- Никаких шансов,- весело возразил Чивер.- Этель, правда, еще надеется, но для этих ребят там, наверху, я почему-то "персона нон грата". Даже не знаю, в чем тут дело. Вот Керк, пожалуй, мог бы мне объяснить - государственному департаменту все известно. Но выудить что-нибудь из Керка трудней, чем открыть бумажкой банку сардин. И потом, откровенно говоря, какие у меня для этого данные? Деньги моей жены? Но богатых людей у них и так полно. Нет, я себя не обманываю. Мы ведем такой образ жизни просто потому, что привыкли, нам обоим так нравится, особенно Этель. Ведь в этом ее жизнь. Если уж ей не удается попасть моими стараниями в заголовки политических статей, то, угощая всех и вся, она фигурирует хотя бы в светской хронике.
Он рассмеялся и пожал плечами.
Стоявшая неподалеку дама заговорила с Керком, и Сара, отпив глоток виски, тотчас же обратилась к Чиверу:
- Джерри, а мы не могли бы потолковать сейчас, как ты считаешь?
- Сейчас? Вот сию минуту?
Во взгляде его засветилось любопытство.
- Я понимаю, момент неудачный, но ничего не поделаешь. Может быть, это мой единственный шанс, Я должна знать все, Джерри. Как на твой взгляд, в обстоятельствах смерти Тома не было ничего загадочного?
- Загадочного? Нет,- сказал он и, подумав, повторил: - Нет.
- Мог бы ты мне рассказать точно, как все это произошло? Может, выйдем куда-нибудь?
- Ну ладно, раз тебе так хочется...
- Если только тебе не будет неловко перед гостями.
Он широко ухмыльнулся:
- Удаляясь с хорошенькой женщиной, я никогда не испытываю неловкости. Вот даме моей иногда бывает неловко, это да.
Керк поглядел им вслед, и Сара негромко бросила ему:
- Потом.
Сделав вид, будто он заподозрил тут амурную историю, Чивер, как бы подтрунивая над собой, вздохнул:
- Ох, молодость, молодость! Будь я лет на двадцать - тридцать моложе, такой парень, как Керк, не имел бы у тебя никаких шансов. Во всяком случае, если бы я был поблизости. Уж я бы задал тебе работку не из легких, будь уверена.
И, взяв Сару под руку, он повел ее через зал.
- Ты не сердись, что я болтаю всякую чепуху. Я приучаю себя нести бремя старости с некоторой элегантностью или хотя бы смотреть на это дело реалистически. Как сказал пожилой шотландец молоденькой девушке, которая страшно нервничала из-за того, что очутилась с ним в двухместном купе: "Не надо волноваться, деточка. Больше всего на свете меня интересует выпивка".
Вдруг Сару схватила за руку женщина в пестром ситцевом платье и экзотических серьгах.
- Сар, лапочка! Вернулась, а мне даже знать не дала. Ну как, надо мне обижаться на тебя?
- Не обязательно, Никки. Ведь я только сегодня приехала.
Но Никки не слушала ее:
- На тебе так и написано, что ты побывала в Париже. Ах, Париж - туалеты, свобода, любовь!..
- Звучит очень мило. Особенно, если учесть, что приехала я из Азии, туалетов оттуда не привезла никаких, свободы не обрела и любви тоже не испытала.
- Но ты стала какая-то... другая! - воскликнула Никки, лихо помахивая бокалом с мартини.
Волосы у нее были ярко-золотые, высокая грудь вонзалась в сознание, словно трубный глас. Синими, уже слегка остекленевшими глазами она изучала Сару - пристально, с интересом, словно врач, ставящий диагноз.- Да ты вся какая-то новая!
- Просто только что из чистки, если ты имеешь в виду платье. А как Фред?
Вдруг Никки понизила голос.
- Я тоже переменилась,- объявила она с грустью.- Все уверяют, что у меня стал тревожный, затравленный взгляд.
Сара рассмеялась:
- А ты по-прежнему никого не слушаешь, кроме себя,- изумительная способность!
- Вот еще, слушать кого-то на званых вечерах! По-моему, и пытаться не стоит. Это было бы так утомительно! А ты заметила?
