Больше двух часов длился этот расписанный заокеанскими режиссерами спектакль, и, когда он подошел к концу, его главные актеры - Король майдана под ручку с Газовой принцессой, сияя улыбками победителей, под восторженный рев толпы покинули трибуну. Через минуту в морозном мареве о них напоминали лишь сизый дымок и едкий запах выхлопных газов. Вслед за ними, уставшая и охрипшая от криков, массовка потянулась к станциям метро. Наступило время нищих и бомжей. Выбравшись из зловонных нор, они расползлись по мусорным отвалам, спеша урвать кусочек "западной халявы", которая подобно манне небесной сыпалась на головы давно потерявшей разум толпы.
Киев ненадолго погрузился в полуобморочную дрему, и только из-за плотно зашторенных окон американского и польского посольств кое-где пробивались слабые полоски света. Там, в тиши кабинетов за толстыми бронированными дверьми, под мощным электронным экраном, защищавшим от невидимых щупальцев русской разведки, сотрудники посольских резидентур корпели над сценарием очередного дня "оранжевой революции". Далеко за полночь они разъехались по конспиративным квартирам, где их ждали услужливые конфиденты, жаждавшие не столько "революции", сколько очередной порции маняще хрустящей "капусты".
Прошедшая ночь, несмотря на вчерашний накал страстей на майдане, не потрясла жизнь столицы Украины. Перси, под затихающий грохот колонны автобусов, направлявшейся к "полю боя", закончил зарядку и потом несколько минут простоял под холодным душем. Он следил за собой и в свои сорок шесть мог дать фору многим молодым. Покончив с туалетом, съев бутерброд с ветчиной и выпив горячего, приготовленного по-турецки, кофе, к которому пристрастился, когда работал в Тбилиси, спустился в гараж, сел за руль форда и отправился в посольство.
Помпезный особняк на фоне обветшавших бетонных коробок позднего советского ренессанса был виден издалека. Перси приехал одним из первых. Во дворе царила тишина. Она сопровождала его по безлюдным коридорам до самого кабинета, там на столе надрывался телефон. Звонил Ковальчук.
- Хэлло, Марк! Так ты нас ведешь в ресторан? - без предисловий начал он разговор.
- Хоть сейчас, скажи только Саливану, - в тон ему ответил Перси.
В трубке послышалось рычание, и потом зазвучала отборная брань. Дождавшись, когда у Ковальчука иссяк запал, он подтвердил:
- Все остается в силе. Вечером в "Гетмане". Кроме тебя явку прикрывают Николос и Джоан.
- Ну, хоть с ними повезло, - буркнул Ковальчук и поинтересовался: - Во сколько выдвигаемся?
- Раньше шести не имеет смысла.
- Как скажешь. Я готов работать с тобой круглые сутки.
- Спасибо, Генри! Я этим дорожу. Давай до вечера, - закончил разговор Перси и положил трубку.
Больше никто не беспокоил, и он, наконец, смог заняться отработкой справок и сообщений агентов, накопившихся за неделю.
В конце дня Саливан собрал совещание. На этот раз оно шло вяло и рутинно. Разработанный в Вашингтоне сценарий президентских выборов на Украине, рассчитанный на то, чтобы окончательно разрушить славянское единство, пока выполнялся без больших сбоев. Бешеные деньги и подкупленные на них политики вместе с агентами влияния делали свое дело.
Безнадежно "похилившаяся" власть пока еще президента Леонида Кучмы уже ничего не значила. Дело несчастного журналиста Гонгадзе, умело раскрученное "оранжевыми", смертельной удавкой сжималось на его горле. В этой ситуации ему было не до поддержки своего фаворита - премьера Януковича. Тот, оставшись один на один с оппозицией, предпринимал отчаянные попытки удержаться на плаву, но с каждым новым днем шансы на победу таяли, как мартовский снег под ярким весенним солнцем. "Оранжевым" осталось сделать всего одно усилие, чтобы спихнуть Януковича с политической сцены.
