Глава 6
Домой я явился почти в полночь, и если бы не вымотался до предела, то клокотал бы от ярости.
Поговорив со Стеф, я поехал на Серкл и убил полчаса, болтая с Максом, в чьем ведении здесь находится почти вся коммерческая недвижимость. Ничего нового на продажу никто не выставил, и он отвечал на мой вопрос с легкой улыбкой. Я разговаривал с Максом больше года назад, подыскивая местечко, где сможет работать агентство недвижимости Билла Мора, когда придет время. До сих пор он проявлял больше сочувствия - продажей квартир Макс не занимается, поэтому никакого столкновения интересов быть не может, - однако на этот раз я услышал только: "Да-да, разумеется", произнесенное таким тоном, как будто он начал приходить к мысли, что открыть собственное дело, как это сделал он сам десять лет назад, правда поработав сперва на "Недвижимость", - это мечта, которая с каждым месяцем становится все более несбыточной. На это я ответил намеком, что теперь уже со дня на день должна совершиться Крупная Сделка, отчего сам почувствовал себя выставленным словно в витрине, уязвимым и не в своей тарелке.
Макс еще спросил, уверен ли я, что при моем имени дела пойдут в гору, предположив, что сочетание "Билл Мур" несколько напоминает о жертвах эпидемии, а это не очень-то хорошо для риелтора, да и вообще для любого, кто работает в сфере обслуживания. Как ни грустно, его слова не лишены смысла. Но я целых шесть лет представлялся всем как Билл Мур, а не просто Уильям - мне казалось, это как-то более прямодушно, интимно и звучно, - и менять что-либо уже поздно. Я взвесил проблему и задвинул ее в долгий ящик.
Я подумал, не перехватить ли где сандвич, но так и не понял, какой мне хочется, поэтому вместо этого зарулил к "Бен энд Джерри". Помещение, как обычно, выглядело так, словно только что пережило массовое нападение сторонников другого производителя мороженого. Я заметил за прилавком девушку, которой не видел здесь раньше.
- Привет, - сказала она, когда я вошел.
Девушка была худая, лет двадцати, с кудрявыми черными волосами в стиле то ли эмо, то ли готов. Под фирменным фартуком черное одеяние, в носу кольцо. В целом довольно привлекательная, хотя на месте менеджера заведения я бы набирал работников, которые выглядят так, словно питаются свежими органическими продуктами без нитратов, а не крыльями летучих мышей, сдобренными лягушачьей кровью.
- Привет, - ответил я. - Я хочу…
Я замолк. На самом деле я понятия не имел, чего хочу. Может, вообще ничего. Разговор с Максом вывел меня из себя сильнее, чем я предполагал, и я просто пытался поднять себе настроение. Я даже не был уверен, хочу ли мороженое, или только зашел сюда отдохнуть от вечерней жары.
- Я знаю, чего вы хотите, - сказала девушка.
- Правда?
- Точно знаю. Сядете снаружи? Ах да, и дайте мне шесть долларов. Это вместе со щедрыми чаевыми, которые вы непременно захотите оставить.
Слегка заинтригованный, я сделал так, как она сказала. Через пять минут она вышла из боковой двери с вазочкой, полной чего-то светло-оранжевого. Я заглянул внутрь.
- Что это за ерунда?
- Замороженный йогурт с маскарпоне, мандарином и выжатой цедрой.
Она постояла рядом, пока я не попробовал. Субстанция была освежающая и не приторно-сладкая - действительно очень вкусно.
- Отличное название, - сказал я. - Мне нравится.
- На самом деле это называется "Мультимагический Мандариново-маскарпоновый Мираж", на случай, если захотите заказать в следующий раз. Только мне от такого названия хочется тут же удавиться.
- Я запомню. Вы меня поразили.
- Такой у меня дар. Один из нескольких, если точнее.
- Мне казалось, людям полагается иметь не больше одного.
- Ничего подобного. Так только говорят.
Я протянул руку.
