Он хотел было взять ее под руку, но потом передумал. Он пойдет рядом, и в любой момент сможет подхватить женщину, если ей вдруг снова станет хуже. Но однако с каждым шагом походка ее становилась тверже и увереннее.
Зачем он все это делает? Женщина ему не особенно нравилась, но он, в известном смысле, взвалил ее себе на шею. Пошел с ней выпить и, к тому же, обязался устроить ее на ночлег. У матери могло не оказаться свободной комнаты, она может не захотеть брать постояльца - это было возможно, а уж если мать закапризничает, то она закапризничает - и тогда он не сможет просто так избавиться от этого комка нервов. Придется что-то организовывать.
"Думаю, - признался он себе с беспощадной честностью, - что ты делаешь это единственно потому, что тебе просто хочется еще выпить".
За время его отсутствия народу в "Петухе и быке" заметно прибавилось. Большая часть столпилась у стойки, другая группа расселась возле камина. Музыканты уже собрались и распаковывали свои инструменты. Один уже настраивал виолончель.
Женщина застыла в дверях. По ее глазам было видно, что она готова повернуться и бежать прочь.
- Здесь так много людей…
- Это немного. В большом зале их вообще незаметно, - он от души надеялся, что она не убежит, так как, учуяв спиртное, он уже не мог отказаться от выпивки. - Сядьте недалеко от двери. Тогда у вас будет ощущение, что вы в любой момент можете уйти.
Он уговаривал и увещевал ее, проявляя поистине ангельское терпение. Наконец, он убедил ее занять самое ближнее к двери место. Она села, и по ней было видно, что она готова в любой момент вскочить и бежать из бара. Казалось, она страшно боится какой-то обступившей ее со всех сторон опасности. Алан подошел к стойке и спросил, можно ли ему позвонить. При этом он заказал и выпил первую рюмку. Незнакомка сильно действовала ему на нервы, и алкоголь помогал справиться с раздражением. Кроме того, спиртного должно было хватить на то, чтобы спокойно вынести упреки матери, которые, как он наверняка знал, ему непременно придется выслушать.
Естественно, она волнуется. Она же знала, когда приземлился его самолет, и терялась в догадках, где он находится до сих пор.
- Ты что, не мог хотя бы позвонить? Где ты сейчас? В кабаке?
Вокруг стоял такой шум, что отпираться было бессмысленно.
- Да, с одной знакомой, - он не знал даже ее имени, но сейчас оно едва ли могло заинтересовать мать. - Послушай, мамочка, твоя комната для гостей случайно не свободна? Не хочешь ли принять гостью?
Как он и ожидал, мать принялась капризничать.
- Вообще-то, нет. В воскресенье будет праздник, нам надо приготовиться и…
- Эта женщина не потребует никаких хлопот, - то, что незнакомка - законченная невротичка, Алан предусмотрительно предпочел скрыть. - Я привезу ее с собой. Дело в том, что ей негде остановиться. С твоей стороны было бы очень любезно, если бы ты согласилась ей помочь.
Мать тяжело вздохнула.
- Главное, что я, наконец, смогу тебя увидеть. Ты так давно не был на Гернси, но стоило тебе один раз приехать, как ты сразу застрял в каком-то баре. Меня это очень тревожит, Алан. Ты же знаешь, что для тебя очень опасно начинать пить. Ты…
Слушать дальше он был не в силах и перебил мать.
- Я скоро приеду, мамочка. Еще совсем не поздно!
Он положил трубку, взял два виски и направился к столу. Незнакомка сидела на самом краешке стула и так сильно подалась вперед, что Алану показалось, что она вот-вот упадет.
- Вот! - он поставил перед ней стакан. - Выпейте. Между прочим, меня зовут Алан Шэй.
- Франка Пальмер. Я из Берлина, - она пригубила виски, лихорадочно огляделась по сторонам, а потом впилась взглядом в Алана. - Что сказала ваша мама?
