– Да чего помню. Ничего такого не помню… – пробормотал Полухин, тоскливо оглядываясь по сторонам.
– Не размазывай кашу по тарелке! – в сердцах прикрикнул на него Гуров. – Взрослый мужик, а мямлишь, как школьник. Хочешь, чтобы я с тобой в управлении побеседовал?
Как ни странно, но это подействовало безотказно.
– Мне по управлениям бегать некогда, – окрепшим голосом сказал таксист. – Мне деньги делать нужно. А в Новогорске я действительно был. У "нового русского" какого-то пьянка была. Дом там такой солидный, забор, все как положено… Час ночи, а у них самый гудеж!
– А все-таки кто-то оттуда уехал – в час ночи-то? – спросил Гуров.
– Видать, поинтереснее себе занятие нашел! – невесело усмехнулся Полухин. – Или просто баба домой утащила, чтобы не перепорол. Бабы, они на этот счет чуткие!
– Конкретнее! – нетерпеливо сказал Гуров. – Кого забирали, при каких обстоятельствах? Мне важна каждая подробность!
Водитель наморщил лоб.
– Мужика забирал. Такого, рыжего, – сказал он. – Одет как король, парфюмерией от него пахнет… Ну, конечно, поддатый был. Уже язык заплетался. Там на крыльце его провожали – такие же крутые, человек пять, – со всеми перецеловался…
– Точно перецеловался? – перебил его Гуров. – Никаких конфликтов не было, не заметил?
– Да нет, какие конфликты! – мотнул головой Полухин. – Там еще один, кругломордый, я понял – хозяин, – в окошко ко мне сунулся. Говорит: "Мол, чтобы доставил в целости и сохранности, как корону Российской империи, а не то…" – ну, и кулак, конечно, показывает. А чего мне их кулаки? Много я этих кулаков навидался! А пассажиров гробить мне и самому накладно, мне инструкций давать не надо…
– Не помните случайно, пассажира по имени не называли?
– Называли, как же! – подтвердил Полухин. – Тезка мой. Юрком его вся эта компания называла.
– Так. А уехал он один?
– Да как один! – сердито воскликнул Полухин. – Я же говорю, баба его увезла. Маленькая такая, а настырная! Пока они на крыльце лобызались, она тихонечко в сторонке стояла, а потом как взяла этого Юрка в ежовые! До самого дома пикнуть ему лишнего не давала. И еще лапать он ее все порывался. А она так сурово ему – потом, мол, потом!
– И где ты их высадил? – спросил Гуров.
– В Жулебино высадил, – сказал Полухин. – Прямо у дома, который он сам мне показал. Сейчас уж не вспомню, что за дом. Дождина лил как из ведра! И поздно было – три часа ночи. Я их высадил и сразу уехал.
– Раньше никогда этих двоих пассажиров не видел? – поинтересовался Гуров.
Полухин молча помотал головой.
– А если бы увидел, узнал бы?
Таксист задумался.
– А черт его знает, – сказал он. – Его бы, пожалуй, узнал. Видный мужик, рыжий. А ее… Маленькая, в такой кожанке, приталенной, и вроде в брюках… Ну, и на физиономию ничего.
– Посмотрите внимательно, – сказал Гуров, вынимая из кармана фотографию. – Это не она?
Полухин, хмурясь и играя желваками, долго изучал карточку.
– Знаешь, полковник, – признался он наконец. – На Библии клясться не буду. Но вроде похожа. А у тебя получше фотки нету?
– Получше для себя берегу, – пошутил Гуров. – А все-таки, если опять ее увидишь, сумеешь узнать?
– Не исключено, – кивнул Полухин. – На опознание вызывать собираетесь?
– Какой ты быстрый! – усмехнулся Гуров. – Сразу тебе и опознание! Придет время, тогда и видно будет. Ты пока про нашу беседу не распространяйся, это просьба моя и совет.
– Больно мне надо! – сказал Полухин.
– Ну и отлично! – похвалил Гуров. – Тогда до встречи! Спасибо за информацию.
Он покинул опостылевший таксопарк и поехал прямиком в главк. По пути он еще раз попытался связаться с Марией. Ее номер молчал. Гуров немного поразмыслил, не позвонить ли администратору театра, где сейчас должна была находиться жена, но решил пока этого не делать. Если Мария решила показать характер, никакой администратор тут не сумеет помочь.
