- Мне необязательно видеть удостоверение, чтобы понять, что человек из Конторы.
Надежды в ее глазах больше не было. Уж кто-кто, а Оксана не умела жить иллюзиями, они мешали ей преобразовывать мир. Впрочем, одну иллюзию она, все-таки, сохранила до сегодняшнего дня - она думала, что знает о нем все.
- Что ж, тем хуже для нас… - сказала Оксана. - Деньги - это только деньги. Их бы я отдала не думая.
Он смотрел на жену и удивлялся ее ледяному спокойствию, наступившему после того, как он сказал об исчезновении детей. Сухим, горящим мрачным огнем ненависти, глазам. Чужому голосу. Лицу, превратившемуся в маску.
- А тебя и детей - не отдам, - добавила она совершенно без всякого пафоса, так, что Савенко сразу понял, что она пойдет с ним до самого конца. Каким бы он не был. И из любви к семье, и еще потому, что своих не бросают ни при каких обстоятельствах. Даже если не отступив - не выжить.
Оксана Михайловна Савенко была по жизни настоящим бойцом и, одновременно, как и всякая женщина - клубком противоречий. За добрый десяток лет семейной жизни она не переставала удивлять Савенко: и разноплановостью своих талантов, и неожиданными проявлениями силы своего характера.
В бизнесе, а хозяйство у супругов Савенко было немалое, она была прагматичным и жестким руководителем, почти лишенным сантиментов. Она, не меняя выражения лица, могла стереть в порошок конкурента, и, тут же, всю ночь утешать девочку из бухгалтерии, от которой сбежал жених. Когда приходило время договариваться, она оказывалась дипломатичной и прозорливой, угадывая ходы противника или возможного союзника, пожалуй, раньше, чем он сам о них подумал.
И без раздумий, как носорог через кусты, бросится на зарвавшегося чиновника, с которым можно было без труда и совсем не дорого, найти общий язык, только за то, что он посмел ей хамить.
Для мужа и детей Оксана Михайловна оставалась нежной матерью и женой, хотя, (и что с этим было поделать?) страдающей от нехватки времени, но никогда - от нехватки любви к ним.
Когда состоялось их знакомство, Оксана была миловидной невысокой девицей с несколько фольклорной внешностью. Как там у классиков - белолица, черноброва?
В ее ладной фигурке можно было разглядеть некоторую склонность к полноте, речь была полна украинизмов, что "тогдашнему" столичному Савенко казалось очень смешным. И, вообще, ежели б ту "дивчыну" нарядить в наряд с веночком, красные сапожки, да пустить в пляс под звуки славного "гопака" - перед глазами зрителей была бы живая иллюстрация к фразе из документальных фильмов советских времен: "Особенно хороши и колоритны женщины из украинской глубинки - сохранившие внешность и традиции братского украинского народа в неприкосновенности!".
Но как же меняет нас время!
Глядя на Оксану Савенко сейчас, никто бы не сказал, что когда-то она была склонна в полноте. Из речи почти исчезли "украинизмы" (зато они появились у Сергея), осталась только певучая южная мягкость.
Сейчас она была похожа, скорее, на бывшую спортсменку, сумевшую сохранить себя в отличной форме. И, к счастью или к сожалению, утратила фольклорный колорит - теперь уж мало кто на первый взгляд мог бы определить ее национальную принадлежность. Красивая, "породистая" женщина средних лет, с запоминающимися высокими скулами, делающими ее лицо аскетичным, и огромными карими глазами, придававшими внешности особую сексуальную чувственность, легко превращаемую госпожой Савенко в грозное оружие против коллег-бизнесменов мужеского пола. И с какой стороны не глянь Оксана Михайловна выглядела, как типичная европейская бизнес-леди - совершенно интернациональный образ.
Выдержка и умение держать удар были у нее от природы, и, наверное, передались от предков. Кровь, бурлящая в жилах этой женщины несла в себе гены всех народов, когда-либо проживавших на землях Украины: от мариупольских греков по материнской линии, до надменных польских шляхтичей по отцовской.