- Все в порядке, комната свободна и находится в вашем распоряжении, - он сел рядом с Франкой. Запах солода действовал на него расслабляюще. Алан понимал, что ему не следовало возвращаться в бар. Теперь ему будет трудно остановиться, и он знал, чем все это закончится: несчастный Алан Шэй будет ползать по полу, невнятно что-то бормоча.
При этом он заметил, что Франка начала понемногу успокаиваться. Перспектива получить на ночь комнату придала ей сил.
- Боже мой, - сказала она, - ну и денек мне выдался!
- Наверное, нагрузка оказалась для вас непомерной, - произнес Алан, - и ваше кровообращение выбилось из сил. Завтра вам, наверняка, будет намного лучше.
Глаза Франки снова тревожно забегали. Алан со злостью отметил, что она едва пригубила свой виски, в то время как его собственный стакан был уже пуст. Больше всего на свете ему сейчас хотелось допить и ее стакан.
- Завтра, - сказала женщина, - я должна быть в банке.
- С этим не будет никаких проблем. Из Ле-Вариуфа вы сможете уехать автобусом. Но, возможно, кто-нибудь поедет туда на машине и захватит вас с собой. Мать, наверняка, поедет завтра в Сент-Питер-Порт, да и я, может быть, тоже. Так что не тревожьтесь.
Повертев в руках стакан, она тяжело вздохнула.
"Чего, - подумал он, - она так панически боится? Она выглядит, как кролик под дулом пистолета".
- Я пробуду на Гернси до понедельника, - сказал Алан. В принципе, у него не было никакого желания рассказывать незнакомке о своей жизни, но он хотел поддержать беседу - в первую очередь, для того чтобы отвлечься от мыслей о втором стакане виски.
- Я живу в Лондоне, но родился и вырос я на острове. Семья моей матери живет здесь уже много поколений.
- Что вы делаете в Лондоне? - вежливо поинтересовалась Франка. - Я хочу сказать, кто вы по профессии?
- Я адвокат.
- У вас интересная профессия.
- Мне нравится. С тех пор, как себя помню, я мечтал стать юристом, - помолчал. - Лондон мне тоже нравится. Я бы не смог жить ни в одном другом городе. Вы бывали в Лондоне?
- Нет. В детстве я несколько раз путешествовала, но в Лондоне никогда не была.
- А теперь вы вообще не путешествуете?
Она отрицательно покачала головой.
- Последние десять лет я никуда не езжу.
- Почему?
Он заметил, что его вопрос погрузил Франку в глубокую задумчивость.
- Если мой вопрос кажется вам нескромным…
- Нет, нет, - она снова задумалась. - Я просто не знаю, как вам ответить. Это очень длинная история.
У Алана не было ни малейшего желания выслушивать ее исповедь, тем более, что он подозревал, что исповедь эта окажется невероятно скучной. Но домой ему не хотелось. Он понимал, что крепко набрался, а причитания матери были сейчас для него невыносимы. Не хотел он и спать. Стоит ему лечь, как он начнет думать о Майе, потом о себе, а закончится это, как всегда, мучительным самоанализом.
- Однако расскажите мне вашу историю, - подбодрил он Франку, - уж коль вы едва не упали без памяти под мой автомобиль.
Она изобразила на лице вымученную улыбку.
- С чего бы начать? Я… - она вдруг замолчала, а лицо ее приняло деловое, осмысленное выражение, показавшееся Алану весьма привлекательным. Во всяком случае, Франке оно шло намного больше, чем страдальческая маска, которую она до сих пор носила. - Знаете, всю эту историю можно рассказать двумя словами. Когда-то я работала учительницей. Но в этой профессии я потерпела полное фиаско. Душевно я после этого так до конца и не оправилась. Уже несколько лет я держусь только на сильнодействующих успокаивающих средствах. Без этих таблеток я практически, не могу выйти на улицу.
- О… - удивленно произнес Алан. Он ни за что бы не сказал, что эта скучная личность страдает лекарственной зависимостью. "Но, - тотчас спросил он себя, - а как, собственно говоря, должны выглядеть люди с лекарственной зависимостью? Внешне это абсолютно нормальные люди, с которыми просто что-то происходит".