Вместо этого он позвонил Крячко. Стас еще не покинул рабочее место и трубку взял немедленно.
– Знаешь, почему ты позвонил? – сразу огорошил он Гурова. – Это я послал тебе мысленный сигнал. Я тут уже извелся, как молодая дева в тереме. Куда ты пропал? Воображаешь, что ты и в самом деле в отпуске?
– Я и в самом деле в отпуске, – сурово ответил Гуров. – Тебе Мария случайно не звонила?
– Она – твоя жена! – с упреком заметил Крячко, делая ударение на слове "твоя". – А что случилось?
– Будем надеяться, что ничего не случилось, – буркнул Гуров. – Но мне, пожалуй, не помешает сегодня после спектакля подъехать к служебному входу.
– У тебя проблемы в семейной жизни? – догадался Крячко.
– Пока не знаю, – ответил Гуров. – Но очень на это похоже.
– Мужайся! – серьезно сказал Крячко. – Шрамы украшают мужчину. Ты вообще где сейчас?
– Еду к тебе. У меня есть новости. В ночь на двадцать первое Скок был не один. С ним была женщина. Таксист не очень уверен, но некоторое сходство на фотографии обнаружил.
– Таксист посадил их в Новогорске? – деловито спросил Крячко.
– Он забрал их обоих из дома Гайворонского, прямо с гулянки, – сказал Гуров. – Женщину он принял за супругу Скока. Она была очень заботлива с ним.
– Он нуждался в этой заботе, – иронически заметил Крячко. – Что-нибудь еще?
– Больше ничего. Высадил в Жулебино и тут же уехал.
– Колоть этого гада надо! – убежденно заявил Крячко.
– Конкретно, какого именно? – поинтересовался Гуров.
– Гайворонского, конечно! – пояснил Стас. – И не тянуть с этим делом. Он сегодня в меланхолии – друга оплакивает. Самое время брать его за жабры.
– Уже брали, – скептически заметил Гуров. – Кончится тем, что он действительно адвокатов на нас нашлет…
– Не боись! Все продумано, – сказал Крячко. – Я ведь с майором не только о женщинах толковал. Он мужик что надо, рисковый…
– Не пойму я, куда это ты клонишь? – недовольно сказал Гуров. – О чем это ты с рисковым мужиком толковал?
– Ну это не телефонный разговор, – важно объявил Крячко. – Это я тебе тет-а-тет разъясню. Ты когда подъедешь?
– Минут через пять буду, – прикинул Гуров.
– Годится, – заключил Стас. – Через пять минут выхожу, неохота на ветру стоять.
Гуров подъехал к управлению чуть позже, чем обещал, – помешала дорожная пробка. Крячко уже ждал его и немедленно подсел в машину.
– Черт! – сказал он озабоченно. – Я Брагину звонил. Нет его. У них там форсмажор. Какого-то крупного дилера берут. Придется нам самим справляться.
– С чем справляться? – подозрительно спросил Гуров.
– С операцией "Порошок", – довольно объявил Крячко.
– Какой еще порошок? – прорычал Гуров. – Что ты плетешь?
– А ты думаешь, когда мы наносили конкретному пацану Гайворонскому визит, я зря около его шарманки отирался? – с гордостью сказал Крячко. – Я ему под защитную решетку колонки маленький пакетик подложил…
– Ты подбросил Гайворонскому наркотик?! – возмущенно произнес Гуров. – У тебя вообще крыша поехала, что ли?
Крячко нисколько не смутился.
– Все-таки не подбросил, а подложил, – сказал он. – Так будет точнее. Должны же мы как-то его припугнуть? Иначе мы будем ходить вокруг него до скончания века. И, в конце концов, ты же сам видел, как они курили марихуану! Какая разница, подложили мы наркотик или нет? Просто немного ускорили ход событий… И потом, если тебе так жалко этого торговца бензином – черт с тобой! Мы не будем его арестовывать, просто припугнем хорошенько. Ну почему я должен объяснять тебе очевидные вещи?
– Ничего себе, очевидные! – проворчал Гуров. – Знаешь, как это называется?
