- Анатолий Алексеевич, это еще не все! Стельмах срочно запросился в команду, послезавтра он вылетает в командировку к миротворцам в Абхазию, - выпалил он.
- Где он в прошлый раз "засветился" на контакте с поляком-ооновцем, - вспомнил Сердюк.
- Да! Я уверен, это американцы вытаскивают его на явку! Если следовать логике, то… - Писаренко уже было трудно остановить.
Сердюк отстранил трубку, то, что сейчас говорил Писаренко, для него не являлось новостью. Абхазия, победив в тяжелейшей войне войска Госсовета Грузии, постепенно оправлялась от нанесенных ей ран, и десятки тысяч россиян, а в последний год сотни иностранцев вновь потянулись в этот благословенный край. Вслед за ними в Абхазии появились разведчики из Турции и США. Осев под "крышами" различных фондов и исследовательских центров, они чувствовали себя как рыба в мутной воде. Местной, только вставшей на ноги, Службе государственной безопасности было не до них. У нее едва хватало сил, чтобы отбиваться от вылазок грузинских боевиков. А российские военные контрразведки разрывались между постами миротворцев, разбросанными в горах по восточной границе с Грузией.
Сердюк, не дослушав до конца, остановил Писаренко и спросил:
- Василий Григорьевич, ты что предлагаешь?
- Направить за Стельмахом опергруппу и подключить на месте отдел Быстронога.
- Я двумя руками "за"! Кого включим в группу?
Писаренко замялся и уныло ответил:
- Таких, кто хорошо владеет обстановкой в Абхазии, у меня нет. Но координатором, мой зам готов вылететь хоть сейчас и на месте организовать взаимодействие.
- Ох, хитер же Писаренко: на нашем горбу решил въехать в рай. Может, ему еще Стельмаха в наручниках… - не удержался от язвительного выпада Гольцев, но осекся под колючим взглядом Сердюка.
Тот сурово сдвинул брови и сухо ответил:
- Спасибо, Вася, за координатора, но у меня своих девать некуда.
Писаренко попытался еще что-то сказать, но Сердюк решительно отрезал:
- Раз у тебя нет людей, то Стельмаха в Абхазии мы берем на себя! С Градовым я согласую.
Положив трубку, он повернулся к Гольцеву с Кочубеем и спросил:
- Все слышали, надеюсь, объяснять не надо?
- Куда уж яснее. Когда выезжать? - поинтересовался Гольцев.
- Завтра! В Абхазию полетит Кочубей, он там почти свой.
- Я готов, Анатолий Алексеевич! Холостому недолго собраться - подпоясался и вперед, - загорелся Николай.
- Кого возьмешь в помощь?
- Майора Остащенко и, если позволите, капитана Салтовского?
- Справитесь вдвоем, без Салтовского! В твоем распоряжении будет отдел Быстронога. Надеюсь, не забыл такого?
- Как можно?! У меня с ним хороший контакт еще с прошлого года.
- На том и порешили! Вопросы есть?
Кочубей улыбнулся и спросил:
- Товарищ генерал, мне на этот раз как - под абхаза - работать?
Сердюк хмыкнул и спросил:
- А что, понравилось?
- Если на оперативные расходы подкинете, то жизнь как у Христа за пазухой.
- Ладно, Христос, командировку и деньги я беру на себя, только дело не завали! - закончил на этом совещание Сердюк.
Из его кабинета Кочубей вышел в приподнятом настроении: впереди ожидало многообещающее дело, и не важно, что номером один из пятерки подозреваемых оказался не "их ракетчик", а генштабист Стельмах. После неудач с Митровым и Оноприенко неожиданно свалившаяся служебная поездка в Абхазию, к которой он за годы командировок и отпусков прикипел душой, оказалась подарком судьбы. Там, в Стране Души, как ее называли сами абхазы, он находил то, чего порой не хватало в Москве.
Война с Грузией не ожесточила их. Они, не раз смотревшие смерти в глаза, познавшие горечь утрат и сладость победы, сумели сохранить верность дружбе и слову. Пожалуй, нигде так пронзительно, как в Абхазии, Николай не ощущал тепло этих простых человеческих чувств и отношений. Абхазы, русские, армяне, греки - те, кого в роковом августе девяносто первого циничные политики лишили Родины их отцов, а затем безжалостно бросили в пламя гражданской войны, по-прежнему продолжали говорить, думать и любить ту страну, которую многие уже поспешили стереть с карты земли.
