- Черт, это довольно забавно, знаете ли, - с облегчением произнес он. - Быть обвиненным за преследование собственной жены. Довольно забавно.
- Могло быть еще забавнее, - сказал Мейер.
- Да? Как?
- Если бы она была женой другого.
Он стоял в тени переулка, набросив ночь на плечи, как плащ. Он слышал свое неглубокое дыхание и на его фоне неясное бормотание города, бормотание спящей женщины с огромным животом. В отдельных квартирах горели огни - далекие часовые пронзали мрак желтым немигающим светом. Однако там, где он стоял, было темно, темнота была ему другом, и они стояли рядом, плечом к плечу. Только его глаза сверкали в темноте, наблюдая, поджидая.
Эту женщину он увидел задолго до того, как она перешла улицу.
Она была в туфлях без каблуков, на резиновой подошве и двигалась беззвучно, но он увидел ее тотчас и напрягся, прижавшись к закопченной кирпичной стене здания, выжидая, изучая ее и наблюдая, как беспечно она несет сумочку.
Выглядела она по-богатырски.
Пивной бочонок на коротких ножках. Ему больше нравились более женственные особы. Эта не носила шпилек и шла упруго, пружинистым шагом. Вероятно, она принадлежала к тому разряду ходоков, которые проходят по шесть миль перед завтраком. Женщина уже приблизилась, двигаясь, как подпрыгивающий робот. Кроме того, дама ухмылялась, как большой бабуин, когда он занят поиском вшей - может быть, возвращалась домой после игры в бинго или в покер, сорвав большой куш, и не исключено, что эта раскачивающаяся сумка малышки доверху набита первоклассными купюрами.
Он вытянул руку.
Обхватив женщину за шею и прижав к себе, он затянул ее в чернеющую пасть переулка, прежде чем она успела закричать. Там он повернул ее к себе, схватил одной рукой за свитер и, удерживая его в горсти, швырнул на кирпичную стену.
- Спокойно, - негромко сказал он и посмотрел ей в лицо. У нее были холодные зеленые глаза, и они сузились, наблюдая за ним. Еще у нее был тонкий нос и жесткая кожа.
- Что тебе от меня нужно? - спросила она. Ее голос оказался хриплым.
- Сумочку, - ответил он. - Живо.
- Почему ты надел солнечные очки?
- Отдай сумочку!
Он протянул руку, но она отдернула сумку. Тогда он крепче захватил свитер. Потянул женщину на себя от стены и через мгновение снова толкнул ее на кирпичи.
- Сумку!
- Нет!
Он сжал левую руку в кулак и ударил ее в лицо. Голова женщины качнулась назад. Она ошеломленно потрясла головой.
- Слушай, - сказал он, - слушай меня. Я не хочу причинить тебе боль, поняла? Это было просто предостережение. Теперь отдай мне сумочку и не пищи, когда я уйду, слышишь. Чтобы ни писка!
Женщина медленно вытерла рот тыльной стороной ладони. В темноте посмотрела на кровь и прошипела:
- Больше не касайся меня, педик!
Он замахнулся для нового удара, но внезапно она пнула его ногой, и от боли он согнулся пополам. Она хлестнула его по лицу, ее мясистые кулаки сжались и стали колотить по нему снова и снова.
- Глупая…
Он схватил ее за руки и резко толкнул на стену. Он ударил ее два раза, чувствуя, как костяшки пальцев бьют по ее глупому, безобразному лицу. Она привалилась к стене, застонала и сползла на асфальт к его ногам.
Он постоял над ней, тяжело дыша. Оглянулся через плечо и осмотрел улицу, приподняв солнцезащитные очки, чтобы лучше видеть. В поле зрения не было никого. Он поспешно наклонился и подобрал сумочку, отлетевшую в сторону.
Женщина не двигалась.
Он снова с удивлением посмотрел на нее. Черт побери, почему она вела себя так глупо? Он не хотел, чтобы это случилось. Наклонившись еще раз, он приложил голову к ее груди, твердой, как у мужчины. Она дышала. Довольный, он поднялся на ноги, и на его лице мелькнула полуулыбка.
