- Тихо ты! - набросились на него. - Влад дело говорит. Жизнь дороже! А ты не хочешь, так оставайся тут с нечистой силой!
Недовольство и бурление не остались, конечно, незамеченными. Приезжал сам директор, востроносый Михаил Петрович Лозенко. Беседовал и запугивал, обещал премии и угрожал дезертирам какими-то туманными "санкциями". Всерьез его воспринимали слабо.
Людям было страшно по-настоящему.
* * *
Как ей сладко спалось этим утром! Свет не пробивался сквозь плотную тройную завесу: жалюзи, тюль и золотистые тяжелые портьеры. В спальне стоял приятный сливочный сумрак. Даша Сотникова, красивая смуглая брюнетка, во сне и без косметики смотревшаяся лет на семь моложе настоящего возраста, спала на плоской подушке, подложив одну ладонь под щеку, а другую ковшиком откинув на вторую пустую подушку. Зрелище спящей молодой женщины так же достойно долгого созерцания, как бегущая вода, горящий огонь или чья-то кипучая деятельность. Только наша спящая красавица, к сожалению, спала одна, и поэтому некому было полюбоваться ею в этот ранний час.
Настойчиво защебетал дверной звонок. Хозяйка квартиры пробуждаться не собиралась, ее утренний сон был крепок. Звонок верещал уже на грани истерики - раз, другой, третий. Даша нехотя открыла светло-карие янтарные глаза. Ее лицо немножко напоминало традиционное союзмультфильмовское изображение Маугли. Сонные Дашины рефлексы не торопились включиться, и она никак не могла понять, откуда проистекает назойливый звук. Наконец, окончательно проснувшись, Даша пошла в прихожую, открыла дверь. За нею стоял высокий лысоватый человек со скучным чиновничьим лицом. Он смотрел не столько на хозяйку, сколько на ее шелковую пижаму с рыбками и босые ноги.
- Доброе утро! - четко произнес человек и сунул Даше под нос удостоверение работника милиции.
Сонно прищурившись, она рассматривала его несколько секунд, но ничего прочитать не смогла и поняла только одно: милиция пришла. "Ничего себе, добрейшее милицейское утрецо", - пронеслось у Даши в голове.
- Что случилось?
- Гражданка Сотникова?
- Да. Это я.
- Разрешите пройти?
- Пожалуйста. - Поскольку Даша не разобрала ни одного слова из служебного документа, она спросила: - Как ваше имя-отчество?
- Киселев Виктор Эдуардович, - с привычно-терпеливой интонацией ответил визитер. - Следователь районной прокуратуры.
- Идите в комнату.
Сотникова прошла по коридору, распахнула дверь гостиной, а сама скрылась в ванной. Через минуту она появилась на пороге комнаты, где с интересом озирался следователь. Даша уже набросила домашний халат поверх пижамы и надела тапочки.
- Так все-таки могу я узнать, что произошло? - спросила она более настойчиво.
- Поступило заявление от гражданина Чернобаева. Знаете такого? - резко спросил Киселев.
- Конечно, знаю. Это мой клиент. Вернее, клиент моего агентства.
Виктор Эдуардович пытливо смотрел ей в глаза, и было непонятно, то ли он уже полностью уверен, что перед ним матерая преступница, то ли сомневается в этом. Даша под этим взглядом слегка растерялась. Но все-таки заставила себя окончательно проснуться и включиться в происходящее.
- Я не понимаю, в чем меня подозревают. С ним что-то случилось? Его что, убили?
- Трупы, как известно, заявлений не делают! - иронично заметил Киселев.
- Заявление? Ну, да, он написал заявление… и что?
- Дарья Николаевна, я думаю, нам с вами лучше проехать в райотдел. Там мы побеседуем и все запишем. Чтобы официально…
- Я никуда не поеду, пока вы мне не объясните, что происходит и в чем меня обвиняют! - Даша произнесла эту фразу, гордо вскинув подбородок, стараясь, чтобы при этом голос у нее не задрожал.
Визитер пожал плечами.
