Спасаясь от ветра, мы зашли в кафе на набережной и заказали кофе. Когда нам принесли два бокала пива, Лигурис раздраженно взглянул на официантку, но то была моя вина: если в Финляндии закажешь кофе, то скорее всего получишь пиво "Кофф" - для финского уха это звучит одинаково. Нужно говорить "эспрессо" - тогда не будет путаницы, но в тот раз я об этом забыл.
- Вы узнали, кто убил моего сына? - резко спросил Константинос, и в голосе его прозвучала сталь. Он явно собирался поставить меня на место и, может быть, вообще разорвать наш контракт.
- Узнал, - сказал я столь же резко, потому что не собирался на этот раз давать слабину. - Убил вашего сына некий киллер, который вам не интересен. Я об этом уже говорил. А заказала убийство Тини-ит, как ни странно звучит это слово. Верховная жрица культа Червя - древней минойской религии.
Константинос сидел напротив меня, напряженный, как натянутая тетива лука. Его глаза буравили меня едва ли не с ненавистью, но он старательно сдерживался. Видимо, твердо решил так или иначе довести разговор до конца.
- Вы могли бы пояснить свои слова? - попросил он. - Они звучат… Неубедительно.
Я кивнул:
- Конечно, поясню. Только сначала прошу вас без утайки рассказать мне во всех деталях о детстве и юности вашего сына. Мне бы хотелось также услышать о вашей бывшей супруге и о ваших с ней отношениях. Поверьте мне, это имеет непосредственное отношение к делу, которое вы мне поручили.
Что ж, если Лигурис принял суровый тон, то и я тоже приму. Пусть у нас с ним сегодня будет день гнева…
Мой собеседник молчал целую минуту. Если кто-то думает, что это мало, он ошибается. В таких напряженных беседах минутная пауза длится бесконечно, как несколько томительных часов.
- Это загадочная история, - произнес он наконец со вздохом, который попытался скрыть. - Можно сказать, что эта загадка протянулась через всю мою жизнь.
В юности Константинос приехал отдыхать на Крит. Тогда этот остров еще совсем не был курортным местом, заполненным туристами, как сейчас, и выглядел патриархально. Пустынные пляжи, отсутствие инфраструктуры и бедные жители, еще не избалованные туристическим бумом, который начался лишь несколько лет спустя. Обычная греческая провинция, которая оказалась по карману начинающему лондонскому бизнесмену.
- Анастасия работала менеджером в отеле, где я остановился, - рассказал Лигурис. - Это была любовь с первого взгляда. Знаете, многие девушки в Греции удивительно красивы и грациозны, но Анастасия выделялась среди всех - от нее невозможно было оторвать глаз и с ней было очень интересно. Поразительная женщина, она пленила меня с первого же дня знакомства.
Ему было около тридцати, а ей - двадцать с небольшим. Роман развивался стремительно. Три недели, проведенные Константиносом вместе с очаровательной гречанкой, пронеслись как один день, и в конце своего отпуска он понял, что не желает расставаться.
- Знаете, я ведь по отцу грек, - заметил он. - Хотя родился в Лондоне и по-гречески знаю лишь пару слов. Но после встречи с Анастасией мне показалось, что во мне проснулся голос крови: я даже захотел стать настоящим греком рядом с ней. Смешно, конечно…
Видимо, любовь оказалась взаимной, и юная избранница после недолгих колебаний согласилась приехать в Лондон. Сказала, что сразу ехать не может, потому что нужно согласовать вопрос с семьей.
К этому Константинос отнесся с пониманием, но его уже тогда удивило, что именно со своей семьей Анастасия его знакомить не захотела. В патриархальной Греции знакомство жениха с родителями считалось совершенно обязательной процедурой…
- Я не хочу, - сказала Анастасия. - Папы у меня нет, а мама больна. Тебе незачем с ней встречаться, я сама все улажу.
Она и вправду прилетела в Лондон спустя две недели и вышла замуж за счастливого Константиноса.
Счастье продолжалось довольно долго - два года. Это мало? А сколько должно длиться счастье?
Анастасия не работала, и каждый вечер, приходя домой, молодой муж встречал ее любящий взгляд. Они много бродили по Лондону, ездили в Шотландию, а хозяйкой дома юная гречанка оказалась изумительной. Чем не полная чаша удовольствий?
