- Сейчас Большими Грузинами проедем, - беззаботно продолжал шофер. - Раньше говорили: Грузинский Камер-Коллежский вал. Шестнадцать застав тогда было вокруг города…
- Здесь, - сказал Денисов рядом со стандартным пятиэтажным домом, стоявшим в окружении таких же непримечательных зданий.
Дверь открыла сестра Белогорловой. Денисов не узнал ее: домашнее, с короткими рукавами платье делало Гладилину круглее, женственнее.
- Вы? - Она не удивилась, показала рукой: - Входите. Правда, ремонт у нас.
В прихожей не было ничего примечательного, кроме покрытого лаком блестящего, чуть розоватого паркета.
Сбоку, у двери в комнату, стоял пятилетний сын Гладилиных, рыжеватый, со скучным лицом.
- Здравствуйте, - сказал он заученно.
- Лак просох? - поинтересовался у него Денисов.
- Просох, - мальчик покраснел: был рад, что его заметили.
Денисов сбросил туфли, в носках прошел в комнату.
Там было еще больше розоватого блестящего паркета и совсем немного мебели, придвинутой к стенам.
Через минуту Гладилина внесла ему стоптанные кеды, поставила на пол.
- В бедном, зато не в краденом, - сказала она, - наденьте.
Она что-то сказала сыну - он оказался дисциплинированным: молча ушел в другую комнату, плотно прикрыл за собой дверь.
Гладилина еще принесла табурет Денисову и скамеечку себе, села, провела рукой по карманам. Денисов почувствовал, как ей хочется закурить в преддверии тревожного разговора. Но, видимо, в комнатах не курили.
- Я буду говорить об адвокате, - предупредил Денисов.
Гладилина не ответила, снова дотронулась до кармана с сигаретами.
Голубоватые буковки бежали у нее по кисти.
- Эта татуировка… - спросил Денисов. - Наверное, с той поры?
Она опустила руку:
- Так, по глупости.
- Вас привлекали к уголовной ответственности?
Она понизила голос:
- Да. Но судимость снята.
- Расскажите.
- Угон машины. Собственно, какой угон? Семья наша помешана на машинах, на скоростях. Отец, брат.
Теперь Леонида… Я - тоже. Девчонки попросили: "Прокати!" Хозяина не было… - она махнула рукой. - Если б не авария, ничего бы не было!
- А так?
- Суд. Да еще показательный. В клубе "Красный транспортник". Позору сколько!
- Вы тогда уже работали на дороге?
- Рабочей. Поэтому больше стыдом и отделалась.
Из дистанции пути характеристики пришли хорошие.
Одни благодарности да грамоты.
- Защитником вашим был…
- Игорь Николаевич, - Гладилина посмотрела на плотно закрытую дверь второй комнаты. - Я тогда с ним и познакомилась.
- Обращались к нему после этого?
- Как сказать? - она пожала плечами. - Консультацию иногда получить, совет. Он был человеком честным, совестливым, - она вздохнула. - Не повезло ему.
- Вы звонили ему или приходили в консультацию? - спросил Денисов.
- Приходилось по-разному. Но чаще звонила.
- Как часто?
- Иногда и год, и полгода проходили, а иной раз на неделе пару раз позвонишь. Но старалась не докучать.
- Пора было задавать вопросы, из-за которых он, собственно, приехал.
- Игорь Николаевич давно знаком с вашей сестрой? - спросил он.
Гладилина ждала вопроса, но он все равно прозвучал неожиданно, взломав сразу наметившийся между ними хрупкий ледок согласия. Теперь Гладилина старалась как следует обдумать свои слова, перед тем как ответить.
- В нашей семье Игоря Николаевича все знали.
Однажды ему потребовалась какая-то книга. Он знал, что Леонида работает в библиотеке.
- Он вам позвонил?
- Да. И Леонида отвезла книгу.
- Когда это было?
- После Нового года.
- Вы знали, что они продолжали встречаться?
- Знала. Вернее, догадывалась. Но какое это имеет отношение? Дернули поезд, сестра шла… - она снова вздохнула.