Стоя над ней, он поклонился, галантно согнув руку с сумочкой и прижав ее к поясу, и произнес:
- Клиффорд благодарит вас, мадам, - и убежал в ночь.
Глава 4
Бывало, что детективы 87-го участка приходили к согласию по отдельным вопросам, но они всегда расходились во мнениях, когда речь шла о сравнительной ценности разных осведомителей, услугами которых они время от времени пользовались. Как заметила одна старая дева, поцеловав корову: "Все это дело вкуса". Точно так же осведомитель, сотрудничавший с одним полицейским, вполне мог вызывать резкое неприятие у другого.
Все признавали, что Дэнни Гимп заслуживал доверия больше других стукачей, но даже самые преданные сторонники Дэнни понимали, что некоторые их коллеги получали лучшие результаты, пользуясь услугами других осведомителей. То, что все детективы в значительной степени зависели от информации, получаемой из преступного мира, не обсуждалось; вопрос был только в том, какого информатора предпочесть.
Хэл Уиллис покровительствовал человеку по имени Жиртрест Доннер.
Фактически благодаря полученной от Доннера и достойно вознагражденной помощи Уиллис точно пополам расколол немало крепких орешков. И вне всяких сомнений, становилось ясно, что грабитель Клиффорд, любитель вежливых поклонов, - именно такой крепкий орешек.
Сотрудничество с Доннером имело лишь одну отрицательную сторону, связанную с его любовью к турецким баням. Худощавый Уиллис не получал никакого удовольствия, теряя в весе по три-четыре фунта при каждой беседе с Доннером.
Доннер же был не просто толстый, его неспроста звали Жиртрест. Он был тучным. Он был огромным, просто человек-гора.
Жиртрест сидел, задрапировавшись полотенцем, и пласты плоти колыхались по всему его телу, когда он вдыхал пар, окружавший его и Уиллиса. Тело его было бледным, болезненно белым, и Уиллис подозревал в нем наркомана, но был бы чертовски не прав, если бы решил арестовать хорошего осведомителя за хранение наркотиков.
Доннер сидел, как огромный белый Будда, и вдыхал пар. Уиллис смотрел на него и потел.
- Клиффорд, говоришь? - спросил Доннер. Говорил он таким замогильно-глубоким, хриплым голосом, будто вещал от лица самой Смерти.
- Клиффорд, - подтвердил Уиллис. Он чувствовал, как пот заполняет его густые волосы, струится по шее, по узким плечам и дальше вниз по позвоночнику. Ему было жарко. Во рту пересохло. Он посмотрел, как Доннер томится, словно огромный, довольный собой овощ, проклял всех жирных людей и повторил: - Клиффорд. Ты должен был читать о нем. Это напечатано во всех газетах.
- Я не люблю газеты, приятель, - сказал Доннер. - Только страницы юмора.
- Так вот, он грабитель. Прежде чем смыться, он бьет свои жертвы, затем низко кланяется и говорит: "Клиффорд благодарит вас, мадам".
- Этот парень чистит только курочек?
- Пока да, - ответил Уиллис.
- Я его не знаю, папочка, - сказал Доннер и потряс головой, разбрызгивая пот на покрытые изразцами стены вокруг. - Клиффорд. Это имя ничего мне не говорит. Расскажи о нем подробнее.
- Он носит солнечные очки. Во всяком случае, последние два раза был в них.
- Очки? Он выходит по ночам, этот кот?
- Да.
- Клиффорд, курочки, кот. Все на "К". Интересуется кокаином?
- Нам это неизвестно.
- Ты заметил букву "К"? - спросил Доннер. - Клиффорд, курочки…
- Вообще не обращал на это внимания, - ответил Уиллис.
Доннер пожал плечами. В парной, по-видимому, становилось все жарче. Пар вздымался вверх, испускаемый невидимыми дьявольскими приспособлениями, укутывая помещение толстым одеялом душного, насыщенного жаром тумана. Уиллис тяжело вздохнул.
- Клиффорд, - снова проговорил Доннер. - Это точно его имя?
- Не знаю.