Она умела бороться, и эта черта ее характера не была тайной для мужа. Но сегодняшняя ситуация шокировала кого угодно - материнский инстинкт никакой интеллект еще не отменял. И шок, наверное, был. Просто действовал он на Оксану Михайловну, как допинг на обессиленного спортсмена. От удара судьбы она не "поплыла", а, отлетев на канаты, спружинила, как кошка, упавшая с высоты на все четыре лапы, и тут же, шипя, выгнула спину, готовая к атаке.
- Где он? Где этот Алекс? Или, как его там? Где его найти?
- Он перезвонит.
- Ты был дома?
- Я приехал за тобой.
- Поехали. Я ему ни на минуту не верю.
Она встала и одернула юбку. От нее словно исходили электрические волны, подпитывающие выжатого, как лимон Савенко. Само ее присутствие давало ему стимул к действию. Рядом с ней он не мог думать о поражении, хотя еще пять минут назад оно казалось ему неизбежным.
Секретарь Оксаны, строгая, словно классная дама, Эльвира Георгиевна, вскочила с кресла, как солдат в "курилке", при приближении офицера.
- Буду позже, - бросила Оксана, проходя мимо, - все встречи отменить. Пока - перенос на завтра, а там - видно будет.
- Оксана Михайловна, - в холле к ним бросился Олег Тарасов, ее заместитель, толковый мужик, вовремя сбежавший из мэрии от Сан Саныча в коммерческую структуру супругов Савенко, и играющий роль связующего звена между чиновниками и коммерсантами - чрезвычайно ответственная и очень рискованная часть работы, особенно для компании связанной с землеотводами. Рискованная, но денежная.
Олег был не только замом, но и совладельцем фирмы - на десять процентов капитала. И старым другом семьи, что добавляло ему ответственности.
- Вы куда?
- Неприятности, Олег, - они быстрым шагом вышли на лестницу, ведущую к выходу во внутренний дворик офиса.
Здесь было уже чуть жарче, охрана у выхода была в легких рубашках с короткими рукавами.
Тарасов, уловивший в голосе Оксаны тревогу, последовал за ними.
- Ксана, Сергей! Я могу помочь?
Здесь, когда подчиненные их не слышали - они могли называть друг друга на "ты".
- Пока нет, дружище. - Савенко попытался распахнуть перед женой двери, но охранник, молодой парень под два метра ростом его опередил. Из дверного проема пахнуло жаром.
- Я тебе перезвоню, в случае чего.
- Что-то серьезное? - спросил Олег с тревогой в голосе. - На тебе лица нет, Сережа…
- Пока еще не знаю, - соврал Савенко через силу.
Ну, что он мог ему сказать? Что, вообще, и кому можно говорить в такой ситуации?
Раскаленный на бетонном покрытии, словно масло на сковородке, воздух, ударил по их лицам горячей подушкой зноя - дыхание сразу затруднилось.
У самых дверей офиса, во внутреннем дворике, стоял уже готовый к выезду "Митцубиси Грандис", и они нырнули в его кондиционированное нутро, как летучие мыши, прячущиеся в пещеру от яркого солнечного света.
- Домой, пожалуйста, - приказала Оксана водителю, и принялась набирать на клавиатуре мобильного телефона номер.
- Не стоит, - посоветовал Савенко. - Если ты по этому поводу - учти, нас наверняка слушают.
- Толик, дай трубку, - попросила Оксана, и водитель мгновенно вынул свою "Нокия" из держателя на приборной доске.
- Куда? - спросил Сергей.
- У меня есть знакомый в пограничной службе. Если они могли пересечь границу, то только по Галкиному паспорту, вписать туда детей, даже чужих, через доверенность, или просто взять разрешение на выезд если надо - пять минут дела. Особенно, через знакомого нотариуса. Есть! Отлично! Саша! Это Савенко. Оксана. Да, да… Я тоже. Как ты? Как Люда? Естественно! Помню, конечно… Обязательно, как только выдастся свободная минута… Саша, я к тебе по шкурному и ОЧЕНЬ срочному вопросу. Мне нужно знать, когда и куда вылетела и вылетела ли, ближайшие шесть часов некая Никодимова Галина Олеговна, 1983 года рождения. И были ли с ней дети - девочка и мальчик.
