На лестничной площадке тревога вновь овладела ею. Охраны возле двери не было. Пахло порохом. Она остановилась, не зная, что предпринять: открывать квартиру своим ключом, звонить Мягди или ждать соседей?
И тут приоткрылась соседняя дверь, из которой высунулась перепутанная физиономия соседки. Она настороженно поглазела вокруг и зашептала зловещим голосом:
- Ой, Джулечка-милочка, что творится! Среди бела дня людей убивают!
- Кого? Мягди? - только и смогла вымолвить Джульетта и невольно стала оседать, потому что ставшие вдруг ватными ноги больше ее не держали.
- Нет, с вашим кобелем все в порядке! Ой, извините, Джулечка-милочка, с другом! Другой ваш ухажер пришел с бандитами, и они начали стрелять.
- Петраков?
- Он, милочка-Джулечка, мер, он самый.
- Мэр, - машинально поправила Буланова.
- Мерин он, а не мэр. Причем сивый! Больше я за этого бандита никогда голосовать не пойду. Я…
Но Джульетта уже не слушала болтливую соседку. Она опрометью бросилась к двери, дрожащими руками вставила ключ в замочную скважину и, только когда вошла в квартиру и увидела Джевеликяна, немного успокоилась.
- Жив! - с радостным криком бросилась она ему на шею.
А для него это было самой большой наградой: она его по-настоящему любит! Да ради этого можно убрать с дороги не одного Петракова!
Усков же тем временем был вынужден вновь отложить свой марш-бросок на крепость, где укрылся преступник. Только он собирался подняться на третий этаж, как к подъезду подошла Джульетта. Пришлось опять спрятаться, иначе вся операция пошла бы насмарку. Буланова могла поднять крик, грудью встать на защиту своего бандита, предупредить его, наконец.
Пришлось некоторое время выждать. Ровно столько, чтобы женщина вошла в свою квартиру.
"Впрочем, - мелькнула у него мысль, - а почему бы не воспользоваться этой неожиданной удачей? И не войти в квартиру вместе с хозяйкой?".
Так он и поступил. Постарался незаметно проследовать за журналисткой. Она была в таком волнении, что даже ни разу не обернулась и не посмотрела, не идет ли за ней кто по лестнице следом.
Не доходя до площадки третьего этажа, Усков притаился за лестничным поворотом. И был свидетелем важного для него разговора Булановой с соседкой.
"Значит, дело дошло до перестрелки! - с удовлетворением подслушал он. - И кто-то из охраны Джевеликяна ранен или даже убит! Прекрасно: это намного облегчает мою задачу!"
Дальше все было делом техники. Стоило Джульетте повернуть ключ и открыть дверь, как следователь оказался почти рядом. Но спешил он напрасно: хозяйка квартиры и ее гость так увлеклись любовным объятием, что забыли обо всех на свете. Ускову даже пришлось немного подождать, чтобы не прерывать трогательной идиллии. Наконец Буланова попыталась отклеиться от Мягди, и в это время Усков, наставив пистолет на Джевеликяна, громко сказал:
- Ни с места: вы арестованы!
Для Мягди эти слова и появление сыщика были словно удар грома среди ясного неба. Он только что пережил одну неожиданность и никак не ожидал, что может случиться что-либо еще. К тому же он был расслаблен и растроган таким проявлением к нему чувств Джульетты. И потому не оказал сопротивления.
Зато охранник, тот, который не пострадал при ссоре с телохранителями Петракова, внезапно появившись из кухни, выхватил пистолет и попытался выстрелить в Ускова. Но Андрей заранее просчитал и подобный вариант. Поэтому он опередил телохранителя Мягди и метким выстрелом повалил его на пол.
В квартире, а затем и в коридоре и на лестничной площадке вновь запахло гарью. На звук выстрела из соседней двери выскочила соседка. И прямо с порога завопила громко и пронзительно:
- Это что же за бедлам такой! Стреляют и стреляют! Я буду жаловаться!