- Дело вот в чем, - сказал Денисов. - В вашу сестру стреляли. - Он всмотрелся в красноватое, казалось, навсегда обветренное на путях лицо Гладилиной, но ничего не смог в нем прочитать. - Поэтому она рискнула пробежать под двинувшимися вагонами. -
- Господи! - Гладилина сжала руками голову. - Почему все на одного? Всю жизнь этот человек старается, бьется, и все на него! Почему?
- Вы о сестре?
- Конечно! - Денисов услышал знакомую формулу: - Такая красивая, такая умная. И тонула и болела. Мать уже не раз ее хоронила: врачи отказывались… И на соревнованиях разбивалась. Во всем не везло. Сама себя сделала - и работала и училась… - глаза Гладилиной заблестели. - Мужа потеряла.
- По-моему, она его оставила!
- Ничего вы не знаете! Он виноват! И Леонида надеялась на него, потому не разводилась. Они ведь один без другого не могут!
- Адвокат ездил их мирить?
- Там другое дело… Игорь Николаевич взялся помочь! - Гладилина говорила уже во весь голос. Дверь во вторую комнату несколько раз робко дернулась, но так и не открылась. - Я тоже интересовалась. Она мне все:
"Потом, потом, а то будешь переживать!" А теперь умирает да еще оболгана!
Управляемая на расстоянии дверь щелкнула, пропуская к лифту.
В вестибюле и на лестницах никого не было. На эту пустоту и гулкость Денисов обратил внимание и в прошлый раз. Щасная объяснила это удачной планировкой здания. Видимо, так и было.
Поднявшись, Денисов позвонил в уже знакомую, обитую дерматином дверь и с минуту подождал, пока соученица Белогорловой и ее бывшая подруга откроет.
- Входите, - в голосе Щасной Денисов не ощутил особой теплоты.
Он разделся в передней, прошел в комнату. Здесь чувствовался тот же раз и навсегда заведенный порядок: ни одна вещь не лежала как попало, не была брошена наспех.
- Следствие не закончено? - Щасная вынесла из второй комнаты табакер, устроилась в кресле-качалке рядом с торшером.
- Скоро закончится, - Денисов сел на пуф против нее.
- И что же?
- Мне необходима помощь, - он снова мельком оглядел все вокруг, словно надеялся на поддержку какого-нибудь знакомца из предметов домашнего обихода. Но все вещи кругом могли вызывать лишь восхищение.
- Моя?
- Прошу вас быть откровенной, - Денисов обеими руками обхватил пуф. - Накануне вашего отъезда из Калининграда, двадцать четвертого августа.
Помните?
Вы ходили с Белогорловой и ее мужем в ресторан. Потом смотрели "Синьор Робинзон"…
- В самом деле? "Синьор Робинзон"? Пока мы не виделись, инспектор, вы сильно преуспели!
Денисов пропустил ее колкость.
- На следующее утро Белогорлова объявила о том, что она уезжает от мужа. Что произошло ночью?
- Это вы у меня спрашиваете? - Щасная взяла сигарету, другой рукой быстро нашла зажигалку.
- Вы знаете, о чем я говорю.
- Я? - она прикурила. Затянулась, медленно выпустила дым. На мгновение Денисов потерял из вида ее лицо. - Почему вы решили?
- Старков не ночевал дома.
- Это необходимо? Чтобы расследовать случай с наездом? - голос Щасной был совершенно спокоен. - Из-за этого приостановилось следствие?
- Наезда не было. В Белогорлову стреляли.
- Что вы такое говорите? Кто?
- Человек, который, как я понимаю, в ту ночь ее спас. Я только недавно узнал об этом. Кто он?
Щасная потянула выключатель торшера - красный парашют словно накрыл сразу кресло-качалку, и пуф, и кусочек журнального стола.
- Я не знаю его.
- В ту ночь, - сказал Денисов, - Старков приходил к вам в гостиницу.
Так?
Она не спеша поднялась, достала из бара два высоких бокала, бутылку с невыразительной этикеткой.
