- Пожалуй, маловато будет. Возьмите еще на себя погранпереходы с Украиной.
- А может, ими займется Кузьмин, ему они как-то ближе, - закинул удочку Писаренко.
- Нет, у него и без этого работы хватит! И еще наряду с украинскими проработай и белорусские. Я не исключаю, что Гастролер мог через их КПП проскочить.
- Хорошо.
- Вот и договорились!
- С чего начнем?
- Кроме секретов и места у нас есть еще одна подсказка: надо установить всех, кто был в отпусках, отгулах, болел, когда…
- Когда Гастролер вышел на резидентуру в Киеве! - догадался Писаренко.
- Совершенно верно!
- Цели ясны, задачи поставлены, товарищ генерал! Будем выполнять, - бодро заявил Писаренко и, прихватив наброски плана розыска, отправился его дорабатывать.
С этого часа предновогодние и первые дни января для офицеров группы оперативного розыска слились в один. Градову не требовалось их подгонять, к 12 января круг поиска Гастролера максимально сузился. Вечером на стол Сердюка лег список на двух листах, в котором значились одиннадцать фамилий, пять из них были выделены жирным шрифтом. По мнению полковника Писаренко и Гольцева, именно на этих офицерах требовалось сосредоточить основное внимании.
Все пятеро, в то время когда Гастролер пытался выйти на контакт с американской резидентурой в Киеве, отсутствовали на службе. Все они имели прямой доступ к совершенно секретным материалам, относящимся к математическому алгоритму траектории полета боевого блока и новейшим разработкам по системам преодоления ПРО.
Но не только эти обстоятельства привлекли внимание Сердюка. В сухих и лаконичных строчках докладной Писаренко и Гольцева он пытался найти ответ на вопрос: что могло подтолкнуть предполагаемого Гастролера на путь предательства?
"Корысть? Непомерное тщеславие и амбиции? Банальный авантюризм и больная психика, подвигнувшая поиграть в эдакого Джеймса Бонда? А может, тлевшие в глубине души бациллы национализма? Так что же?" - размышлял Сердюк и склонился над списком. Он, внимательно вчитываясь в каждое слово, рассчитывал найти ту самую зацепку, которая позволит вывести на изменника. Под номером один Писаренко и Гольцев вывели начальника отделения западноевропейского направления ГРУ подполковника Григория Дудинца.
Выпускник Харьковского высшего военного командно-инженерного училища ракетных войск после трех лет службы в войсках поступил в Военно-дипломатическую академию. Окончил ее с красным дипломом и был направлен в аппарат военного атташе при посольстве России в Германии. После ряда успешных оперативных разработок по немецкой линии был переведен на вышестоящую должность в Австрию. Последние два года работал в центральном аппарате ГРУ в Москве.
В незапятнанной послужной биографии Дудинца внимание Сердюка привлекли два обстоятельства: его близкие отношения с доктором технических наук полковником М., который занимался научными разработками в области теории автоматического управления полетом космических объектов в Академии Петра Великого. Второе обстоятельство, на первый взгляд, может, и не столь существенное, было связанно с конфликтом, произошедшим несколько лет назад между ним и начальником отдела. При рассмотрении кандидатуры на должность помощника военного атташе в Германию тот сделал выбор не в пользу Дудинца.
Следующим в этом списке значился заведующий лабораторией № 3 4-го НИИ РВСН подполковник Василий Оноприенко. В свое время на ее базе разрабатывались математический алгоритм полета ракеты "Тополь-М" и отдельные элементы системы преодоления ПРО противника.
Выходец с Западной Украины, он в 1986 году, когда компартия находилась еще в силе, а ее "вечно живой" марксизм-ленинизм был главной "религией" в стране, едва не вылетел из института и армии. За националистические высказывания коммунист Оноприенко получил на заседании парткома строгий выговор с занесением в учетную карточку. После этого его многообещающая научная и военная карьера пошла под откос, а в семье начался разлад. В девяносто первом семья распалась, но и с новой женой он не обрел счастья: в двухкомнатной хрущевке на окраине Москвы и с девятью тысячами зарплаты рассчитывать на него не приходилось. Случайные приработки на стороне ночным охранником не принесли желанного благополучия, и неудачник Оноприенко уныло дотягивал "служебную лямку", чтобы на старости лет не остаться без куска хлеба - военной пенсии.
