Овечья шкура - Елена Топильская 9 стр.


- Нет. Учителя бы она записала по имени-отчеству.

Я достала из сейфа записную книжку Кати и стала искать нужную страницу, чтобы посмотреть, как эта запись сделана в оригинале. Вот она, но почему-то на странице с буквой "В". И очень уж отличается от остальных записей - и ручка явно другая, и почерк более энергичный. И не такой ровный, как у Кати. В общем, мужской почерк.

.

Я показала запись в книжке Алисе.

- Это ведь рука не твоей сестры?

Алиса покачала головой, вглядываясь в написанное.

- Нет, это не Катя писала.

- Значит, ей это в книжку записал сам Александр Петров, - подал голос Васильков. - Вот его-то и надо искать.

- Да, - подняла на него глаза Алиса. - Я хотела найти его сама, но не смогла. Поэтому я и пришла.

У меня екнуло сердце. Господи, только не это. Конечно, Алиса - девочка толковая, с ярко выраженными аналитическими способностями, но если она займется частным сыском, то не исключено, что вскоре мы будем иметь еще и ее труп. А как ее остановить? Запретить? Не факт, что она нас послушает; в конце концов, мы ей никто. Уговорить? Тоже не гарантия, скажет "хорошо-хорошо", как мой ребенок, когда ему надо отвязаться от матери, а потом сделает по-своему.

- Алиса, я тебя прошу, - у меня даже голос дрогнул, так я испугалась за девчонку. - Я тебя прошу, не ищи никого сама. Скажи нам, мы все проверим. Ты же понимаешь, что у нас и возможностей больше, и знаний, и опыта: Вдруг ты только спугнешь преступника, - увещевала я ее, но она слушала с упрямо-непроницаемым лицом, наверное, комментируя про себя: "Ага, все проверите, а сами даже не удосужились записную книжку посмотреть"…

- А как ты хотела его найти? - спросил Васильков. Алиса повернулась к нему.

- Я хотела восстановить последние дни Кати буквально по минутам. А потом повторить все ее действия. Где-то ведь она должна была встретиться с преступником.

- Алиса, а ты кем хочешь быть? - вдруг спросил Горчаков, до того сидевший с отсутствующим видом.

На этот раз Алиса не повернулась к задавшему вопрос, и даже не взглянула на Горчакова, так и осталась сидеть с прямой спиной и насупленными бровями.

- Следователем, - ответила она в пространство. - И Катя тоже. Мы с ней вместе хотели.

Под конец разговора Алиса рассказала нам, что они с Катей даже ходили в местное РУВД: пришли в дежурную часть и сказали, что хотят стать следователями. "Мы с Катей тогда не знали, что в прокуратуре тоже следователи есть", - пролепетала она извиняющимся тоном.

Мы все подивились, что, по словам Алисы, их оттуда не погнали поганой метлой, чтоб не мешали работать, а даже отвели в следственный отдел.

- И что вам там сказали? - поинтересовался Лешка, видимо, пытаясь представить, как бы он построил беседу с двумя серьезными девушками школьного возраста, пришедшими вдруг к нему в кабинет в качестве готовящейся смены.

- Мы спросили, что нам надо делать, как лучше готовиться, что в себе развивать.

- И что вам посоветовали? - уточнила я. Алиса пожала плечами.

- Там следователь такой сидел… Мужчина… Он, наверное, нас не очень серьезно воспринял. Просто сказал, чтобы мы учили русский язык.

Я не стала комментировать совет неизвестного следователя вслух. Конечно, он разочаровал девочек. Но мысленно я сняла перед этим человеком шляпу; по сути, это был самый лучший совет тем, кто желает стать следователями.

А остальному их научат на юридическом факультете.

- А как вам следователь понравился? - это был с моей стороны провокационный вопрос; я предполагала, что следователь девочкам не понравился. Но Алиса снова проявила чудеса рассудительности:

- Мы же с ним мало общались, всего минут пять. Человек за это время не может понравиться или не понравиться. Мне показалось, что у него жизнь очень трудная, и он очень устал. У него глаза такие… - она поискала слово.