- Билл Мур. Работаю в "Океанских волнах" на Лонгбот, офис "Недвижимости на побережье".
Девушка пожала мне руку, энергично тряхнув разок.
- Кассандра. - Она медленно оглянулась через плечо, указывая на дворец мороженого у нее за спиной. - Работаю… здесь.
Я ел мороженое очень медленно, однако весь процесс все равно занял меньше получаса. Ближе к концу девушка-официантка снова вышла, на этот раз без белого фартука и с длинным черным пальто, переброшенным через руку.
- Желаю вам приятного вечера, мистер Мур.
- И вам тоже.
Не дойдя до угла, она остановилась и обернулась.
- Я так и не спросила. А какой дар у вас?
Я несколько расстроился, поняв, что не в силах сразу выдать остроумный ответ, пожал плечами и закатил глаза, словно говоря, что это тако-ой длинный список, даже не знаю, с чего и начать. Но выглядела моя пантомима неубедительно.
- А-а, - тем не менее протянула девица. - Вы все еще в поиске. Это просто восхитительно.
Она подмигнула и скрылась за углом.
До половины девятого я главным образом читал через телефон разные блоги и обновлял профиль пользователя на Facebook, добавляя ссылки на самые интересные из них, после чего поехал обратно на Лонгбот-Ки длинным путем - мимо "Океанских волн" и многочисленных поселений такого же типа на северную оконечность островка. В южной части Лонгбот несколько кондоминиумов построены с видом на океан, несколько - на противоположной стороне, с видом на бухту; причем последние очень даже похожи на то место, где живем мы со Стефани, за тем исключением, что у каждого дома здесь имеется отдельный выход к воде, отчего все дома стоят в три раза дороже нашего. Северная оконечность острова заметно сужается, и здесь располагаются большие частные владения. И хотя те не достигают стоимости по-настоящему роскошных поместий на Сиеста-Ки, почти все они относятся к категории "ценовая информация предоставляется по запросу к фирме". Тот дом, который мне назвали, стоит примерно в середине этой части острова, со стороны океана.
Когда мимо потянулись поместья, я сбросил скорость, чтобы рассмотреть дома. На протяжении полумили, остававшейся до владений Уорнера, все вокруг выглядело элегантно, дорого и отлично от других. Никаких кондоминиумов, ни одному зданию не грозит снос и суматошная перестройка, участки не заросли из-за какого-нибудь оскудевшего разумом сварливого старикашки, пережитка домодерновой эпохи кораллового рифа, который, как последний хиппи, обязательно заявит, что устройство шести лишних теннисных кортов нанесет непоправимый ущерб окружающей среде. Все в ажуре.
Я свернул на подъездную дорожку, извивавшуюся между зелеными лужайками и садами, оснащенными поливными системами. Примерно в сорока ярдах от шоссе обнаружились ворота, закрытые от дороги пальмовой рощицей. Тоже неплохо.
Я остановился перед воротами, опустил стекло и нажал на кнопку звонка. Ничего не произошло. Я подождал пару минут и снова позвонил. Ничего не произошло и во второй раз. Или это был затянувшийся первый?
Я выждал пять минут, еще дважды нажав на кнопку, после чего вылез из машины и подошел к воротам, подумав, что Уорнер может ждать меня не в доме, а на подъездной дорожке по другую сторону от ворот. Никого не было видно. На участке горело несколько фонарей, но сам дом стоял темный.
Я вернулся в машину и вынул из папки записи Каррен. Одного беглого взгляда хватило, чтобы убедиться - это нужный мне дом. Я взялся за телефон, но тут же понял, что у меня нет номера Уорнера. Он взял мой номер, но искусно обошел все мои попытки узнать его телефон. Я открыл список вызовов и пролистал, отыскивая входящий звонок, обозначенный сегодняшним днем примерно шестью часами вечера.
Довольно долго никто не брал трубку.
- Билл Мур, - коротко представился я. - Предположительно, я должен встретиться с Дэвидом. Прямо в эту минуту.