Глава девятая
Новые тайны Абхазии
- Господа! Наш самолет совершит посадку в аэропорту города Сочи. Просьба привести спинки кресел в вертикальное положение и пристегнуть ремни безопасности! Температура воздуха в городе плюс 25 градусов… - объявила стюардесса.
- Двадцать пять?!
- Наконец, согреемся!
- А в Москве под ноль катит!
- Те, кто по морозам соскучился, пожалуйста, обратно!
- Лучше сразу на Чукотку, к Роме Абрамовичу, с ним всегда в плюсе!
Эта веселая разноголосица оживленной волной покатилась по рядам пассажиров рейса Москва - Сочи. Истомленные долгими холодами, они горели желанием погреться под южным солнцем и с головой окунуться в беззаботную жизнь черноморских субтропиков.
- Коля, ты остаешься? - бодрый голос Остащенко разбудил задремавшего Кочубея.
Широкоплечая под метр девяносто фигура коллеги нависла над ним. Веселая улыбка гуляла на добродушном лице, а в глубине карих глаз сверкали веселые искорки. Для Юрия, не привыкшего протирать штаны в душных кабинетах и "вылизывать" очередную докладную "наверх" или "шить бумагу" в "тухлое дело", нынешняя командировка после недавней шестимесячной в Чечне представлялась не более чем увлекательной прогулкой. Живая работа, в которой всегда находилось место для риска и экспромта, была ему в радость, и он отдавался ей всей своей широкой душой.
На вид увалень, он, когда вопрос касался конкретного дела, преображался на глазах. На городском рынке, в портовой забегаловке, в кроссовках и потертой джинсовке его можно было принять за тертого-перетертого "толкача". В выгоревшей штормовке с неподъемным рюкзаком за плечами он сходил за своего в бесшабашной братии туристов и экстремалов, тянувшихся в Абхазию. А будь на нем смокинг - Юрий не выглядел бы белой вороной на светской тусовке.
- Господа! Наш полет закончился! Экипаж прощается с вами и желает приятного отдыха! - еще раз напомнила стюардесса.
Николай с Юрием, перебросив за плечи спортивные сумки, двинулись к выходу. Весеннее буйство южной природы впечатлило их. Солнце только выглянуло из-за горизонта, первый луч робко скользнул над безмятежной гладью моря и ослепительными искрами рассыпался по заснеженным вершинам Кавказских гор. В утренней дымке они походили на гигантские брильянты, обрамленные тончайшим малахитовым ожерельем из сочной зелени субтропиков. Зеленые, рубиновые, алые крыши санаториев, домов отдыха и частных пансионатов, подобно самоцветам, густо усыпали узкую прибрежную полоску. Уставшая после свирепых мартовских штормов морская волна шаловливо поигрывала галькой. Все вокруг - горы, небо и море - дышало негой и покоем.
- Юра, рано теряешь голову, в Абхазии еще не то увидишь! - поторопил Кочубей, шагнул на трап и поискал взглядом подполковника Быстронога.
Он скромно занимал место за спинами местных начальников, встречавших высокопоставленных гостей из Москвы. За ними строго в ряд выстроилась вереница мерсов. Особняком сиротливо стоял ядовито-зеленого цвета армейский УАЗ начальника военной контрразведки по группе российских миротворческих сил в Абхазии. На фоне лоснящихся новых "членовозов" он выглядел серой лошадкой, случайно попавшей в стойло для породистых рысаков из барской конюшни.
- Да, Боре скромности не занимать! С кирзовой рожей и в калашный ряд, - хмыкнул Остащенко.
- Мы - военная контрразведка! Станем там, где надо! - бросил в ответ Кочубей.
Быстроног узнал Николая, и белозубая улыбка появилась на его загорелом лице. Выше среднего роста, русоволосый, со жгуче-темными глазами, легкий в движениях, он выглядел гораздо моложе своих тридцати пяти лет.
- Как долетели? - ответив крепким рукопожатием, поинтересовался он.