Когда родился сын Димис, преисполненный счастья отец внезапно испытал испуг: не может все столь замечательно складываться в жизни человека. Так не бывает! Если все хорошо, то нужно быть настороже, потому что так долго продолжаться не может.
- Что ж, я оказался прав, - вздохнул Константинос, прервав на этом месте свой рассказ. - Послушайте, а у них нет крепких напитков? А то я не большой любитель ледяного пива в холодную погоду…
Мы заказали виски, и веселая светловолосая девушка с толстым задом поставила перед нами тяжелые стеклянные стаканы. Народу в кафе прибавилось - появилось много молодежи. Видимо, где-то поблизости закончились лекции. Все шесть столиков вокруг нас теперь были заняты юношами и девушками, многие из которых держали в руках футляры с музыкальными инструментами.
- Это студенты консерватории, - догадался я. - Она здесь как раз неподалеку, за углом.
- В Хельсинки есть консерватория? - усмехнулся Лигурис. - Здешние музыканты играют для белых медведей?
Его сарказм мне не понравился. Не нужно думать, что мир вращается лишь вокруг Лондона, Парижа и Нью-Йорка. Пожав плечами, я неприязненно заметил:
- Я вам больше скажу. Консерватория есть и в Петербурге. Да, у нас убивают людей и продажная милиция, но наша консерватория все равно одна из лучших в Европе. Это не связанные между собой вещи.
На самом деле я слукавил: я думаю, что эти вещи как раз связаны между собой. Когда страна бедновата и в ней царят разные неполадки, то это держит людей в тонусе и они гораздо активнее раскрывают свои таланты и дарования. А в сытых, зажравшихся странах царит апатия - таланты жрут гамбургеры и не желают трудиться…
Лигурис выслушал мой выпад и промолчал. Вероятно, он лишь спрашивал себя: что же я узнал такого, отчего стал вести себя с ним так уверенно?
Студенты-музыканты за соседними столиками громко разговаривали, а финская речь для неподготовленного уха звучит довольно страшно - как будто люди все время матерятся и угрожают друг другу.
- Вы думаете, здесь безопасно находиться? - покосился Константинос на меня. - Не пойти ли в другое место?
- В другом месте будет то же самое, - ответил я. - Здесь даже лучше - много народа, молодежь, мы никого не интересуем, и никто нас не услышит.
Уже спустя полгода после рождения сына, Константинос понял, что его опасения насчет непродолжительности такого счастья сбылись. В один прекрасный день Анастасия объявила, что получила с родины известие о смерти матери.
- Мне нужно вернуться на Крит, - сказала она. - Димиса я возьму с собой.
Константинос думал, что она едет похоронить мать и поплакать на могилке, но Анастасия просто сбежала от него вместе с сыном. Сбежала насовсем, бесповоротно, ничего не объяснив.
- А вы не пытались это выяснить? - спросил я. - Должна же быть причина, по которой жена сбегает от мужа…
- Конечно, я пытался, - мрачно ответил Лигурис. - Я дважды приезжал на Крит и хотел выяснить, что же произошло. Но наши встречи с Анастасией были краткими. Она поселилась в своей деревне, среди родственников, и при каждой нашей встрече присутствовали посторонние люди. Анастасия отказывалась встречаться со мной наедине.
- Но что-то она ведь говорила?
- Она твердила, что хочет жить на родине, что хочет воспитать Димиса одна, что разлюбила меня… По-моему, она просто болтала что попадя. Единственной ее целью было отделаться от меня. Не знаю, что с ней произошло, но смерть матери Анастасии изменила все.
- А вы не пытались действовать более решительно? - поинтересовался я. - Ну, я имею в виду…
- Вы имеете в виду силовые приемы? - усмехнулся Константинос. - Что ж, вы неплохой психолог, сэр. Конечно, я пытался. Более того, я нанял людей и они выкрали Димиса из этой деревушки. Его привезли ко мне в отель в Ираклионе, и мы улетели с ним в Лондон. Знаете, я думал тогда, что если сын будет со мной, то и жена вернется. Мне казалось, что Анастасией владеет какое-то наваждение, которое нужно просто сбросить, избавиться от него. Я был уверен, что если заставлю ее приехать ко мне и к сыну в Лондон, то сумею уговорить ее остаться.