- Заметила - что?
- Перемену во мне. В моем взгляде.
Посмотрев на ее безмятежное красивое лицо, в сорок лет совсем не тронутое морщинами, Сара с внезапным раздражением бросила:
- Да что там, Никки! Если взгляд у тебя и бывает тревожный, так только при мысли о минувшей ночи.
- Ого! - задумчиво проговорила Никки.- Не очень-то ты любезна. Знаешь, Сар, язык твой - враг твой. Мне-то, в общем, все равно, но ты его лучше попридержи - для своей же пользы, если только ты поняла, что я имею в виду.
- Да, поняла. Но ты сама знаешь, язык не всегда нас слушается: проявляет излишнюю самостоятельность.
Сара взглянула на Чивера - тот беспокойно озирался по сторонам.
- Никки,- вставил он поспешно.- Кто это, вон тот высокий, в генеральской форме? Даже фамилии его не припомню.
Но Никки только небрежно улыбнулась в ответ и снова обратилась к Саре:
- Правда, люди вроде Керка и Джерри считают тебя страшно умной, и ты должна все время тянуться, чтобы не уронить марку. Бедняга Том тоже так считал, но могу поручиться: любому мужчине просто тошно слушать с утра до вечера умные разговоры.
Сара спросила бесстрастным тоном:
- Ты хочешь сказать, что жизнь со мной была для Тома невыносимой - из-за того, что я страшно умная, как ты выражаешься?
Что-то в ее голосе заставило Никки пойти на попятный.
- Нет-нет! - сказала она, слегка отпрянув.- Не приписывай мне того, чего я не говорила, Сар.
Поспешное движение Никки, выдававшее смутный физический страх, возмутило Сару еще больше, чем ее слова. А Никки уже опять болтала, так же весело и беспечно, как вначале:
- Я в самом деле рада, что ты вернулась. Мы по тебе ужасно скучали. Всякий раз, когда я проходила мимо вашего домика и видела закрытые ставни, я представляла себе, как ты прожигаешь жизнь в Париже и в Риме. Но я тебя не осуждаю. Я и сама поступила бы точно так же. Нельзя же требовать от женщины, чтобы она пребывала в трауре до конца своих дней.
Чивер раздраженно махнул рукой:
- Прекрати, Никки! Поболтаешь с Сарой потом. Нам с ней нужно кое-что обсудить.
- Отлично. Но если вы собираетесь говорить о Томе, не забудь объяснить ей, отчего он так много пил в тот вечер.
Она повернулась, чтобы уйти, но Сара довольно резко удержала ее за плечо.
- Нет, это я должна знать,- сказала она.- Так почему же Том много пил в тот вечер, а?
В синих глазах Никки молнией мелькнуло злорадство. И Сара почувствовала: вот сейчас на нее обрушится удар и надо собрать все силы, чтобы выстоять. Она поднесла стакан к губам.
- Ах, Сар,- с упреком проговорила Никки,- ты женила его на себе, а сама стала носиться по всему свету. Он тут мыкался, как неприкаянный. И, ясное дело, нуждался в утешении. Бедный мальчик! Мне стало так жаль его, когда я увидела, что он опять напивается. А уж потом я обнаружила его в саду.
Усилием воли Сара заставила себя сдержаться, спросила только:
- Так это ты его обнаружила? Где именно?
- Ну как где - под розовыми кустами. Мы с Артуро наткнулись на него.
Сара бросила на Чивера вопросительный взгляд.
- С Артуро?
- С Артуро Оливаресом. Я тебе все расскажу,- сердито ответил Чивер.- Пошли.
Никки отвернулась, недовольно тряхнув головой.
- Не обращай внимания,- пробормотал Чивер, ведя Сару через зал.- Не будь она моей невесткой... А, да что там, я объявил Фреду напрямик: пускай либо ее приструнит, либо разводится; но у него, видимо, не хватает духу ни на то, ни на другое. Может, его как врача страшит мысль о скандале - боится потерять практику. Вот и предпочитает на все смотреть сквозь пальцы. А она отбивает поклонников даже у собственной дочери. Многие видят в ней всего-навсего пустенький одноактный фарс, но для Фреда это трагедия. Полагаю, ты, как и все остальные, поняла, почему он вообще на ней женился: ведь ему тогда было всего двадцать...