Она замолчала, слушая собеседника.
- Да. Ты понял правильно. Нет. Никуда и никому не сообщать. Ни в коем случае. Да, я знаю, что делаю. Нет. Личная просьба. Просто узнай - и все! Да, на эту трубку. Быстро сможешь? Хорошо.
Она дала отбой.
- Минут двадцать. Если они улетали из Киева - то меньше.
- А если не улетали?
Она пожала плечами.
- Не знаю. Если они здесь, значит все гораздо хуже, чем можно предполагать.
"Грандис" уже встрял в "пробку" на Набережной, тянущуюся от самого Речпорта и далеко за Рыбальский мост.
Трафик в Киеве с каждым днем становился все напряженнее, и уже вполне походил на движение в крупных европейских городах, во всяком случае, по количеству пробок.
- Зачем они выбрали Панаму? А если и выбрали - зачем они тебе об этом сказали?
- А что можно предпринять в таком случае? Рвануть за ними?
- Хотя бы. Туда, если не ошибаюсь, и виза не нужна.
- За мной они точно будут смотреть днем и ночью. А до Панамы - часов двадцать лету, если с пересадкой во Франкфурте и в Гаване. А через Нью-Йорк и того дольше…
Оксана посмотрела на него внимательно, и до Савенко дошло, что он сейчас сказал.
- Вот именно, - подтвердила его догадку Оксана. - Не бьется. Не могли они туда долететь даже "Конкордом"! Я уехала из дома в 7.30. Ты - на полчаса раньше. Они еще были дома. Галка пришла только в полвосьмого, мы с ней в лифте, внизу встретились. Какая Панама? Сейчас еще пяти нет. Или они еще и не долетели, болтаются где-то во Франкфурте, или он тебе врал, и Сашка с Натальей никуда не улетали. Здесь они, здесь…
- Как ты думаешь, Галку они купили?
- Не знаю, - Оксана задумалась, - исключить это нельзя. Но вот и верить в это не хотелось бы.
Галка работала у них три с лишним года и могла считаться почти что членом семьи. Сергей и Оксана помогали ей поступить на вечерний в Шевченко, и считали ее, скорее уж, родственницей, чем работницей по найму.
Они проговорили о случившемся всю дорогу (Толик, бывший военспец с завода Малышева, отличался немногословностью, и все об этом его качестве знали) не затрагивая при водителе только одну тему - задание, которое дал Алекс Сергею.
Дома не было никаких следов насилия.
Действительно, не хватало дорожной сумки, которая всегда стояла в стенном шкафу в прихожей. Некоторой одежды детей, Галкиного МП-плейера, который вечно валялся в Сашкиной комнате возле компьютера. И, главное - свидетельств о рождении детей, которые всегда лежали вместе с их паспортами в открытом секретере, а не в стенном сейфе, замурованном в их спальне.
Пока они осматривали квартиру, зазвенела трубка водителя, перезванивал Оксанин знакомый из пограничной службы.
Разговор длился несколько минут, во время которых Сергей, не куривший уже лет пять, нашел в секретере вскрытую пачку дамских сигарет, и подряд выкурил несколько - по две затяжки на каждую.
- Границу они не пересекали, - сказала Оксана, отключившись. - Во всяком случае, под этой фамилией. Он попробует узнать, не помнит ли кто женщину с двумя детьми, проходившую контроль. Но на это нужно время.
- Я все думаю, почему Натка и Саша нам не позвонили перед отъездом? Что им такого рассказали? Ты же знаешь, они всегда звонят, когда идут куда-нибудь…
- Да что угодно, - отмахнулась она. - Что это сюрприз от родителей, путешествие, мало ли… Что мы ждем их там. Они же дети…
- Что дальше? Что будем теперь делать?
