* * *
Когда Ричард добрался до квартиры Домье, француз уже проснулся, но все еще был одет в купальный халат и тапочки. Последние донесения по поводу взрыва в квартире Сен-Пьера были разложены на кухонном столе, рядом с тарелкой нарезанной колбасы и стаканом молока. Сорок лет во французской разведке не изменили его привычки работать в непосредственной близости к холодильнику.
Махнув в сторону донесений, Домье признался:
– Это все для меня – большая загадка. Взрывчатка "семтекс" была заложена под кроватью. Часовой механизм был установлен на двадцать один десять – именно в это время Сен-Пьеры наверняка смотрели бы любимый телесериал Мари. Это происшествие по всем признакам напоминало бы покушение на чиновника, если бы не одна явная ошибка – Филипп находился в Англии.
Домье взглянул на Ричарда:
– Тебя не поражает столь грубый, просто невообразимый просчет?
– Обычно террористы действуют более четко, – согласился Вулф. – Возможно, с их стороны это было лишь предупреждением. Что-то вроде декларации о намерениях. Мол, "если захотим, мы до тебя доберемся!", что-то в этом роде…
– У меня все еще нет никакой информации по поводу этой "Мировой солидарности". – Домье устало провел рукой по волосам. – Расследование зашло в тупик.
– Тогда, возможно, ты сможешь ненадолго переключить внимание на мою маленькую проблему.
– Проблему? Ах да, Тэвистоки! – Домье откинулся на стуле и улыбнулся приятелю. – Племянница Хью оказалась тебе явно не по зубам, Ричард?
– Кто-то еще определенно приставил к нам "хвост" сегодня вечером, – не поддержал шутливого тона Вулф. – За нами следила вовсе не твоя сотрудница Колетт. Ты можешь выяснить, кто это был?
– Дай мне еще какие-нибудь сведения для работы, – попросил Домье. – Мужчина средних лет, невысокий и коренастый – это мне ни о чем не говорит. Его мог нанять кто угодно.
– Это был тот, кто знал о приезде Тэвистоков в Париж.
– Знаю, что Хью говорил об этом Вэйнам. А они, в свою очередь, могли разболтать остальным. Кто еще был в Четвинде?
Ричард мысленно перенесся в тот вечер, ознаменованный пышным приемом и неосмотрительной выходкой Реджи. Черт побери этого Реджи Вэйна и его пристрастие к выпивке! Именно с подачи Вэйна и началась вся эта история: слишком много бокалов шампанского развязали ему язык. И все же Ричард не мог вызвать в себе неприязнь к этому любителю спиртного: бедняга Реджи был безобидным малым, он, разумеется, не хотел причинить Берил боль. Напротив, было совершенно очевидно, что Реджи обожал ее, как дочь.
– На приеме было множество людей, которым Вэйны могли проболтаться, – сказал Ричард. – Тому же Филиппу Сен-Пьеру. Нине и Энтони. Возможно, кому-то еще.
– Значит, речь идет о большом количестве людей, – со вздохом констатировал Домье.
– Да, не самый короткий список, – согласился Вулф.
– Возможно, снова копаться в этом – не самая лучшая идея, Ричард? – тихо произнес Клод. – Однажды, если ты помнишь, нам уже помешали узнать правду.
Как Вулф мог этого не помнить? Он был потрясен, прочитав ту директиву из Вашингтона: "Прекратить расследование". Клод получил те же самые указания от своего шефа во французской разведке. Таким образом, все поиски Делфи и бреши в системе безопасности НАТО были внезапно остановлены. Никаких объяснений не последовало, никаких причин этого решения не было названо, но у Ричарда возникли свои собственные подозрения. Совершенно ясно, что в Вашингтоне были прекрасно осведомлены об этой ситуации, там знали правду и боялись последствий ее обнародования.
Месяц спустя, когда американский посол Стивен Сазерленд спрыгнул с парижского моста, Ричард подумал о том, что его подозрения подтвердились. Сазерленд был представителем государства – его разоблачение в качестве вражеского шпиона могло бы поставить в неудобное положение лично президента.