Третьим по списку проходил начальник отдела Главного оперативного управления Генштаба, молодой и "дикорастущий" полковник Михаил Стельмах. В 2000 году, во время командировки в Абхазию, он "засветился" на контакте с ооновцем из Польши, но о нем, как положено, командованию не доложил. Тем не менее это не помешало ему с помощью "крутого" тестя через год перебраться в Генштаб. На новом месте Стельмах попытался "расправить крылья" и "взлететь" на генеральскую должность, но их быстро "подрезали" - у маршалов были свои сыновья, которых надо было выводить в генералы. Недолго попсиховав, он как будто смирился.
На доцента, кандидата технических наук подполковника Ореста Литвина при абсолютно чистой биографии и незапятнанном послужном списке у Гольцева все-таки нашелся небольшой "крючок": оппоненты "слили" в урну его докторскую диссертацию. Ее тема напрямую была связана с разработкой нового направления в теории автоматического управления полетом космических объектов. Эту неудачу, разобиженный на всех и вся, Литвин валил на ученый совет Академии Петра Великого, который, как он считал, с подачи генерал-полковника Зверева, специально "тормознул" его, чтобы пропихнуть на должность начальника кафедры своего старого дружка полковника Зайцева.
Завершал список старший офицер оперативного отдела штаба ракетных войск подполковник Сергей Митров. На первый взгляд в его послужном списке "темных пятен" не просматривалось, если не считать одной, но существенной детали. По оперативным данным Гольцева, в последнее время он стал проявлять служебное рвение. Вечерами засиживался в кабинете и работал над секретными и совершенно секретными документами, в том числе содержащими обобщенные сведения по последним испытаниям ракеты "Тополь-М".
"Так кто же: Дудинец?.. Оноприенко?.. Стельмах?.. Литвин?.. Или Митров?.. Кто?" - задавался этим вопросом Сердюк.
Времени для ответа у генерала и остальных участников оперативно-розыскной группы оставалось все меньше. Гастролер - в чем они не сомневались - вряд ли остановится на полпути. Как опередить его и не допустить утечки секретов? - эта мысль не давала покоя Сердюку. Не оставляла она его и дома. Умывшись, он прошел на кухню, там ждал запоздалый ужин. Наталья разогрела остывшие пельмени и поставила на стол. Он вяло ковырялся вилкой в тарелке, а она пыталась поймать его взгляд. Впереди, судя по всему, предстоял неприятный разговор. Начала Наталья его издалека.
- Толя, а нельзя ли перенести твой отпуск?
- А? Что?.. - он все еще находился в плену мыслей о Гастролере.
- Я спрашиваю: можно ли перенести твой отпуск?
- Отпуск?!. Зачем?
- Чтобы провести его всей семьей. Последний раз это было до поступления Егора в институт.
- Ну да…
- На июль или август. У него как раз закончится сессия, - оживилась Наталья.
- В принципе можно, но захочет ли сам Егор?
- Если ты с ним поговоришь, он согласится.
Сердюк опустил вилку с пельменем в тарелку и спросил:
- Ты что, сама не можешь?
- Я могу, но… - и здесь Наталья замялась.
- Нет, ты давай договаривай до конца.
- Толя, я понимаю, что служба…
- Оставь ее в покое! Что случилось?
- А ты разве не замечаешь, что происходит в доме?
- И что? Ничего плохого я не вижу.
- Это, если приходить ночевать! - сорвалась на крик Наталья.
- Перестань! - начал злиться Сердюк.
- Не перестану! Ты, Толя, со своей "любимой женой" - службой совсем забыл о семье. Егор совершенно отбился от рук!
- С чего ты взяла? Нормальный парень!
- Нормальный?! Ты посмотри на часы!
