- Нет, почему же… Несколько раз виделись, но он большим человеком стал, я и не навязывалась…
- А как он попал в администрацию президента? - как бы невзначай поинтересовалась я. - Вы же вместе учились?
- Да, в Техноложке. Мы и в школе с ним вместе учились, в базовой школе Технологического института. Я-то в этой школе училась с первого класса, по месту жительства, а он в девятом классе к нам перевелся, с Петроградки ездил. У нас все в Техноложку поступали, кто нашу школу кончал. А тогда, сами знаете, высшее образование было не так доступно, поэтому к нам в старшие классы стекались со всего города.
Мы с Андреем покивали головами.
- Вот мы вместе в Техноложку и поступили, на втором курсе поженились, закончили вуз. Сергей Иваныч всегда тяготел к общественной работе, был секретарем комсомольской организации, потом стал внештатным инструктором обкома, а там и вообще в гору пошел.
- А что он за человек вообще, Наталья Ивановна? - тихо спросила я.
- Человек? - Она задумалась. - Вообще-то он человек хороший. Рита в него пошла характером. Я немножко взрывная, а она, как отец. Ровная, рассудительная.
- А чего ж развелись? - будто бы невзначай включился Синцов.
- Ой, - Наталья Ивановна махнула рукой, - даже вспоминать не хочется. Вот вспоминаю и думаю, что теперь бы не развелась, перетерпела бы. А тогда, в молодости, все были максималисты.
- Пил, что ли? - продолжал Синцов.
- Да ну, какое там пил! - махнула рукой Наталья Ивановна. - Ив рот не брал, даже по большим праздникам.
- Застукали, что ли, с кем-то? - совсем уже освоившись, в лоб спросил Андрей.
- Да нет, - посерьезнела Наталья Ивановна, совершенно не обидевшись на Андрея. - Хуже.
- А что ж хуже-то? - теперь уже я проявила настойчивость.
- Ой, даже говорить неловко. Все у нас хорошо было, только Сергей играл.
- Играл? - переспросили мы с Синцовым в один голос.
- Играл, причем жутко. Уходил на всю ночь, в какие-то картежные притоны, проигрывал все, даже одежду с себя. Ритка была маленькая, и я каждый раз не знала, на что ей молоко покупать. Все проигрывал, и свое, и мое, и дочкино. Один раз ее сережки проиграл. Сам же ей на пять лет подарил, маленькие такие, золотые шарики. А потом ушел в пятницу играть, а в субботу утром прибежал, забрал их и опять убежал. Потом каялся, прощения просил. Я, говорит, как больной, не могу без этого, просто разум теряю. Вот после этого я и развелась.
- А он? - Мне пришлось потребовать продолжения, поскольку Наталья Ивановна умолкла, видимо, погрузилась в воспоминания десятилетней давности.
- А что он… Вот если бы не это, какой был человек! Красивый, добрый, талантливый. Я и не удивилась, что он так быстро сделал карьеру. В Москву перевелся.
- Наталья Ивановна, а с кем он играл? И где, в каких таких притонах?
- Ой, был у него какой-то знакомый, старше его намного, лет на десять. Тоже Техноложку заканчивал. У него они и собирались.
- А кто они? - продолжал допытываться Синцов.
- А я не знаю, кто-то из его приятелей, наверное, еще институтских. Хотя нет, если бы институтские, я бы их знала, - задумалась Наталья Ивановна. - Наверное, какие-то чужие.
- А знакомого, у которого играли, вы сами видели? Они, кстати, что - у него дома собирались?
- Знакомого я видела пару раз, - медленно сказала Наталья Ивановна. - Да, они у него дома играли. Он жил где-то на Фонтанке, во дворах. Дом потом расселили.
- А как же Сергею Ивановичу удалось с такой пагубной страстью сделать карьеру? - поинтересовалась я. - Или он потом прекратил играть?
- Вы знаете, думаю, что прекратил. Слышала, что знакомый этот вскоре после нашего с Сергеем развода разбился на машине. Видимо, Сергею не с кем стало играть, а потом он и вообще в Москву уехал.
- А как знакомого звали? - задал невинный вопрос Синцов.
- Звали его Евгением, отчества не помню, а фамилии и не знала, - добросовестно ответила Наталья Ивановна. - А что? Он имеет какое-то отношение к делу?
- Да нет, просто спрашиваем, - успокоила я ее. - Странно, что Ритин папа на похороны не пришел, вот и хочется о нем побольше узнать.
