Свободные места были только в конце зала. Шон устроился в углу спиной к стене, по привычке обеспечив возможность наблюдать за входом. Он вдохнул крепкий запах, наслаждаясь ароматом. Попытался разглядеть время на часах крашеной блондинки в соседней кабинке, но безуспешно. Должно быть, сейчас половина одиннадцатого. Нэн считала, что была и одиннадцатая заповедь: "Не опаздывай". Он уже собирался привстать и спросить у блондинки время, но к ней за столик подсел мужчина. Его часы были крупнее, и, глядя на перевернутый циферблат, Шон увидел, что было без пяти одиннадцать. Мужчина передал блондинке какой-то листок, мелькнули его белые манжеты с запонками и высокий жесткий воротник. Блондинка выглядела удивленной, но мужчина ей что-то начал объяснять, она кивнула, и он ушел, коротко попрощавшись. Блондинка смяла листок и рассеянно бросила его на стол, погрузившись в свои мысли. Поймав взгляд Шона, она призывно улыбнулась и, вытянув ярко накрашенные губы, отпила из чашки. До него долетел запах дешевых терпких духов.
На ее улыбку он не ответил.
Еще неделя. Еще семь дней постепенного возвращения к обычной жизни.
Еще неделя… и он снова увидит ее. Семь дней ожидания, но это ерунда по сравнению с четырьмя годами. Он опустил ложку в чашку и начал помешивать, рисуя на белой поверхности узоры. В последнюю встречу она шла по дороге в летной куртке и мешковатых джинсах, светлые волосы были перекрашены в черный цвет, коротко подстрижены и зачесаны вверх шипами, как у обычного шотландского подростка. Он бы ни за что ее не узнал, да и кто бы смог? И еще он вспомнил, как стоял у окна темно-зеленой спальни на Петри-стрит, и постель еще хранила тепло их тел, и он провожал взглядом ее полную жизни фигуру - она спешила на автобусную остановку. Он тогда почувствовал, как к глазам подступают слезы.
И сейчас он чувствовал то же самое.
Он отпил кофе. Запах был лучше вкуса.
Две недели назад его выпустили под опеку социального работника Мартина, анемичного выходца из Тайнсайда, одетого словно для покорения ледовой вершины. Мартин никогда не призывал Шона задуматься о психологических аспектах его преступления, никогда не спрашивал, почему Шон забил Молки Стила до смерти, разорвав ему печень. Мартин просто поинтересовался, где Шон хотел бы жить - в квартале "Макэванс" или "Теннентс", - и вручил ему ключи.
В тюрьме Шон научился чувствовать, когда за ним наблюдают, и сейчас он знал, что мисс Перекись с алыми губами его разглядывает и ищет возможности встретиться с ним взглядом. Он знал, в какую игру она играет. Он был привлекателен и пользовался этим.
Он оглядел кафе, не останавливая взгляда на блондинке. Она смотрела на него сквозь белесую челку, закрывавшую глаза. Черты ее лица были тяжеловаты, но макияж безупречен, глаза - по-восточному раскосые, широкий нос, губы накрашены алой помадой.
Шон усмехнулся. Скоро он окажется дома, по утрам и вечерами будет бегать вдоль моря по бесконечному пляжу, начиная от белого коттеджа в тени старого замка, пока не окажется у прекрасной светловолосой колдуньи.
Мисс Перекись улыбалась ему. Он улыбнулся в ответ, но тут же отвернулся, заметив мини-юбку и толстоватые ноги в коротких зеленых сапожках.
До совершенства ей было далеко.
Но после трех с половиной лет заточения это было не так важно. Важно, что она женщина, и у нее бьет пульс. И у нее наверняка удобная кровать, чистые простыни, пуховое одеяло и хорошая туалетная бумага.
Он снова посмотрел на нее, загадочно, как Джеймс Дин, и задержал взгляд на бедрах.
- Привет! - услышал он, и хрупкая старушка водрузила перед ним пластиковый пакет для покупок. До него донесся аромат дорогого кофе в ее чашке.