- Он уже не мальчик, целых двадцать лет.
- Ты знаешь, кто у него друзья?
Сердюк замялся и в душе готов был признать, что в последнее время мало уделял внимания сыну. Институт и мотогонки, казалось, надежно ограждали его от "улицы".
- Байкеры! - выпалила Наталья.
- А они что, не люди?
- Ты посмотри, что про них говорят по телевизору! Одни наркоманы и чокнутые. Толя, поговори с Егором пока не поздно! Его надо оторвать от этой компании.
- Хорошо! Только не накручивай меня.
- Я не накручиваю. Но сердцем чувствую: они его до добра не доведут.
- Все, хватит! Я завтра поговорю с Егором! - отрезал Сердюк.
Неприятный разговор испортил и без того паршивое настроение. Он поднялся из-за стола, прошел в зал и включил телевизор. Экран вспыхнул яркими красками трибун малой арены "Лужников", и волнующий рокот тысяч болельщиков заставил дрогнуть сердце заядлого болельщика. Шла двенадцатая минута второго периода, счет на табло 2:1 в пользу "Динамо" прибавил ему настроения и на время заставил забыть о Гастролере, службе и продолжавшей ворчать в соседней комнате жене.
Острая и бескомпромиссная игра старых соперников отвлекла на время. Стремительные атаки накатывались то на одни, то на другие ворота, шайба, как мышь, металась под клюшками хоккеистов. К концу периода уральцы сумели переломить игру, и все чаще их мощные броски угрожали воротам динамовцев. Гол назревал, и на последней минуте шайба, словно пойманная рыба, затрепыхалась в сетке ворот бело-голубых. После перерыва магнитогорцы усилили натиск, и еще две безответные шайбы пропустили динамовцы. Финальный свисток судьи подвел печальный для Сердюка итог - счет на табло был 4: 2 в пользу "Магнитки".
Проигрыш любимцев не добавил настроения. Он возвратился на кухню и еще долго возился с моделью парусника-корвета, а когда прошел в спальню, жена вновь напомнила о сыне.
- Толя, Егор так и не пришел?
- И что? - буркнул он.
- Ты с ним поговори. Первый час, а его нет дома.
- Наташа, он взрослый человек и голову на плечах имеет.
- Взрослый, говоришь?! Как связался с байкерами, так все и покатилось. Последнюю сессию с тройками сдал.
- Хорошо-хорошо, я же сказал, поговорю! А теперь давай спать, - ушел он от продолжения неприятного разговора.
"Да, надо обязательно переговорить, а то с этими гастролерами скоро про сына родного забуду", - решил Сердюк и повернулся к стенке. В меркнущем сознании бледными масками то возникали, то проваливались в темноту лица Митрова, Стельмаха, Дудинца, Оноприенко и Литвина. Они корчили ему рожи и злорадно хихикали.
Глава пятая
Что это за страна - с ее секретами?
Пустая пачка из-под сигарет "Кент" и мало что говорящая информация по ракетному комплексу "Тополь" в тот злополучный для резидентуры ЦРУ в Киеве день не стали последним сюрпризом, который преподнес ей Фантом. Саливана, питавшего надежду на то, что установленные технарями Дункана в камере хранения миниатюрные видеокамеры дадут результат и Инициативник, наконец, "засветится", ждало жестокое разочарование.
После того как Перси оставил в тайнике деньги, смена операторов, дежурившая в посольстве и не спускавшая глаз с мониторов, к своему изумлению увидела на экране не физиономию неуловимого Фантома, а усыпанное веснушками лицо мальчишки. Воровато оглянувшись по сторонам, он открыл ячейку хранилища, вытащил сверток с долларами и, крутнувшись волчком, шмыгнул в толпу.
Саливан, а вместе с ним Перси, Ковальчук и Дункан тупо смотрели на тускло мерцающий экран, с которого на них щурилась нахальная рыжая физиономия, и не могли найти слов. Фантом в очередной раз сделал им козью морду и оставил в дураках. Одним ловким ходом он легко ушел от наблюдения и чужими руками утащил из-под носа американской разведки "каштан" в десять тысяч долларов.