- Знаете, я не работаю на него двадцать четыре часа в сутки. - Голос Мелании показался мне раздраженным. Я слышал, что на заднем плане работает телевизор.
- И я тоже, - заявил я. - И еще неизвестно, работаю ли на него вообще. Дело в том, что я у его дома, но его там нет, и прошло уже пятнадцать минут от назначенного времени.
- Господи, - пробормотала она. Последовала пауза. - О боже, - повторила она покаянно. - Мне так неловко. Я только что заглянула в свой наладонник. У него обед затянулся допоздна, поэтому он просил перенести встречу с вами на десять часов в Сарасоте.
Мне очень хотелось сказать, что наша встреча с ее боссом состоится в рабочие часы в "Недвижимости" или не состоится вовсе. Однако мне показалось глупым отказываться теперь, когда я убил на это дело весь вечер, к тому же домой-то все равно возвращаться.
- Он хочет встретиться со мной в каком-то определенном месте? Или выслеживать клиента теперь входит в обязанности риелтора?
- "У Кранка", - тут же ответила Мелания. - Кажется, вы уже встречались там раньше? Послушайте, мистер Мур, мне действительно очень стыдно. Но ведь у него есть ваш номер? Не понимаю, почему он до сих пор сам не позвонил.
Потому что так уж принято у подобных ему, хотелось мне сказать. Большого дома и денег недостаточно. Это всего лишь материальное богатство, а важнее всего богатство экзистенциальное. Вы должны недвусмысленно показывать всем каждый день, что ваша жизнь отличается от жизни других, и нет нужды соблюдать приличия, а вежливость существует только для тех, кто не имеет права быть невежливым. Такие у вас правила. Вот ваш бог.
Обо всем этом узнаешь в первые же дни работы в конторе, торгующей элитной недвижимостью, и я с нетерпением ждал того времени, когда сам смогу вести себя так же.
Для начала я отключился, не попрощавшись. Если Мелания не полная дура, она успела понять, что теперь у меня появился выбор: рассказать о том, что она не удосужилась передать сообщение шефа, или промолчать. А значит, она обязана мне, и это, в свою очередь, означает, что потраченное впустую время в конечном итоге сыграет мне на руку. Если вам хватает ума понять, какую игру ведут другие, вы движетесь вперед. Это Билл Мур понимает.
Билл Мур нацелен на успех.
Вот только… Эта ослиная задница не появилась и в десять.
"У Кранка" - это довольно новый бар-ресторан в Сарасоте, на перекрестке Мейн-стрит и Лемон-авеню, лимонное название сохранилось как воспоминание о тех днях, когда городок лишь выращивал и отгружал цитрусовые: заведение относится к числу самых модных, помешанных на веяниях нового времени, и здесь приходится непрерывно напоминать себе, что ты явился не для того, чтобы безропотно сносить все странности персонала. Я приехал за десять минут до назначенного времени. Сидеть в баре, чувствуя, как музыка хлещет тебя по лицу, невозможно, поэтому я взял бутылку "Айбор Голд" и вышел на террасу перед входом.
Я выпил пиво. Прошло еще двадцать пять минут, но Уорнер так и не приехал. Я заказал еще одну бутылку. Выпил и ее. Уорнер не показывался. Пиво же делало то, что и обычно, если пить его вечером после вчерашнего, - я почувствовал себя гораздо лучше. Поэтому заказал еще бутылочку. Когда с пивом было покончено, шло уже к одиннадцати вечера, и со мной, кстати, тоже было покончено. Я подумал, не позвонить ли Мелании еще раз, но затем отбросил эту мысль. Все, что я узнаю: ее босс нисколько не терзается угрызениями совести из-за того, что снова выставил меня дураком. Во всех блогах пишут, что люди считают тебя таким, каким считаешь себя ты сам, и это верно; однако еще люди, не задумываясь, считают тебя таким, каким тебя считают другие люди. Мелании не обязательно знать, что меня во второй раз облапошили, - во всяком случае, не обязательно узнавать это от меня.