Вопрос по поводу того, кто же оказался "кротом", так и не был решен на официальном уровне. Вместо того чтобы продолжить расследование, Бернарда Тэвистока после смерти негласно объявили тем самым Делфи. Ричарду подумалось, что это был самый удобный и простой способ найти виновного. В самом деле, почему бы не перевести стрелки на Тэвистока? Мертвый не будет отвергать обвинения.
"И теперь, двадцать лет спустя, призрак Делфи вернулся, чтобы неотступно преследовать меня", – мелькнуло в голове Ричарда.
Полный решимости, Вулф поднялся со стула.
– На этот раз, Клод, – обратился он к другу, – я выслежу и поймаю его. И никакой приказ из Вашингтона не сможет меня остановить.
– Прошло слишком много времени – двадцать лет. Доказательства исчезли. Политика изменилась.
– Не изменилось лишь одно – виновный в этой трагедии. А что, если мы ошибались? Что, если "кротом" был не Сазерленд? Тогда Делфи, возможно, все еще жив. И по-прежнему занимается своим делом.
– А еще он очень, очень встревожен, – добавил Домье.
* * *
На следующее утро Берил разбудил Ричард, постучавший в дверь номера. Она удивленно сощурилась, когда американец протянул ей бумажный пакет, благоухающий свежеиспеченными круассанами.
– Завтрак, – объявил он. – Можешь съесть его в машине. Джордан уже ждет нас внизу.
– Ждет? Зачем?
– Он ждет, пока ты оденешься. Тебе стоит поторопиться. На восемь часов у нас назначена встреча.
Приведенная в замешательство, Берил отбросила назад несколько прядей спутанных волос.
– Что-то не припомню, чтобы мы назначали какие-то встречи на это утро.
– Я сделал это за всех нас. Есть шанс встретиться с одним человеком – это несказанная удача, учитывая то, что сейчас он избегает людей. Его жена не позволяет с ним общаться.
– Чья жена? – с раздражением бросила Берил.
– Главного инспектора Бруссара. Сотрудника полиции, отвечавшего за расследование убийства твоих родителей. – Ричард немного помедлил. – Ты ведь на самом деле хочешь с ним поговорить, не так ли?
"Он знает, что хочу, – подумала Берил, придерживая края своего распахивающегося шелкового халата. – Но зачем-то поставил меня в неловкое положение. Я еще проснуться толком не успела, а он уже стоит передо мной, как ясно солнышко!" Да, и с каких это пор Джордан превратился в жаворонка? Ее брат почти никогда не вставал с кровати раньше восьми.
– Ладно, тебе не обязательно ехать. – Ричард прервал размышления Берил и повернулся к двери, собираясь уходить. – Мы с Джорданом можем…
– Дай мне десять минут! – мгновенно отреагировала она и захлопнула за ним дверь.
Берил спустилась вниз через девять минут. Ричард вел машину с самоуверенностью человека, знающего парижские улицы как свои пять пальцев. Они пересекли Сену и направились на юг по переполненным проспектам. Глядя на скопление автобусов и такси, Берил подумала, что уличное движение здесь такое же безумное, как в Лондоне. "Слава богу, что за рулем сидит Ричард!" – пронеслось в ее голове.
Покончив с круассаном, Берил стряхнула крошки с тонкой папки, лежавшей на коленях. Это был полицейский отчет двадцатилетней давности, подписанный инспектором Бруссаром. Оставалось только гадать, помнит ли этот человек хоть что-нибудь о столь давнем деле. Лет прошло немало, и детали происшествия наверняка смешались с воспоминаниями о расследованиях других убийств, выпавших на время службы инспектора. И все-таки существовал шанс на то, что в его памяти задержались какие-нибудь маленькие подробности дела, не попавшие в полицейский рапорт.
– Ты когда-нибудь встречал этого Бруссара? – спросила Берил у Ричарда.
– Мы общались во время расследования. Когда меня допрашивала полиция.
– Они допрашивали тебя? Почему?
– Инспектор разговаривал со всеми знакомыми ваших родителей.
