Считали эти дни и Градов с Сердюком. Возникшие у них опасения, что командировка Литвина может не только сорвать явку с ЦРУ, а и дальнейшую связь между ними, оказались излишними. Операторы перехватили, а криптографы расшифровали его электронное письмо для Майкла. В нем Литвин сообщал:
"Срочно убываю в служебную командировку в Йошкар-Олу. В Москве ориентировочно буду через 5–6 дней. Готов к встрече на оговоренном Вами месте по запасному сроку".
Ответ пришел незамедлительно:
"Готовность к встрече с Вами подтверждаем. Сохраняйте терпение и выдержку. Желаем удачи.
Майкл".
Глава шестнадцатая
Новая "встреча"
К трем часам дня выездная экзаменационная комиссия закончила свою работу в военном лицее города Йошкар-Олы. Из сорока восьми кандидатов, поступающих в Академию Петра Великого и Серпуховский военный институт, конкурс прошли лишь двадцать шесть. Председателю и членам экзаменационной комиссии оставалось только подписать итоговую ведомость, но тут возникла заминка. Заместитель председателя, бывший замполит ракетного полка, подвязывавшийся пятым колесом в республиканском министерстве образования, в последний момент попытался пропихнуть в заветный список своего. И здесь полковник Белобородов уперся, но не красноречие бывшего мастера пламенного слова, заставлявшего когда-то бойцов из Узбекистана и Туркмении рыдать над трудами классиков марксизма-ленинизма, а почтовый конверт, из которого стыдливо краснел уголок денежной купюры, и нетерпеливые взгляды Литвина со Стародубом, изнывавших от жары, заставили его сдаться. Список обладателей будущих офицерских погон пополнился еще на одного человека.
На радостях счастливые родители своих удачливых чад загрузили под завязку багажник министерской волги дарами гостеприимной марийской земли и, сбившись в кучку, робко жались у крыльца, дожидаясь членов приемной комиссии. Те, "причастившись" рюмочкой коньячка в кабинете директора лицея, довольные собою и самим действом, вальяжной походкой спустились во двор и, благосклонно кивая жавшимся вдалеке папашам и мамашам, прошли к машине.
- Ваня, едем на Шап! - распорядился бывший замполит и, обернувшись к Белобородову, с жаром заговорил: - Аркадий Иванович, вы не пожалеете, не озеро, а сказка.
- Сегодня мы их наслушались, - хмыкнул тот и, расстегнув ворот рубахи, барственно произнес: - Уговорил, Азолий Васильевич, поехали!
- Товарищ полковник, тут рукой подать. Вода чистейшая! А банька?! Лучше не бывает! - продолжал тот нахваливать место.
Белобородов лениво кивал головой и забрался в машину. Разомлевший после коньяка Литвин сел на заднее сиденье и под монотонный гомон захмелевших Стародуба и бывшего замполита задремал.
Позади остались окраины Йошкар-Олы, и Ваня прибавил скорость. Напоенный запахом трав и ягод ветерок приятно щекотал разгоряченные лица членов приемной комиссии. На девятнадцатом километре широкая и прямая как стрела дорога вильнула влево, и молоденький соснячок вплотную подступил к узкой ленте асфальта, черной змейкой петлявшей среди живописных холмов. Через два километра впереди на солнце жарким серебром блеснула гладь озера. Лес расступился, и они въехали на живописную лужайку.
Здесь, у костра и над столом, шуровали лучшие выпускники местного кулинарного училища. Ароматный запах ухи, поднимавшийся над объемистым, литров на десять, котелком, лоснящиеся упругими бочками знаменитые ветлужские огурчики, сочная, хрустящая на зубах звениговская капуста, щедро посыпанная юринской клюквой, маринованные опята с лисичками и плетеная корзина, в которой шуршали крапивой раки, будили зверский аппетит. Из ручья, журчавшего в кустах, разноцветными пробками проглядывала батарея бутылок местного Фокинского ликеро-водочного завода. Приткнувшаяся на краю поляны русская банька, из которой потягивало березовым дымком, окончательно расслабила московских "гостей" и наполнила сердца хозяев новой надеждой на то, что заветный список из будущих курсантов к вечеру может пополниться еще несколькими счастливчиками.