- Я это спрашиваю, папочка, потому что знаком с несколькими грабителями, но никого из них не зовут Клиффордом. Если это просто трюк, чтобы доставить удовольствие курочкам, тогда другое дело. Значит, Клиффорд. Это имя он придумал с голодухи.
- Он уже ограбил четырнадцать женщин, если не больше, - сказал Уиллис. - И больше не голоден.
- Изнасилование?
- Нет.
- Совсем не интересуется курочками этот Клиффорд? Может, он педик?
- Мы не знаем.
- Он получил большой улов?
- Не больше пятидесяти четырех баксов. Смешные деньги.
- Мелкий вор, - согласился Доннер.
- Тебе известны крупные грабители?
- Те, кто работает на Холме, не пойдут грабить из-за жвачки. В прежнее время я знавал многих крупных грабителей.
Доннер лег спиной на мраморную скамью, устроив полотенце у себя на животе. Уиллис рукой стер пот со лба.
- Слушай, ты никогда не занимаешься делами снаружи?
- Что значит "снаружи"?
- На свежем воздухе.
- О, конечно. Этим летом я выходил часто. Замечательное было лето, приятель.
Уиллис вспомнил, что были побиты все рекорды высокой температуры.
- Да, чудесное, - кивнул он. - Так как же, Жиртрест? Есть у тебя кто-нибудь на примете?
- Ни одного слуха, если именно это тебя интересует. Или он новенький, или ведет себя тихо.
- А в городе много новых лиц?
- Новые лица всегда есть, папочка, - отозвался Доннер. - Но не сказал бы, что среди них сплошь грабители. По правде говоря, я знаю очень немного мальчишек, работающих по принципу "хватай и беги". Этим занимаются настоящие младенцы. Может, Клиффорд - подросток?
- Нет, судя по тому, что рассказывают его жертвы.
- Пожилой?
- За двадцать лет.
- Крутой возраст, - сказал Доннер. - Уже не мальчик, еще не мужчина.
- Бьет он, как мужчина, - заметил Уиллис. - Прошлой ночью последнюю свою жертву отправил в больницу.
- Знаешь что, давай-ка я соберу информацию, - предложил Доннер. - Послушаю немного здесь, немного там и позвоню тебе. Договорились?
- Когда? - спросил Уиллис.
- Скоро.
- Скоро - это как скоро?
- А высоко - это как высоко? - спросил Доннер и потер нос. - Тебе нужны наводки или доказательства?
- Наводка меня устроит, - сказал Уиллис.
- Великолепно. Тогда мне нужно немного принюхаться. Сегодня у нас что?
- Среда, - ответил Уиллис.
- Среда, - повторил Доннер и почему-то добавил: - Среда хороший день. Попытаюсь связаться с тобой вечером.
- Если будешь звонить, я подожду. Иначе пойду домой часа в четыре.
- Позвоню, - пообещал Доннер. - Эй, ты ничего не забыл? - крикнул Доннер Уиллису в спину.
Уиллис обернулся:
- Когда я пришел сюда, у меня не было ничего, кроме полотенца.
- Да, но я-то прихожу сюда каждый день, приятель, - сказал Доннер. - Мне потребуются расходы, ты понимаешь.
- Поговорим о цене, когда будет результат, - оборвал его Уиллис. - Пока я получил только много горячего воздуха.
Берт Клинг спрашивал себя, что он здесь делает.
Спустившись по лестнице от надземной станции, он мгновенно узнал ориентиры. Раньше он жил не здесь, но в детстве этот район входил в число его излюбленных мест, и Клинг с удивлением почувствовал, как легкая ностальгия закралась к нему в грудь.
Когда он смотрел вдоль улицы, видел широкий поворот железнодорожных путей там, где поезда надземной дороги Е1, сверкая и повизгивая, огибали Кэннон-роуд и направлялись на север. На фоне темнеющего неба он видел мерцающие огни чертового колеса и вспоминал ежегодные праздники в сентябре и апреле, которые проводились в дождь и солнце на пустыре рядом с жилым комплексом. Ребенком он часто посещал эти праздники и знал эту часть Риверхеда так же хорошо, как и район, в котором жил. В обоих районах странным образом перемешались итальянцы, евреи, ирландцы и чернокожие. Когда-то котелок с этой смесью поставили вариться в Риверхеде, с тех пор прошло много времени, а газ под ним так никто и не выключил.