- Привет, Нэн. Ну как ты? - Он встал и коснулся губами ее холодной впалой щеки, чувствуя неловкость от нахлынувших чувств.
Это была его Нэн - как всегда, несчастная, с кривой улыбкой. Она не изменилась, только исчезли привычные ему бирюзовые очки-бабочки, маленькие, в золотой оправе, и волос, торчащих из родинки над верхней губой, явно прибавилось. Она натянула поглубже серую вязаную шапочку и, чтобы никто не подумал, что в кафе ей понравилось, начала ругать его за выбор места; при этом волоски на родинке сердито шевелились.
Мисс Перекись, все еще не потерявшая к нему интерес, наблюдала за происходящим и смотрела на него с сочувствием. Подошла официантка с чаем на подносе.
- Я заказала тебе, - пояснила Нэн.
Шон расплатился и отказался от чая, велев официантке оставить сдачу себе.
Мисс Перекись слегка повернула голову, отчего три золотые цепочки еще глубже погрузились в декольте на груди, и положила ногу на ногу, обнажая бедро. Она поднесла чашку к губам, снова ему улыбнулась и отвернулась.
Нэн высморкалась в салфетку, основательно прочистив нос. На него вновь нахлынули воспоминания детства: как его заставляли пользоваться жестким, как наждак, носовым платком и каждый раз награждали основательным подзатыльником, если он вытирал нос рукавом.
- Ты похудел, - сказала она. - Я принесла тебе суп.
- Это здорово. И какой? - И он вспомнил настоящий перловый суп, дымящийся на его мини-кухне.
- Такой, какой тебе полезен. Уж куда лучше, чем это, - кивнула она в сторону мисс Перекись. Нэн замечала все.
- Да она мне никто, - тихо возразил он. - Ну так как ты?
- А кому нужны мои жалобы? Двадцать минут ждать поезда - это, я тебе скажу…
- А что еще в пакете? - Он заглянул внутрь.
- Суп, печенье, шоколадные хлопья. Ты где остановился?
- Здесь, неподалеку, - уклончиво ответил он.
- Ну и хорошо, - отозвалась она, все поняв. - А дискоклуб "Клеопатра" рядом? - спросила она, как будто заранее заготовив вопрос.
- В Патрикхилле все рядом с ним.
- Тебе нужно туда сходить.
- Зачем?
- Обязательно! В воскресенье вечером там собираются люди постарше, вроде тебя.
Он почувствовал, как сердце забилось сильнее. Он был готов ждать, а она - нет.
- Ты выглядишь неважно. Надо чаще бывать на людях. - Сказать так человеку, только что вышедшему из тюрьмы, могла только Нэн.
- Ну так как же твои дела? - Он старался говорить тихо и ровно. Четыре долгих года он вынашивал план, и сейчас впервые в нем шевельнулись сомнение.
- Все в порядке, - кивнула Нэн. Несмотря на отсутствие образования, она была очень и очень проницательной. - Бизнес идет неплохо, достаточно гладко, - она положила ладонь на скатерть. - Картины продаются хорошо. Лестница все такая же, как ты ее оставил. Хочешь взглянуть на дом?
Он скосил глаза влево и кивнул.
- Я принесла фотографии.
- Не картину?
- Ты еще не так стар, чтобы безнаказанно дерзить. - Она протянула конверт с фотографиями.
Он достал снимки. Фото собаки, большой серебристой лайки с умными глазами в черных пятнах на белой морде.
- Гелерт, - сказал он.
- И кличка, и характер - все те же.
- Отважная и преданная собака. Рассказ про нее был моим самым любимым. Ты рассказывала нам…
- Когда вы сидели в шкафу. - На лице Нэн появилась редкая улыбка. - Сейчас это большая собака. - Она ловко всунула ему в ладонь свернутую пачку двадцатифунтовых банкнот. - А здесь ты увидишь, что мы сделали с верандой.
Белый коттедж на песчаном пляже со шрамом из водорослей после прилива, большие окна, недостроенная деревянная веранда, обесцвеченная сильными западными ветрами и скупым шотландским солнцем.