- Так, значит, сегодня… - решился предположить Алан.
Франка кивнула.
- Дело было не в жаре и не в кровообращении. Я просто забыла таблетки - дома, в Германии. Я взяла с собой одну-единственную таблетку и приняла ее в самолете - это помогло мне перенести полет. Но потом действие ее закончилось - в очереди в "Террасе". Вот так, - она пожала плечами. - Остальное вы знаете.
- Да. Остальное я знаю, - он встал. - Извините, но я возьму себе еще виски.
Он с большим трудом добрался до стойки бара. Его пошатывало, но он все же надеялся, что сумеет на машине доехать до дома. "Мне нельзя больше пить…" - подумал он, с беспощадной отчетливостью понимая, что не сможет удержаться. Все тело, весь организм, требовал алкоголя. Алкоголя жаждала его душа. С каждым глотком Майя становилась для него безразличнее. Но пока это безразличие не достигло нужного градуса. Еще пара стаканов, и ему будет наплевать, что она спаривается со всеми мужчинами острова.
Покачиваясь на ослабевших ногах, держа в руках стакан, он вернулся к столу, за которым, на самом краешке стула балансировала незнакомка из Германии, вертела в руках почти полный стакан виски и расширенными от ужаса глазами смотрела на каждого нового посетителя.
"Как же она слаба!" - подумал он с неожиданной злостью, но тут же едва не расхохотался. Кто он такой, чтобы так думать? Он держался за алкоголь так же крепко, как она держится за свои таблетки. Ее страхи, мучительные мысли, фобии, возможно, имели иную природу, нежели его собственные, но в сущности это не играло никакой роли. Для него жизнь была невыносима без виски, а она была вынуждена глотать транквилизаторы только для того, чтобы просто выйти на улицу.
"Нашлись двое, сидящих в одной лодке", - подумал он, глядя на искаженное страданием лицо Франки, и мысль эта показалась ему крайне неприятной. Не может быть, чтобы и он создавал такое же жуткое впечатление. Или он уже находится в таком же состоянии и просто этого не замечает?
- Но все же, время от времени, вы путешествуете, - констатировал он, - иначе как бы вы оказались здесь?
- Я путешествую два раза в год, - ответила она. - Два раза в год я летаю сюда на два-три дня. И это все.
- И вы справляетесь с этими поездками?
Она виновато приподняла плечи.
- Справляюсь - с помощью таблеток.
- Почему ваши поездки так коротки? Такие полеты не окупаются, к тому же, за столь короткое время вы не успеваете познакомиться с островом.
Она нерешительно оглянулась и посмотрела по сторонам.
- Я приезжаю сюда по делам, по поручению мужа.
- Понимаю.
Он действительно все понял. Речь, вероятно идет о налоговой истории. Вероятно, Франка изымала с банковского счета деньги, которые ее муж, минуя германское налоговое ведомство, переводил на Гернси. Дела такого рода здесь проворачивают постоянно. Правда, его, Алана, это не касается. Даже если за этими поездками стоят противозаконные махинации, его это не волнует.
- Вам стоит как-нибудь задержаться на острове, - произнес он. - Например, в этот раз. Погода - просто чудо. Она продержится всю следующую неделю. Вы сможете побродить по острову, поплавать, прийти в себя и восстановить силы.
В ответ Франка лишь устало улыбнулась.
- Об этом не может быть и речи. Я должна как можно быстрее вернуться домой. Мне нужны таблетки и рецепт моего лечащего врача. Вы не понимаете… - она сморщила лоб, напряженно раздумывая, как объяснить Алану свое трудное положение, - без лекарства мне бывает очень плохо. Без него я не могу за себя поручиться. У меня случаются страшные панические атаки, и я не знаю, чем может закончиться любая из них.
- Но с сегодняшней атакой вы справились.
Она удивленно посмотрела на Алана.
- Что вы имеете в виду?
- Ну, смотрите: в "Террасе" у вас началась очередная паническая атака. Это было два часа назад. При этом у вас не было возможности принять таблетку. Но вы же пережили приступ.