- У господина Чернобаева, согласно его заявлению, во время вашего присутствия у него в квартире пропала особо ценная вещь. Он считает, что вы и ваше агентство имеете к пропаже непосредственное отношение, - бесцветно проинформировал Дашу следователь. - Поэтому для вас же лучше проехать сейчас со мной. Тем более что все ваши сотрудники уже собраны и дают показания.
Даша, никогда в жизни не имевшая никаких дел с милицией, кроме гаишников - с ними она умела управляться совершенно виртуозно, - была не просто растеряна, она была шокирована. "Дают показания? Какие еще такие показания?!" Начало ломить в висках, засосало в желудке.
- Сидите здесь, - велела она Киселеву. - Я сейчас быстро выпью кофе, оденусь, и поедем.
- Некогда пить кофе, люди ждут! - начал напирать тот. - Поехали сразу!
- Не можете ждать, езжайте сами, - ответила Даша уже из кухни. - Или заодно обыск проведите.
- Ну Дарья Николаевна, - протянул Киселев, - что вы такое говорите? Вы же умная женщина…
Даша не слушала его. Она и так понимала, что самое правильное - поехать сейчас в отделение и поддержать ребят. Ведь они, возможно, еще более расстроены, чем она. Думая так, она быстро насыпала пару ложек растворимого кофе в чашку коричневой керамики (любимую, купленную на Андреевском спуске), досыпала сахару. Включенный полминуты назад мощный электрочайник уже закипал, под ловкими пальцами сформировался будто из ничего бутерброд с маслом и горько-сладким дырчатым сыром. Привычные утренние движения успокоили Дашу, она покончила с завтраком за пять минут, не обращая внимания на покашливание и сопение мента.
Затем "подозреваемая" прошла в спальню, открыла большой шкаф светлого дерева и, достав первый попавшийся под руку костюм, отметила про себя, что выбрала именно соответственную обстоятельствам вещь. Женская суть Даши даже в этой экстремальной ситуации безошибочно управляла ее поступками. Она надела строгий, но очень элегантный темно-синий костюм. Под него полагался белоснежный шифоновый платок, надушенный любимыми духами со свежим ароматом грейпфрута и имбиря. Теперь, глядя в зеркало, Дарья Николаевна Сотникова точно знала: она способна бороться и за себя, и за свою команду.
Войдя в комнату, где томился следователь, она держала возле уха телефонную трубку и демонстративно, чтоб он слышал каждое слово, говорила:
- Семенова! Проснись! У меня неприятности. Мне начхать, что рано! Для чего мне юрист, если я не могу звонить ему в любое время дня и ночи?! Меня забирают в районное отделение милиции. Кто-то ограбил моего клиента, Чернобаева… Знаешь? Тем более! Милиция выясняет, не мы ли переквалифицировались в медвежатников! Проблема понятна? Тогда действуй! До встречи в милиции!
Даша набрала еще один номер.
- Мама! Ты только, пожалуйста, не волнуйся, слышишь? У меня небольшая проблема, какие-то неизвестные ограбили квартиру нашего заказчика, помнишь, я тебе рассказывала, депутата и олигарха Чернобаева. Вот и я говорю милиции, что я ни при чем, но они не верят и везут меня в отделение. Ты не волнуйся, я уже подключила Семенову, я тебе звоню просто для того, чтоб ты была в курсе.
Сотникова повернулась к следователю. Он наблюдал за ней со вниманием ученого и равнодушием специалиста, уверенного, что бактерии в окуляре микроскопа будут вести себя, как им и положено.
- Все. Я готова, - сказала Даша, и они вышли из квартиры.
Потом Сотникова села в милицейский "бобик" и, как преступница, поскольку с двух сторон сидели крепкие ребята, под конвоем прибыла в районное отделение милиции. С тех пор как она много лет назад заходила сюда написать заявление о краже паспорта, интерьер не изменился. В коридоре стояли те же сломанные стулья, так же не горели лампочки на потолке, и лишь свет из окна в конце коридора отражался от стен, выкрашенных "под дерево" отвратительной желто-коричневой краской. В коридоре Дарья Николаевна увидела тех своих подчиненных, кто был вчера в доме Чернобаева, их доставили сюда несколько раньше. Ее сразу же провели в комнату, где на двери висела табличка "Следователи". Тот, кто ее привез, еще раз неразборчиво ей представился, Даша не запомнила ни имени, ни отчества, только фамилию - Киселев. Начался допрос. Для того чтоб выйти из состояния шока, Дарье понадобилось примерно десять минут.