- Печальные? - пришел ей на помощь Горчаков.

- Нет, - она покачала головой, - безнадежные.

Мы все замолчали. Я посмотрела на мужчин - они как-то нехорошо призадумались.

- Но у вас глаза не такие, - успокоила нас Алиса, внимательно всех оглядев, - и еще он был старше вас. И одеты вы лучше, - добавила она, адресуясь почему-то к Горчакову. Я себе объяснила это тем, что речь изначально шла про мужчин и, соответственно, женщины в рейтинге не участвовали.

- И на том спасибо, - пробормотал Лешка, а Васильков посмотрел на Алису с возросшим интересом. Улучив момент, когда Алиса отвернулась, я строго погрозила ему пальцем, а он отчетливо изобразил на лице выражение ангела с крыльями, не подозревающего о половом различии.

- Ну что? - я в упор посмотрела на Василькова. - Ищем Александра Петрова?

- Ищем, - легко согласился Васильков и игриво посмотрел на Алису. Я из-под стола показала ему кулак.

Выглянув в окно, я обнаружила, что уже стемнело. И Алиска тоже грустно поглядывала в вечернюю темень. Я попросила Горчакова проводить Алису, но Васильков вскочил быстрее:

- Я провожу!

Мысленно выставив Василькову неприличный диагноз, я в корне пресекла его попытки увязаться за несовершеннолетней девочкой, выпихнула Алису домой в сопровождении надежного отца семейства Горчакова (во-первых, в педофилии он замечен не был, а во-вторых, ему и Зои многовато, на дополнительные амурные телодвижения он уже не способен), а Василькова заняла выработкой плана на завтра. Договорившись с утра поехать в контору Вараксина, Шиманчика и Крас-ноперова, мы стали обсуждать, как нам искать Александра Петрова.

Конечно, нам надо было восстанавливать Катины последние дни буквально по минутам Алиса смотрела в корень. Но в первую очередь надо было искать этого загадочного Петрова, почему-то записанного на букву "В".

- Может, это с его работой связано? - предположила я.

- Может, - вяло согласился Коленька, - только не забудь, что Кате было пятнадцать лет. Всего пятнадцать. И судя по тому, что ты мне рассказываешь, это была не прожженная телка, а ребенок по сути. Так что если к ней кто-то и клеился, то это наверняка был не взрослый мужик, а пацан какой-нибудь из соседней школы. Поэтому на место работы не рассчитывай.

- А что тогда? "В" - это обозначение места встречи?

- Допустим, - сказал он. - Или просто парень раскрыл первую попавшуюся страницу и свое имечко вписал. И эта буква "В" ничего не значит.

Да, к сожалению, такое, как правило, бывало гораздо чаще: то, что казалось на первый взгляд серьезной зацепкой, на самом деле ничего не значило.

- А может, все-таки он не пацан? Мы ж забыли про вторую девочку, как ее - Коровина? - спохватилась я.

- Маша, это все вилами по воде писано. Мало ли что, может, наш розыскник и вправду колготки перепутал или не те в морге получил.

- А мои таблицы с типичными версиями? По ним получается, что он не пацан. Ему лет двадцать семь - двадцать восемь.

- А что еще говорят твои таблицы?

- Коленька, к сожалению, пока ничего! А вот если мы найдем еще хотя бы один случай, информации будет больше.

- Давай искать, - жизнерадостно подытожил Коленька. - Блин, ну почему как мне искать, так обязательно "Александр Петров". Нет, чтобы он был Иннокентий Шнипельсон… Причем один такой в Санкт-Петербурге…

- Уж лучше помечтай, чтобы он пришел с повинной, - вздохнула я.

Он довез меня до дома, причем у парадной активно понапрашивался ко мне в гости. Я только посмеялась. Но и Коленька не расстроился, гуднул мне на прощание автомобильным клаксоном, пообещал завтра забрать меня из дома и уехал.

