Татьяна назвала селение, где их держали, и добавила, что граница должна быть где‑то неподалеку. Девушка, выглядевшая безразличной ко всему происходящему, бесцветным голосом рассказала, что тех, кто отказывается подчиняться, убивают.
Им пришлось прекратить разговор, когда они услышали голоса. Дверь открылась, и в подвал вошли двое мужчин. Одним из них был тот чеченец с плеткой, который забирал их из дома Халида.
Их насиловали. Насиловали долго и мучительно. Насиловали поочередно несколько человек…
На протяжении всего времени заточения в доме Халида Вера все больше погружалась в какое‑то беспамятство. Воспоминания о ее студенческой жизни, репетициях, киносъемке, лица Владимира, родителей, брата и сестры с каждым днем словно тускнели. Иногда Вере казалось, что ее разум играет с ней злую шутку, заставляя ее видеть какие‑то образы, которые никогда не существовали.
Иногда была ее очередь приносить еду и воду другим пленницам или выносить отходные ведра. После этого ее снова запирали в комнатушке.
Но одно событие заставило ее выйти из этого транса.
Десять месяцев издевательства, унижения и насилия сделали свое дело: Вера заболела. Ее бросало то в жар, то в холод. Голова была горячей и слабость окутывала все тело. Больных наложниц хозяин выпускал из каморок, заставляя помогать по кухне и дому. Больных ни он сам, ни его гости трогать не хотели, чтобы не заразиться. Хозяин знал, что больным будет не до побега, а если кто и рискнет, далеко не убежит, поскольку сил не хватит.
Халид открыл дверь комнатушки, где держали Веру:
- Иди посуду помой, а потом приготовь сервиз на завтра. Гости будут. Обед большой будет. А ну давай, работай. И так две недели от тебя никакого толка.
Вера послушно поднялась с лежака.
Моя посуду, она прислушивалась к звукам в доме. Сквозь шум воды и негромкое клацанье тарелок Вера уловила женские стоны, раздававшиеся откуда‑то из комнат.
Входная дверь хлопнула, и из прихожей на кухню прошелестела старая чеченка. За ней показался Халид и, что‑то шепнув старухе по‑чеченски, указал на последнюю дверь в коридоре. Вера знала, что это была комната Татьяны. Она давно ее не видела, и хозяин больше не просил вынести отходное ведро из этой комнаты или отнести туда еду.
Но когда старая чеченка, зашедшая туда, оставила дверь приоткрытой буквально на сантиметр, Вера отчетливо услышала стоны, больше похожие на крики.
У Веры похолодело сердце. Что эти изверги там с ней делают? Почему она так стонет?
Вера увидела, что Халид вышел на улицу, нервно покуривая сигарету. Крики раздавались все громче и отчетливее, и Веру затрясло, ибо эти крики передавали невыносимые мучения женщины, находившейся в комнате.
Вера не выдержала, и хоть сердце замирало от страха быть пойманной, она все‑таки тихонько подошла к двери и заглянула в щелку.
Татьяна, которую Вера с трудом узнала, лежала на кушетке с согнутыми ногами и издавала звериные стоны. Вера сначала не поняла, почему та издает такие звуки. На пытки это было не похоже. В комнате была только старушка, стоявшая в ногах Татьяны и что‑то приговаривавшая по‑чеченски.
Таня напряглась, и простыня, наполовину закрывавшая ее тело, сползла на пол. Вера, не веря своим глазам, смотрела на Танин выпуклый живот. С ужасом осознавая, что Таня рожает, Вера раскрыла рот, из которого раздалось какое‑то бульканье.
Еще несколько потуг, видимо, доставляющих Татьяне невероятные мучения, сделали свое дело, и через несколько минут старуха уже держала в руках кричащего младенца. Вера почувствовала несказанное облегчение и радость, когда увидела это маленькое существо. Оно теперь было на руках старой женщины, которая улыбалась Татьяне и говорила по‑русски: "Девочка, девочка".