Дом совсем не изменился, как и пляж, и замок. Только лайка, лежавшая у входа, выросла.
Он долго смотрел на фотографию, не замечая, что Нэн хочет убрать ее вместе со всеми. Потом отлучился в туалет, чтобы спрятать деньги в ботинок.
- Ну, мне пора. Увидимся.
- Конечно, увидимся. - Ему вдруг захотелось, чтобы она осталась. - Передавай… привет.
- Съешь суп! - Она потрепала его по голове знакомым с четырехлетнего возраста движением, когда хотела убедиться, что у него нет вшей, и ушла, забрав с собой фотографии.
Он поднял чашку, внимательно посмотрел на молочную пленку и откинулся назад, расслабляясь. Мисс Перекись что-то говорила. А может, если закрыть глаза…
- Извините, - повторила мисс Перекись, - вы не знаете, сколько сейчас времени?
Он перевел взгляд на ее столик. Часов на руке уже не было.
Ну что ж. Он подумал о своем новом жилище, с горячей водой и хрустящими белыми простынями. Он слишком долго жил так, как пожелала Ее Величество. Пора заняться собой.
Макалпину была неприятна предстоящая миссия. "Мне жаль, что с вашей дочерью произошло несчастье".
- Готова? - спросил он.
Костелло бросила взгляд на дом. Зажиточный средний класс, Элизабет-Джейн вполне в него вписывалась.
- Готова.
Дверь открыла некрасивая женщина в годах, кипевшая от возмущения. Золотые браслеты на запястьях звякнули, когда она указала им на улицу.
- Хватит! Имейте совесть! Да сколько можно повторять? - Она начала было закрывать дверь, но остановилась, увидев полицейские удостоверении. - Боже, прошу прошения, - сказала она, переводя взгляд с одного на другую. - Здесь были репортеры, стучали в дверь, перегородили машинами улицу. Никакого уважения, как же так можно!
- Сейчас не самое лучшее время, - согласился Макалпин, улыбаясь как можно приветливее.
Женщина кивнула, улыбнувшись в ответ. Значит, матерью была не она.
- День действительно был ужасный, - подтвердила она с плохо скрываемым интересом. - Просто ужасный. Никогда не думаешь, что такое может случиться с кем-нибудь из знакомых. Я имею в виду - прямо у них дома, вы понимаете? Входите, прошу вас.
Они прошли в большой холл, отделанный терракотовой плиткой, с винтовой лестницей, ведущей наверх. Родители Элизабет-Джейн явно не бедствовали.
- Бетти и Джим там. С ними священник. - Она взглянула на часы и провела по щеке ногтем с медно-коричневым лаком, будто прикидывая, сколько прошло времени. - Он с ними не так давно. - Было видно, что ей не хотелось их прерывать.
- А вы?.. - спросила Костелло, чувствуя нетерпение Макалпина.
- Изабель Коуэн, их соседка. Я знала их дочь двадцать лет… С тех пор как она была еще совсем крошкой.
- Вам, должно быть, очень нелегко, Изабель. Вы не возражаете, если мы… - Не дожидаясь ответа, Костелло открыла дверь и отступила в сторону, пропуская вперед миссис Коуэн. Женщины обменялись улыбками. Было очевидно, что миссис Коуэн хотела возразить, но была для этого слишком хорошо воспитана.
- Бетти? - тихо позвала она приятельницу. - Приехали полицейские, детективы. Им нужно поговорить.
Макалпин и Костелло вошли в комнату, своей стерильностью не уступавшую операционной: три ослепительно белых стены и темно-синий камин. Диссонанс вносила только картина, висевшая над камином, - профессионально выполненный портрет Элизабет-Джейн. Ее фотографии разных периодов на каминной доске были расставлены по безупречной прямой - настоящее место поклонения единственному ребенку. Посередине стояли золотые массивные часы, маятник которых неспешно отсчитывал время. За ними выглядывало приглашение на свадьбу, которое сейчас выглядело просто нелепо. Макалпин был уверен, что оно такое же, что и в квартире Элизабет-Джейн: те же стилизованные розы Макинтоша. Наклонив голову, он украдкой прочел: "Мистер и миссис Винсент Фултон имеют честь…"
Костелло проскользнула мимо него в глубь комнаты. За большим обеденным столом в оранжерее сидели три человека. Мужчина в летах, бледный как полотно, разглаживал ладонью скатерть. У женщины, казалось, совсем не осталось слез. Мужчина помоложе - маленький худощавый священник лет тридцати, почувствовав, что его разглядывают, обернулся и, встретившись глазами с Костелло, кивнул. На столе были остатки от недавнего чаепития. Кто-то надкусил подрумяненный ломтик хлеба и оставил его несъеденным.