- Мерзавец! Подлец! - взорвался Саливан, и его кулак с грохотом обрушился на крышку стола.
- Э-э, кто бы мог подумать? - растерянно пробормотал Дункан.
- Во, дает! - восхитился Ковальчук.
Перси промолчал, чтобы лишний раз не попасть под горячую руку рассвирепевшего Саливана. Но это не спасло. Метнув на него испепеляющий взгляд, тот дал волю гневу.
- И это все вы, Марк! Изменник на месте?! Черт вас дернул тащить эту мерзость ко мне!
- Сэр, я только выполнял свой долг, и не моя вина, что все так получилось, - попытался объясниться Марк.
Но Саливан не стал даже слушать и костерил на чем свет стоит всех подряд. Попал под этот накат и Дункан. Без вины виноватый, он растерянно хлопал глазами и, когда к нему вернулся дар речи, осекся на первом же слове. Саливан и ему заткнул рот, припомнив все, что было и не было. Хитрый Ковальчук предпочел не переть на рожон и отступил в сторону. Перси угрюмо смотрел в пол и чувствовал себя так, будто его с головой окунули в дерьмо. Вольно или невольно, но он оказался первым и, похоже, станет крайним в этой скандальной истории.
"Черт бы с ним, с Фантомом! Прокол с ним еще как-то можно объяснить. Мало ли, всякое случается. Но на что списать десять тысяч долларов? На что?! На глупость? Но на чью? Это же надо в конце службы, и так обгадиться! Теперь все зависит, как Саливан повернет дело", - терзался Перси.
Тот, словно прочел его мысли, яростно прорычал:
- Это же надо так обгадиться! Что прикажешь докладывать в Лэнгли? Что? Я тебя спрашиваю, Марк?!
Тому ничего другого не оставалось, как молча проглотить обиду.
- Подождать, - выдавил из себя Дункан.
- Да?! Сэм, тебе легко говорить. А мне что делать, когда вопрос на контроле у директора? И потом, на что десять тысяч спишем?
- Сэр, может, не стоит сгущать краски? Подождем, его следующий ход, - пытался сгладить ситуацию Перси.
- Что?! Ход! С вашими ходами, Марк, мы уже превратились в посмешище!
- Сэр, но Фантома тоже можно понять. Он серьезно рискует и потому страхуется.
- Страхуется?! А кто мне десять тысяч вернет? Кто?!
- Сэр, Фантому нужен миллион, и он проявит себя, - неожиданно проявил смелость Дункан.
- Действительно, нас же никто в шею не гонит! - поддержал его Ковальчук. - А деньги, что деньги, спишем на выборы. Тысячей больше, тысячей меньше - какая разница? Ни сегодня, так завтра между "оранжевыми" и "синими" такая драчка начнется, что только успевай нашим ненасытным "кроликам" "капусту" подкидывать.
- Генри, выбирай выражения, мы с тобой не на ферме, - рыкнул Саливан и, отшвырнув от себя информацию Фантома, заявил: - Хватит советов! Тема с Фантомом закрыта! Все свободны!
Ковальчук с Дунканом вышли из кабинета. Перси предпринял еще одну попытку переубедить Саливана. Но тот категорично отрезал:
- Все, Марк, я сыт по горло этим мерзавцем и вашими авантюрными предложениями. Больше не хочу о нем даже слышать! Вы слышите? Не хо-чу!
- Авантюрные?! - Перси задохнулся от возмущения и, в ярости хлопнув дверью, вылетел в приемную.
Саливан выругался ему вслед и излил злость на ручке. В его побелевшем от напряжения кулаке она жалобно хрустнула и развалилась на куски. Он смахнул осколки со стола на пол, вскочил из кресла и, в душе проклиная всех и вся, принялся описывать круги по кабинету. Вызывающая выходка Перси и эта, сейчас выглядевшая откровенно дурацкой, бездарная возня с Фантомом взвинтили и без того накрученные нервы.