Из вопросов, задаваемых ей, Даша наконец поняла, в чем обвиняют ее саму и сотрудников агентства. Пропала драгоценность - кольцо с черной жемчужиной в бриллиантах, собственность госпожи Чернобаевой. Согласно заявлению потерпевшей, предъявленному Сотниковой, чета Чернобаевых была уверена, что кражу совершила либо директор агентства лично, либо кто-то из ее сотрудников. Даша никак не могла понять, что их обвиняют всерьез, что нормальные вчера люди, клиенты агентства, внезапно превратились во врагов и гонителей. Внезапность - вот что удивляло. И еще: неужели нельзя было позвонить ей домой, разобраться по-человечески, без органов внутренних дел?
То, что происходило в милиции, для Сотниковой и ее команды было скорее нудно и противно, чем опасно. Промурыжить их до приезда Нади Семеновой успели всего-то час. Появление юрисконсульта сильно ускорило все процессы. Она пулей металась из кабинета в коридор, расталкивая крутыми боками молчаливых людей, стоящих в очереди в какой-нибудь паспортный отдел.
Семенова в минуту вытянула всю информацию из Сотниковой, энергично вмешалась в разговор с Киселевым и сильно смутила его требованием немедленно арестовать также и Тимура Акимова: он-де тоже был в доме потерпевшего. Следователь слабо отбивался, говоря, что никто никого не арестовывал. Однако ребят - Жору, Виталия, Диму и Юлю - майор Киселев все же оставил подписывать какие-то объяснительные записки. Даша стала было требовать, чтобы их отпустили вместе, что она начальница и отвечает за все, - ее никто не слушал, а Семенова схватила за рукав и вытащила в коридор.
Они вышли из ментовки, вдыхая сладкий воздух свободы - слегка, правда, подпорченный выхлопными газами от густого потока машин, застрявших в пробке на Прорезной, затем уселись в семеновскую "вольво", чтобы подвести итоги.
- Спасибо, - сказала Даша. - Ну, я этому Чернобаеву…
- Остынь, - ответила опытная Семенова.
- Это почему?.
- Глупая ты. Ничего не понимаешь? Ты на каком свете живешь? Считай, легко отделалась. Наверное, твой олигарх не хотел жертв, а просто припугнуть, или намерен как-то использовать ситуацию. Поверь мне: могли просто закрыть. На месяцы. И никто бы не помог.
Даша помолчала, попросила отвезти ее в агентство. Юристка с обычной своей кипучей энергией вырулила на проезжую часть, отчаянно подрезая зазевавшихся водителей, сигналя в ответ на сигналы и бросая "вольво" в малейшую щель, образовавшуюся между автомобилями. Она была заядлая автомобилистка, обожала машины больше мужчин и по ночам расслаблялась, гоняя на большой скорости за городом. На удивление быстро они поднялись вверх по бульвару Шевченко, проскочили Ярославов Вал и скатились вниз, свернув налево во двор. У Даши от резких поворотов слегка закружилась голова.
Во дворе стоял черный джип, Сотникова не обратила на него внимания. Зато Надежда Григорьевна потянула Дашу, собиравшуюся выходить из машины, за рукав:
- Приехали разбираться!
- Надь, а может, это не по мою душу?
- А по чью же еще?
- Ну, мало ли. Здесь во дворе несколько фирм, старый дом с квартирами. Может, к кому-то приехали…
- Дарья, не говори ерунды. Приехали явно к тебе. Джип непростой. Если не веришь, я сейчас по своим каналам выясню, по номеру. Хочешь? - Надежда с готовностью поднесла руку к трубке телефона.
- Не надо. Если ты уверена, значит, так и есть. Нужно идти разговаривать. Ты со мной?