– Ты мне это потом скажешь! – поспешно ответил Крячко. – А сейчас поехали в Новогорск. Гайворонский наверняка с похмелья, и сил для сопротивления у него не должно быть. Когда мы найдем у него наркотик, воля его окончательно будет сломлена… Для солидности можно захватить даже парочку понятых.
Гуров сердито молчал, крутя баранку.
– Ну, решайся! – подзадорил его Крячко. – Иначе мы будем топтаться на месте, пока у тебя отпуск не кончится. Или ты думаешь, что в прокуратуре тебе выпишут бумагу на официальный обыск? Подумаешь, чистоплюй! Так все делают, можно подумать, ты первый раз об этом слышишь…
– Каждый раз, когда я об этом слышу, мне делается противно, – сказал Гуров. – Как будто я слышу об этом впервые. Поэтому прошу тебя о таких вещах больше не заикаться. У меня уже изжога начинается…
– Как угодно, – проворчал Крячко. – Сам потом будешь локти кусать. Эти ребята понимают только такой язык.
– А мы попробуем поговорить с ними нормальным языком, – возразил Гуров.
– Нормальным мы уже разговаривали, – напомнил Крячко. – Уже два раза.
– Бог троицу любит, – усмехнулся Гуров.
Стас ничего на это не ответил и демонстративно отвернулся. За всю дорогу он больше ни проронил ни одного слова, а только без конца смолил сигареты, показывая, как он разочарован.
Гуров и сам понимал, что разговор с Гайворонским будет совсем не простым и, возможно, предприниматель опять откажется отвечать на вопросы, несмотря на совершенно очевидные факты, которые собирался предъявить ему Гуров. Похоже, Гуров слишком преувеличивал значение дружеских отношений между Скоком и Гайворонским. Смерть друга была для торговца бензином просто лишним поводом выпить. А кроме того, он очень сильно чего-то боялся. Этот страх, тщательно им скрываемый, тем не менее бросался в глаза. Это могло означать только одно – Гайворонскому что-то известно. Вся проблема заключалась в том, чтобы вытянуть из него эту информацию.
Когда они добрались до Новогорска, на часах было двадцать минут восьмого. На этот раз мрачноватые башни, в которых ютился Гайворонский, были не так хорошо освещены. В доме вообще горело лишь несколько окон. Вдобавок железные ворота оказались на замке.
– Приехали, – констатировал Крячко, который уже устал молчать. – Только этого еще не хватало! Держу пари, что этот сезам без ОМОНа ни за что не откроется. Господин Гайворонский больше не доверяет людям.
Гуров остановил машину, не доезжая метров двадцати до ворот, и задумчивым взглядом окинул окрестности. Мирно светились окна и немногочисленные фонари на улицах. Прохожих было совсем мало – немногих прельщала прогулка в такой холод.
– Ну, что будем делать? – спросил Гуров.
– Решай сам, гражданин начальник! – мстительно сказал Крячко. – А то я опять ляпну что-нибудь невпопад. Выломлюсь опять за рамки законности, понимаешь!.. Хотя, между прочим, по закону ты сейчас не имеешь никакого права вести это расследование. У тебя отпуск – вот и отправляйся следом за Выприцких!
– Угонишься за твоим Выприцких, как же! – пробормотал Гуров.
Он открыл дверцу и выбрался из машины. Откуда-то из темноты прилетала редкая, но назойливая дождевая пыль. Она была холодная и колючая. Подняв воротник плаща, Гуров направился к дому Гайворонского. Крячко догнал его уже у ворот.
Они нашли кнопку звонка и позвонили. Потом довольно долго ждали, но никакого ответа на звонок не было. Они несколько раз повторили попытку, но опять безрезультатно. Крячко озабоченно надул щеки и изрек:
– Я же говорил! Нужно действовать нестандартно, Лева!
Гуров поморщился, посмотрел в темное небо и в сердцах плюнул на асфальт.
– Уговорил! Давай действовать нестандартно! – сказал он. – Подсади меня, я перелезу и открою тебе ворота.
– Самая грязная работа, конечно, мне! – проворчал Крячко, помогая Гурову подняться на кромку кирпичного забора. – И потише маши сапожищами – экая слякоть на улице!