Саливан битых полчаса только и твердил об этом. Его монотонная нотация ничего другого, кроме недовольных гримас на лицах ветеранов - Перси, Ковальчука и Берда, не вызывала. Им осточертело слушать то, что и так было очевидно. Но Саливан, желая лишний раз покрасоваться перед желторотыми юнцами - Левицки, Динаром и первой красавицей резидентуры, рыжеволосой бестией Грей, продолжал долдонить о конспирации и стращал вездесущими агентами Москвы.
Менторский тон шефа все больше раздражал Перси. У него, прослужившего в разведке свыше двадцати лет и прошедшего через чистилище адовой агентурной работы в Москве, Варшаве, Белграде и Тбилиси, эта словесная жвачка давно уже навязла в зубах. Злость и зависть к Саливану мутной волной поднималась в нем, и было от чего.
После удачно проведенной операции в Тбилиси, когда резидентуре удалось спихнуть потерявшего политический нюх Шеварднадзе, не допустить к власти оказавшегося "бумажным" львом "аджарского князька" Абашидзе и ввести в президентский дворец Майкла-Бульдозера - Саакашвили, он в душе рассчитывал на повышение. Друзья уже поздравляли с успехом и намекали на должность резидента или, на худой конец, на "теплое местечко" в Лэнгли, но в последний момент все сорвалось. Завистники, тершиеся рядом с директором, посчитали, что с "худым концом" в Вашингтоне делать нечего, и сплавили его на Украину.
В Киеве ему пришлось тянуть лямку под началом очередного "паркетного резидента", чугунной задницей высидевшего себе должность в кабинетах Лэнгли и видевшего живого агента разве что в голливудских триллерах. Нахватавшись верхушек в разведке и поднаторев в написании докладных, Саливан возомнил себя новым Даллесом и не упускал случая потрепать шкуру таким "старикам", как он, Генри и Николос. Им, "съевшим не одну собаку" на оперативной работе и имевшим на своем счету не один десяток вербовок ценных агентов, и не в каком-то карманном Гондурасе, а в бывшем советском блоке, скрипя зубами, приходилось терпеть его мелочные придирки.
Саливан изредка бросал косые взгляды в их сторону и продолжал разглагольствовать. К концу совещания Перси так и подмывало выпалить в эту самодовольную рожу: "Выскочка! Что ты понимаешь в агентурной работе?! Самовлюбленный болван! Ты годишься только на то, чтобы рассказывать чужие шпионские сказки! Посмотрел бы я на тебя в настоящем деле, когда задница в мыле, а на хвосте сидит русская контрразведка. Это тебе не папуасы с пляжей Новой Гвинеи, где ты каждый год грел свое брюхо!"
Подавив вспышку неприязни к Саливану, Перси бросил нетерпеливый взгляд на часы. Стрелки показывали четверть седьмого. До явки с агентом Бульбой оставалось меньше трех часов. Прожженный журналюга - он, без разбора "мочивший" в своих статьях "прогнившую и коррумпированную власть", с полуслова понимал, что от него требовалось. Встречи с ним занимали не больше получаса. Слив очередной компромат и получив новое задание, Бульба, дотошно пересчитав полагающийся шпионский гонорар, спешил снова окунуться в кипящий интригами "котел украинской политической кухни", чтобы снять "жирный навар".
Наконец Саливан закончил совещание. Свободные от явок с агентурой отправились домой, а Перси возвратился в кабинет, чтобы прихватить сканер для поиска "электронных жучков", которыми мог быть "заряжен" агент, пару тысяч долларов для оперативных расходов и присоединиться к Ковальчуку, Берду и Грей. Те уже находились в техническом блоке - там спецы Сэма Дункана, главного технаря резидентуры, заряжали их электронными глазами и ушами.
Перси в этом составе выходил на явку с агентом уже не первый раз и потому не испытывал беспокойства. В отличие от Левицки и Динара, напоминавших молодых борзых на охоте и своим щенячьим визгом лишь привлекавших внимание контрразведки, Генри даже на самых рискованных операциях не терял хладнокровия и вел себя как хитрый лис. Несмотря на свои триста с лишним фунтов, он был подвижен, как ртуть, а от его цепких, напоминающих глазки гризли, глаз не могло укрыться ни одно подозрительное движение. Николос с Джоан тоже ничем не уступали ему.