Я заплатил по счету и осторожно поехал домой.
Когда я вошел в дом, свет был приглушен, что у Стеф означает: "Я ушла спать". Я немного постоял в гостиной, соображая, пойдет ли мне на пользу купание в бассейне. Решил, что нет. Вместо того я выпустил отрыжку, которая просилась наружу еще с последнего пива, и уловил в ней отголосок мандарина.
Я отправился на кухню, чтобы налить два стакана воды и захватить в спальню - Стеф никогда не удосужится сделать это для себя, но любит, когда это делаю я, - и потопал наверх. Она еще не спала, а читала в постели.
- Привет. Все прошло успешно?
- Нет. Он вообще не явился.
- Правда?
- Правда.
- И что же ты делал столько времени?
- Ждал.
- Где?
Я залез в постель рядом с ней.
- Сначала под его воротами, потом "У Кранка", где, как сказала его помощница, он должен быть.
- Какой у тебя выдался суматошный день.
- Скажи это еще раз.
Она выключила свет и перевернулась на бок.
Глава 7
У его похитителя только один вопрос. Похищенный прекрасно понимает, что это значит. Он знает то, что хочет узнать этот человек. А еще он понимает, что стоит ему ответить на вопрос, и он, скорее всего, умрет.
Поэтому он до сих пор не ответил.
Пока не ответил.
Он очнулся несколько часов назад. Сознание прояснялось медленно, как будто сомневаясь, стоит ли вообще это делать. Но в итоге все-таки пришло в норму. Веки казались будто поломанными, слишком тяжелыми, поэтому сначала он не открывал глаза. Голова была какая-то распухшая, словно он весь вечер пил красное вино. Мужчина сознавал и деловитые тревожные сигналы, поступающие из других уголков тела, будто его ударили обо что-то твердое. Голода он не испытывал. Ему было очень тепло.
Все эти впечатления являлись к нему друг за другом, словно поднесенные на бордовых бархатных подушечках крошечными, полными почтения слугами. На самом деле ему даже показалось на миг, что сейчас он действительно увидит крохотных помощников, кланяющихся и исчезающих в темных коридорах сознания. Но те схлынули все разом, панически бежали, освобождая место для главной новости, которая вдруг неожиданно объявила о своем приходе.
Кто-то здорово ударил его по правой ноге выше колена. Либо кулаком, либо как следует дал по ноге молотком.
Это случилось не сию секунду - не было пронзительной остроты свежей боли, - однако болело все-таки сильно. Сильно, но так, что можно очень долго терпеть. И достаточно для того, чтобы человек почувствовал: настало время открывать глаза.
Первое, что он увидел, - собственное колено. Голова, понял он, покоится на груди. Перед глазами расплывшаяся картинка: серые тренировочные штаны, теперь в пятнах, и измятая сиреневая рубашка. Это вещи ему знакомы. Они принадлежат ему.
Он поднял голову, стряхивая каплю пота, повисшую на кончике носа. Голова закружилась. После мгновенного замешательства все начало вставать на свои места. Он видел голые стены какого-то восьмиугольного помещения в тридцать футов шириной. Четыре синих прямоугольника, похожие на окна, - только в них ничего не видно. Затянуты брезентом. По краям немного пробивается внешний мир, яркий и очень солнечный. Брезентовые полотнища похлопывают, значит, дует легкий ветерок, но внутрь не проникает. Еще мужчина услышал вдалеке шум моря. У стены лежал стандартный шлакобетонный блок, восемь на восемь дюймов и шестнадцать дюймов в высоту.
Он снова перевел взгляд на себя. Теперь видно, что спортивные штаны над правым коленом в красно-коричневых пятнах. Кое-где пятна насыщенного цвета, и ткань заскорузла; вероятно, он потерял много крови.
Ах да. Теперь он вспомнил.
В него стреляли.