- Это "Киндзмараули". Хотите?
- Вообще-то я не пью до заката, - сказал Денисов.
- Солнца сегодня не видно.
- Будем считать, что оно закатилось.
Щасная плеснула в бокалы, молча выпила.
- Вы правильно догадались, - она не посмотрела в его сторону. - В Калининграде было так, как вы сказали.
- Вы и Старков… - он подержал бокал.
- После Лени вы первый об этом узнали.
- Белогорлова говорила с вами?
- Об этом? Нет. Все так идиотски запутано, - Щасная плеснула себе еще вина. - Олег, вначале ухаживал за мной, потом отдал предпочтение Леониде.
Когда мы встретились в Калининграде, он уже был ее мужем. Леонида до сих пор делала вид, что ни о чем не догадывается! Представляете наши отношения?
- Каким образом она обо всем узнала?
- Не знаю. Такие вещи трудно объяснить. Может, потому, что мы думали о ней. Кто знает? Приехала ночью в гостиницу. Олега в номере уже не было. О чем-то поговорили - о грибах, о селедочном масле. Она все - поняла. Мы не могли смотреть друг другу в глаза, - Щасная взяла сигарету. - Потом она ушла.
- Домой?
- Горничная утром рассказывала, что она шла по коридору как пьяная.
Потом бежала по лестнице. Горничная вышла на улицу, наблюдала. Кто-то из постояльцев гостиницы понял ее состояние, пошел с ней. Она приехала на машине. Машина стояла до утра. Потом она приехала за ней.
- Откуда это стало известно горничной?
- Со слов этого человека. Он вернулся под утро.
Кое-что горничной удалось узнать, - она помолчала. - Надо отдать ему должное: он скрыл все подробности и имя. Горничная говорила о ней как о безымянной. Кроме того, она не видела, из какого номера Леонида вышла. Всё!
Она подняла рюмку. Денисов пригубил свою.
Он вспомнил рассказ Старкова об этом утре: "Двадцать четвертого августа, воскресенье. Проснулся поздно. Окно открыто. Котенок шторой шуршит. "Я уезжаю, Олег", - она всегда меня полным именем…"
- Горничная называла имя того человека? - спросил Денисов.
- Нет.
- А номер, в котором он жил?
- Нет.
- А Белогорлова?
- Никогда.
- И больше ничего? Абсолютно ничего о нем не знаете?
- Абсолютно.
Она чуть захмелела, достала откуда-то с полки плотный лист бумаги с водяными знаками, подала Денисову, улыбнулась.
- Закажу окантовку, Повешу в коридоре над дверью, - улыбка получилась вымученной.
- "Аттестат зрелости", - прочитал Денисов. - "Щасная… Десятый класс "А"… При отличном поведении… Русская литература - 5, русский язык - 5, алгебра - 5…"
- И как? - спросила она.
- Впечатляет.
Он подошел к окну. Благодаря удивительной планировке лоджия за окном, казалось, висела в воздухе - обе боковые стены уходили в стороны. Не было видно ни соседних лоджий, ни окон.
- Именно впечатляет, - она вздохнула. - Я считала, что отличница имеет больше права на счастье, чем остальные. И мне казалось это и мудрым и справедливым.
"Следствие! - Денисов наконец нашел нужное слово. - Ключ! Шерп вел самостоятельное следствие…"
С этой минуты все становилось понятным, по крайней мере знакомым.
Денисов вздохнул с облегчением, шофер, всю дорогу не прекращавший обзор ближайших улиц, посмотрел удивленно.
"Следствие касалось человека, который встретил Белогорлову в ночь на двадцать четвертое августа три года назад в Калининграде и помог ей. По этой причине оно было для нее делом в высшей степени деликатным. Это ясно".
Как профессионал, Денисов мог легко читать карты бывшего адвоката, взявшего на себя несвойственные ему функции даже не следователя - скорее инспектора.