Ковальчук встретил появление Перси добродушным ворчанием:
- Марк, а мы уже подумали, что останемся без ужина.
- Скажи спасибо нашему "Цицерону", - не преминул помянуть он Саливана. - Если бы ему…
- Генри, черт с ним! - перебил его Берд и поторопил: - Время поджимает!
Ковальчук не удержался крепким словцом прошелся по Саливану и, громко сопя, постарался не отстать от легкого на подъем Перси. За ними едва поспевала Джоан. Высокая шпилька на сапоге была помехой при беготне по лестницам, но на публике пять футов и шесть дюймов с точеной фигуркой и бюстом Монро делали ее чертовски привлекательной. Она уже ни первый раз "замыливала глаз" наружке и надежно прикрывала своей неотразимой грудью явки с агентами.
Под щелчки электронных замков на лестничных переходах они галопом промчались по лабиринту коридоров и спустились во внутренний двор. Порыв ветра наотмашь хлестанул по разгоряченным лицам шершавой снежной крупой и запорошил глаза. Чертова украинская зима даже здесь, в Киеве, показывала не европейский, а славянский норов. Перси поднял воротник куртки и нырнул в машину. Послушный его твердой руке "понтиак", похрустывая снегом, покатил к воротам. Вслед за ним тронулись Ковальчук с Грей, замыкал движение на своем синем форде Берд.
Впереди, в свете фар, тусклым пятном возникла стеклянная будка. Внутри замельтешили размытые силуэты охраны, и через мгновение металлические створки ворот бесшумно разъехались в стороны. Перси утопил педаль газа, и машина, взметнув снежное облако, устремилась к проспекту. За ним, как привязанный невидимой нитью, ехал Ковальчук. Где-то позади затерялся Берд. Ему предстояло заранее занять позицию у явочной квартиры.
Ветер по-хозяйски разгуливал по городу и пригоршнями швырял снег в витрины супермаркетов, окна офисов, ресторанов и ночных баров. Эта снежная круговерть была только на руку разведчикам, так как добавляла лишних забот контрразведке. Пока ее "хвоста" они не заметили, но, следуя испытанному правилу, решили "им" подергать.
На очередном перекрестке Перси на скорости промчался на мигающий свет светофора. Слева позади себя разглядел форд Ковальчука, дальше они разъехались в стороны, чтобы через несколько кварталов сойтись вновь. Еще четверть часа помотавшись по городу и не обнаружив следов слежки, Перси свернул на хорошо знакомую стоянку перед ночным баром с претенциозным названием "Гетман".
Здесь его привлекали ни столько знаменитая украинская кухня и неизменный гопак в исполнении Мыколы Нитудыхатки, от которых тащился Ковальчук, сам выходец из Закарпатья, сколько близость бара к явочной квартире. На ней Перси проводил явки с наиболее перспективными агентами резидентуры ЦРУ. Прошло не больше минуты, на стоянку въехали Ковальчук с Грей Джоан, и, присоединившись к нему, вместе они прошли к бару.
На входе их встретил швейцар - ряженный казачура с закрученным в тугую спираль оселедцем на выбритой до зеркального блеска башке. Громыхнув свисавшей до самого пола саблей, он отвесил низкий поклон, широко распахнул дверь и рявкнул так, что нищего, нацелившегося за милостыней к добродушному Ковальчуку, сдуло как ветром.
- Заходьте, сэр! Для таких гарных панов, як вы, у нас усэ еэ! - пробасил казачура.
Перси передернуло: как этот ряженный болван с первого взгляда распознал в них американцев.
Генри заиграл желваками на скулах и глухо буркнул:
- Go to hell!
"К черту или куда подальше? Какая разница! Но как этот ряженый болван догадался, кто мы? Как?! Русский? Украинский агент? Стоп, Марк! Так можно и свихнуться!" - подавив в себе раздражение, Перси шагнул вперед.