Литвин первым стащил с себя пропахшую потом одежду, с разбега сиганул в озеро и долго бултыхался в бодрящей воде, а потом блаженствовал в бане. Бывший замполит из последних сил охаживал дубовыми вениками его, Белобородова и Стародуба. Не избалованный вниманием и изысками, Литвин наслаждался прелестями этого земного рая и отдавался всем желудком хлебосольству, от которого ломился стол.
День клонился к концу. Солнце скрылось за макушками низкорослых марийских сосен, из леса на поляну осторожно выползли сумерки, и над безмятежной гладью озера поднялись серые столбы из мошки и комаров. Их угрожающий гул становился все ближе, а громкие шлепки и крепкий матерок за столом раздавался все громче. Терпеть дальше эту напасть, несмотря на то что был выпит не один литр водки, ни у хозяев, ни у гостей уже не было сил. Так и не разгадав "Женские секреты" очередной бутылки, они бросились искать спасения в машине. Потом, по пути, останавливались "дозаправиться" у шашлычной "Красный форт" и потом еще в кафе "Гармония".
В армейскую гостиницу "Закат" Белобородов, Стародуб и Литвин вернулись далеко за полночь едва живые. Завалявшаяся на дне сумки бутылка водки с интригующим названием "Отхлебни разок", распитая на крыльце, стала для Литвина последней каплей. Он не помнил, как добрался до номера и оказался в кровати. Впервые за последние дни его не беспокоили кошмары, а восковое лицо-маска церэушника Курта - Майкла не задавало один и тот же вопрос: "Где "Тополь"?.. Где?.."
Короткая июньская ночь сменилась туманным грибным рассветом. В семь утра со двора донеслось шарканье метлы - это дворник Евсеич принялся за работу. На втором этаже в угловом номере в кране забулькала вода, а в подвале хлопнула дверь. В гостинице начался новый, похожий на сотни других, рабочий день. Казалось, ничто не предвещало скорого наступления бурных событий.
Дежурная сладко потянулась, прогоняя остатки сна, и прошла к зеркалу. В это времени скрипнула входная дверь, и из холла донесся шум шагов. Она выглянула в окошко: на деревянных панелях возникли размытые тени, и, торопливо поправив сбившуюся прядь, вышла им навстречу. Пятеро мужчин, чем-то неуловимо похожих друг на друга, обступили ее со всех сторон.
Русоволосый, с волевым лицом и выглядевший в полумраке холла настоящим великаном, вежливо, но твердо предложил:
- Людмила Николаевна, пройдемте к вам.
- Э-э… Зачем? - растерялась она и, подчиняясь его требовательному взгляду, отступила за порог.
- Я генерал-майор ФСБ Сердюк, - представился он.
- Генерал?! ФСБ?! Я… - больше у дежурной не нашлось слов.
Ее пальцы нервно затеребили кончики пояска на платье, а растерянный взгляд заметался по строгим лицам свалившихся словно снег на голову контрразведчиков. В одном из них она узнала сотрудника местного отдела военной контрразведки майора Василия Басевича и, придя в себя, спросила:
- Василий Николаевич, что… Что случилось?
- Все нормально, Людмила Николаевна. Обычный рабочий вопрос, - успокоил он.
- Но в такую рань?
Сердюк мягко опустил руку на плечо заведующей и попросил:
- Вы, пожалуйста, не волнуйтесь. Мы займем у вас немного времени.
- Как не волноваться, товарищ генерал? Никто не предупредил, а у меня ничего не готово!
- И не надо.
- Как?
- Надеюсь, вы не откажете нам в небольшой просьбе?
- Конечно, конечно!
- Литвин в своем номере?
- Да! - и, смутившись, дежурная выдавила из себя: - Вчера, то есть сегодня ночью приехал. Но в таком виде.
- Нас это не испугает, - с иронией произнес Сердюк и предложил: - Сейчас вместе с нами вы подниметесь на этаж и вызовите Литвина из номера. Сделать это надо спокойно. Вы меня поняли?