Боль, казалось бы, отпустила Татьяну, и та лежала, ровно дыша и смотря на ребенка со слезами на глазах.
Вера вдруг вспомнила, что если ее застанут здесь, в дверях, то наказания не миновать. Она поспешила обратно в кухню, чувствуя облегчение на душе.
Перед глазами вдруг возник образ Владимира. И тут же исчез.
Во входную дверь вошел Халид. Он быстро проследовал через кухню в комнату, где находилась Татьяна. Дверь осталась полуоткрытой, и Вера увидела, что его силуэт склонился над крошечной девочкой, которая уже лежала на груди матери. Вера не сразу осознала, что происходит, когда в следующее мгновение увидела чеченца, державшего младенца за ноги, вниз головой. Вера, как в тумане, видела резкие движения Халида, ударявшего ребенка головой о стену. Она слышала нечеловеческий крик Татьяны, испуганный крик старухи.
Вера так до конца и не поняла, какая сила толкнула ее из кухни в коридор. Она добежала до входной двери и дернула ее. Дверь поддалась. Халид впопыхах забыл ее закрыть, и Вера выбежала в сгущающиеся сумерки.
Она побежала по одной из улочек. Что‑то подсказало ей спрятаться от света, идущего из окон мазанок, и держаться в тени заборов. Вера двигалась в сторону гор, при малейшем шуме ныряя в вырытую вдоль улицы канаву. Проехали мальчишки на мотоциклах, и Вера, спрятавшись в кусты и чувствуя на себе ожоги крапивы, неистово шептала:
- Не получите вы меня, скоты, звери. Сдохну лучше, а вам не дамся.
Вере вдруг пришло в голову воспоминание о том, как они играли в казаки‑разбойники с братом и его друзьями. Вере всегда очень хорошо удавалось прятаться в хлеву.
Она немного приподняла голову из‑за кустов и осторожно оглянулась вокруг. Затем поползла к забору, из‑за которого выглядывала крыша дома и другая, пониже, должно быть, как раз хлев.
Вера добралась до хлева, стараясь быть незаметной. Она увидела трех коров, равнодушно жующих жвачку, и метнулась вглубь стойла в поисках навоза. Когда‑то она читала, что запах навоза сбивает собак со следа.
Обвалявшись в навозе, Вера вымазала подошвы шлепок. Она торопилась, боясь, как бы хозяева дома не обнаружили ее. Вера выбросила немного соломы, смешанной с навозом, из хлева на улицу, стараясь попасть на свои следы.
Потом, забравшись в самую глубь хлева и набросив на себя ветошь, которую она нашла в углу, притаилась. От сильного запаха навоза Вера задыхалась. Слезы застилали ей глаза, из носа текло, но, не в силах пошевелиться от страха, она неподвижно сидела, съежившись под ветошью.
Через некоторое время Вера услышала отдаленный шум голосов и лай собак. Ее предположение оказалось верным: чеченцы начали охоту.
Лицо Халида, державшего новорожденную девочку за ноги, всплыло перед глазами. Веру едва не вырвало, но, глубоко дыша ртом, она сумела справиться с подступавшей тошнотой.
Совсем рядом послышался лай собак и какой‑то хрип, и Вера почувствовала, что сейчас не выдержит, вскочит и побежит. Пусть ее поймают собаки, разорвут на куски, тогда кончатся ее страдания раз и навсегда. Вдруг всплыло лицо Владимира, протягивающего ей руку на подъеме в гору, его глаза, с такой нежностью глядящие на нее, и его теплый голос, с восхищением говоривший: "Девочка моя, какая же ты у меня сильная". Только желание снова услышать его голос и посмотреть в его глаза преодолело ее страх. Вера закрыла глаза в неистовой мольбе…
Она не знала, сколько так сидела, может, несколько минут, а может, несколько часов. Время как будто остановилось, и ничего и никого больше не существовало - ни чеченцев, ни аула, ни собак, ни хлева, ни самой ее, Веры.