- Нормально! Если не считать того, что от Юриного храпа самолет чуть не развалился, - пошутил Кочубей и насторожился, когда из УАЗа вышел пассажир.
- Тимур из Службы безопасности Абхазии, - представил коллегу Быстроног.
Среднего роста, худощавый, Тимур мало походил на выходца с Кавказа. Из-под густой шапки рыжевато-бронзовых волос на Кочубея и Остащенко смотрели голубые глаза. Большой с горбинкой нос не портил суховатого с правильными чертами лица. Ранняя седина, усыпавшая виски, и рубец на шее говорили о том, что Тимуру пришлось хлебнуть горя в своей жизни. Сдержанно поздоровавшись, он отошел в сторону.
- Как, Коля, все идет по плану? - поинтересовался Быстроног.
- Да. Следующим рейсом прилетает Штабист, - подтвердил Кочубей.
- Схема работы прежняя?
- До трапа его ведет московская наружка, а здесь подключаемся мы.
- Понятно! Как распределимся по маршруту?
- Тебе с Тимуром виднее.
- Мы принимаем его на выходе и ведем до автобуса. Водила и старший - наши люди, поэтому любой контакт Штабиста не останется без внимания.
- А как после поста на Псоу?
- Там ребята Тимура присмотрят.
Тот кивнул головой и подтвердил:
- Все будет нормально!
- Что со связью?! - уточнял Кочубей.
- Специальная, - и Тимур продемонстрировал болтавшийся за плечом громоздкий ящик.
- У меня не лучше. Военная, без такой-то матери не докричаться, - с сарказмом произнес Быстроног.
- Как всегда, связь есть, но не работает, - посетовал Остащенко и предложил: - Коля, лучше перейти на мобильники?
- Решено! - согласился Кочубей и распорядился: - Передай Тимуру фото Штабиста.
Юрий открыл кодовые замки на кейсе с аппаратурой спутниковой связи, вытащил пластиковый пакет с фотографией Стельмаха и отдал Тимуру.
- Ну что, Боря, теперь вперед! Не будем глаза мозолить! - поторопил Кочубей и вместе с ним и Остащенко сел в УАЗ. Тимур отправился на служебную стоянку, там, в стареньком мерседесе, его поджидали трое крепких и живых, словно ртуть, парней.
- Трогай, Женя! - распорядился Быстроног.
Через двадцать минут они подъехали к пограничному переходу Псоу. Перед ним было настоящее столпотворение. Быстроногу не помогли ни красные корочки удостоверения, ни командирский голос. Фруктово-овощная река подхватила УАЗ и медленно понесла его к полосатому шлагбауму. Она "плескалась" в битком набитых капроновыми мешками москвичах, жигулях и тарантайках, растекалась золотисто-коричневыми ручьями по наспех сколоченным торговым прилавкам, чавкала и сочилась бурыми ручьями по асфальту. Через сорок минут они, наконец, добрались до поста. Сержант-пограничник усталым голосом потребовал:
- Документы!
Тут же за его спиной возникла алчная физиономия в мышином мундире. В воздухе мелькнула красная корочка - удостоверение Быстронога, и таможенника как ветром сдуло. Пограничник, не став проверять документы, нажал на кнопку, и шлагбаум взлетел вверх. Они въехали на мост и через сотню метров оказались на абхазской стороне. Здесь повсюду о себе напоминала прошедшая гражданская война. Посеченные осколками стволы платанов и эвкалиптов походили на тела зараженных чумой. По обочинам валялись ржавые остовы машин. Закопченными глазницами-окнами печально смотрели на мир брошенные дома. Казалось, смертоносное дыхание войны убило все живое.
- Да, натворила война тут бед! - проводив взглядом изрешеченную пулеметной очередью автобусную остановку, печально произнес Кочубей.
- Если бы только здесь! А в Чечне? В Грозном камня на камне не осталось! - напомнил о другой трагедии Остащенко.
- Мерзавцы-политики! Всех бы их к стенке!
- Ага! За ними такие "бабки" стоят, что тебе, Коля, и не снились!
- Юра, не все деньги решают. Это им еще аукнется.