Такое ощущение, будто его ранили вечность назад, но мужчина понял, что рана, скорее всего, болит меньше, чем должна бы. Очень может быть, что он находится под воздействием какого-то сильного болеутоляющего. Вполне вероятно, что просто приходит в себя после дозы того препарата, который вырубил его, какого-то наркотика.
Все эти мысли не внушали оптимизма, в особенности когда третья, самая вопиющая особенность его теперешнего положения наконец-то дала о себе знать. Его запястья были привязаны к подлокотникам очень тяжелого деревянного кресла толстыми обрывками парусины. Точно так же, как и лодыжки. Еще одна полоска ткани охватывала поясницу, а другая - плечи. Все завязано очень туго.
Он попытался податься вперед, не отрываясь от кресла, но сдвинул не больше чем на полдюйма. Однако этого было достаточно, чтобы заметить написанный кем-то мелом на бетонном полу вопрос прямо у него под ногами. Буквы в фут высотой, мел красный.
В вопросе всего два слова:
КТО ЕЩЕ?
Мужчина попытался закричать. Голос низкий, осипший, его громкости едва хватило на то, чтобы крик отразился от стен. После нескольких минут попыток ему удалось издать по-настоящему громкий вопль. Ничего не произошло, за исключением того, что ему стало жарко, и он начал впадать в панику.
Он перестал кричать, сделал несколько глубоких вдохов, прикинул, что ему известно. Его притащили в дом - то ли частный дом, то ли кондоминиум, - который только начал строиться. У него было такое ощущение, будто он на втором или третьем этаже, потому что когда смотрел сквозь щель между брезентом и одним оконным проемом, то видел только небо. Стройка заморожена, иначе с чего бы кто-то стал закрывать окна брезентом в не доведенном до ума доме? Здание возведено из шлакоблоков, которые успели покрыть черновым слоем штукатурки. Человек в кресле разбирался в подобных вопросах, поскольку за последние десять лет не раз участвовал в строительных проектах.
Однако это никак не помогло ему понять, где он находится, потому что ему известно по меньшей мере шесть больших кондоминиумов, строительство которых было законсервировано в ожидании, пока оживет рынок недвижимости. Он лично участвовал в двух из этих строек, но сразу понял, что данное здание не входит в число его проектов. Иначе он его узнал бы. Мужчина мог бы как-то сориентироваться, если бы прошелся по комнате, однако парусиновые путы не поддавались. Если ему вдруг захочется облегчиться - пока не хотелось, но, вероятно, сказывалось воздействие неизвестного наркотика, - ему придется делать все под себя.
Кресло очень тяжелое. Он пытался покачаться на нем из стороны в сторону. Может быть, он в итоге сумеет опрокинуть его влево или вправо? Однако у этого плана имелись два недостатка, даже если предположить, что он не разобьет себе голову, воплощая его. Прежде всего, он все равно остался бы привязанным к креслу, опрокинутому набок, что никоим образом не улучшало его положения. И второе. Как он только что понял, перед ним пол имелся - на этом самом полу был написан вопрос, состоящий из двух слов, - а вот с другой стороны пустота. По-видимому, это восьмиугольное пространство было предназначено под панорамную гостиную, куда можно будет подняться по винтовой лестнице. Только лестницы пока не подвели. Насколько мужчина сумел рассмотреть, лишь на половине восьмиугольника был настелен пол. Кресло стояло на небольшой прямоугольной площадке, которая лишь немного выдавалась за пределы самого кресла. Если оно опрокинется влево, вправо или назад, его ждет падение по меньшей мере с высоты одного этажа и удар о цементный пол.
А к этому он вовсе не стремился.
Он сидел много часов, время от времени испуская крики о помощи, которые становились все более сиплыми. Яркое небо, проглядывающее в щели между брезентом и оконным проемом, тускнело, пронзительно-голубые прямоугольники брезента, подсвеченные солнцем, начали темнеть. В конце концов удушливая жара помогла ему провалиться в тревожный сон.