Войдя в квартиру, я поняла, как устала. Засовывая ноги в тапочки, я с грустью подумала, что стала уставать гораздо сильнее, чем десять лет назад. Хотя сегодняшняя усталость была вполне оправданна - еще бы, два таких ударных допроса за один день.

Ребенок играл в "Плейстейшен". На меня он внимания не обратил.

- Ты ел? - спросила я, пробираясь мимо него через клубки проводов. Гоша издал какой-то сложный звук, который можно было принять и за "да", и за "нет", и, что было наиболее правильным, - за вежливую интерпретацию пожелания "мама, отвяжись".

И верно, чего спрашивать. Сейчас зайду на кухню и с ходу определю, ел ребенок или нет: если есть грязная посуда, значит, ел. Если нету, значит, не ел. Вариант, при котором он поел и помыл за собой посуду, исключается напрочь, этого не может быть, потому что не может быть никогда.

Моя руки в ванной, я краем глаза заметила кучку грязных ребенкиных трусов и носков. Так. Сегодня еще предстоит стирка. Надо как-то расслабиться; хоть на этот раз я появилась дома не к полуночи, а во вполне приличное время, я была совершенно не готова к домашним работам и сама себя ощущала шкуркой, набитой усталостью.

Как там мне Регина советовала - если у тебя дома пыль лежит, ляг рядом с ней и отдохни, - вспомнила я и из последних сил набрала номер ее мобильного.

- Ты где? - спросила я, как только подруга отозвалась.

- Проезжаю мимо тебя, - отозвалась Регина так кокетливо, как будто разговаривала не со мной, а с заграничным миллионером, перспективным в матримониальном смысле. Вот настоящая женщина, с завистью подумала я. У меня-то самой сейчас вряд ли повернулся бы язык так разговаривать даже с натуральным заграничным миллионером, перспективным в матримониальном смысле.

- Может, заедешь? - вяло спросила я.

- Да без проблем, - заявила Регина, - через пять минут буду. У меня бутылка "Шабли" тут в машине завалялась, из дьюти-фри.

Я отложила телефонную трубку и закрыла глаза. Классно, подумала я, вытягивая ноги. Сейчас мы с ней выпьем, и я расслаблюсь. Хотя на самом деле предвкушала я совсем другое. Естественно, меня распирала история, в которую были замешаны Стеценко и букет. Я ощущала настоятельную потребность с кем-то поделиться, но не с Гошкой же. А друг и коллега Горчаков и так был в курсе.

Приехала душистая и пушистая Регина, с идеальным макияжем и аккуратным маникюром. Мазнув взглядом по ее блестящим, как леденцы, ногтям, я быстро спрятала за спину руку с содранным в интересах следствия лаком. Но Регина все равно углядела этот косметический беспорядок и неодобрительно поджала губы. Я покорно склонила голову - на дворе вечер, а Регина, в отличие от меня, выглядит так, будто визажист-стилист выпустил ее из своего кресла ровно пять минут назад.

- Регина, ты сама красишься? - поинтересовалась я, вешая на плечики ее плащ.

- А кто ж меня накрасит? - удивилась она.

- То есть к визажисту ты по утрам не ходишь?

- Да ты что! - возмутилась она. - Я же профессиональный визажист сама. Хочешь, тебя накрашу?

Мне хотелось. Но я испугалась перспективы смывать свой дневной макияж, краситься снова и еще раз умываться. Однако не тут-то было. Регина в мгновение ока разложила на кухонном столе все свои визажистские причиндалы, которые, как я поняла, она таскает с собой на все случаи жизни, ваточкой, смоченной в какой-то ароматной жидкости, ликвидировала то, что я сегодня утром по-дилетантски нарисовала на себе, и стала тихо поглаживать меня какими-то кисточками по лицу. При этом она не забывала отпивать из бокала "Шабли". Я тоже отпивала это самое "Шабли", закрыв глаза и полностью доверившись Регине. И, как оказалось, зря.