- Ну, я…
- Нет, не возражайте. Вы его пережили. Вам было плохо, вам было страшно, но вы не умерли и остались живы.
- Но я всерьез думала, что умру. Я уже не сознавала…
Теперь он, не колеблясь, решил до нее дотронуться и положил ладонь ей на плечо, ощутив легкую дрожь, сотрясавшую ее тело.
- Вы думали, что умрете. Это я могу понять. Вы думали, что не переживете приступ. Но что было потом?
- Потом появились вы и позаботились обо мне.
Он отрицательно покачал головой.
- Я всего лишь предложил вам место в моем автомобиле. Но не это решило исход приступа. Так или иначе, но паника отступила. Так что все очень просто.
- Откуда вы можете это знать?
- Думаю, что это общий принцип. Происшедшее с вами его подтверждает. Думаю, что впервые за много лет вы допустили, чтобы паника достигла своего наивысшего пункта. Это было вынужденно, потому что в этот раз вы не смогли прервать приступ приемом таблетки. Но ничто на свете не может подняться выше своего пика. По достижении пика начинается снижение. Это похоже на морскую волну. Она поднимается все выше и выше, угрожая смести все на своем пути. Она нависает над вами. Но вот она достигает своей высшей точки, останавливается, опрокидывается и стремительно рушится вниз, чтобы затем, пенясь, улечься на поверхность и плавно выкатиться на песок.
Она подняла свой стакан к глазам.
- Я ужасно устала. Вы не думаете, что нам пора ехать?
Его собственный стакан был уже пуст. Обычно в такой ситуации Алан продолжал пить до потери сознания, и сейчас был уже на пути к этому. Но на этот раз, наверное, надо будет уступить ее просьбе и считать это подарком судьбы. Он отвезет ее домой, и это избавит его от страшного и постыдного падения - и, кроме того, от утреннего похмелья.
- Ладно, - сдался он, - едем.
Алан встал. Ему было невыносимо смотреть на золотистую жидкость в стакане Франки - на виски, который она не выпила, и который надо было бы… Нет, он не сделает этого. Даже эта нервическая дама сумела обойтись без своих лекарств; он мог расквитаться с ней только отказом от спиртного.
- Вам надо всегда думать об этом дне, - сказал он, когда они вышли из бара в темноту. Прохладный, насыщенный солью воздух подействовал на них освежающе. - Вы должны помнить, каково вам было, когда возникла паника, а вам нечего было ей противопоставить. Вы должны помнить, каково вам было, когда она нарастала, когда у вас перехватило дыхание, и вы думали, что вот-вот умрете. Вы должны помнить и то, как паника вдруг съежилась и отступила, как вы снова обрели способность дышать - спокойно и ровно, как улеглась дрожь, как прояснилось мышление, и вы осознали, что не умрете. И так будет всегда.
- Как? - недоуменно спросила Франка.
- Вы не умрете от паники. Вы всякий раз ее переживете. Это означает, что вы не должны испытывать и половину того страха, какой мучает вас сейчас.
- Но страх есть, - очень тихо ответила она. - И я уверена, что никогда не смогу от него избавиться.
- Нет, сможете, если будете думать о том, что произошло сегодня, - он открыл дверь автомобиля. - Ведь сегодня вы впервые сумели преодолеть панику, не так ли?
- Да.
- Вы должны этим гордиться. Вы должны чувствовать себя победительницей. То, что вы смогли сделать сегодня, вы сможете сделать и в следующий раз.
Она на мгновение закрыла глаза.
- Прошу вас, давайте поедем.
- Сначала мы заедем к Резе Кариму за вашими вещами, - предложил он. - Идет?
Франка не ответила. Она откинула голову на спинку сиденья и доверчиво, как ребенок, закрыла глаза.
"Этот день не мог закончиться иначе, - обреченно подумал Алан. - Мне вообще не следовало приезжать".
Он бросил взгляд на окна Майи.
В ее квартире было по-прежнему темно.
3
"Опять этот жуткий двойной день рождения, опять эта повторяющаяся каждый год пустая суета", - раздраженно подумала Беатрис.