Когда Вера пришла в себя, было уже тихо. Слышался только треск сверчка. Осторожно приподняв ветошь, Вера выглянула из закутка и, увидев только стоявших коров, подползла к стойлу и через отверстие в стене выглянула во двор.
Девушка вздрогнула при виде огромной белой луны, висевшей так низко над землей, что казалось, если дотянуться, то можно достать рукой.
"Нет чтобы дождь и темень. В лунном свете меня хорошо видно", - лихорадочно думала она.
Она не знала, сколько было времени, но в любом случае нужно было торопиться. Хозяйки просыпались рано, чтобы подоить коров. В пять их уже будут гнать на пастбище.
Вера тихо выскользнула в ту самую лазейку, через которую проникла во двор. Первые минуты она неподвижно стояла, прильнув к забору и стараясь высмотреть какие‑либо тени. Не увидев ничего подозрительного, она перебежала улицу и, низко пригибаясь к земле, устремилась в направлении гор.
Ее бил озноб, болезнь давала о себе знать. Ноги почти не слушались, но Вера заставляла себя идти.
Вдруг раздался шум колес, показалась легковушка. Фары, освещающие пространство, на мгновение охватили полусогнутую Веру с искаженным от страха лицом.
Вера побежала.
Единственной мыслью в ее голове было: "Они меня не поймают, они меня не поймают".
Она бежала так быстро, как только позволял ее истощенный организм. Впереди показалась горная река и небольшой мостик, и Вера бросилась к нему, с ужасом слыша позади себя топот ног.
Нет, не хотела она быть пойманной и снова оказаться в рабстве. Лучше уж смерть. Вера сделала последнее неимоверное усилие, донесшее ее до мостика, и прыгнула в воду.
Глава 4
Очнувшись, Вера увидела над собой тусклый голубой свет лампочки. Она повернула голову, чтобы посмотреть, где она находится, и застонала от боли. Ощущение было такое, как будто голова была посажена на металлический стержень и уже не могла вращаться самостоятельно.
Вера сделала еще попытку и наконец смогла повернуться на несколько сантиметров. Краем глаза она увидела белый прямоугольник, должно быть, дверь.
Прямоугольник неожиданно из белого превратился в черный, на его фоне возник силуэт человека.
- Ой ты, Боже, очнулась! - услышала Вера женский голос. Повернуться полностью Вера не смогла и ждала, пока женщина приблизится к кровати.
Женщина же, вместо того чтобы подойти, исчезла в том же самом прямоугольнике, и Вера снова услышала ее голос:
- Доктор, девочка очнулась!
Врач, высокий блондин с пронзительными голубыми глазами, наклонился над ней, взял ее кисть и проверил пульс.
- Говорить можешь? - обратился он к Вере.
Вера выдавила из себя сиплое "да" и хотела в подтверждение кивнуть головой, но не смогла.
- Как зовут тебя, ты помнишь?
- Вера, - снова просипела она.
- А в Тереке как ты оказалась, Вера, ты помнишь?
- Да.
- Отметь в журнале, что пациентка пришла в сознание, - обратился врач к медсестре. - И родственников предупреди.
Вера, с трудом сохраняя дыхание, кратко отвечала на вопросы доктора. Как ей удалось справиться с течением, она объяснить не могла.
Веру нашли без сознания на берегу Терека в районе станицы Галюгаевской. Местные казаки на грузовике отвезли ее в районную больницу. Там Вера пролежала без сознания почти две недели. У нее было воспаление легких и сильнейшие ушибы спины и шеи. Врачи считали, что девушка выжила лишь чудом.
Была подключена милиция, ибо никто не знал, кем она была. Следователи быстро вышли на дело о пропавшей десять месяцев назад девятнадцатилетней Дымовой Вере, которая исчезла из поезда, следовавшего в Москву.
Из районной Веру перевезли в краевую больницу. Молодой крепкий организм делал свое дело, и Вера постепенно снова обрела способность нормально двигаться и разговаривать.