"Шерп поставил перед собой цель - сначала узнать об этом человеке как можно больше, не прибегая к помощи правоохранительных органов, - подумал он. - Поездка в Калининград, в гостиницу, слежка, которую Шерп вел у платформы Коломенское, потом его визит на дачу в Расторгуево… Это свидетельствует о том, что ни Белогорлова, ни Шерп не знали ни настоящей фамилии человека, который их интересовал, ни адреса…"
Денисов попытался представить действия, к которым он мог бы прибегнуть на месте Шерпа, - расспросить людей, которые могли хоть что-то о нем знать, заполучить отпечатки пальцев.
"Какими-то начальными сведениями об этом человеке Шерп все-таки располагал, поэтому взял бланк в юридической консультации…"
Денисов поднял глаза на дорогу - им давно не попадалось ни одной телефонной будки. Голос шофера сразу словно прорезался:
- …а деревня называлась Тухоля. В роще дом, говорят, был самого князя-кесаря Ромодановского. Теперь Тюфелева роща…
Впереди наконец показался ряд пустых телефонных кабин.
- Останови, пожалуйста.
- Есть.
Их задержал светофор.
"Шерп вел следствие непрофессионально, - Денисов не мог этого не заметить. - В результате сам стал жертвой… Но, может, его сдерживала Белогорлова?"
Неясно было и главное:
"В чем подозревали Белогорлова и ее адвокат неизвестного? Чему пыталась помешать скромная библиотекарша подмосковного пансионата или в чем могла оказаться замешанной? Все это было, должно быть, очень серьезным, если судить по выстрелам, прогремевшим у реконструировавшегося здания, а потом в прихожей Шерпа!"
В телефонной кабине стояла набежавшая талая вода.
Денисов заглянул в следующую - на полу лежал кем-то предусмотрительно брошенный кусок доски.
Первым он набрал номер юридической консультации - там могли уйти.
- Алло, - Фесин, к счастью, оказался на месте.
Денисов назвался, объяснил:
- Может поступить ответ на запрос Шерпа, секретарь не будет знать, кто интересовался этим лицом.
Фесин все понял.
- Кроме того, впереди суббота и воскресенье. Надо, чтобы кто-то разобрал почту. Ответ на запрос может оказаться весьма важным!
- Чего не сделаешь для уголовного розыска! - сказал Фесин.
Потом Денисов позвонил в отдел, по коммутатору оперативной связи разыскал старшего инспектора Горохову.
- Новостей нет?
- По "Малаю" и "Федору"? - уточнила она. - Пока нет. Образцы отправлены на исследование.
Денисов на минуту задумался: как быть? Ему требовался еще и начальник канцелярии.
- У меня просьба, - сказал он. - С утра я еду в Ожерелье. Могу задержаться. Мне нужны иногородние ориентировки по нераскрытым преступлениям прошлых лет. Пока я езжу, пусть кто-нибудь их получит в канцелярии.
- За какой год? - спросила Горохова.
Он назвал.
- И чтобы обязательно захватить август!
- Сделаю.
- Меня никто не ищет?
Было слышно, как Горохова назвала кому-то его фамилию.
- Начальник отдела, - сказала Горохова. - Он здесь.
- Чем обрадуешь? - трубку взял полковник Бахметьев.
Голос у него был скрипучий, усталый.
- Картина должна вот-вот проясниться, - сказал Денисов. - Сразу, одномоментно. Это как в перенасыщенном растворе. Вам слышно?
- Да.
- Еще крупица - и сразу выпадет осадок.
- Я в химии не силен, ты знаешь, - тем же скрипучим голосом ворчливо сказал Бахметьев. - Проходил еще до войны, - он вздохнул. - Но раз ты просишь оставить ориентировки прошлых лет, значит, дела не так плохи…
9
- …Я приехал в Калининград за три дня до преступления.
- Двадцать второго августа.
- Да. Как сейчас помню, стояли отличные дни. Один из нас жил в гостинице, другой в комнатке, рядом с мостом через Преголю. На другой стороне реки, как раз напротив, виднелся разрушенный во время войны знаменитый кафедральный собор. "Еще в одном городе побывал!" - думал я. Я коллекционировал не только марки, но и города. Двадцать пятого вечером прошел дождь.