- Вы, наверное, думаете, что он забыл про Риту? Что вы, он всегда к Рите прекрасно относился, даже после развода. Конечно, виделся он с Ритой за эти десять лет раза три всего, но деньги присылал всегда, звонил часто, у меня интересовался, как Рита растет, нет ли проблем. Я вот думаю, что он стеснялся к Рите приходить, чувствовал свою вину за наш развод.
- А чего ж он на похороны не пришел? - продолжал гнуть свое Синцов. - Вы с ним виделись после Ритиной смерти?
- Конечно. Он как раз был здесь в командировке. Днем, как всегда, мне позвонил, поинтересовался, как Рита, сказал, что деньги за октябрь уже перевел - он мне на книжку слал переводы. А потом уже утром звонил, плакал. - На глазах у Натальи Ивановны тоже показались слезы.
- Значит, он вам позвонил утром в воскресенье? А откуда он узнал о смерти Риты? - Мне это показалось странным. Я промолчала о том, что Ритин папа приходил на место происшествия, когда еще не был закончен осмотр трупа.
Наталья Ивановна задумалась. Видно было, что этот вопрос не приходил ей в голову.
- Даже и не знаю. Во всяком случае, не от меня. А что, это имеет значение?
- Да нет, просто странно, что он на похороны не пришел, раз оказался как раз в это время в Питере, - сказал Андрей.
- А его вызвали в Москву срочно. Ничего в этом странного нет. А потом - ну как бы он себя чувствовал среди моих родных? Его уж все забыли… Но он денег оставил. Все похороны на его деньги и поминки тоже. Мне бы не потянуть было…
- Наталья Ивановна, а где он останавливался, приезжая из Москвы? В гостинице? Или где-то в семье?
- Ой, а я и не знаю, - задумчиво сказала Наталья Ивановна. - Я же ему не звонила, это он мне звонил всегда. В гости-то я к нему не ходила, вот и не знаю.
- Наталья Ивановна, скажите, а Рита могла встречаться с отцом так, что вы об этом не знали? - вступил Синцов. И я мысленно ему поаплодировала за этот вопрос.
Ритйна мама задумалась, и я поняла, что она ответит по-честному. До того как она задумалась, я боялась, что она может с ходу сказать "ни за что", просто потому, что ей это не приходило в голову. И Андрей тоже ждал, затаив дыхание. Все-таки это была версия, и ее нужно было проверить.
- Не думаю, - медленно сказала она после паузы. - И не потому, что я ничего об этом не знаю. Конечно, Ритка могла встретиться с отцом без моего ведома и могла ничего не говорить, просто чтобы меня не расстраивать. Только я бы почувствовала, что ее что-то тревожит. Или волнует. Не могла бы она спокойной оставаться. А она как раз такая безмятежная была в последнее время…
И Наталья Ивановна зарыдала. Андрей обнял ее за плечи. Я накапала корвалола, стоявшего на столе наготове. И пока считала капли, думала, стиснув зубы, что я очень хочу посмотреть в глаза тому, кто убил Риту Антоничеву. В его бессмысленные наркоманские глаза. Я очень хочу его поймать.
Так кончился четверг.
* * *
В пятницу я проснулась в шесть утра. За полтора часа до звонка будильника. Сна не было ни в одном глазу. Лежа на спине и разглядывая потолок, я привычно стала перебирать в уме всех моих потерпевших: и старушку Цилю Шик, и художницу Базикову, и молодых девушек - Анжелу Погосян, Женю Черкасову и Риту Антоничеву, и маму трехлетнего сына Иванову. Зачем их убили? Во имя какой цели? У меня в практике был случай, когда некий урод влюбился в красивую молодую женщину, которая была замужем, счастлива в браке и воспитывала маленького сынишку. Этот псих ее преследовал изощреннейшими способами: подкарауливал на улице, прыгал на нее с крыши, лазил в окно, а когда она недвусмысленно дала ему от ворот поворот, стал расклеивать по институту, где она работала, листовки - мол, такая-то больна венерическими болезнями. Ей, несчастной, пришлось даже сходить в вендиспансер и предъявить коллективу справку, что она здорова. В итоге он явился к ней домой с охотничьим ружьем, хладнокровно застрелил ее, разворотив всю грудную клетку, а потом пошел в милицию и сказал, что она насылала на него порчу, и он вынужден был ее убить. А дальше - заключение психиатрической экспертизы о невменяемости субъекта, принудлечение, психбольница специального типа на несколько лет, а потом - снятие принудлечения и освобождение. И овдовевший муж потерпевшей, и осиротевший мальчик.