Глава II
В КАБИНЕТЕ ЧИВЕРА
Чивер отворил дверь, и, миновав увешанный картинами коридор, они вошли в большой мрачноватый кабинет - красное дерево, кожа. В комнате все имело девственный вид - чувствовалось, что заходят сюда редко.
- Садись,- сказал Чивер, и они опустились в глубокие кресла. Вслед за Сарой он обвел взглядом ряды книг в добротных переплетах, небольшие картины на стене, выдержанные в темных тонах.
- Вообще-то, бог с ним, с этим кабинетом. Плод совместных усилий Этель и ее декоратора. У меня здесь всегда такое чувство, будто мне приклеили фальшивую бороду. Зато тихо, можно поговорить без помех.
Он предложил ей сигарету, она отказалась, и тогда он закурил сам, внимательно наблюдая за нею сквозь табачный дым.
- В тебе появилось что-то такое, что внушает мне опасения. Какая-то печальная сосредоточенность. Словно бы для тебя на чем-то одном свет клином сошелся.
Она кивнула.
- Ты проницателен, Джерри. Вот уже сколько месяцев меня гвоздит одна мысль: что я в чем-то предала Тома, сама не знаю, в чем. Но на прошлой неделе я получила письмо - он написал его перед смертью - и поняла, что мне делать. С тех пор я уже ни о чем другом не могу думать.
Чивер ответил не сразу. В открытое окно доносился слитный шум голосов, негромкие переборы гитары. Мотив был знакомый - печальная, нежная песня, много лет назад она слышала ее в Аргентине: "Juventud perdida". "Погибшая молодость"... "О, скажи мне, куда подевалась она, та, которую я любил в юности?.."
- Я должен задать тебе один вопрос,- начал Чивер.- Правда ли, что перед твоим отъездом у вас с Томом были, ну, скажем, неважные отношения? - Заметив, что глаза ее расширились, он поспешно добавил: - Не пойми меня ложно. Том был от тебя без ума, это всем известно. Но у нас создалось впечатление, что ты была на него сердита.
- Сердита? Да я была просто взбешена! После того как он у вас выпил лишнего и выставил себя из-за Никки таким дураком, я с ним не разговаривала неделю. Я должна была выдержать роль оскорбленной жены. Том это понял, и когда он обещал мне, что больше не будет пить, мы с ним помирились. Мы любили друг друга, Джерри. Собирались поездить вдвоем, просто так, для собственного удовольствия, когда я вернусь из Сирии. У нас было решено, что я брошу работу, осяду в Вашингтоне и мы заведем ребят.
- Ну, у меня отлегло от сердца. А то проклятые сплетники чешут языки, а потом попробуй отличи, где правда, а где выдумки. Так вот, насчет письма от Тома. С моей стороны не будет нескромностью, если я попрошу тебя рассказать, о чем оно?
Сара задумчиво поглядела на свою сумочку.
- Его удручало, что он вынужден навлечь неприятности на одного из наших друзей... На человека, которого он любил. Но на кого именно, там не написано.
- И ты считаешь, что его смерть как-то связана с этим? Что тут, ну, в общем, дело нечисто?
- Нечисто, говоришь? - Она призадумалась.- Просто мне хочется разобраться во всем до конца.
Он сделал долгую затяжку и медленно выпустил дым.
- Когда человек постоянно пишет о всяких закулисных делах и знает подноготную множества людей, как Том, у него непременно должны быть враги. Но тебе, вероятно, известно, что информационное агентство, где он работал, присылало ко мне своего сотрудника. Он тщательно вник во все детали этой истории, а когда во всем разобрался, то сказал, что согласен с медицинским заключением: смерть в результате несчастного случая.
- Видимо, так оно и есть. А все-таки... Сам подумай, Джерри, столбняк... В наши дни в Америке от столбняка не умирают. Если, конечно, поблизости есть врач.
Рот его искривился в усмешке.