– Я ни разу не встречала твое имя в полицейском досье.
– Многие имена не попали в ту папку.
– Какие, например?
– Филиппа Сен-Пьера. Посла Сазерленда.
– Мужа Нины?
Ричард кивнул:
– Там были имена, связанные с государственной властью. Сен-Пьер работал в министерстве финансов, слыл близким другом премьер-министра. Сазерленд служил американским послом. Ни тот ни другой не проходили по делу в качестве подозреваемых, поэтому их имена были изъяты из полицейского протокола.
– Значит, этот "хороший инспектор" защищал высокопоставленных и могущественных?
– Это лишь значит, что он был осмотрительным.
– Почему в дело не попало твое имя?
– В этом расследовании я был лишь статистом, меня всего-навсего попросили прокомментировать отношения ваших родителей. Ссорились ли они когда-либо, выглядели ли когда-нибудь несчастными – только и всего. Я не был одним из главных действующих лиц расследования.
Берил задумчиво коснулась папки, лежавшей на ее коленях.
– Так скажи мне, – произнесла она, – почему ты впутался в это дело сейчас?
– Из-за тебя и Джордана. А еще потому, что Клод Домье просил меня позаботиться о вас. – Он посмотрел на Берил и тихо добавил: – И потому, что я должен сделать это в память о вашем отце. Он был… хорошим человеком.
Берил думала, что Ричард скажет что-то еще, но он лишь отвернулся и стал внимательно смотреть вперед, на дорогу.
– Вулф, – вдруг произнес Джордан, сидевший на заднем сиденье, – ты в курсе, что за нами кто-то едет?
– Что? – Берил обернулась и стала внимательно изучать автомобильный поток. – Какая машина?
– Синий "пежо". Через два автомобиля от нас.
– Я его вижу, – отозвался Ричард. – Он ведет нас всю дорогу, от самого отеля.
– Ты все это время знал, что за нами едет машина? – удивилась Берил. – И не подумал о том, чтобы сказать об этом?
– Я ожидал чего-то подобного. Посмотри-ка на шофера хорошенько, Джордан. Светлые волосы, темные очки. Определенно это женщина.
Джордан засмеялся:
– Да ведь это моя маленькая вампирша в черном! Колетт!
Ричард кивнул:
– Одна из тех, кто настроен по отношению к нам дружелюбно.
– Как ты можешь быть в этом уверен? – спросила Берил.
– Я знаю, что она агент Домье. Клод отправил ее защищать, а не угрожать.
Ричард свернул на бульвар Распай. Спустя мгновение он уже нашел место для парковки и остановился у обочины.
– Очень кстати: Колетт сможет приглядеть за машиной, пока мы будем внутри.
Берил взглянула на большое кирпичное здание по другую сторону улицы. Над арочным входом висела вывеска: "Центр реабилитации".
– Что это за место?
– Частный санаторий.
– Здесь живет инспектор Бруссар?
– Он находится здесь уже много-много лет, – объяснил Ричард, и в его взгляде, направленном в сторону здания, мелькнуло сочувствие. – С тех пор, как перенес инсульт.
* * *
Судя по фотографии, прикрепленной кнопкой к стене комнаты, бывший главный инспектор Бруссар был когда-то мужчиной впечатляющей внешности. На снимке был изображен здоровенный француз с лихо закрученными усами и львиной гривой волос, который царственно позировал на ступеньках парижского полицейского участка. Этот бравый инспектор имел лишь отдаленное сходство со сморщенным человечком, чье наполовину парализованное тело теперь с трудом опиралось о кровать.
Мадам Бруссар суетливо металась по комнате, разговаривая с визитерами с отточенной грамматикой бывшей учительницы английского языка. Она взбивала подушку мужа, расчесывала его волосы, вытирала слюни с его подбородка.
– Он помнит все, – настаивала преданная супруга. – Каждое дело, каждое имя. Но он не может говорить, не может держать ручку. И именно это просто убивает его! Поэтому-то я и не разрешаю ему принимать посетителей. Он так много хочет сказать, но не может складывать слоги в слова. Издает лишь немного звуков, довольно смазанно. И это так его огорчает! Разреши ему принимать друзей, и он потом будет стонать днями напролет.