Только сослуживцы погибшей не поверили в его невменяемость. Они провели собственное расследование и писали во все инстанции, что злодей незадолго до убийства посещал Публичную библиотеку, где брал труды по психиатрии и даже делал в них пометки, а дома у него при обыске обнаружили тетради с выписками из учебников по психиатрии, и что комиссиям врачей он выдавал цитаты из этих выписок…
Но, вменяемым он был или нет, зациклен он был на одной женщине и целью имел если не овладеть ею, то ее извести. А тут? Шесть абсолютно разных женщин, сходства между ними никакого. На чем зациклен убийца? Не педофил, не геронтофил - есть такие, которые испытывают сексуальное влечение к старушкам…
Валяться я больше не могла и встала. На часах было двадцать минут седьмого. Если так пойдет и дальше, мне гарантировано психическое расстройство. Я, жуткая соня, стопроцентная сова, вскакиваю ни свет ни заря, не поспав и шести часов - это для меня невероятно. Если бы дома был Хрюндик, то я бы тихонько встала, приготовила завтрак и в семь часов пошла бы его будить. Мы провозились бы до полвосьмого, я бы сначала уговаривала его подниматься, целуя в теплую макушку, потом стала бы стаскивать с него одеяло и щекотать пятки…
Но Хрюндика не было, и я бесцельно бродила по квартире, потому что в такую рань мне некуда было идти. Прокуратура была закрыта, даже наш жаворонок шеф еще не открыл дверь своего кабинета, экспертные учреждения еще не начинали свою работу, и Синцов сладко спал на своем продавленном диване в кабинете.
Мне казалось, что спали все, весь мир, несмотря на такое славное утро, тихое и солнечное, и только я одна зачем-то вскочила и не знаю, чем себя занять. Такого вселенского одиночества я не испытывала еще никогда. И даже не сразу поняла, что происходит, когда тихо и деликатно звякнул телефон. И тут сердце у меня ухнуло вниз. За время работы
следователем я привыкла к тому, что звонки в шесть утра или в три часа ночи могут означать только одно: надо ехать на место происшествия. Неужели маньяк изменил своим правилам и стал убивать по пятницам? Нет, раз труп нашли только сейчас, значит, женщина, скорее всего, убита вчера. Вчера, пока я ездила по экспертизам и сидела у матери одной из потерпевших… Вчера, когда я считала, что у нас еще целые сутки в запасе и еще кусочек… Сердце бешено заколотилось, дрожащей рукой я сняла трубку.
- Алло, - тихо позвал знакомый голос. - Мария Сергеевна! Это Антон Старосельцев.
Я перевела дух.
- Господи, Антон, как вы меня напугали!
Старосельцев приглушенно засмеялся.
- Вам ли, следователю, бояться ранних звонков?
- А может, я спала, и вы своим звонком меня разбудили?
- Вряд ли. Трубку вы взяли сразу. И голос у вас не сонный. Не спится? Ждете субботы?
- Шутка неудачная, - хмуро ответила я.
- Мне тоже не спится, - посерьезнел Старосельцев. - Хотите, я приеду, и мы сходим куда-нибудь позавтракать?
- Приезжайте, - сказала я.
- Буду через пятнадцать минут, - заверил он и положил трубку.
Я лихорадочно начала собираться. Ровно через пятнадцать минут раздался звонок в дверь. Застегивая манжеты на блузке, я открыла. На лестничной площадке, чуть покачиваясь на носках, стоял журналист Старосельцев.
- Мария Сергеевна, - спросил он вкрадчиво, - а почему вы не спрашиваете, кто за дверью?
Я пожала плечами:
- Ну, мы же договаривались…
- Вы же следователь, неужели вы не владеете правилами безопасного поведения?
- Вы что, меня пугаете? - удивилась я.
- Да ну, нет, конечно, но вдруг за дверью враги, которые хотят воспрепятствовать следствию?
- И поэтому в полседьмого утра звонят следователю в дверь, ожидая, что он доверчиво откроет? Самое время, чтобы его расстрелять или похитить.
- А вы что думаете? Что в полседьмого утра преступник не может позвонить в дверь следователю?
- Надеюсь, вы не себя имеете в виду? - ехидно спросила я.
От неожиданности журналист перестал покачиваться и резко опустился на пятки.