– Ничего! Зато ты войдешь в ворота как культурный человек! – ободрил его сверху Гуров.
Мысленно он поблагодарил Гайворонского за то, что тот не захотел украсить свой забор острыми наконечниками, битым стеклом или двумя рядами колючей проволоки. Это давало возможность перебраться во двор практически без потерь.
Гуров спрыгнул вниз и осмотрелся. Ничего подозрительного рядом он не заметил. Во дворе было тихо. Желтоватый свет фонаря освещал пустое крыльцо. Музыки на этот раз не было. Стараясь не греметь засовами, Гуров отпер ворота и впустил Крячко. Тот вошел, брезгливо вытирая руки носовым платком и ворча на Гурова.
– Культурные люди в подобных случаях говорят спасибо, а не брюзжат, – заметил Гуров. – В следующий раз полезешь ты.
Они прошли по дорожке к дому и поднялись на крыльцо. Входная дверь, как они и ожидали, была заперта.
– Накаркал, – сказал Крячко. – Я уже вижу себя лезущим по отвесной стене…
– Не умирай раньше времени, – заметил Гуров, нажимая на кнопку звонка.
Прошло пять томительных минут, прежде чем в доме отреагировали на их звонок. Потом женский голос с тревогой спросил: "Кто там?" Когда Гуров отрекомендовался, голос ойкнул и пропал. Еще минут через пять возня за дверью возобновилась, и на этот раз мужской баритон повторил все тот же вопрос.
– Милиция! – ответил Гуров, которому надоело перечислять свои титулы.
– Какая еще, к черту, милиция! – раздраженно сказал человек за дверью и все-таки отпер ее.
Оперативники увидели перед собой уже знакомого молодого охранника, одетого на это раз по-домашнему – на нем были широкие спортивные штаны и вязаный свитер. В руках он держал помповое ружье, и вид у него был самый решительный. Где-то за его спиной в полутьме прихожей виднелась фигура молодой женщины в длинном платье.
– Вот попали, на ровном месте да мордой об асфальт! – пробормотал себе под нос Гуров, делая, однако, шаг навстречу бдительному стражу. – Добрый вечер! Мы у вас уже были, вы должны нас помнить. Нам срочно нужно переговорить с Гайворонским.
– Ни хрена себе! – сказал парень сквозь зубы. – А как вы здесь оказались? – Он, оказывается, тоже был слегка ошарашен.
– Ворота были открыты, – с невинным видом сообщил Крячко. – Зря, между прочим. Хорошо, мы зашли, а если вор?
Охранник подозрительно посмотрел на него, но не стал спорить.
– Короче, хозяин себя плохо чувствует, – сказал он категорически. – Заходите в другой раз.
– Пьет много твой хозяин, – сердито заметил Гуров. – А в другой раз мы можем ведь и по-другому прийти – с ордером и с оружием. Так что лучше давай не будем ссориться и договоримся по-хорошему…
– Вот и приходите с ордером! – неуступчиво заявил молодой человек, с излишним усердием тыча стволом ружья в сторону Гурова.
Этого тот стерпеть уже не мог. С деланым интересом он посмотрел поверх головы охранника и с беспокойством сказал:
– Женщине вроде плохо…
И, лишь только парень покосился через плечо, Гуров резким движением выдернул из его рук ружье и расчетливо ударил охранника прикладом в солнечное сплетение. Тот охнул и согнулся в три погибели. Гуров оттеснил его в сторону и вошел в дом. Сзади Крячко деловито гремел наручниками – он ловко приковывал парня к какой-то трубе возле двери.
Женщина в длинном платье в испуге отступила. Даже в полумраке было видно, как побледнело ее лицо.
– Не пугайтесь, – с досадой сказал Гуров. – Мы действительно из милиции. Поговорим с Гайворонским и уйдем. Извините, что пришлось применить силу, но этот олух мог ведь нечаянно и выстрелить…
– Нападение на работника правоохранительных органов с оружием в руках – вот как это можно расценивать! – авторитетно заявил Крячко. – А еще нужно выяснить, имеют ли тут разрешение на хранение оружия! У вас могут быть ощутимые неприятности, дамочка! Кстати, кем вы приходитесь хозяину дома?