Мадам Бруссар подошла к изголовью кровати и встала там словно ангел-хранитель.
– Вы сможете задать ему всего несколько вопросов, понимаете? И если он расстроится, вам придется тут же уйти.
– Мы понимаем, – сказал Ричард. Он подвинул стул ближе к кровати.
Берил и Джордан внимательно следили за тем, как американец открыл папку с полицейским досье и медленно положил фотографии с места преступления на кровать, чтобы Бруссар мог получше их разглядеть.
– Я знаю, что вы не можете говорить, – обратился к нему Ричард, – но я хочу, чтобы вы посмотрели на эти снимки. Кивните, если помните этот случай.
Мадам Бруссар перевела слова Вулфа мужу. Тот бросил взгляд на первое фото – ужасные изображения смертельных поз, в которых застыли Мэдлин и Бернард. Они лежали рядом, словно любовники, их переплетенные тела покоились в луже крови. Бруссар неловко коснулся фотографии, его пальцы задержались на лице Мэдлин. С губ еле слышным шепотом сорвалось неразличимое слово.
– Что он сказал? – спросил Ричард.
– La belle – "красавица", – пояснила мадам Бруссар. – Вы видите? Он действительно помнит!
Когда старик посмотрел на другие фотографии, его левая рука начала в волнении дрожать. Губы бывшего инспектора беспомощно задвигались, но его усилия были тщетными: вместо слов вырывалось лишь невнятное бормотание. Мадам Бруссар наклонилась вперед, силясь разобрать, что сказал муж. Потом в замешательстве покачала головой.
– Мы ознакомились с его отчетом, – сказала Берил. – С тем самым, который он представил двадцать лет назад. Тогда он пришел к выводу, что произошло убийство, за которым последовало самоубийство. Он на самом деле верил, что так и было?
Мадам Бруссар перевела вопрос мужу.
Бывший инспектор взглянул на Берил, его взгляд впервые с момента визита сосредоточился на ее темных волосах. На лице Бруссара появилось удивленное выражение, будто он кого-то узнал…
Жена повторила ему вопрос: как он считает, это было убийство и самоубийство? Бруссар медленно покачал головой.
– Он понимает вопрос? – спросил Джордан.
– Конечно понимает! – резко отозвалась мадам Бруссар. – Я ведь сказала вам, что он понимает все!
Между тем немощный старик постукивал по одному из снимков, словно пытаясь обратить на что-то внимание присутствующих. Его жена задала вопрос по-французски. Но бывший инспектор лишь сильнее хлопнул по фотографии.
– Он пытается нам что-то показать? – догадалась Берил.
– Это всего лишь угол фотографии, – заметил Ричард. – Там изображен только кусок пустого пола.
Все тело Бруссара, казалось, уже сотрясалось от дрожи в попытке что-то сказать. Жена снова наклонилась вперед, вся превратившись в слух и пытаясь разобрать смазанные слова. Потом снова покачала головой:
– В этом нет ни малейшего смысла.
– Что он сказал? – спросила Берил.
– Он только и твердит serviette, то есть "салфетка". То ли салфетка, то ли полотенце – не могу разобрать. – Мадам Бруссар схватила висевшее у раковины полотенце для рук и показала его мужу: – Ручное полотенце?
Но старик лишь тряхнул головой и сердито оттолкнул полотенце.
– Я не знаю, что он имеет в виду, – со вздохом признала мадам Бруссар.
– Возможно, я знаю, – отозвался Ричард, ближе пододвинулся к бывшему инспектору и спросил по-французски: – Porte documents – "то, в чем носят документы"?
Бруссар издал вздох облегчения и рухнул обратно на подушки. Немного придя в себя, он устало кивнул.
– Так вот что он пытался сказать! – заключил Ричард. – Serviette porte documents, то есть "портфель".
– Портфель? – эхом отозвалась Берил. – Так ты думаешь, что он имеет в виду тот самый портфель с секретными документами?