- Ничего, Сергей Савельевич, - сказал весело Алекс, входя в гостиную. - Пока - ничего. Здравствуйте, Оксана Михайловна! Я - тот самый Алекс. Вам супруг, наверное, уже рассказал. Что ж вы двери не закрываете? Я понимаю, дом элитный, но все рано - двери на распашку, входи, кто хочет! Непорядок это!
- Не могу сказать, что рада вас видеть, - сказала Оксана, смерив Алекса взглядом.
- Ну! - Отозвался Алекс, окидывая окружающую обстановку профессиональным взором, - так я и не любимый дядюшка из Жмеринки, чего мне радоваться? Прекрасный декоратор постарался! Просто мастер! Вы мне телефончик не дадите? Я, знаете ли, тоже ремонт затеял…
- Если не прекратите паясничать я постараюсь дать вам в морду, - пообещал Савенко, серьезно.
- Так вы же уже пробовали! - изумился Алекс. - Неужели есть желание повторить?
- Желания нет. Есть необходимость.
- Что ж вы все такие вспыльчивые? Семейное это у вас, что ли? - с огорчением произнес Алекс, и уселся в кресло, вытянув перед собой ноги в остроносых плетеных туфлях. - От меня так много зависит. Я, можно сказать, теперь вторая нянька для ваших деток, а вы меня - в морду.
Оксана молча смотрела на гостя. И взгляд у нее был…
Сергей даже удивился, найдя точную аналогию. Взгляд был, как у снайпера, наблюдающего за жертвой через прицел.
Но Алексу, похоже, было на это наплевать в высшей степени.
Из угла чердака появилась испуганная крыса и остановилась на границе света и тени. Это не была наглая, откормленная подвальная тварь, разжиревшая на мусорных отходах. Чердачная крыса была более-менее интеллигентной за счет плохого питания, а четыре подряд вторжения на ее территорию, да и ощущение от присутствия человека, пусть и тихо лежащего под полом, смелости ей не добавляли.
Сергей прекрасно видел ее мордочку, глаза бусинки и топорщащиеся усы, сверкающие в луче солнца, как световоды.
Крыса стояла на задних лапках, обнюхивая воздух, и явно решала, стоил ли идти дальше или лучше спрятаться в свою норку и дождаться пока человек, запах пота и испражнений которого она явственно слышала, не покинет чердак. Крыс Сергей не боялся, не пауки, все-таки.
Капли пота стекали по его лицу, волосы под тонкой хлопковой шапочкой, напоминающей глубокую "ермолку", были мокрыми насквозь. На чердаке становилось светлее и светлее. Если бы митинг начался сейчас, то стрелять было бы очень трудно, даже со светофильтрами. Но спустя два часа солнце будет закрыто домами, на чердак упадет густая тень, в которой не сможет "бликануть" линза прицела, а площадь будет все еще освещена.
Когда они в первый раз приехали на заброшенную военную базу за городом пристреливать "винторез", Алекс сказал, передавая ему кейс:
- Такого ты не видел. Когда ты служил, эту штуку еще разрабатывали и использовали разве что в спецоперациях.
Стрельбище заросло высокой травой, похожей на ковыль, только там, где сквозь песок ничего не проросло, можно было стрелять из положения "лежа". Разрушенные стены, трава, которую колышет ветер, ржавые остовы каких-то конструкций, похожих на сторожевые вышки - сюрреалистическая картина разрушения. Под ногами хрустел то гравий, то битое стекло.
Завидев их несколько отощавших собак, оставшихся здесь еще с прошедших времен, и помнивших, как их досыта кормил повар-сверхсрочник, бросились было навстречу, оглашая окрестности звонким лаем. Алекс сделал вид, что ищет в траве камень и дворняги бросились наутек. Судя по всему те, кто приезжал на базу сейчас их не жаловали.
- Вот твари! - сказал Алекс весело. - Так и норовят за брюки схватить! Слушай, Сергей Савельевич, и смотри! Грустная картина! Упадок, как в Римской империи!
Он сделал жест свободной рукой, словно демонстрируя Савенко пустынный пейзаж вокруг, и продолжил:
- Вот мог ли ты такое предположить, когда служил? Когда за ту страну кровь проливал?
