужб, албанцам содействие оказывала и немецкая разведка. Тогдашнему заместителю начальника немецкой разведывательной службы, чей отец по иронии судьбы был генералом Люфтваффе и во время Второй Мировой Войны руководил бомбардировками столицы Мизии, в середине девяностых была поручена подготовка боевиков ФОК на базе, расположенной неподалеку от турецкого города Измир. В программе подготовки также участвовали - как потом выяснили журналисты - и сотрудники немецкого спецназа, "К".
Хотя две разведки действовали совместно, их мотивы немного отличались - немцы имели в бывшей Югоравии экономические интересы и развал промышленности ее субъектов был очень выгоден немецким экспортерам. Вестлендеры же больше интересовались геополитикой - строя на Балканах военные базы (в Копродине была развернута самая крупная военная база Вест Лендс в Европе), они не только создавали плацдарм для экспансии на Восток, но и получали возможность влиять на будущие проекты нефтепроводов в регионе.
В Копродине произошли и другие незначительные на первый взгляд перемены, подсказывающие, почему местными албанцами так сильно интересовались за океаном
- банковский сектор провинции стал полностью частным, из-за рубежа хлынули кредиты, евро со временем стало основной валютой, налоговый режим для иностранных инвесторов был максимально облегчен, превращая провинцию в зону свободной торговли (импорт превышал экспорт в разы, поэтому внешний долг быстро подскочил), кроме того начался дележ полезных ископаемых (в недрах Копродины, наряду с другими ценными минералами, скрывались самые крупные неразработанные месторождения бурого угля в Европе), в котором, естественно, участвовали только западные компании.