- Нет, Дашенька, в этой ситуации мы не пойдем вместе. Ты должна выяснить, чего от тебя хочет твой всесильный депутат. Сама, без меня. При мне с тобой никто говорить не будет. Не боись, с ментами разобрались, и с ним как-нибудь… Ведь ты же ничего не брала? - Семенова пытливо осмотрела маленькими глазками усталое лицо своей клиентки и подруги.
- Надька, ты что, белены объелась?! - буквально заорала Даша на своего юрисконсульта.
- Не ори на меня, я этого не терплю! - Надежда отвернулась, просматривая пустой двор, не слышал ли кто криков. - Я юрист и поэтому могу предполагать все. Даже если ты виновата, я буду тебя защищать. Но я должна знать правду.
- Правду? Ты, зная меня чуть ли не со дня рождения, - мы ведь с тобой росли в одном дворе, - можешь подумать, что я воровка? - Даша уже успокоилась и, глядя в лобовое стекло, говорила холодно, с каким-то отчуждением.
- В жизни все бывает. И потом… - Семенова многозначительно ухмыльнулась, ее тщательно нарисованные губы раздвинулись в улыбке, - вот теперь, когда я тебя разозлила, ты справишься с любой командой рэкетиров. Давай, топай! - И она открыла дверцу машины.
Даша вышла во двор-колодец, где росло лишь одно дерево - старая акация, весной наполнявшая весь двор и все квартиры нежным запахом. Сейчас она стояла обнаженная, спала и, может быть, видела сны… У Даши акация всегда ассоциировалась с Одессой и Французским бульваром. Даша вздохнула: "Скорее бы лето, хочется тепла и к морю…" - и прошла в свой офис, располагавшийся на первом этаже старого пятиэтажного дома. Никого в офисе не было, только на ресепшн сидела перепуганная секретарша. Она кинулась к начальнице:
- Дарья Николаевна! Что случилось? Тут вас ждут из "Финансовых систем", а Жора утром еще звонил, они все в милиции, это правда?
- Правда. Успокойся. Ерунда это все. Наши еще в милиции, они там пишут какие-то объяснения. Звонил кто-нибудь?
- Звонил Александр Петрович, у вас что, мобилка отключена? Я сто раз набирала.
- Александр Петрович как только подъедет, сразу пусть зайдет ко мне, - сказала Даша и подошла к своему кабинету.
Ее ждали двое парней, внешне похожих друг на друга, как братья-близнецы. Одинаково коротко стриженные, в одинаковых черных костюмах, с общим совершенно равнодушным выражением лица. Они прошли вслед за Дашей. Усевшись напротив, один сказал:
- Сергей Тарасович велел, когда вернетесь из отделения, чтобы связались с ним.
Даша набрала знакомый номер. Трубку взяли на третьем гудке. Вместо приветствия Чернобаев спросил:
- Как ты собираешься со мной рассчитываться?
Это "ты" совершенно сразило Сотникову. Она никогда не переходила с заказчиками определенную черту. Даже когда те становились постоянными клиентами и друзьями ее рекламного агентства. Более того, она и сотрудникам своим никогда не говорила "ты". По ее представлениям, "тыканье" было признаком слабого руководителя.
- Я задал вопрос. Сотникова, ты что, оглохла?
- С каких пор мы на "ты"? - спросила Даша, преодолевая слабость.
- С тех самых, как ты или кто-то из твоих украл у меня черный жемчуг.
- Сергей Тарасович, я вам клянусь, мы к вашей драгоценности не прикасались! - Голос Даши дрогнул, на глаза навернулись слезы, и Даша поспешно отвернулась от посетителей. Нервы, с утра вымотанные в милиции, уже не выдерживали нагрузки.
- Не пытайся меня разжалобить. Кроме тебя и твоих мальчиков-девочек, у меня в доме никого чужого не было.
- А телохранитель?
- Молчи и слушай! Повторяю, никого чужого, кроме твоих. Тимур свой человек. Я вообще не намерен разбираться, пусть менты разбираются. Значит, мои условия такие: я жду три дня. Если через три дня не принесешь мне кольцо либо триста тысяч долларов, пеняй на себя.
- Но за что? За что вы со мной так? - Она вся дрожала с ног до головы. По щекам текли слезы.