- Коля, Юра, давайте не будем о грустном. Лучше обратите внимание вон на ту гору, - и Быстроног махнул рукой на вершину, густо поросшую сосновым лесом.
- Гора как гора, ничего особенного, - пожал плечами Остащенко.
- Не совсем так, Юра. На ней находится дача Сталина.
- Да?! И что, там все осталось, как при Сталине?
- Даже его гвоздь!
- Гвоздь Сталина? Я про него еще не слышал. Ну-ка, ну-ка, расскажи, Боря, - оживился Кочубей.
Быстроног сделал значительное лицо и изрек:
- О! Это известная история!
- Боря, не томи, расскажи! - насел на него Остащенко.
Тот подмигнул Кочубею и начал рассказ:
- Этой истории скоро будет семьдесят лет. Началась она с Нестора Лакобы - председателя Совнаркома Абхазии. В конце двадцатых он построил на Черной реке гостевой домик, а к тридцатому отгрохал дачу, по нынешним временам, можно сказать, хибару. Принимать ее приехал Сталин в компании с Берией и Власиком - начальником личной охраны. Сталин прошел по всем комнатам, но так и не сказал ни слова и уже на выходе потребовал от Власика, чтобы тот принес молоток и гвозди!
Власик пулей слетал в подсобку, принес не только их, а и веревку.
Сталин посмотрел на него и сказал:
- Заставь дурака богу молиться, так он и лоб разобьет! - затем забрал у Власика молоток, выбрал самый большой гвоздь и заколотил в панель у входа.
Берия не удержался и спросил:
- Товарищ Сталин, а зачем здесь гвоздь?
- А затем, Лаврентий, чтобы таких мудаков, как Мержанов - тоже мне архитектор нашелся, за яйца подвесить. Я что, чукча в чуме, чтобы по таким хоромам в тулупе расхаживать!
Остащенко от души посмеялся и предложил:
- Боря, заедем и заберем гвоздь, чтобы чьи-то яйца остались целы?
- Вот и ты туда же, - с улыбкой ответил Быстроног. - Таких охотников там уже сколько перебывало, что бедняга комендант замучился гвозди закупать, - и, бросив взгляд на гору, с грустью произнес: - А если без шуток… То на этой даче Сталин, а может, сам дьявол выбрал Берию главным "всесоюзным палачом", и здесь же решилась судьба Лакобы.
- О, я этой истории еще не слышал, расскажи! - заинтересовался Кочубей.
- Ребята, а вы не боитесь? Дух Берии до сих пор в этих местах бродит.
- Боря, мы не из слабонервных, давай про Берию, - отмахнулся Юрий.
- Что, соскучился?
- Боже упаси!
- А вот его на той встрече точно не было, - с улыбкой заметил Быстроног и перешел к рассказу:
- Произошло это осенью то ли тридцать первого, то ли тридцать третьего.
- Не важно, нам с ними детей не крестить и за одним столом не сидеть, - подгонял Юрий.
- А вот для Лакобы те посиделки закончились плохо. Случилось это позже - в тридцать шестом, а тогда он был в фаворе у Сталина. Тот подчеркивал эту близость и подшучивал: "Я - Коба, а ты - Лакоба".
- А с чего Сталин к нему такой любовью воспылал? Сына родного Якова отказался обменять на фельдмаршала! А тут какой-то партийный князек?
- Было за что. Лакоба ему очень помог после смерти Ленина, когда началась борьба за власть, - пояснил Быстроног, и его снова потянуло на мистику: - Хотите верьте, хотите нет, а Абхазия для Сталина была счастливым талисманом.
- Первый раз слышу? - удивился Кочубей.
- В 1906 году на сухумском рейде Сталин с боевиками провел "экс" - взял кассу в 20 тысяч рублей золотом на пароходе "Цесаревич Георгий". Полиция все выходы перекрыла, но так и не нашла ни денег, ни Сталина.
- Чего захотели. С Кавказа выдачи нет! - напомнил Кочубей.
- Да, лихие были ребята. Потом, в октябре семнадцатого, вывернули всю Россию наизнанку, - заключил Юрий и поторопил Быстронога: - Боря, так чем же Лакоба помог Сталину?
- Помог и еще как! Если бы не он, то еще неизвестно, кто после Ленина стал бы хозяином в стране.