Ричард, нахмурившись, посмотрел на Бруссара. Старик вконец обессилел, его доселе болезненно-серое лицо стало белым, как простыня. Бросив взгляд на мужа, мадам Бруссар подскочила к нему, чтобы оградить от Ричарда.
– Больше никаких вопросов, мистер Вулф! Вы только посмотрите на него! Он измучен, он больше не в состоянии общаться с вами. Пожалуйста, вы должны уйти!
Она торопливо выпроводила визитеров из комнаты в коридор. Мимо проскользнула монахиня с подносом, заставленным лекарствами. В конце коридора женщина в инвалидном кресле пела самой себе колыбельные на французском.
– Мадам Бруссар, – обратилась к супруге бывшего инспектора Берил, – у нас возникло еще больше вопросов, но ваш муж не может на них ответить. В том самом отчете значилось имя еще одного сотрудника полиции – Этьена Жигера. Вы не подскажете, как с ним можно связаться?
– Этьен? – Мадам Бруссар в удивлении воззрилась на нее. – Вы хотите сказать, что ничего не знаете?
– Не знаем? О чем?
– Он погиб девятнадцать лет назад. Этьена сбила машина, когда он переходил улицу. – Она печально покачала головой. – Водителя, по вине которого это произошло, так и не нашли.
Берил поймала испуганный взгляд Джордана, в глазах брата мелькнула тревога, которую чувствовала и она сама.
– И самый последний вопрос, – взмолился Джордан. – Когда вашего мужа сразил удар?
– В 1974 году.
– Тоже девятнадцать лет назад?
Мадам Бруссар кивнула:
– Такая трагедия для их полицейского отдела! Сначала мужа разбил инсульт. Потом, всего три месяца спустя, они потеряли Этьена.
Вздохнув, она повернулась в сторону комнаты мужа:
– Но, думаю, такова жизнь. И мы не в силах сделать хоть что-нибудь, чтобы ее изменить…
Выйдя на улицу, трое посетителей немного постояли под солнечными лучами, пытаясь стряхнуть с себя гнетущее впечатление от этого унылого здания.
– Сыщика сбили и уехали, – сказал погруженный в свои мысли Джордан. – И водителя так и не нашли. У меня плохое предчувствие насчет всей той истории.
Берил взглянула на вывеску при входе в здание.
– "Центр реабилитации", – саркастически пробормотала она. – Едва ли это похоже на место, где можно выздороветь. Скорее на место, где предстоит умереть.
Вздрогнув, Берил повернулась к машине:
– Пожалуйста, давайте как можно быстрее уедем отсюда.
Они направились на север, к Сене. И снова синий "пежо" следовал за машиной Ричарда, но никто больше не обращал на это внимания: присутствие француженки-агента стало уже чем-то привычным, даже успокаивающим.
Неожиданно Джордан взмолился:
– Притормози, Вулф! Высади меня на бульваре Сен-Жермен. Вот тут, прямо здесь, будет просто прекрасно.
Ричард остановился у обочины:
– Почему именно здесь?
– Мы только что проехали мимо кафе…
– О, Джордан, – простонала Берил, – ты ведь еще не проголодался, не так ли?
– Я встречусь с вами в отеле, – ответил Джордан, вылезая из машины. – Если, конечно, вы, двое, не хотите ко мне присоединиться.
– Мы что, еще и наблюдать должны, как ты поглощаешь еду? Нет уж, покорно благодарю, обойдусь и без этого зрелища!
Джордан ободряюще сжал сестру за плечо и захлопнул дверцу автомобиля.
– Обратно доберусь на такси. Увидимся позже. – Махнув рукой, он повернулся и побрел по бульвару, его светлые волосы ярко блестели в лучах солнца.
– Вернемся в отель? – тихо спросил Ричард.
Берил взглянула на него и задумалась: "Между нами будто искры летают – нас явно влечет друг к другу. Какое искушение! Я смотрю в его глаза и неожиданно вспоминаю, какой защищенной чувствовала себя в его объятиях… Как легко, должно быть, довериться ему! И как опрометчиво, опасно было бы это сделать".