Она умышленно посадила меня спиной к зеркалу, чтобы я не видела промежуточных стадий процесса, и даже палитру с разноцветной косметикой задвинула мне в тыл.

- Зачем ты мажешь веки коричневыми тенями? - спрашивала она между делом. - Тебе надо класть сначала бежевый, а потом, выше к бровям, розоватый тон. Давай я тебе брови выщиплю, а?

- Не надо, - лениво отвечала я. И Регина, приговаривая: "Ну, не надо - так не надо", - продолжала малевать на мне новую Швецову по своему разумению, гармоничную и раскованную женщину будущего.

А я с закрытыми глазами рассказывала, как влипла сегодня со Стеценко.

Регина слушала с интересом, но в ее репликах по этому поводу сквозил скепсис.

- Зачем тебе Стеценко? - спрашивала она с той же интонацией, что и насчет теней. - Тебе нужен нормальный спонсор. Тебе лет-то уже много, а шубы еще ни одной. Букетики - это, знаешь, так, силос. Мужчина - я имею в виду настоящего мужчину - должен надеть тебе бриллианты на пальцы. У тебя, между прочим, лак с ногтя содран. На такие пальцы бриллианты тебе никто не наденет. Не говоря уже о том, что ты лицо официальное, неприлично с неухоженными ногтями на работу ходить.

- Оставим в покое мои неприличные пальцы, - вяло огрызалась я, - но спонсор из мехового магазина мне даром не нужен. Если человека не любишь…

- Вот именно, - подхватила Регина. - Если человека не любишь, то остается брать от него подарки.

- Ага, а потом он скажет: "Кто женщину ужинал, тот ее и танцевать должен", да?

- Ну-у…Такое не исключено.

- Ну вот. А я, может, не хочу давать поцелуи без любви.

- Ой-ой-ой! Чернышевского она цитирует! Ты еще "Домострой" вспомни! Эту… Как ее? "Русскую правду"! - прикрикнула подруга. - Тысячи или даже миллионы женщин каждый день отдаются ненавистным рожам, потным и вонючим, пьяным и нищим. И даже не за меховое манто. И не за бриллианты. А всего лишь за счастье быть при мужике. Я имею в виду замужних страдалиц.

Ага, подумала я, у Регины период отрицания ценностей брака. На той неделе институт семьи был провозглашен священным, и моя дорогая подруга, забыв про свои пятнадцать замужеств, три из них официальных, состроив честные глаза, утверждала, что порядочная женщина должна выходить замуж только один раз в жизни и прожить с мужем до гробовой доски. "Вот, например, как я", - заявила Регина, имея в виду своего безвременно почившего мужа. Поэтому я не стала уточнять, до чьей гробовой доски должна дожить честная женщина. В противном случае, - продолжала эта пуританка, - она недостойна даже гореть в аду и должна мыкаться по чистилищу до тех пор, пока не придумают подходящего по своей гнусности местечка для наказания таких распутниц.

- Вот посмотри на меня, - говорила Регина уже сегодня, делая завершающий глоток белого вина. - Достойного меня мужчину я могу прождать всю оставшуюся жизнь. И не дождаться.

- Точно не дождешься, Регина, - искренне ответила я, любуясь ее яркой внешностью, ухоженностью и шармом, и припоминая всех ее, да, в общем, и моих знакомых мужиков. Рядом с такой женщиной смотрелся бы Зорро, какая-нибудь Верная Рука - друг индейцев, или кто там еще, мужественный и ослепительно черноволосый, скачущий на горячем мустанге по прериям…

- И что ж мне, из-за этого, ходить в китайском пуховике? И в пластмассовой бижутерии?

- А самой заработать? На меха и бриллианты?

- Вот ты, Машка, совсем уже двинулась без мужика, - поморщилась женщина всех времен и народов. - Такие, как ты, заставляют нацию деградировать и принудительно стирают половые различия. Мужикам ведь стоит намекнуть, что женщина сама может заработать на приличную жизнь, как они расслабятся. Такие, как ты, лишают мужчин стимула к жизни. Выхолащивают их мужское достоинство.