- Поняла, поняла! Если надо, то я готова… - в дежурной проснулся бывший начальник бюро пропусков.
- Нет, нет! Не более того… - остановил Сердюк и, вежливо взяв ее под руку, повел к лестнице.
Вслед за ними Гольцев, следователь Скорохват и аналитик Зацепило прошли на второй этаж, остановились у номера 25 и сгрудились за спиной дежурной. Она бросила вопросительный взгляд на Сердюка. Тот ободряюще кивнул головой, ее пальцы сжались в кулачок, и нервный стук разбудил сонную тишину на этаже. Гольцев и Скорохват придвинулись к двери. Прошла минута, в номере не подавали признаков жизни.
- Может, концы отбросил после вчерашней пьянки? - высказал опасение Гольцев и, не дожидаясь команды Сердюка, обрушил кулак на дверь.
Гулкий рокот пронесся по коридору. Из номера полковника Белобородова послышалось недовольное ворчание, через секунду, другую ожил и Литвин. Заскрипела кровать, и он просипел:
- Кто там?
- Орест Михайлович, извините за беспокойство! К вам подъехали из… - запнулась дежурная.
- Министерства образования, - подсказал Сердюк.
- Министерства образования, - повторила она.
За дверью послышалось невнятное бормотание, босые ноги прошлепали по коридору, в замочной скважине, соскальзывая и срываясь, заскрежетал ключ. Гольцев и Зацепило отодвинули в сторону дежурную и, как только дверь приоткрылась, ворвались в номер. Действовали они решительно и быстро. Гольцев припечатал едва стоявшего на ногах и потерявшего дар речи Литвина к стене, а Зацепило защелкнул на его руках наручники. Словно рыба, выброшенная на берег, Литвин беззвучно хватал раскрытым ртом воздух. Его оплывшее и ставшее липким от обильного пота тело Гольцев и Зацепило на руках внесли в комнату и опустили в кресло.
Неуловимый Гастролер представлял собой жалкое зрелище: глаза после укусов мошки и перепоя превратились в узкие щелки, полинявшие трусы сползли на колени, нервная дрожь сотрясала расплывшееся по креслу бесформенной амебой тело.
С лица схлынула кровь, а затравленный взгляд метался между Гольцевым, горой нависавшим над ним, и Сердюком.
Генерал прошел к столу, взял стул, сел напротив и заглянул в глаза Литвина. В них плескался страх. Наступил момент истины, и Сердюк стремился его не упустить. Несмотря на шокирующее начало, Литвин быстро оправился и срывающимся голосом взвизгнул:
- Что вы себе позволяете?!
- А почему вы не спрашиваете, кто? - не давал ему перехватить инициативу Сердюк.
- Вы… вы… - Литвину не хватало воздуха. - Кто?!
- Я генерал-майор Сердюк из военной контрразведки, а это… - он кивнул головой в сторону Скорохвата, раскладывавшего бланки протоколов допроса и обыска на столе, - старший следователь по особо важным делам Следственного управления ФСБ России подполковник Скорохват.
Литвин облизнул мгновенно высохшие губы и сорвался на крик:
- По какому праву?!
- Правильный вопрос, - сохранял выдержку Сердюк. - По праву, предоставленному нам законом.
- Я что, арестован? Вы за это ответите! - перешел в атаку Литвин.
- Отвечать придется вам, гражданин Литвин.
- На каком основании? Я офицер и требую…
Но Гольцев не дал ему подняться, твердой рукой припечатал его к креслу и с презрением бросил:
- Был офицер, да весь вышел! Поздно требовать, поезд ушел!
- Не пугайте! Это вам не тридцать седьмой год! Вы еще ответите! - злобно огрызался Литвин.
Глаза Сердюка заледенели, на скулах заиграли желваки, но он сдержался и, нарочито медленно выговаривая каждое слово, объявил:
- Гражданин Литвин, пугать вас никто не собирается! Вы ответите по закону. Вы задержаны по подозрению в проведении вами враждебной деятельности - шпионаже в пользу разведки США. Сейчас будет проведен ваш и досмотр ваших вещей. Есть ли у вас заявления, ходатайства или…
- Заявления? У-у, ненавижу! - зашипел Литвин.