- Да ладно?! Тебя послушать, так Абхазия с Лакобой - пуп земли.
- Я этого не говорил! Если не хотите слушать - я молчу.
- Хотим! Давай дальше, - попросил Кочубей.
- Ладно! - согласился Быстроног и вернулся к рассказу. - В конце декабря двадцать третьего конкурент Сталина - Троцкий заболел странной болезнью. Врачи ничего не могли понять, и в январе двадцать четвертого по настоянию Сталина он вместе с женой отправился на лечение в Абхазию. В Сухуме их встретил Лакоба. И вот тут все самое интересное начинается! Перед приездом Троцкого, 18 января, Лакоба получил личные письма от Дзержинского и Орджоникидзе. Серго Орджоникидзе ему писал… Здесь Быстроног сделал паузу, достал из-под сидения книгу Станислава Лакобы "Очерки политической истории Абхазии" полистал и зачитал:
"Дорогой Нестор! Надо товарища Троцкого так обставить, чтобы абсолютно исключалась любая пакость. Мы все уверены, что ты сделаешь все, что необходимо. Дела здесь идут замечательно хорошо", -
и продолжил рассказ:
- Какие дела в Москве шли замечательно, можно только гадать. Спустя три дня после этого письма умер Ленин. Троцкий, лечившийся в Абхазии, собрался на похороны, но Сталин убедил остаться. И здесь в дело вступил Лакоба - до апреля ублажал Троцкого. А за это время в Москве, в его отсутствие, "троцкисты" сдали Сталину одну позицию за другой. Позже, лишенный всех постов и изгнанный за границу, Троцкий вспоминал в Мексике:
"Как это не покажется невероятным, но меня обманули насчет дня похорон. Ленина похоронили не 26-го, как извещал в своей телеграмме Сталин, а 27-го. Мы потеряли темп, а затем и власть".
- Да-а? - протянул Кочубей. - Вот тебе и Абхазия?! Так вместо Сталина мог оказаться Троцкий, и тогда, где бы мы все были, один черт знает.
- Боря, давай ближе к Берии! - торопил события Юрий.
- А что Берия? - пожал плечами Борис: - Он был не дурак.
- Это понятно. А как его карьера была связана с Лакобой? - допытывался Николай.
- Просто. Осенью тридцать первого Берия подкатил к Лакобе и уговорил организовать ему встречу со Сталиным. Произошла она как раз на госдаче "Холодная речка". Лакоба, прихватив Берию, тот взял с собой бочонок любимого вина Сталина - хванчкара, и в компании с Ворошиловым отправились к нему в гости. Сталин был в хорошем настроении и предложил перед обедом провести субботник в парке. Охрана принесла топоры, грабли и метлы. Берия достался топор.
- Топор?! Надо же? Судьба сама выбрала его в палачи! - удивился Юрий.
- И это не вымысел, есть документальное свидетельство - фотография того дня из архива Станислава, я сам видел! - поклялся Быстроног.
- Давай дальше! - не усомнился Николай.
- И вот тут Берия сделал ход конем. Лизнул так Сталина, что тот до самой смерти, как верного пса, держал при себе. Берия взял топор и в глаза Сталину сказал: "Мне под силу рубить под корень любой кустарник, на который укажет хозяин этого сада Иосиф Виссарионович". Сталин запомнил и, когда в тридцать восьмом Ежова на "мыло" отправил, поставил Берию возглавлять НКВД.
- И нарубил гад! Весь север - от Воркуты до Магадана - русскими костьми замостил! Сволочь … - выругался Юрий.
- Выходит Лакоба дал старт этому палачу, - заключил Николай.
- Получается так. А позже, в декабре тридцать шестого, эта встреча вышла боком самому Лакобе и его семье, - вернулся Быстроног к трагической истории Нестора Лакобы.
- Так это правда, что Берия отравил его?
- Коля, я, конечно, такое утверждать не могу. Но Станислав уверен: отравление произошло за ужином в доме матери Берии. Потом, когда из Тбилиси тело Нестора привезли в Сухум, от него остались кожа да кости, даже вены вырезали.
- Убирали следы яда! - предположил Юрий.
- Вот же сволочь! - у Кочубея не нашлось больше слов.