В этой части города никогда не было расовых или религиозных столкновений, и Клинг сомневался, чтобы они когда-нибудь могли здесь возникнуть. Он вспомнил, как еще в 1935 году произошли беспорядки на расовой почве в Даймондбэке и как жители Риверхеда опасались, не распространятся ли они на их район. Это, конечно, был какой-то странный парадокс: в то время как в Даймондбэке белые и черные резали друг другу глотки, в Риверхеде белые и черные вместе молились, чтобы эта болезнь не распространилась на их общину.
В то время он был еще маленьким мальчиком, но крепко запомнил слова отца: "Если ты поможешь распространиться этой заразе, ты не сможешь сидеть неделю, Берт. Я так тебя отделаю, что, если после этого ты сможешь ходить, - считай, тебе повезло!"
И эта эпидемия не затронула их район.
Клинг прошел по авеню, жадно разглядывая хорошо знакомые ориентиры. Latticini, кошерная мясная лавка, магазин "Лаки и краски", большой магазин "А. & Р.", булочная, кондитерская Сэма на углу. Господи, сколько разнообразного сливочного мороженого съел он в кондитерской Сэма? Ему очень захотелось зайти туда и поздороваться, но за прилавком стоял вовсе не Сэм, а незнакомый мужчина, низенький и лысый, и Клинг с мучительной ясностью понял, что с тех пор, когда он был беспечным подростком, изменилось многое.
Эта мысль была не только болезненной, но и здравой, и он в пятидесятый раз спросил себя, зачем вернулся в Риверхед, зачем идет к Девитт-стрит и к дому Питера Белла. Поговорить с девочкой? Что может он сказать юной, семнадцатилетней особе? Держи ножки вместе, милая?
Клинг пожал широкими плечами. Роста он был высокого. Этим вечером он надел темно-синий костюм, и рядом с темной тканью его светлые волосы казались еще светлее. Дойдя до Девитт-стрит, он повернул на юг и достал из бумажника адрес, который дал ему Питер. Дальше по улице он видел желтое кирпичное здание средней школы и ее ограду. Вдоль улицы стояли частные дома, построенные в основном из древесины, но кое-где между ними, нарушая однообразие, попадались кирпичные здания. По обеим сторонам улицы, близко к проезжей части, росли старые деревья, смыкавшиеся над улицей сводом пылающего осенними листьями собора. В Девитт-стрит было что-то очень спокойное и миролюбивое. Клинг видел много листьев, сложенных у водостока, видел мужчину с граблями, пристально наблюдавшего за небольшим дымящим костерком из листьев возле его ног. От костра шел приятный запах. Клинг глубоко вдохнул воздух. Это место очень отличалось от запруженных толпой улиц 87-го участка. Здесь не было густонаселенных многоквартирных домов и закопченных зданий, тянувших к небу грязные бетонные пальцы. Здесь росли деревья тех же видов, которые встречались в Гровер-парке, граничившем с 87-м участком на юге. Но здесь вы могли быть уверены, что за их крепкими стволами не скрываются убийцы. Вот в чем было отличие.
В сгустившихся сумерках, под внезапно включившимися уличными фонарями Берт Клинг шел, вслушиваясь в звук своих шагов, и - довольно любопытно! - радовался, что попал сюда.
Он нашел дом Белла - большой дом в середине квартала, как и говорил Питер. Это было высокое, на две семьи, строение из кирпича и белой обшивочной доски. Асфальтовая подъездная дорожка спускалась к белому гаражу позади дома. К парадной двери вел ряд ступеней. Клинг еще раз проверил адрес, поднялся по лестнице и нажал кнопку звонка на дверном косяке. Через секунду раздался жужжащий звук, и Клинг, услышав легкий щелчок, повернул ручку и толкнул дверь внутрь. Он оказался в маленьком фойе, и перед ним немедленно распахнулась еще одна дверь, в которой - рот до ушей - появился Питер Белл.
- Ты пришел, Берт! Господи, не знаю, как тебя благодарить.