- Ненавидеть или любить - это ваше личное дело, а вот за преступление отвечать придется! - отрезал Сердюк и распорядился: - Виктор Александрович, приглашайте понятых и приступайте к следственным действиям!
Возникшая в гостинице суматоха подняла на ноги ее немногочисленных постояльцев. Выглянувшие из своих номеров полковник Белобородов и подполковник Стародуб после предупреждения Зацепило спокойно досматривать седьмой сон предпочли больше не высовывать носа. Двух коммерсантов, устроившихся по блату на ночь в нижних номерах, сдуло как ветром. И только дворник Евсеич, насмотревшийся за свою долгую жизнь всякого, продолжал невозмутимо мести двор.
Оперативно-следственная группа начала работу. Обыск Литвина и номера занял не больше двадцати минут. При себе он имел лишь личный блокнот с телефонами и адресами знакомых. Его содержание для Сердюка не составляло тайны. Все это еще десять дней назад было отснято и скопировано спецами из технического управления. Генерала интересовало больше другое - убойный вещдок - магнитный диск с секретными материалами, которые Литвин накануне скопировал в оперативном отделении штаба дивизии. И когда Скорохват обнаружил его на дне спортивной сумки, он с облегчением вздохнул.
Но Литвин не "поплыл" и на диске не сломался. С упорством обреченного он упорно твердил одно и то же, что сделал это в учебных целях для подкрепления лекционного курса практическим материалом. Все обвинения Скорохвата в сборе секретных материалов в шпионских целях он отметал. Сердюк был вынужден признать обоснованность аналитических выкладок Милова, говоривших о бесперспективности установления с Литвиным доверительного контакта. Потрясенный арестом, но несломленный, он наглухо замкнулся в себе, и достучаться до его разума было бесполезно. В запасе оставался еще один важный козырь - оперативные данные о его контактах с представителем ЦРУ в декабре прошлого года в Киеве и со Скоттом в апреле в Москве. Гольцев и Скорохват, заведенные упорством Литвина, горели желанием дожать его до конца и бросали нетерпеливые взгляды на Сердюка. Но тот, взвесив все "за" и "против", решил не открывать все карты и предпринял еще одну попытку достучаться до разума шпиона:
- Гражданин Литвин, вы можете облегчить свою вину, если станете активно сотрудничать со следствием.
- У вас есть еще время написать явку с повинной, - напомнил Скорохват.
- Предлагаете самую короткую дорогу в тюрьму? Ну уж нет, спасибо! Мне не в чем признаваться! - с вызовом бросил Литвин.
- Гражданин Литвин, подумайте хорошо. У вас нет другого пути, как только сотрудничать со следствием, - сохранял терпение Сердюк.
- Посотрудничаю, но с адвокатом.
- Смотри, потом поздно будет! - с презрением бросил Гольцев.
- Ты мне что, угрожаешь? - огрызнулся Литвин.
- Предупреждаю.
- Вы за это еще ответите! Я…
- Ответим! - оборвал Сердюк и приказал: - Поднимайтесь и следуйте за нами!
- Куда?
- В тюрьму! В Лефортово! Может, там у вас в голове прояснится.
- Не поеду! - взвизгнул Литвин и вцепился в ручки кресла.
- Поедешь как миленький! Только про штаны не забудь! - с усмешкой бросил Гольцев.
- Не поеду! Я требую адвоката! Вызовите полковника Белобородова!
- Литвин, прекратите истерику, Белобородов в курсе, собирайтесь! - потребовал Сердюк.
Литвин съежился, но не сдвинулся с места, и только, когда на него угрожающей глыбой надвинулся Гольцев, дернулся и злобно прошипел:
- Что вот так, в трусах?
- Виктор Александрович, проследите, чтобы он без них не остался, а затем в машину! - распорядился Сердюк и вышел из номера.