Первым в этой нелепой ситуации очнулся Джевеликян. Он протянул руки навстречу следователю, на которые тот молниеносно надел наручники. Затем обратился к застывшей от изумления соседке:
- Кому вы хотите жаловаться?! Раньше стрелял мэр города, а теперь следователь прокуратуры.
- Ах, так это у вас, Джулечка-милочка, бандиты скрываются! - быстро сориентировалась соседка. - Притон для бандитов организовала! Нет, я такого блядства не потерплю! Я буду писать в Генеральную прокуратуру!
В ответ на это в квартире раздался дружный смех. Смеялись все. Истерически, со всхлипами, заливалась Джульетта. Неожиданно и неизвестно чему развеселился Мягди. Даже Усков заулыбался, потому что считал себя все-таки представителем этой самой Генеральной прокуратуры.
И только раненый охранник, на которого решительно никто не обращал внимания, стонал на полу.
Наконец Буланова успокоилась и тут же обратилась с претензией к Ускову:
- А, собственно, на каком основании вы арестовали этого человека? Он освобожден под залог!
Усков взглянул на нее мельком и с сожалением.
- Раньше я был о вас, Джульетта Степановна, более высокого мнения. И не думал, что вы станете путаться со всяким отребьем. Советую вам вызвать "Скорую помощь". А вам, - следователь повернулся к Джевеликяну, - могу сообщить, почему я вас вновь арестовал. Вы задержаны за нарушение подписки о невыезде.
- И только? - Самоуверенность, похоже, возвращалась к Мягди. - Тогда арестуйте меня еще за нарушение правил дорожного движения.
- Надо будет - арестуем. Не беспокойтесь, берегите нервы - они в вонючей камере вам еще пригодятся.
- Бьюсь об заклад, что вам придется выпустить меня, как только мы доедем до первопрестольной!
- А это мы еще посмотрим. И вообще: с арестованным я разговаривать не намерен. Прошу следовать за мной.
И Усков, не обращая внимания на немую сцену, разыгравшуюся в предбаннике квартиры Булановой и трагическую мину на ее лице, грубо толкнул Джевеликяна вперед.
Титовко был сразу же оповещен Булановой об аресте Джевеликяна. Но решил на сей раз не предпринимать никаких действий. Более того, он был даже рад, что этот уголовник и ловелас вновь окажется за решеткой. С одной стороны, можно будет не делиться теми огромными деньгами, которые потекли наконец от государства на их подставные счета. С другой, ему сейчас, при огромной загруженности предвыборной гонкой и борьбой с президентской Администрацией, не до лишних проблем с Мягди.
"Пусть пока посидит в изоляторе, - рассуждал важный правительственный чиновник в своем новом комфортабельном кабинете в Доме правительства. - Соответствующие условия мы ему обеспечим, так что пусть отдохнет от забот бренных. Да и мне мешать не будет. А то путается под ногами, не знаешь, каких чудес и неприятностей ожидать от него в любую минуту".
Гораздо больше Титовко обеспокоило известие об участии в этой драме мэра города, Петракова. То, что такое должностное лицо ввязалось в перестрелку с обыкновенными бандитами из-за какой-то бабы и это видела соседка, уже само по себе было довольно большой неприятностью и скандалом. Особенно же это становилось нетерпимым в связи с их совместной операцией.
"Кобели поганые! - негодовал Титовко. - Из-за какой-то вздорной бабенки могут поставить под удар дело всей партии! Наконец-то первый миллиард благополучно ушел из Центробанка в наш "Банда-банк", и на тебе, Господи: мэр ввязался в дрянную историю. Этого я ему не прощу!"
И Титовко взялся за трубку аппарата ВЧ, по которому можно было связаться и с Петраковым.
- Слушаю, - тотчас отозвался мэр.
- Это я слушаю.
Вячеслав Иванович понял, что Титовко все известно. Но решил, что оправдываться не станет.
- Так что вы, кобели, там не поделили?