Миссис Коуэн остановилась за креслом Бетти Фултон, положила ей руки на плечи и начала что-то нашептывать. Бетти взяла в ладони руки Изабель и слегка их сжала. Они обменялись словами утешения, которые Макалпин не расслышал. Священник встал, стряхивая крошки со свитера легкими движениями женственных рук, и вышел в гостиную. Здесь Костелло могла его хорошо разглядеть. Теперь она видела стоячий воротничок, ровной линией выступавший из горловины свитера. Привлекательный, голубоглазый, с тонкими чертами лица, старше, чем ей показалось сначала, скорее ближе к сорока, чем к тридцати, хорошая кожа, чуть наметившиеся круги под глазами. Было видно, что прожитая им жизнь не была легкой. Он поднял голову, чувствуя на себе внимание, и посмотрел на нее.
- Если бы только мы не позволили ей жить отдельно… - Джим Фултон подошел к камину, качая головой.
- Если бы! Она сама хотела свободы. - Священник повернулся к отцу Элизабет-Джейн, и Костелло уловила легкий акцент горца. - Я оставлю вас сейчас. Дайте мне знать, когда вы будете готовы заняться приготовлениями, в любое время… Я свяжусь с преподобным Шандом и все ему расскажу. Я знаю, что он хотел бы все узнать как можно раньше.
- И вы расскажете Тому? - спросил Джим Фултон. - Для нас - моего поколения - так трудно…
- Никаких проблем. Я возьму это на себя. Не тревожьтесь об этом, у вас достаточно других переживаний.
На лице Костелло появилось профессиональное выражение соболезнования, и она взяла на заметку имя Том.
Священник скользнул по ней взглядом и отвернулся.
- Они нуждаются в утешении, - сказал он, обращаясь к Макалпину. Костелло заметила, как сузились глаза старшего инспектора, пытавшегося извлечь что-то из своей памяти. - Меня зовут Джордж Лиск.
- Старший инспектор Макалпин и моя коллега - сержант уголовной полиции Костелло.
Священник пожал руку сначала Макалпину, потом Костелло, но заговорил, обращаясь только к Макалпину.
- Вы пришли по делу Элизабет-Джейн. Я оставлю вас, чтобы вы могли заняться своей тяжелой работой. - Он повернулся к Фултону и еще раз пожал ему руки обеими своими. - Мне искренне жаль, Джим, здесь так много горя. Я буду дома после обеда, если что-то понадобится. У вас есть мой телефон - пожалуйста, звоните в любое время и без всякого стеснения.
Фултон отрешенно кивнул.
- Я записала его, - сказала миссис Коуэн. - Не беспокойтесь.
- До свидания. Да хранит вас Бог.
- А где, если понадобится, можем найти вас мы? - подчеркнуто вежливо поинтересовалась Костелло, остановив священника, уже направлявшегося к выходу.
Он ей улыбнулся, но в глазах таилась боль. Он начал было что-то говорить, но сдержался и вздохнул:
- В церкви на Бомон-стрит. Или в приюте "Феникс". И все-таки какая ужасная у вас работа!..
Акцент Лиска делал его фразы похожими на лирические стихи.
- Вы не знакомы с Яном Ливингстоном? Он мой сосед и хороший друг. Прошу меня извинить, но мне нужно с ним поговорить. Рассказать, что убийца Линзи Трейл нанес еще один удар, прежде чем он узнает об этом от… - Он запнулся, едва удержав не особо лестное мнение о полиции. - Прежде чем он узнает об этом от других.