В вестибюле они не задержались и, не снимая курток, прошли мимо гардероба в зал. В нем было немноголюдно: сказывались непогода и начало рабочей недели. К этому часу в "Гетмане" собралась разношерстная публика. Наметанным взглядом Перси прошелся по залу и ничего подозрительного не заметил. Дотошный Генри беглым осмотром не ограничился и задержал внимание на троице, занимавшей места за колонной.
Сиротливо стоявшая на столике бутылка с дешевым вином, бедная закуска и бугрившаяся под свитером мышц спина громилы его насторожили. Возникшие было подозрения, что это за казенный счет "гуляет" наружка, рассеяли две его спутницы. Боевая окраска и вызывающе торчащие из глубокого выреза платья груди не оставляли сомнения в роде их занятий. "Ночные бабочки, распустив яркие "крылья", подманивали сексуально озабоченных "мотыльков".
Освоившись, Перси выбрал свободный столик у стены - отсюда хорошо просматривались вход в зал и проход на кухню. Не успели они расположиться, как за соседним столиком двое бритоголовых, с золотыми, в палец толщиной цепями на бычьих шеях, приняли стойку и жадными взглядами принялись "раздевать" Джоан.
"Бедняга Генри!" - с сочувствием подумал о нем Перси и поискал глазами официанта.
Через мгновение тот, будто черт из табакерки, возник перед столиком. Весь его вид не то что говорил, а просто кричал: в стенах "Гетмана" безраздельно властвует дух незалежной Украины. Широченные синие шаровары, подпоясанные желтым кушаком, выбритая до блеска голова, на которой, напоминая бычий хвост, болтался жидкий оселедец, и лихо закрученные усищи делали его похожим на Рудого Панько из знаменитых гоголевских "Вечеров на хуторе близ Диканьки".
Расшаркавшись в поклоне, официант вытащил из широченного рукава рубахи меню, но Генри отмахнулся, и тот скороговоркой посыпал названиями блюд щирой украинской кухни. Перси слабо в них разбирался и полностью положился на вкус Ковальчука.
Нотации Саливана, похоже, пробудили в нем зверский аппетит, и он, решив, как следует, растрясти статью специальных оперативных расходов, не стал мелочиться и заказал: уху по-киевски, жареного фазана в грибном соусе, салат "Вечерний каприз". Ужин тянул минимум на тысячу долларов, но это уже была забота казначея и Саливана, как списать их. По сравнению с теми шальными деньгами, что закачивались в резидентуру, чтобы свалить все еще поглядывающую в сторону России украинскую власть, эта тысяча выглядела просто смехотворной.
Ароматные запахи, гулявшие по залу, пробудили в Перси чувство голода. Рюмка крепкой горилки, которую налил Генри, еще больше распалила аппетит. После нее ему показалось, что ничего более вкусного, чем салат "каприз", он в своей жизни еще не ел. Но до конца насладиться этим гастрономическим парадом, который горел желанием продемонстрировать Генри, ему не удалось.
Время неумолимо поджимало: до явки с агентом Бульбой оставалось совсем немного. На ходу дожевав остатки жареного фазана, Перси терпеливо отсидел положенное на унитазе и, убедившись, что контрразведка на это раз оставила его в покое, тенью проскользнул на улицу.
Ковальчук, оставшись в одиночестве - Джоан кружила в танце голову своей дежурной жертве, не скучал и, кромсая ножом и вилкой елозивший по тарелке огузок птицы, не забывал внимательно следить за тем, что происходило в зале и вестибюле. Прошло пять минут, как Марк покинул бар, но никто не пытался сесть ему на "хвост". Контрразведка, похоже, сегодня отдыхала, и Ковальчук мог спокойно отдаться своим огромным желудком щирой украинской кухне.
Перси, кутаясь от ветра в воротник куртки, быстрым шагом спускался вниз по улице. Позади осталась приземистая, нахохлившаяся под снежной шапкой, церквушка; через десяток шагов слева в тусклом свете фонарей, зияющим провалом возникла арка проходного двора. Нависавшая над ней выщербленная морда льва не оставляла сомнений: он у цели. Лишним подтверждением тому служил стоявший неподалеку форд Берда - это была последняя подстраховка перед заходом на явочную квартиру.