В последние месяцы ему пришлось работать без выходных. Удачно начатая операция по компрометации президента Кучмы и его ставленника на президентских выборах Януковича к финишу начала пробуксовывать. Выпущенный из бутылки джин "оранжевой революции" вот-вот грозил выйти из повиновения. Ее "вожди", почувствовав вкус близкой власти, закусили удила, перестали прислушиваться к советам и гнули свое. В то время как на юге и востоке Украины набирали силу другие настроения, площади и улицы Крыма, Донецка и Луганска запестрели российскими флагами, на митингах все громче звучали голоса: "Скинуть захребетников-бандеровцев!" и "Идти в Россию!". В ответ в Закарпатье и на Львовщине подняли истошный вой "отмороженные" националисты и боевики из УНА-УНСО.
Призрак гражданской войны замаячил на горизонте Украине - войны, которая могла ее взорвать и снова вернуть в объятия ненавистной Москвы. Такой ход событий никак не укладывался в сценарий, разработанный "яйцеголовыми" из Госдепа и ЦРУ. В нем Украине отводилась ключевая роль: вслед за Грузией стать важнейшим звеном в том "санитарном кордоне", что выстраивался вокруг пришедшего в себя после "трепки" бандитской приватизацией и сокрушительного дефолта "русского медведя".
Поход "западной демократии" на Украину, объявленный президентом Бушем полтора года назад, грозил потерпеть фиаско, а текущая по тайным каналам долларовая река бесследно уйти в "песок" и раствориться в карманах ненасытных конфидентов. В Лэнгли этого не хотели понимать и требовали решительных действий и результатов. Тон разговоров становился все более жестким. Саливану то и дело тыкали в лицо этим чертовым "планом" - так, будто он, Саливан, один был виноват в том, что рухнувший в девяносто первом году СССР не похоронил под своими обломками Россию.
План! Когда он появился? В декабре восемьдесят девятого на Мальте. В то время когда генсек Горбачев пожимал руку президенту США Бушу-старшему и говорил о перестройке международных отношений, директор ЦРУ в узком кругу объявил: "…Мы и наши союзники обязаны сделать все, чтобы Советский Союз навсегда перестал существовать как географическое понятие. Россия, этот последний осколок "империи зла", и она должна превратиться в лоскутное одеяло, которое мы будем кроить по своему усмотрению!"
В девяностых годах этот казавшийся фантастическим план осуществился. "Советский блок" - Варшавский договор и СЭВ - пал, вслед за ним канул в вечность СССР. Западная цивилизация, "переварив" к началу XXI века страны Восточной Европы и Прибалтики, через Кавказ и Среднюю Азию все ближе подбиралась к мировой энергетической кладовой - России. Сегодня на Украине, а завтра в Белоруссии на ее "кровеносных" артериях - нефтегазопроводах должна была окончательно затянуться экономическая удавка, чтобы навсегда поставить ее на колени.
Именно об этом говорил директор ЦРУ с Саливаном при его назначении на должность резидента. И у него захватывало дух от грандиозности поставленной задачи, а голову кружила слава исполнителя великой миссии. Но тогда в кабинете директора Саливан в полной мере не представлял всей ее сложности. Спустя полгода от той эйфории не осталось и следа. За время, проведенное в Киеве, он измотался больше, чем за все предыдущие годы службы. Сегодняшний провал операции с Фантомом его окончательно доконал. В эти минуты Саливану хотелось только одного: не видеть и не слышать ни Дункана, ни Перси, ни Ковальчука. Стены кабинета давили и плющили его. Швырнув документы в сейф, он, с трудом попадая руками в рукава пальто, оделся и, тяжело ступая, вышел из кабинета. Гулкое эхо пустых коридоров сопровождало его до дверей. На выходе морской пехотинец вытянулся в струнку и отдал честь. Скользнув по нему отсутствующим взглядом, Саливан спустился во двор к машине. Примерзшая на морозе ручка дверцы внедорожника с трудом подалась нажиму, он распахнул ее и плюхнулся на сиденье.