- Вы готовы? - спросил он после паузы. - Если да, то прошу! - И он выставил руку крендельком, приглашая меня на выход. - Тут за углом есть чудесная круглосуточная едальня. Блинчики, салатики и все такое.
Но не тут-то было. За моей спиной зазвонил телефон. И вздрогнули мы оба. Я повернулась на каблуках и бросилась к телефону.
- Не спит прокуратурка? Это РУБОПчик беспокоит. - В трубке раздалось знакомое покашливание.
- Что случилось, Леня?!
- Чего это вы так перепугались? - Он засмеялся и закашлялся.
- Ну ты звонишь ни свет ни заря…
- Так пора работать! Вы еще что, в постели валяетесь?
- Нет, я уже давно на ногах.
- Ну-у, хоть к старости стали понимать, что к чему! Сейчас приеду.
- Леня, я собралась пойти позавтракать…
- Не понял! Что, деньги лишние завелись? Уже и чай заварить не в состоянии? Деньги лучше мне отдайте.
- Может, я не одна…
- Тем более, мужику надо кофе в постель подавать, а не в столовку волочить. В общем, я приеду и научу вас жить.
- Заодно и посмотришь, с кем я завтракаю, так? - язвительно сказала я. - Говори лучше, что случилось?
- Приеду - расскажу. - И он повесил трубку. Я повернулась к терпеливо ожидающему меня журналисту:
- Завтрак отменяется.
- Что, совсем? - Он казался разочарованным.
- Нет, просто придется попить чай у меня на кухне. Сейчас Кораблев приедет. Это оперативник из РУБОПа.
- А-а. - Журналист заметно повеселел.
А я побежала на кухню готовиться к приходу придирчивого Кораблева, который наверняка отметит, что коврик перед входной дверью недостаточно стерилен, а сама дверь в пыли, и вообще соль у меня не соленая, а сахар не сладкий. В рекордные сроки из подсобных продуктов я соорудила канапе со шпротами и свежим огурцом, перелила в молочник сливки из бумажного пакета и только что не стояла с крахмальной салфеткой наперевес, ожидая высокого гостя. Антон снял ботинки и пошел за мной, но в процесс приготовления завтрака не вмешивался, позволив себе только спросить, как моя нога, и выразить удовлетворение по поводу моего полного выздоровления.
Меня удивило, что и Кораблев, как ранее Синцов, за руку поздоровался с журналистом, как со старым знакомым. В ответ на мой вопросительный взгляд Кораблев, наклонившись к моему уху, сообщил, что журналист пару раз выезжал с ними на реализации и вообще парень надежный. Такая рекомендация от Кораблева дорогого стоила, в моих глазах это выглядело равносильно тому, что Старосельцев отныне причислен к лику святых. Они, как старые знакомые, перекинулись несколькими фразами о делах, только им понятных, и я пригласила их к столу.
У Кораблева даже сомнений не возникло, можно ли обсуждать добытые им сведения в присутствии журналиста, ну а раз сам Кораблев счел Антона допущенным к секретной информации, то мне и сам Бог велел, я даже и не задумывалась об этом.
Но Кораблев не был бы Кораблевым, если бы сразу вывалил то, за чем приехал. Сначала он с чувством, с толком, с расстановкой попробовал канапе, высказал мне ряд рекомендаций, как в приличных домах положено заваривать чай, и попенял на то, что бумажные салфетки в салфетнице сложены поперек, а надо по диагонали. И только потом сообщил, что вообще-то он еще с вечера не ложился, поскольку без отдыха занимается оперативной работой по моему, между прочим, делу. При этом, глядя на свежевыбритого и отглаженного Леню, даже самому выдающемуся физиономисту не пришло бы в голову, что он бодрствует уже более тридцати часов. Хотя я в этом совершенно не сомневалась.
- В общем, Мария Сергеевна, пишите-ка письмо начальнику РУБОПа, что старшего оперуполномоченного по особо важным делам Кораблева Леонида Викторовича надо бы поощрить. - Леня изящно промокнул губы салфеткой.
- Хоть сейчас, - заверила я его. - Я даже не буду спрашивать, за что.
- Да за раскрытие, - лениво сказал Леня и шумно прихлебнул чай.
- Диктуйте, Леонид Викторович. - Я вытащила бумагу и ручку и приготовилась писать.
- Как же, дождешься от вас, - ответил Леня, вытаскивая из кармана микрокассету. - Журналист, у тебя ведь диктофон есть? Давай-ка, подсуетись.