- Когда я служил, ты еще в школу не ходил, а тогда все можно было предположить. Вот сказать ничего нельзя было! А у вас сейчас - лафа! Говори, что хочешь, а кровь - вы все больше чужую и чужими руками проливаете. Племя младое, незнакомое…
- Как это не прискорбно, но жизнь не справедлива! - заметил Алекс. Он извлек из целлофанового кулька пустые алюминиевые банки, четыре пивных - синего цвета, одну желтую, из-под прохладительного напитка, и аккуратно расставил их в полуметре друг от друга, на верхушке разрушенной стены из обветренного красного кирпича.
- Только учти - мы пришли на все готовое, ничего не придумывали. Все придумали до нас. Вы же сами и придумали. А теперь полны благородного негодования. Какое я тебе младое племя? Пятнадцать лет разницы.
У него была своеобразная манера общаться, к которой было очень трудно привыкнуть. И очень своеобразное чувство юмора: было почти невозможно определить ерничает он, или говорит серьезно. Но, при всей своей антипатии к этому рыжеватому пижону с шварцнеггеровским подбородком, Савенко отдавал должное эффективности этого приема. Сам он никак не мог приспособиться к такому стилю беседы, и постоянно находился в некоторой растерянности.
- Это не пятнадцать лет, - сказал Савенко, оглядываясь кругом. - Это целая жизнь.
- Ты, конечно, старше, не спорю, но я к этому пиетета не испытываю. Я не испытываю к тебе и сыновних чувств, а ты ко мне отцовских. Разница в возрасте, все же, маловата. Только бизнес, Сергей Савельевич, ничего личного, как говорят в Голливуде. Я тебе - неприятность. Ты мне - работа. А, в общем и целом - мы друг другу - никто. Ладно, оставим философию для слабонервных. Принимай инструмент, стрелок!
В кейсе лежало какое-то диковинное оружие, разобранное на три части, каждая из которых занимало свое ложе в днище чемоданчика. Облегченный приклад, толстый ствол, достаточно короткий, и затворная часть - то, что непосредственно является оружием.
- Класс - да? - восторженно сказал Алекс. - Просто чума, а не пушка! Собирай!
- Легко сказать… Как?
- Попробуй, - Алекс пожал плечами. - Дело немудреное. Разберешься.
Он и сегодня был одет по пижонски: какие-то рваные джинсы, рубашка из ткани, похожей на марлю, расстегнутая до третьей пуговицы, мокасины на босу ногу и стильные солнцезащитные очки на носу.
- Кто из нас снайпер? А? - он выпятил свой суперменский подбородок, изображая улыбку.
- Ох, и врезал бы я тебе, - подумал Савенко, разглядывая содержимое кейса. - От всей души. Но не время еще. И не знаю - будет ли время?
Любопытство победило.
Диковинное оружие собиралось легко, как конструктор "лего", только фиксаторы щелкали. Сергей собрал винтовку и вытащил из гнезда в кейсе пустой магазин - на глаз патронов на двадцать, если он правильно определил калибр. А вот прицел оказался знакомый - обычный, четырехкратный ПСО, знакомый еще по армии. Он легко скользнул по направляющим и стал на место.
Оружие оказалось почти невесомым - килограмма три, три с половиной, от силы. Савенко вспомнил тяжесть СВД и оценил результат конструкторской мысли по достоинству.
- Если из этой штуки "бабахнуть", - предупредил он, - пол леса сбежится.
- А ты попробуй, - сказал Алекс, и метнул ему в руки полный магазин.
Перед тем, как дослать патрон в патронник, Савенко посмотрел на Алекса с нескрываемым интересом. Тот бросил в рот несколько подушечек жевательной резинки, легким движением поправил чуть сползшие по носу очки и замер, подпирая плечом полуразрушенную стену.
- Смелый ты, как я погляжу, - сказал Савенко и передернул затвор.
Оружие было ухоженное, превосходно изготовленное, сразу чувствовалось, что это штучное производство, а не конвейерное изделие. Девятимиллиметровый остроконечный патрон блеснул на солнце медным боком и скользнул в ствол.