Вот только по ночам ее еще долго преследовали кошмары, и Вера просыпалась с криком и со слезами на глазах.
Отец с братом приезжали в больницу так часто, как могли. Сестра была пару раз, маленькие дети и хозяйство не позволяли ей приезжать в город чаще.
Губы отца затряслись, когда он увидел ее, такую маленькую и жалкую, лежащую на больничной койке.
- Слава Богу, живая, - только повторял он, прижимая ее горячую руку к своим губам.
Вера выздоровела. Для ее семьи и речи быть не могло, чтобы Вера ехала обратно в Москву.
Но Вера не переставала думать о Владимире.
Отец рассказал ей, что спустя месяц после ее исчезновения приезжал к ним в село молодой человек, назвавшийся Владимиром, сказал, что из училища. Расспрашивал, что они знают о случившемся. После исчезновения Веры на селе то и дело возникали истории о молоденьких девушках, пропавших без вести в Ставропольском крае. Кто‑то говорил о маньяке, бушевавшем в регионе, а кто‑то утверждал, что девушек похищают чеченцы.
Брат, четыре года назад отслуживший в армии, знал, что похищения людей приобретали в Ичкерии все больший размах. Знал он и то, что на Северном Кавказе существовали невольничьи рынки, где за сходную цену можно было приобрести раба на любой вкус. Как и всякий товар в условиях рынка, пленники делились по категориям: социальному статусу, материальному положению.
Однажды Михаил своими глазами видел сбежавшего из чеченского рабства человека. Трудно было представить, что этот худой и изможденный мужчина с ужасающими шрамами от кандалов на ногах когда‑то, по его словам, весил сто десять килограмм. Он находился в рабстве четыре года. Днем он собирал черемшу. Цепь от кандалов прикрепляли к дереву, потом, когда участок был очищен, переводили к другому. И так весь сезон. Спал под деревом на цепи, как собака. Лишь случай помог сбежать этому человеку.
Всеми этими слухами и фактами Михаил поделился с Владимиром, когда тот рассказал, что был на железнодорожной станции, с которой исчезла Вера, расспрашивая местных в надежде, что кто‑нибудь что‑то видел или помнит.
Побыв дома и истомившись от неизвестности о Владимире, Вера все‑таки уговорила отца отпустить ее в Москву. Миша поехал с ней.
Вера была очень благодарна брату за эту самоотверженность. Как‑никак семья у него, двое маленьких детей, работа, а он все оставил и поехал с ней, чтобы защитить ее, не дать ей снова попасть в беду.
С вокзала они первым делом направились в общежитие, чтобы, если им разрешат, приютиться у девчонок. Вера не была уверена, сохранилось ли за ней место.
Сидевшая на вахте баба Валя сначала потеряла дар речи, а потом, когда оправилась от первого шока и начала говорить, ее было уже не остановить.
- Как же это, девочка, как же это? Ты где ж это пропадала? Мы тут совсем извелись, ничего о тебе не зная. Девчонки всю Москву на уши подняли.
- Баба Валя, все уже хорошо. Я жива. А вот это мой брат Миша, - оборвала Вера рассетовавшуюся вахтершу.
- Михаил, - представился брат.
Баба Валя, должно быть, хотела все подробно расспросить у Веры, но присутствие брата остудило ее.
- Баб Валь, а за мной место сохранилось?
- Да как же, деточка, мы ведь от тебя чай уже год ничего не слышали. Нет, к сожалению, порядки такие. Новенькую на твое место заселили.
- Баб Валь, нам бы перекантоваться несколько дней где‑нибудь. Мне в училище надо. Не знаете, может, кто‑то сдает?