Литвин, как мог, тянул время и на крыльце гостиницы появился спустя десять минут. Судя по напряженным лицам Гольцева и Скорохвата, он изрядно помотал им нервы. Сердюк кивнул головой на машину, они впихнули его на заднее сиденье и выехали на военный аэродром в Савино. Там, на взлетной полосе, в готовности к вылету в Москву ждал самолет.
За время полета Литвин не проронил ни слова. Пристегнутый наручниками к подлокотнику кресла, он затравленным взглядом посматривал то на Сердюка, то на мрачного, пугающего своим видом, Гольцева. Липкий страх и горечь терзали Литвина. Сказочное богатство, что вот-вот должно было свалиться ему в руки, в одно мгновение превратилось в дым. В душе он проклинал тот день и час, когда, вместо того чтобы удовлетвориться пятью тысячами евро, поддался на его уговоры Курта.
Уткнувшись в иллюминатор, Литвин пытался собраться с мыслями. Его изощренный ум искал оправдание встрече с Куртом, объяснение диску с секретными материалами, обнаруженному при обыске Скорохватом. Но всякий раз сердце замирало в когтистых лапах страха, когда в памяти всплывал тайник в подвале гаража с секретными материалами.
Монотонный рокот турбин перешел в рев, самолет заходил на посадку. И когда под крылом появились пригороды Москвы, а у трапа застыл молчаливый конвой с автоматами в руках, Литвин сник. Мрачная слава Лефортовской тюрьмы для него стала реальностью. В глухой, без окон комнате временно задержанных вежливые на словах и холодные будто лед в обращении надзиратели приняли его у конвоя и, как бездушную вещь, принялись осматривать и описывать. Чужие пальцы сноровисто прощупали каждую складку брюк, рубашки, а потом бесцеремонно прошлись по телу.
Хлесткая, словно выстрел, команда: "Руки за спину! Вперед!", вывела Литвина из оцепенения и подтолкнула к заградительной решетке. Лязг запора еще раз напомнил, что все происходящее не кошмарный сон, а жестокая действительность. С трудом передвигая непослушные ноги, он брел по лабиринту коридора. Безликие серые стены угрюмо смотрели на него темными глазницами смотровых окошек на дверях камер, а зрачки видеокамер цепко стерегли каждое движение.
В очередной раз прозвучали команды: "Стоять! Лицом к стене!".
Скрежет ключа в замке и новая команда: "Заходите!", подтолкнула Литвина в спину.
Он вошел в камеру и оказался в каменном мешке. Через забранное плотной металлической сеткой оконце сочился слабый дневной свет. Его растерянный взгляд метался между крохотным столом и табуретом, крепко привинченными к полу, раковиной, парашей в углу и кроватью, застеленной синим армейским одеялом. Вывел Литвина из оцепенения лязг запора, и особенная лефортовская тишина навалилась на него. Она плющила волю, мысли, а время в этих безликих стенах словно остановилось. Он присел на табурет и оцепенел. Скрежет ключа и лязг запора заставили его встрепенуться. Литвин поднял голову. Перед ним, в сером провале, возникли три фигуры: впереди стоял спортивного вида человек лет пятидесяти пяти, с властным лицом, за его спиной находились надзиратель и генерал Сердюк.
Литвин исподлобья стрельнул по ним взглядом и остановился на неизвестном. Тот вошел в камеру и представился:
- Генерал-полковник Градов.
Вслед за ним зашли Сердюк, а потом надзиратель с двумя стульями, оставив их у двери, он покинул камеру.
- Анатолий Алексеевич, присаживайся, у нас с гражданином Литвиным будет долгий разговор, - пригласил Градов.
Литвин ожог их ненавидящим взглядом, и в нем мутной волной поднялась ненависть к ним. Градов не спешил начинать разговор и, словно примеряясь, прошелся изучающим взглядом по нему. За восемь часов, прошедших с момента ареста, Литвин сильно сдал. В осунувшемся с посеревшим лицом человеке с трудом можно было узнать пышущего здоровьем и уверенного в себе подполковника. Его озлобленный взгляд сверлил генералов и не сулил легкого разговора.