- Все. Время пошло. - Голос в трубке стих.
Она опустила телефон на стол, невесомый прямоугольник показался ей пудовой гирей. В этот момент вошел Александр Романенко. Он увидел одинаковых посетителей, посмотрел на Дашино побледневшее лицо и, быстро оценивая ситуацию, спросил:
- Что у нас плохого?
Но мальчики-близнецы не дали Сотниковой ответить. Они поднялись, подошли к Дашиному рабочему столу, и тот, что велел ей позвонить Чернобаеву, сказал:
- Вы лучше решите за это время вопрос так, как вам сказал Сергей Тарасович. Иначе будет плохо и вам, Дарья Николаевна, и вашим людям.
На фоне непривычно хамского тона олигарха подчеркнутая вежливость его коренастых сотрудников была особенно страшной. Они вышли из кабинета.
Романенко, ничего не знавший о последних событиях, хмурым взглядом проводив посетителей, удивленно посмотрел на Сотникову:
- Дашуня, во что мы вляпались?
Она чувствовала, что может сорваться и закричать. Виски опять ломило, и еще появился противный звон в ушах. Больше всего хотелось проснуться, и чтобы никакого Чернобаева, никакой кражи не было в радиусе трехсот тысяч километров. Трехсот тысяч…
- У тебя есть триста тысяч долларов? - спросила она с трудом, не глядя на Александра. Он присвистнул и опустился в кресло. - Тогда лучше выйди и не мешай. Я буду звонить своему компетентному знакомому. - Даша принципиально не употребляла слово "крыша", да его сейчас никто уже и не употребляет. Все знали, понимали и оказывали друг другу "консультационные услуги". За проценты.
Романенко вышел в офисную кухню, осторожно прикрыв за собой дверь, облокотился на подоконник и выглянул на веранду, во дворик-сад. Здесь, в обычно закрытом стеклопакетами от ветра и непогоды пространстве, в тишине всегда хорошо было покуривать и обсуждать разнообразные проблемы. Отличное место для рекламного агентства, да и вообще для работы.
Однако сейчас арт-директору было не до красот окружающего пейзажа.
* * *
Рабочие на стройке теперь на свои места выходили далеко не все: несколько человек притворялись больными. Уговоры и угрозы ничего не дали, упрямцы стояли, вернее, лежали на своем. Все понимали: они на самом деле выжидают, готовятся удирать. Остальные пока держались, хотя страх заражал и их. Пока ничего не случилось, однако напряжение от этого еще больше росло. Каждый вроде занимался своим делом: начальники покрикивали, оформляли кучу документов на материалы, нормировали рабочих. Мастера следили за сегодняшним планом работ, чтобы не было отставания, ругались с начальниками участков. Все работали и в то же время ждали. Некоторые в открытую наливали стакан водки, выпивали и продолжали работу. Начальства боялись меньше, чем нечистой силы…
А погода, между прочим, как будто пропиталась предчувствиями и немножко сошла с ума. Резко похолодало, и поднялся ветер. В воздухе носились листья, птицы, пыль. Ветер все усиливался, гулко гудел внутри конструкций. Краны скрипели. Старший смены долго смотрел вверх, вздохнул и велел крановщикам слезать вниз. Высотные работы на сегодня были прекращены.
Так прошел рабочий день. Ветер ослабел, но стало еще холоднее. Ночная смена оказалась немногочисленной, и от этого рабочим было не по себе. Они то и дело устраивали перекур, трое напились до полного остолбенения, и их отправили в вагончики спать.
Без двух минут полночь, как обычно, донесся слабый перезвон колоколов Владимирского собора. А ровно в двенадцать раздался ужасный грохот. И рабочих, и тех, кто отдыхал, мгновенно пронзил ужас, охватила паника. С душераздирающим стоном и скрипом наклонялись и падали бетонные колонны, рвалась и лопалась металлическая арматура, оглушительно бабахнул о землю многотонный куб стройки, выл и скрежетал металл изуродованных ударом башенных кранов!.. Все это было явственно слышно в чудовищном, пронзившем все пространство звуке.