Баба Валя наморщила лоб, стараясь вытащить из закоулков своей памяти какой‑нибудь подходящий вариант, но вдруг, хлопнув себя по лбу, воскликнула:
- Вот башка дурная! Да у нас тут недавно комната освободилась, девчонки только через два дня будут заселяться. Вы там с братом можете эти дни пожить. - И, обратившись к Мишке, добавила: - Но только ни‑ни, веди себя хорошо в женском общежитии, никаких глупостей.
- Честное благородное, - произнес Михаил, положив руку на сердце с таким убеждением, что баба Валя больше ничего не сказала и как‑то странно посмотрела на них обоих.
- Ну идите, комната двести шестнадцать, вот ключ.
Оставив ненадолго брата, Вера, прыгая через две ступеньки, побежала на пятый этаж к своим бывшим соседкам по комнате.
Дверь открыла Лерка и, не поверив сразу своим глазам, сделала шаг назад.
- Верка?! О Боже, девочки, Верка!
Девчонки окружили Веру, тиская со всех сторон.
- Дуреха, где ты была? Мы же тут все чуть с ума не сошли.
И Вера, сидя на чьей‑то койке, сквозь слезы вкратце рассказала, что с ней случилось год назад, после посадки на поезд в Москву.
- Вер, ты героиня, - наконец произнесла Лерка, после того как Вера закончила свой рассказ, который она свела к минимуму.
- Неужели существуют на свете такие люди, как этот Халид?.. - произнесла другая. На что Вера только заплакала - так больно ей стало от всех этих воспоминаний.
На следующее утро она в сопровождении Михаила отправилась в училище. Она точно не знала, хочет ли продолжать учиться. Ей было тяжело уйти от воспоминаний, которые заставляли ее задыхаться от слез. Одно она с точностью знала: ей надо было увидеть Владимира. Он защитит ее, он взрослый, он скажет ей, что для нее сейчас лучше. Если скажет, что надо продолжать учиться, Вера будет. Она все сделает для того, чтобы он ей гордился.
Брат решил поговорить с ректором первый, с глазу на глаз, и Вера, сидя в приемной, нервно перелистывала журнал, не видя ни строчки, а только вспоминая все хорошее, что случилось в этих стенах. А что если он сейчас здесь, в училище, так близко от нее? Ей нужно просто‑напросто найти нужный класс…
Вера так замечталась, что не услышала брата, звавшего ее.
- Вера, ты что, заснула?
Она очнулась.
- Иди давай! - кивком брат указал на двери ректорского кабинета. Вера, в этих стенах вновь обретая крылья, взлетела со стула и вбежала в кабинет.
Сергей Миронович, увидев Веру, встал из‑за стола и, подойдя к ней, тепло, от всей души обнял.
- Ну где же ты пропадала, дуреха маленькая?
Его глаза с теплотой смотрели на девушку, и Вера почувствовала уверенность в том, что отныне все будет хорошо.
- Не говори, не говори ничего, я все знаю. Все хорошо будет, поняла? Ты теперь в Москве, тебя никогда больше никто не тронет. Наше государство об этом позаботится.
Вера шмыгнула носом.
- Ты готова продолжать курс или тебе нужно еще немного времени, чтобы все на свои места улеглось? Хотя мой тебе совет: чем раньше ты начнешь, тем лучше для тебя самой. Эти слова покажутся тебе банальными, но в них заключена простая правда. Надо постараться не думать о том, что с тобой произошло, хоть и трудно это. Нужно жить настоящим и думать о будущем. У тебя впереди фантастическое будущее, Верочка.
Сергей Миронович рассказал Вере, что ей надо будет наверстать все, что ее однокурсники освоили за ушедший год. Ей предстояла большая работа.
Из кабинета ректора Вера вышла полная решимости непременно найти Владимира. Ведь он был тем звеном, которого ей не хватало для принятия решения.
В приемной она обратилась к секретарше:
- А Владимир Георгиевич сегодня преподает?
Секретарша, оторвавшись от кроссворда в газете, ответила:
- Это Басиашвили, что ли?
- Да, - подтвердила Вера.
- Так не работает он у нас больше. Уехал он. За границу.