- Я не желаю, чтобы со мной разговаривали в подобном тоне, - оскорбился мэр. - , Это мое личное дело.
- Ошибаешься, товарищ, - жестко проговорил в трубку Титовко. - Это теперь партийное дело. Забыл, как в свое время стоял на красном ковре перед первым секретарем обкома? Так я напомню. Завтра в десять утра - ко мне. И не вздумай дурить. Найдем и на том свете.
Так жестко и в таком угрожающем тоне Титовко с Петраковым еще не говорил. И тут мэр понял, что время детских забав закончилось. И что если завтра он не представит Титовко подобающих объяснений, его действительно найдут и закопают. Причем не помогут ни власть, ни связи, ни огромные деньги в швейцарском банке.
…Повторное задержание Джевеликяна не очень обрадовало Генерального прокурора. Конечно, это было свидетельством возросшего профессионального мастерства его сотрудников. И доказательством того, что, как бы ни были богаты и влиятельны преступники, какие бы "крыши" во властных структурах они ни имели, истинные профессионалы из прокуратуры все равно их достанут.
Но было и много "но". Он не знал, как к этому известию отнесется премьер-министр, который почему-то не очень поощрял его настойчивость. К тому же наметившееся в последнее время их сближение многое значило. Расстановка сил в стране накануне выборов была довольно сложная. И кто в них победит, с уверенностью мог бы предсказать только Господь Бог. Так что надо было заранее просчитывать все возможные варианты и запасаться союзниками.
Все эти расклады и не позволяли Александру Михайловичу рисковать. Он сейчас оказался заложником двух крупных политических сил, двух ветвей власти в стране. С одной стороны, влиятельные чиновники президентской Администрации призывали его себе в помощь и требовали, чтобы он оказал давление на премьер-министра. С другой - и сам Николай Николаевич, судя по всему, активно включился в эту сложную и опасную игру. И кто в ней победит - пока предугадать трудно.
Особенно его сомнения подогревало то обстоятельство, что сегодня из Государственной Думы на его имя поступил документ с требованием прекратить произвол чиновников администрации и их нарушающее законы вмешательство в деятельность правительства. Значит, Николай Николаевич обзавелся новыми союзниками в лице депутатов Думы.
Похоже, премьер-министр пошел в наступление. И далеко не последнюю роль в этом сыграл именно он, Генеральный прокурор, предупредив Николая Николаевича.
"Но ведь я - не Господь Бог и даже не Конституционный суд, - раздумывал Александр Михайлович, - чтобы рассудить, кто здесь прав. Всегда, конечно, прав тот, у кого больше прав. Но мы-то строим правовое государство, поэтому, видимо, и обращаются ко мне. Как к высшему должностному лицу, стоящему на страже законов".
Он встал из-за стола орехового дерева и подошел к окну. На оживленной улице столицы кипела жизнь. Люди спешили по своим делам, и их совершенно не беспокоили страсти, кипевшие в этой подковерной игре. Видимо, это и натолкнуло Александра Михайловича на простую, как сама жизнь, истину.
- Что советовали делать в таких случаях древние мудрецы? - спросил сам себя Генеральный прокурор. - Правильно: не спеши.
И он решил пока не давать хода обоим документам: и из президентской Администрации, и из Государственной Думы.
На этот раз Усков решил провести допрос Джевеликяна с соблюдением всех формальностей. И он разрешил задержанному пригласить своего адвоката.
Джевеликян расценил это как серьезную уступку со стороны обвинения. И потому рассчитывал, что и на этот раз долго не задержится в следственном изоляторе. Теперь, когда Титовко стал влиятельным правительственным чиновником, для него и вовсе не составит труда освободить друга. Кроме того, вот-вот должна была начаться операция, а значит, он, Джевеликян, нужен им вдвойне и на свободе.