- Когда я был мальчиком, эта болезнь называлась по-всякому: тризм челюсти, заражение крови,- и от нее погибало порядочно народу, особенно ребятишек: оцарапаются и забудут об этом, а инфекция делает свое дело. Тогда сыворотка еще не была общедоступной.
Она молчала, и его пухлое загорелое лицо горестно сморщилось.
- Наш сад заражен столбнячной бациллой, ничего не поделаешь. Кажется, она часто встречается в естественных удобрениях; наш садовник применяет их для розовых кустов. Да он и сам не так давно переболел столбняком - правда, в легкой форме. И сыворотку ему ввели своевременно.
- А Тому - слишком поздно?
- Да. Думали, правда, что вовремя. Но у него оказалась очень тяжелая форма.
- Расскажи мне, Джерри, как все это было. Со всеми подробностями, какие только вспомнишь. Очень тебя прошу.
- Постараюсь, Сар. Значит, так. В тот вечер народу собралось меньше обычного - всего-навсего человек сто. Было порядочно латиноамериканцев. Том очень много пил.
Сара беспокойно шевельнулась.
- Тебя это удивляет? - спросил Чивер.
- Даже очень. Ведь он дал мне обещание. А он слов на ветер не бросал.
- Должно быть, он сильно скучал по тебе.
- Во всяком случае, не настолько, чтобы нарушить слово. Ведь он же не был алкоголиком. Он всегда умел остановиться, стоило ему захотеть.
- И все-таки в тот вечер он, вероятно, здорово нагрузился. Я видел его у стойки, он был не в себе. Я спросил, в порядке ли он, и он ответил: в порядке, но голос у него был сиплый.
На мгновение она закусила нижнюю губу.
- Том не любил признаваться, что ему плохо или что он перебрал. Но ты действительно видел, что он выпил больше обычного?
- Вообще-то не видел. Я же за ним не следил. Но это и так было ясно.
- А что он пил?
Казалось, Чивера удивил ее вопрос.
- Полагаю, то же, что всегда,- "Бурбон" с содовой.
- А был еще кто-нибудь в баре? Я хочу сказать, одновременно с ним?
- Ну конечно, то одни заходили, то другие, масса народу. Помнится, я видел его с Керком, с Артуро Оливаресом. А после - с Никки; но тут вмешалась Этель, быстро все поломала и шепнула мне, что Том сильно пьян и чтобы я как-нибудь потактичней уговорил его выйти подышать свежим воздухом. Тогда я предложил ему прогуляться со мной по саду, посмотреть цветы. Последние в нынешнем сезоне, так я ему сказал. Меня смущало лишь одно: ночь была темная, безлунная. Впрочем, Том был не настолько пьян, чтобы не разгадать моего замысла. Сказал, чтобы я не беспокоился и что лучше он посмотрит цветы сам. Вид у него был неважнецкий, я подумал, что его вот-вот стошнит и поэтому он хочет пройтись один, так что я не стал настаивать. Когда он выходил через стеклянную дверь, мне бросилось в глаза, что он пошатывается. Я еще подумал тогда: это первый случай на моей памяти, чтобы Том нетвердо держался на ногах.
Сара взглянула в окно, на залитый вечерним солнцем сад. Он напомнил ей картину Дюфи - заросший лилиями прудик, отражающий густую синеву неба, яркие цветочные бордюры, атласно-гладкая лужайка, веселые наряды прогуливающихся гостей. Вдоль одной стороны огромного сада и высокой кирпичной стены в дальнем его конце были высажены гигантские ползучие розовые кусты. Уже распустились ранние розы - отсюда они казались ярко-красной массой с палевыми и белыми островками.
Помолчав немного, Сара сказала:
- А розовых стало меньше, чем в прошлом году, правильно?
Чивер ухмыльнулся:
- Узнаю свою Сару. Цепкий взгляд опытной журналистки - от него ничего не укроется. Правильно, Этель вдруг воспылала страстью к белым розам и посадила их вместо розовых. Говорит, розовый цвет - это жалкий компромисс.
- Джерри, можешь ты вспомнить точно, в котором часу Том вышел в сад?