Сильный, с ветром. Настоящая гроза. Мой напарник боялся, что погода изменится и все сорвется.
- Как вы относились к предстоявшему?
- До самого конца я надеялся, что что-то должно нам помешать, что вмешается судьба, провидение, если хотите, и отведет беду.
- А вы сами?
- Я был пассивен. Только убеждал себя: я-то ничью кровь не пролью!
- Как вам объяснили задачу?
- Я должен был с разрывом в несколько минут повторить маршрут моего сообщника после того, как преступление завершится. Как бы вторично сцену бегства, но уже в другую сторону. Увести преследование за собой. Двадцать шестого в назначенный час в установленном мне месте я должен был сесть в ждавшую меня машину, которая должна была увезти в Калининград.
- Потом?
- В Калининграде я должен был в двух-трех местах обратить на себя внимание, засветиться. А через сутки с попутными машинами выбраться из города и вернуться в Москву.
- Вы знали, какое преступление в действительности было совершено?
- В это меня не посвятили.
- И вы никогда не пытались узнать?
- Предпочитал не знать. Знал только, что при преследовании в меня имели право стрелять. Напарник предупредил об этом. Отсюда я делаю вывод, что преступление было особо опасным.
Электричка в Ожерелье шла долго. На металлических полочках вдоль вагона подпрыгивали вещи. Каждый раз при особо резком толчке кто-нибудь из пассажиров поднимался, уходил в тамбур курить, потом долго маячил за стеклянными дверями, разбегавшимися, от Тряски по сторонам.
Денисов поглядывал в окно, присматривался к ехавшим вместе с ним: большинство добиралось на перекладных до Павелецкий, в Ожерелье им предстояла пересадка на "литер".
Мысли Денисова с упорством возвращались к единственной, казавшейся логически оправданной первопричине странных на первый взгляд поступков библиотекарши. Первопричина заключалась в том, что Белогорлова чувствовала себя обязанной человеку, который в трудную минуту пришел ей на помощь.
"Неважно, насколько в действительности искренней и щедрой была эта помощь, считала, видимо, библиотекарша. Важно, что, заподозрив что-то здесь, в Москве, она не обратилась в милицию - сначала к знакомым.
К Шерпу, к культурнику. И то - к культурнику уже перед самой трагедией…"
Денисову показался убедительным придуманный им пример:
"Человек узнает, что предан кем-то из самых близких Он потрясен. Он давно уже бросил курить, но сейчас больше всего на свете ему нужна сигарета. Он выскакивает на улицу. Никого нет… Но для него сигарета сейчас - вопрос жизни и смерти. Случайный прохожий протягивает ему пачку.
И здесь порог! Одни считают, что им дали только сигарету, что в общем верно. А другие - что им спасли жизнь. И они чувствуют себя по гроб обязанными".
Рядом с окном плыл зимний деревенский пейзаж.
Перелески в снегу, дороги, пропечатанные гусеницами тракторов. В лесопосадке на березах чернели гнезда.
В одном месте, внизу, под самой насыпью, показался дом с грудой пустых ящиков у стены.
"Магазин?" - подумал Денисов.
Сбоку, на крыльце, лежали две или три дворняги, дремали под стук колес.
Неожиданно локомотив взревел - впереди в неположенном месте кто-то переходил путь.
Давно рассвело. И лес и пригорки заволокло синим.
"Теперь уже ясно; человек, к которому Белогорлова испытывала чувство благодарности, преступник. Он пытался обманом вовлечь ее в свои дела.
Обманом? - Денисов переспросил себя. - Безусловно. Ни она, ни Шерп не пошли бы ни на что противозаконное. "Продать душу дьяволу?" - уточнил Почтарев, когда я ночью в подъезде спросил его мнение о Шерпе. - "Никогда!"
Преступник их ловко обманывал!"
На середине пути между Москвой и Ожерельем опустевшая было электричка снова стала наполняться людьми: здешние жители тяготели больше не к Москве - к Ступину, к Кашире.