- Разумеется, - ответила Костелло, все еще улыбаясь и делая шаг в сторону, чтобы пропустить его.
- Минутку, - вмешался Макалпин. - Вы знали ее, Линзи Трейл?
- Нет, я никогда с ней не встречался. Я знаком с Яном.
- Вы говорили о нем с полицией?
Священник нахмурился:
- Нет, и я думаю, мне нечего о нем рассказать.
- Возможно…
Костелло слегка кашлянула, остановив Макалпина от дальнейших расспросов. Едва заметно она кивнула в сторону потрясенных Фултонов.
Перед уходом Лиск слегка поклонился Костелло и еще раз, но уже нерешительно, пожал руку Макалпину.
Чтобы согреться, Костелло повернулась спиной к огню в камине и наблюдала, как священник спустился к дороге и сел в маленький красный "фиат". У него была такая же уверенная походка, как и у старшего инспектора. Оба были привлекательными мужчинами, и оба были умны. Она вовремя прервала свои размышления о Макалпине и успела запомнить номер машины, прежде чем та развернулась и скрылась из виду.
Макалпин повернулся к Фултонам.
- Итак, - сказал он. - Я знаю, как вам сейчас нелегко, но я должен задать несколько вопросов и мы сразу уйдем.
Фултоны кивнули в унисон. Бетти передала чашку с блюдцем миссис Коуэн. Костелло пропустила Изабель на кухню и прошла следом, закрыв за собой дверь.
- Как они с этим справляются? - спросила Костелло, завязывая разговор.
- Они еще не осознали. - Миссис Коуэн начала ополаскивать чашки и смахивать в урну крошки с тарелок. На этой кухне она явно чувствовала себя как дома. - Да, никогда не думаешь, что такое может произойти. Тем более со знакомыми.
- А вы знали Элизабет? - спросила Костелло и, взяв вымытую тарелку, стала медленно ее вытирать. - Я имею в виду - хорошо ее знали?
- Я знала ее достаточно хорошо, чтобы не называть Элизабет. Она всегда была Элизабет-Джейн. - Миссис Коуэн перешла на шепот. - Такие причуды… Они у нее всегда были, даже у маленькой. Такой тип.
- Какой тип, миссис Коуэн? - Костелло решила смягчить свой прямой вопрос. - Вы, наверное, хорошо разбираетесь в людях?
- Ну конечно - они с моей Софи почти одногодки, часто играли вместе. Разумеется, Элизабет-Джейн была чудесным ребенком, но… упрямым. Очень упрямым. - Она вытерла руки полотенцем, с особой тщательностью протирая обручальное кольцо. - Знаете, она должна была стать подружкой невесты на свадьбе. Что теперь делать?
- Со свадьбой?
- Ну да, у Паулы. Не сомневаюсь, что та ничего переносить не будет. Такая же упрямая, как и Элизабет-Джейн; сами понимаете - кузины! Похожи как две капли воды. А это огорчит Джима и Бетти, я знаю…
- А когда свадьба? Я видела приглашение на каминной полке…
- Через три недели. Они из-за этого даже поссорились… - Она опять перешла на шепот. - Но это чисто семейные дела. Вам лучше забыть об услышанном.
- Вы, должно быть, очень близки с семьей Фултон, миссис Коуэн?
Та фыркнула и начала складывать полотенце.
- Платье для Паулы шьет тот же портной, что и для Софи. Никаких проблем с подвенечным платьем, а вот с платьем Элизабет-Джейн… Господи, это же был бы такой праздник!
Костелло подумала, что предстоящее торжество уже не будет походить на праздник.
- А где мне найти Паулу? - спросила она, взявшись за ручку двери, и не ушла, пока не получила ответ.
В гимнастическом зале Брауна было шумно - шли занятия по аэробике. Молодые тела, затянутые в лайкру, ритмично двигались в такт музыке. В потных ладошках у многих были бутылочки с водой. Все это напомнило Костелло "Метрополис" Фрица Ланга. Именно таким она представляла себе ад.