Поэтому, когда Усков в сопровождении адвоката вошел в комнату для допросов, арестант встретил его наглой ухмылкой. Он, видимо, уже освоился с тюремной жизнью: хоть и впервые в жизни, но дважды за последний месяц побывал за решеткой. И оба раза благодаря усиленным стараниям Ускова.
Но, как ни странно, зла на этого напористого малого он не держал. Каждый занимается своим делом: один совершает правонарушения, другой этих нарушителей ловит. Кроме того, он всегда уважал профессионалов. Их, считал он, очень мало. Себя он, конечно, причислял к разряду больших мастеров своего дела. Таким же считал и следователя по особо важным делам Ускова.
Поэтому, несмотря на ухмылку, настроен он был бодро и оптимистично. И рассчитывал на скорый и легкий разговор.
Однако оказалось, что следователь был настроен иначе. Он совершенно не торопился. Долго, не спеша раскладывал бумаги, что-то смотрел в них, сосредоточенно шевелил губами, словно многотрудно размышлял. И только минут через пять задал первый вопрос:
- Господин Джевеликян, вы обвиняетесь по многочисленным статьям и проходите по делу следствия в связи с рядом заказных убийств.
- Я протестую, - немедленно включился в работу адвокат. - Моему клиенту еще не предъявлено никакого обвинения.
- Официально - да, - согласился следователь. - Но фактически - вот они, тома доказательств.
- В таком случае, о чем мы здесь говорим? - сразу же вставил неопровержимый довод защитник Джевеликяна. - Вы обязаны по закону либо предъявить официальное обвинение, либо отпустить задержанного, так как он освобожден постановлением суда под залог.
Ускова начал раздражать не в меру активный адвокат, но он понимал, что находится не при задержании преступника, где все возможно, и потому должен себя сдерживать. Поэтому он как можно спокойнее возразил:
- В таком случае я, как представитель Закона, предлагаю и вам, юристу и законнику, строго следовать предписанию суда. А именно: признать, что задержание господина Джевеликяна за нарушение подписки о невыезде полностью соответствует нормам правосудия.
Мягди с интересом следил за их поединком: он не сомневался, что Усков проиграет доке-адвокату. Но тот почему-то вдруг впервые не нашел, что возразить. И потому он сам задал ему вопрос:
- Что же вы молчите? Возражайте.
- К сожалению, Мягди Акиндинович, в данном случае следователь прав: вам не стоило покидать столицу.
Джевеликян был настолько ошарашен, что не выдержал и закричал:
- Тогда какого хрена я плачу тебе такие бешеные "бабки"?
- К сожалению, - вновь повторил адвокат, - и за огромные деньги нельзя купить Закон.
- Убирайся к такой-то матери, козел сраный! Мне твои услуги больше не нужны. Меня и без тебя завтра выпустят.
И Джевеликян демонстративно поднялся, подзывая, что допрос закончен и что больше ни на какие вопросы он отвечать не станет.
А Ускову большего пока и не было нужно. Он добился главного: показал арестанту, что тот задержан на законном основании, которое не может оспорить даже самый искуснейший адвокат. А что завтра его выпустят из камеры - это арестант просто погорячился.
Петраков прибыл в Москву к Титовко без промедления. Он понимал, что с рассерженным руководителем партии шутить не стоит. А учитывая то влияние, которое теперь имеет Титовко в правительстве, ему ничего не стоит просто убрать мэра с должности. И не помогут никакие ссылки на конституционное право, согласно которому он избран народом, и прочую чепуху. В лучшем случае ему останется судиться с Титовко. Но тот до этого не допустит: уберет его, хотя бы руками того же Джевеликяна. А для Мягди, после вчерашнего позора в квартире Джульетты, это будет высшим наслаждением.
Вячеслав Иванович еще не знал, что Усков арестовал его недруга. Что Мягди уже сидит в камере следственного изолятора. Это, конечно, несколько улучшило бы его настроение. Но не настолько, чтобы бодро ступить на красный ковер служебного Кабинета Титовко в Доме правительства.