Мне стало смешно.

- Да? Ну тогда не достоинство и было. А потом, где это написано? Что мужчина должен зарабатывать на меха, а женщина - принимать подарки? Почему не наоборот?

- И не просто принимать, а благосклонно принимать, - уточнила Регина с видом магистра философии. - Это написано в Библии.

- Что-то я сомневаюсь.

- Ну, какая разница, где это написано. Есть же неписаные законы…

- А может, я с ними не согласна?

- Тем хуже для тебя, - подвела итог Регина и быстро сменила тему. - Можешь посмотреть на себя, полюбоваться.

Я развернулась к зеркалу и, рассмотрев себя, подумала, что если работа визажиста заключается в том, чтобы открыть клиенту глаза на недостатки его внешности и лишить последних остатков уверенности в себе, а также и надежды на мало-мальское счастье в личной жизни, то можно считать, что Регина своей цели достигла.

- Ты считаешь, что мне идет такой макияж?

- А что? - удивилась Регина. - По-моему, нормально. В конце концов, ты никогда красавицей не была…

- Типа - нечего и начинать? - нервно осведомилась я.

- Зато косметика - наикачественнейшая, - успокоила меня подруга.

Лучше бы она существовала отдельно от меня, подумала я, но не стала выяснять отношения.

- А где чадо твое? - спросила Регина, складывая свои негуманные визажистские орудия в чемоданчик.

- Доделывает уроки и ложится спать.

- Есть проблемы?

- Есть. Учителя жалуются.

- На что? - заинтересовалась Регина; поскольку ее младший сын был практически ровесником моего Гошки, мы с ней всегда готовы были поговорить на эту тему.

- Мороженое жрет на уроках, по школе бегает.

- Ха, - фыркнула Регина. - Это разве проблемы? Школу еще не поджег? Учительницу не изнасиловал?

- Тьфу, что ж ты говоришь?!

- Ночует дома?

- Как видишь.

- То-то же. Вот у нас проблемы. Мой младший у девочек ночует. И ничего не сделать.

- Как это?

- Вот так. Звонит мне вечером и сообщает, что домой на ночь не придет.

- Ни фига себе! А хоть у одной девочки ночует? Или у разных?

- У разных, - вздохнула Регина. Я задумалась, представив, что бы я ощущала, если бы мой свиненок с абсолютно детским взглядом не пришел ночевать, оставшись у девочки. Мне ничего не оставалось, как посочувствовать Регине. Я и посочувствовала, отметив, что раз не у мальчиков он остается ночевать, то это еще не самый плохой вариант.

После того как Регина ушла, я отправилась в ванную и с большим удовольствием стала смывать с себя все это великолепие. Умывшись, я понравилась себе гораздо больше, поскольку перестала походить на инопланетянина с розовыми глазами.

Рассматривая себя в зеркало, я услышала за спиной шарканье тапочек. В ванную заглядывал мой заспанный сыночек в трусах и халате.

- Ты чего? - спросила я, удивляясь, чего ему надо посреди ночи.

Щурясь на яркий свет, он пробормотал:

- Я просто… уже спал, но вдруг вспомнил, что у меня на завтра… в общем, нет чистых трусов и носков…

- Ну и что?

- Ну вот я и пошел посмотреть… не появились ли… каким-то чудесным образом на батарее чистые трусы и носки…

Гениальная фраза, с гордостью подумала я. Мужчина растет, одно слово. Не постирать пошел себе трусы на завтра, а проверить, не постирались ли они в результате волшебства.

- Нет, сыночек, - ответила я ему, еле сдерживая улыбку. - Чудесный образ еще не брался за стирку. Сейчас постирает. Иди спать.

Совершенно удовлетворенный, ребенок повернулся крутом и пошаркал в теплую постельку. А я открыла новую коробку стирального порошка. Завтра трусы и носки чудесным образом должны появиться на батарее.

Назад Дальше