По привычке Перси бросил взгляд за спину и, не заметив слежки, стремительно нырнул в подворотню. Пробежав десяток метров, он решил подстраховаться, шмыгнул в нишу и затаился. Несмотря на крепкий мороз, грудь обдало жаром. Так происходило каждый раз, когда он выходил на явку с агентом. Чувство близкой, дышащей в затылок опасности и азарт будоражили кровь и щекотали нервы. По натуре Перси был игрок, и эта самая захватывающая из всех игр - игра с контрразведкой, стала тем наркотиком, без которого он уже не мог жить.
Ветер стих, снежная круговерть осела, и в блеклом свете фонарей причудливой подковой проступила арка. За ней тусклыми светляками мелькали проносящиеся по улице машины. В наступившей тишине напряженный слух Перси уловил легкий скрип снега, и через мгновение во двор вбежала закутанная по самые глаза женская фигура. Он напрягся, но опасения оказались излишними. Громыхнув дверью, девица исчезла в подъезде напротив.
"Черти тебя носят в такую погоду!" - буркнул Перси, выждал еще минуту и, убедившись, что "хвоста" за собой не привел, решительным шагом отправился на явочную квартиру.
Она находилась на соседней улице и располагалась на втором этаже старого купеческого особняка. Массивная, чудом сохранившаяся после опустошительных набегов "металлистов", бронзовая дверная ручка обожгла ладонь холодом. Перси потянул ее на себя, вошел в подъезд и на одном дыхании взлетел на второй этаж. Здесь царили полумрак. Нашарив замок, он вставил ключ, повернул на три оборота и толкнул дверь. Она легко подалась, и вошел в явочную квартиру.
Первым три года назад ее начал использовать для встреч с особо ценными агентами его предшественник Сэм Болтон. Наводку на нее он получил из пражской резидентуры ЦРУ. Дочь несостоявшейся "поп-дивы" в поисках заработка шесть лет назад выехала в Чехию. Привлекательная внешность и знание трех языков сделали ее незаменимой для "новых русских" и "новых украинцев", наводнивших Прагу. Среди них оказалось немало тех, кто своими политическими связями в России и на Украине представлял интерес для американской разведки. В резидентуре быстро смекнули, что более подходящей кандидатуры для агентурной разработки "объектов", чем обольстительная "токин гел", трудно подыскать, и положили на нее глаз.
Подготовка и сама вербовка не заняли много времени и прошли гладко. Смышленая, "крученая" в передрягах, "токин гел" с полунамека поняла, что от нее требуется и долго не "ломалась". При "птичьих правах" и проблемах, которые периодически возникали с полицией нравов, такая крутая "крыша", как американская разведка, была весьма кстати, а будущий солидный шпионский приработок пересилил все ее опасения.
После короткого "шпионского ликбеза" агент ЦРУ Фиалка, испуская завлекательные ночные запахи, под объективами скрытых видеокамер кружила головы и развязывала языки млевшим от ее чар русским и украинским политикам и бизнесменам. Войдя во вкус, она осмелела и предложила своим американским хозяевам "семейный шпионский подряд" - подключить к работе "простаивающую без дела" мать.
В киевской резидентуре ЦРУ предложение Фиалки посчитали запоздалым. Бывшая заведующая армейским клубом, на лице которой даже под толстым слоем грима читались следы бурной и далеко не безгрешной молодости, при всей ее артистичности никак не тянула на современную Мату Хари. Друзья и приятели по прежней службе, "поросшие мхом" отставники - майоры и подполковники, лишь изредка, и то после большого бодуна, залетавшие к ней на "огонек", чтобы тряхнуть стариной, для разведки давно не представляли интереса. А молодые и дикорастущие паны новой украинской армии, обращали на нее внимание, разве что когда помогали перейти "украинский Бродвей" - Крещатик.