Хозяин кабинета встретил его неласково, но уже и не так сурово, как можно было предположить по их вчерашнему телефонному разговору. И первым делом он задал совсем не тот вопрос, которого ожидал провинившийся мэр:
- Груз поступил на корсчет нашего банка?
- Да. Вчера мы уже провели соответствующие банковские операции: все было проведено безукоризненно.
- Поздравляю: миллиард рублей - совершенно не лишний в предвыборной гонке. На него можно купить несколько политиков. Записывай: половину этой суммы перечислишь на личный счет вот этого депутата Госдумы.
- Понял, - без лишних вопросов ответил Петраков, хотя ему было и жаль такой огромной суммы на одного какого-то депутата.
Титовко уловил его немой вопрос и пояснил:
- Этот "орел" один многих стоит. С его помощью я значительно усилю свое влияние на премьер-министра. Я сейчас веду борьбу с аппаратом Администрации Президента…
- С кем? - изумился мэр. - Я не ослышался?
- Нет, не ослышался. Ставки в этой игре огромны. Зато победителю достанется все: власть, страна, сырье и деньги.
- Тогда зачем нам эти выборы? Ты и так уже у власти!
- Это все временно, - пренебрежительно махнул рукой Титовко в сторону кабинета премьер-министра. - Николай Николаевич слишком сентиментален, честен и слаб в коленках. Ему не выиграть: здесь нужны акульи зубы и когти льва. Вот когда я стану во главе государства, тогда уберу всех этих слюнтяев!
- И меня? - как-то жалобно спросил мэр.
- Ну что ты! У тебя огромный опыт: ты уже не раз расталкивал соперников и топил их в крови.
Петраков поморщился. На что хозяин кабинета резонно заметил:
- Не криви губы, дурак: в белых перчатках политика не делается. Ты - человек в этих делах прожженный. Такие нашей партии очень нужны.
- А Джевеликян?
- Что Джевеликян? Мафия существует во всех государствах мира. Но мы ее поставим в определенные рамки. А пока господин Мягди пусть посидит в СИЗО: уж очень он фигура одиозная, нам нужен безукоризненный имидж борцов за справедливость.
- Как посидит? - подскочил в мягком кресле Петраков. - Я его вчера видел живым и здоровым!
- Он и сейчас здоров. Но - в камере. Наш общий друг Усков его арестовал. Между прочим, возможно, и благодаря вашей дурацкой перестрелке!
Петраков благоразумно промолчал. Он уже полагал, что избежал нравоучений. Но упоминание имени Джевеликяна вернуло разговор на ту стадию, с которой, собственно, он и должен был начаться.
- В этой мерзкой истории ты себя показал не лучше Мягди! - все-таки выговорил ему Титовко. - Нам сейчас надо быть кристально чистыми: чтоб ни единого пятнышка. Иначе конкуренты смешают с грязью. Так что до выборов - никаких баб. Тем более таких скандальных, как эта журналистка. Она, насколько я понял, на все способна: и юбку задрать, и грязный пасквиль напечатать. Договорились?
Как ни тяжело было Петракову даже на время отказываться от своей пассии, но он не посмел возразить. И сразу сник.
Заметив это, Титовко прошел к встроенному в стену бару, распахнул дверцу, и вспыхнувший свет отразил в зеркальной дали стекла бесчисленные ряды бутылок. По крайней мере так показалось мэру с его места. Тем временем хозяин кабинета вынул одну из них, быстро распечатал и поставил напротив Петракова на столе два хрустальных бокала.
- "Шато" тысяча девятьсот шестьдесят шестого года, - торжественно объявил он, напивая в рюмки душистое вино, словно вручал Вячеславу Ивановичу пуд золота. - Имеется в единственном московском ресторане и стоит тысячу восемьсот долларов бутылка.
Однако ни это сообщение, ни вкус вина на Петракова не произвели никакого впечатления.
"Любишь ты деньги на говно тратить, - равнодушно подумал он, залпом проглотив вино. - Лучше бы отдал мне их наличными".