- Точно не скажу,- задумчиво проговорил он.- Помню только, что было поздно. Народ уже расходился, а оставшимся сервировали ужин. Я разрывался: надо было и гостей провожать и обеспечить Пилангу, нашему новому шеф-повару, все, что ему потребуется. За ужином подавались только индонезийские блюда. Успех был колоссальный. Часов этак в десять Керк спросил меня, где Том, и тут я сообразил, что за ужином его не было. Я ответил, что видел только, как он выходил в сад. Тогда Керк пошел его искать. Сказал, что им надо кое о чем потолковать. Прошло несколько минут, он возвращается и говорит, что Тома там нет. Вот мы и решили, что он ушел, не попрощавшись.
Сара наморщила лоб.
- Как же могло получиться, что Керк его не нашел, а Никки нашла?
- Тьма была кромешная, а сад у нас большой. Керк вполне мог не разглядеть в темноте черного костюма. А Никки и Артуро...- И он закончил фразу улыбкой.
- Ты хочешь сказать, что они споткнулись о Тома? Что он напился до потери сознания?
- Вот именно. Должно быть, там его и разобрало.
Она прикрыла глаза, пытаясь представить себе эту сцену: обнимающаяся в темном саду парочка вдруг натыкается на чью-то ногу; нехотя оторвавшись друг от друга, они обнаруживают распростертого под розовым кустом человека.
- А кто такой Артуро? - спросила она.
- Ах да! Ты же с ним не знакома. Артуро Оливарес. Он приехал в Вашингтон вскоре после твоего отъезда. Представитель нового патагвайского правительства - это которое так недолго продержалось у власти. Сам он парень славный, хотя его политические взгляды мне не по душе. Радикал. Но красив, ничего не скажешь. У Барби был с ним роман.- Он хмыкнул.- Она вдруг заповадилась к нам: стала приезжать из колледжа с субботы на воскресенье, чтобы с ним встречаться. Думала, мы ни о чем не догадываемся. Мы с Этель поговорили с Фредом и решили не вмешиваться. По правде сказать, он нам нравился.
- А с Томом он был знаком?
- Да, отношения у них были как будто самые дружеские. Я видел их вместе, они завтракали в Метрополитэн-клубе - всего за несколько дней до...
Он осекся.
- А что было после того, как он и Никки обнаружили Тома?
- Никки вбежала в дом и шепнула мне, что с Томом неладно. Я вышел в сад, помог Артуро привести Тома в чувство. Когда он пришел в себя, мы его усадили, но ему было очень скверно, он едва мог говорить. Нам не хотелось, чтобы его кто-нибудь увидел в таком состоянии,- сама понимаешь, сколько было бы пересудов. Достаточно того, что об этом знала Никки, болтушка такая. Я ее, правда, предупредил, чтобы молчала. Нам с Артуро еле удалось поставить Тома на ноги, пришлось тащить его чуть ли не волоком. Мужчина в восемьдесят кило весом - это изрядный груз, доложу я тебе, если ноги его не слушаются. Но все-таки мы внесли его во флигель для прислуги, положили там на кушетку. Вид у него был совсем больной, а Фред как раз находился у нас, и я послал Артуро за ним. Фред явился довольно скоро. Мне показалось, что он и сам перепил, но он взглянул на Тома, пощупал у него пульс, потянул носом и сказал мне, что Том просто пьян и лучше всего дать ему проспаться. Он обратил внимание, что у Тома исцарапан лоб, принес из ванной какой-то дезинфицирующий раствор и промыл царапины.
- Том разговаривал с вами?
- Да, немножко. Пробормотал что-то - в том смысле, что ему так неловко, и он сам не понимает, как это вышло, и пусть его оставят одного, все будет в порядке. Говорил он чуть слышно, глаза у него закрывались сами собой. Никто не заметил - ни мы, ни он сам,- что у него глубокая царапина на руке, повыше запястья. Понимаешь ли, на этих самых кустах здоровенные шипы. Вот в эту царапину, безусловно, и попала инфекция.
Напряжение, с которым она обдумывала каждое его слово, было явственно ощутимо - казалось, оно доступно слуху, как звук.
- И никто не обратил внимания, что у него на руке царапина?