– Я его жена, – вконец перепуганная женщина даже не думала сопротивляться.
Гуров чувствовал себя глупо с ружьем в руках и тут же отдал его Стасу.
– Где сейчас ваш муж? Проводите нас к нему!
– Я, конечно, провожу, – жалобно сказала жена Гайворонского. – Но он совершенно пьян. Как он будет с вами разговаривать?
– Он у вас каждый день пьян, – недовольно сказал Гуров. – Хоть бы повлияли на своего муженька, уважаемая!
– Как же я на него повлияю? – В глаза женщины блеснули слезы. – В последние месяцы он стал вообще невыносим! Я ведь для него просто вещь! Такая же, как вот эта мебель или машина, например. Даже еще хуже! Понимаете?
– Честно говоря, не очень, – сказал Гуров. – Но сочувствую. И все-таки проводите нас к нему. Посмотрим, что тут можно сделать.
Женщина отвела их в спальню, где, раскинувшись поперек кровати, храпел пьяный в дым Гайворонский. Он был в вечернем костюме, в галстуке и в одном ботинке.
– Ванна в доме есть? – деловито спросил Крячко, подхватывая безжизненное тело хозяина под мышки. – Показывайте!
Вдвоем с Гуровым они доволокли Гайворонского до ванной и сунули его голову под струю ледяной воды. В самом начале экзекуции молодая жена незаметно исчезла.
Гайворонский пришел в себя далеко не сразу. Сначала из его горла стали вырываться жуткие стоны и нечленораздельное бормотание. Потом, когда поток воды усилился, а мокрыми сделались уже не только пиджак Гайворонского, но и рукава обоих оперативников, бизнесмен начал выкрикивать матерные слова – и с каждой минутой речь его делалась все более связной. Наконец он начал вырываться.
Теперь из его уст посыпались угрозы – одна страшнее другой. Если верить его словам, оперативников ожидали такие муки, что какие-нибудь четвертование и колесование по сравнению с ними показались бы им детской забавой. Но понемногу пыл Гайворонского начал спадать, в его интонациях появились жалобные нотки, и наконец он смирился и сказал почти трезвым голосом:
– Ну, все, хорош! Ну, в натуре! Я уже в норме!
Гуров сделал знак Крячко, и они отпустили предпринимателя. Обессилевший, мокрый и жалкий, он тут же присел на край ванны и посмотрел вокруг красными, как у кролика, глазами. На его опухшем лице отразилось глубочайшее изумление.
– Полковник? – пораженно сказал он. – Почему? Как? Где я вообще?
– У себя дома, – успокоил его Крячко. – Мой дом – моя крепость, как говорится.
Несмотря на объяснение, Гайворонский никак не мог уразуметь, что произошло. Он покрутил головой и опять спросил:
– А почему вы? У меня белая горячка?
– Нет пока, но обязательно будет, – сердито сказал Гуров. – Если не остановишься. Который день порешь?
Гайворонский серьезно задумался, а потом не очень уверенно сказал:
– Типа десятый… А может, недели две… или три. А вам какое дело?
– Мы тоже болеем душой за частное предпринимательство, – пояснил Крячко. – Средний класс – опора государства.
Гайворонский с подозрением посмотрел на простодушное довольное лицо Стаса и спросил:
– Как вы сюда попали?
– Через дверь, – нетерпеливо ответил Гуров. – Вот что, не будем тянуть время. У нас к тебе серьезный разговор. Ты в состоянии отвечать на вопросы?
– Не хочу я отвечать ни на какие вопросы! – опять взбунтовался Гайворонский. – Я требую адвоката!
– Неудобно перед адвокатом-то! – сказал Крячко. – Ну, скажет, у меня и клиент! Пьяный, мокрый, да еще и без одного ботинка! Может, в следующий раз?
Гайворонский посмотрел на свои ноги и наморщил лоб, пытаясь вспомнить, где он лишился ботинка. Гуров сгреб его в охапку и поставил на ноги.
– Хватит размазывать кашу по тарелке! – решительно заявил он. – Пошли в комнату! Ты сейчас нам все расскажешь, или я за себя не отвечаю!
Он вытолкал Гайворонского из ванной, несмотря на его протесты.