Сама она не стала бы возражать, если бы день пятого сентября прошел тихо и незаметно, как и всякий другой. Беатрис не думала, что день рождения - это безусловный повод для веселья. Чему радоваться, если человек стал на год старше, мало того, разменял восьмой десяток? Теперь уже не приходится ждать от жизни чего-то хорошего, и Беатрис были ненавистны попытки поздравителей подсластить горькую пилюлю, утверждая, что все самое лучшее - еще впереди.
- Вот увидишь, Беатрис, жизнь еще преподнесет тебе приятный сюрприз, - сказала ей Мэй, крепко обняла и подарила роскошную косынку. Беатрис никогда в жизни не носила косынок, и Мэй прекрасно это знала, но была преисполнена решимости превратить подругу в стильную даму.
- Капля камень точит, - часто говорила Мэй, но Беатрис неизменно опровергала старую пословицу.
- Но, Мэй, у меня нет ни малейшего желания ждать каких-то приятных сюрпризов, - сказала Беатрис, и Мэй ответила, что жизнь не спрашивает человека, чего он хочет - радостей или горестей, во всяком случае, как правило не спрашивает. Мэй обожала философические беседы, и Беатрис втайне, про себя, называла эту склонность безмозглой любительской психологией.
В свой день рождения Беатрис держалась в стороне от общего веселья, предоставив Хелин быть средоточием празднества. Год шел за годом, но всякий раз Беатрис не хватало духу отказать Хелин в этом удовольствии. В день рождения Беатрис чувствовала себя отвратительно, но примирялась с совершаемым ею над собой насилием, видя счастливое лицо Хелин. Обычно она выглядела невеселой и подавленной, но в этот день она улыбалась, а в глазах появлялся несвойственный им блеск. Сегодня на Хелин было летнее платье с цветами, для которого она была, пожалуй, чересчур стара, но Хелин вообще носила одежду, предназначенную для женщин лет на тридцать моложе ее. Мало того, лицо Хелин было сильно нарумянено, на губах лежал толстый слой помады, а к волосам приколота искусственная роза. Держа в руке бокал шампанского, она оживленно болтала с гостями и чувствовала себя свободно и раскованно.
Беатрис посмотрела на Кевина, который стоял у буфета и недоверчиво пробовал заказанные блюда. Непревзойденный повар-любитель, он был очень взыскателен в своих кулинарных вкусах и редко удерживался от едких замечаний о качестве еды. К удивлению Беатрис, он, видимо, и сегодня нашел в блюдах какие-то изъяны. Буфет был организован одним из лучших поставщиков Сент-Питер-Порта, но Кевин наверняка найдет волосинку в супе, назавтра позвонит поставщикам и сделает им выговор своим неповторимым бархатным голосом.
- Привет, Беатрис, - раздался за ее спиной хрипловатый женский голос, - ты выглядишь так, словно ожидаешь конца света.
Беатрис оглянулась. К ней шла Майя, окидывая ее насмешливым взглядом. На Майе было надето какое-то немыслимо крошечное платьице, черное ничто, открывавшее на всеобщее обозрение ее безупречное, покрытое ровным загаром тело. Длинные распущенные волосы спускались до осиной талии. Ногти на руках и ногах были покрыты черным лаком, а на правом запястье позвякивали многочисленные серебряные браслеты-обручи.
- Привет, Майя, - ответила Беатрис. Как всегда, она - если не видела Майю хотя бы один день - была поражена привлекательностью этой молодой женщины. Майя излучала юность и эротику, при виде которых многие люди просто лишались дара речи. Казалось, ее тело дышало истомой вечного ожидания, а единственным вызовом были маленькие крепкие груди.
"Этой девушке, - сказала как-то Мэй, - достаточно сделать одно движение, сказать одну фразу или просто остановиться, чтобы у стоящего рядом мужчины возникло желание с ней переспать. Я задаю себе вопрос: что это? Наверное, она и сама этого не осознает".
"Все она осознает, - подумала Беатрис, - она осознает свое влияние на мужчин в любой момент и расчетливо им пользуется".