Клинг кивнул и улыбнулся. Белл схватил его за руку:
- Входи, входи. - Он понизил голос до шепота. - Джинни еще здесь. Я представлю тебя как моего друга-полицейского, а потом мы с Молли уйдем, хорошо?
- Хорошо, - ответил Клинг.
Белл провел его через открытую дверь. В доме пахло стряпней, и это усилило ностальгическое чувство Клинга. Дом выглядел теплым и надежным, в такой дом приятно входить с прохладного воздуха улицы.
Белл закрыл дверь и позвал:
- Молли!
Этот дом, как немедленно заметил Клинг, был построен по принципу железнодорожного вагона, в нем одна комната следовала за другой, и чтобы попасть в последнюю комнату, вам приходилось пройти через все остальные помещения. За передней дверью находилась гостиная, небольшая комната с диваном и креслами, которые, несомненно, рекламировались в одном из магазинов дешевой мебели как "Набор для гостиной". Над диваном на стене висело зеркало, а над одним из кресел - пейзаж в скверной раме. В углу комнаты стоял неизменный телевизор, с противоположной стороны находилось окно, под ним - батарея отопления.
- Садись, Берт, - предложил Белл. - Молли! - снова позвал он.
- Иду, - послышалось из другого конца дома, где, по предположению Клинга, располагалась кухня.
- Моет посуду, - объяснил Белл. - Сейчас придет. Садись, Берт.
Клинг опустился в одно из кресел. Как обходительный хозяин, Белл навис над ним.
- Можно предложить тебе что-нибудь? Стакан пива? Сигару? Что-нибудь еще?
- Как раз после того, как я в последний раз пил пиво, - сказал Клинг, - меня и подстрели.
- Ну, здесь в тебя никто стрелять не собирается. Выпей стаканчик. У нас найдется холодное.
- Спасибо, все-таки нет, - вежливо ответил Клинг.
В комнату вошла Молли Белл, вытирая руки посудным полотенцем.
- Должно быть, вы Берт, - улыбнулась она. - Питер рассказал мне о вас все.
Молли окончательно вытерла правую руку и, протянув ее, направилась к Клингу. Он подал ей руку, и она тепло ее пожала. Описывая ее, Белл сказал: "Молли не дурнушка, даже сейчас, когда она беременна и все такое". Клинг не хотел бы с ним спорить, но нашел Молли Белл женщиной малопривлекательной. Когда-то она, возможно, и была красоткой, но эти дни прошли навсегда. Даже не принимая в расчет дополнительную округлость на талии будущей матери, Клинг смог увидеть лишь утомленную блондинку с потускневшими голубыми глазами. В ее глазах читалась усталость, от их уголков расходились морщинки. Волосы не блестели и выглядели довольно непривлекательно. Улыбка не могла поправить положение, поскольку ее сияние лишь контрастировало с желтовато-серым лицом. Клинг был несколько шокирован отчасти из-за предварительного ее восхваления Беллом, отчасти потому, что понял - если этой женщине больше двадцати четырех или двадцати пяти лет, то ненамного.
- Здравствуйте, миссис Белл, - произнес он.
- О, зовите меня Молли, пожалуйста.
В Молли была удивительная сердечность, и Клинг чувствовал, что она ему чрезвычайно нравится, но зато не нравится Белл, который так расхваливал жену, что встреча с ней не могла не вызвать разочарования. Действительно ли Джинни такая "красотка", подумал Клинг, как говорил Белл? Теперь и в этом появились сомнения.
- Принесу тебе пива, Берт, - вмешался Белл.
- Нет, правда, я…
- Ну ладно, ладно. - Белл не принял отказа и направился на кухню.
Когда он вышел, Молли сказала:
- Я так рада, что вы пришли, Берт. Думаю, ваш разговор с ней будет очень полезным.
- Надеюсь, - сказал Клинг. - Где она?
- У себя в комнате. - Молли кивнула в сторону другого конца дома. - Заперлась там. - Она покачала головой. - Вот об этом и речь. Она так странно себя ведет… Когда-то и мне было семнадцать, но я не вела себя так. У девочки какие-то неприятности.
Клинг молча кивнул.
Молли села, близко поставив ступни и сложив руки на коленях.