- И что же? - спросил я, чувствуя, как начала непроизвольно дергаться нога, как бывает у меня всегда в наиболее ответственные нервные моменты.
- А вот что! - Константинос ткнул пальцем в свое обезображенное ожогом лицо. - Видите эти шрамы? Так закончился силовой прием, о котором вы спрашивали.
Спустя неделю после того, как Лигурис с маленьким сыном прилетели домой в Лондон, Анастасия позвонила сама.
- Я не стану заявлять в полицию и обращаться в суд, - сказала она. - Хотя, украв Димиса, ты совершил преступление. Но не будем об этом. Если ты вернешь мне ребенка, то я позволю тебе встречаться с ним два раза в год. Он будет приезжать к тебе в гости.
- А если я не соглашусь? - спросил Константинос. Суда он не слишком боялся. Великобритания не отдаст своего маленького гражданина, если его отец против.
- Если не согласишься, - ответила Анастасия, - то твое согласие не понадобится.
Она повесила трубку, а через две недели машина Константиноса взорвалась, когда он утром спустился в гараж и попытался ее завести.
- Мощность взрывчатки была недостаточна, чтобы убить меня, - пояснил Лигурис. - В полиции мне так и сказали. Они сказали: вас хотели напугать и предупредить о чем-то. Но ожоги лица и рук чуть не убили меня. Я едва не лишился глаз.
Он умолк и залпом выпил остатки виски из стакана.
- Знаете, - негромко заметил я, - судя по тому, что я узнал об этих людях, вы должны быть до конца жизни благодарны вашей бывшей жене. Это она спасла вас. Видимо, любила, несмотря ни на что.
Сказанное показалось Лигурису столь поразительным, что он молча уставился на меня. В его глазах снова мелькнуло сильное сомнение в моей психической вменяемости…
- Дело в том, что эти люди убивают не задумываясь, - пояснил я. - Им это ничего не стоит. Похоже, они вообще не считают убийство чем-то ненормальным. Ваша бывшая супруга явно защитила вас. Она не хотела, чтобы вы погибли.
Константинос пожал плечами, показывая, что отказывается меня понимать.
- Короче говоря, они добились своего, - сказал он. - Димиса я отослал на Крит. Отправил только письмо о том, что настаиваю на регулярных встречах с ним.
- Ну и как? Ваше желание было исполнено?
- Вполне, - кивнул Лигурис. - Тут придраться нельзя. Анастасия отпускала сына ко мне дважды в год, и мы проводили с ним по две недели. Это было самое счастливое время в моей жизни. Видите ли, я с тех пор больше не женился, и, кроме Димиса, у меня не было детей. Вот только…
Единственное, что смущало Лигуриса, было то, что с каждым своим приездом Димис менялся все сильнее. Определить, что с ним происходит и какова причина изменений, было невозможно.
- Он стал какой-то странный, замкнутый, - пояснил Константинос, и в его голосе прозвучали сохранившиеся до сих пор обида и недоумение. - Нет, не подумайте, он оставался хорошим, любящим сыном. И очень послушным, вежливым. Вообще он рос хорошим мальчиком, вот только эта замкнутость. И еще он задавал странные вопросы. Иногда…
- Какие вопросы?
- Да вот о минойцах, о кносской цивилизации, - вздохнул мой собеседник. - Поэтому я так удивился, когда вы сегодня заговорили о минойских топориках и жертвоприношениях. Ни о чем подобном я и не думал, однако эти вопросы Димиса меня смущали.
- Ваша супруга была верховной жрицей культа Великого Червя, - сказал я, стараясь говорить спокойно и убедительно. - Ее минойское имя было Тини-ит. Сан верховной жрицы и имя она унаследовала от своей матери. Вот отчего все так изменилось, когда мать Анастасии умерла. Анастасия просто заняла ее место в минойской иерархии. Она перестала быть вашей женой и стала верховной жрицей - неограниченной повелительницей тайного и очень жестокого сообщества. Сообщества древнего, замкнутого, владеющего несметными сокровищами и жаждущего прийти в мир снова в роли победителей.
- Минойцы, сокровища… - пробормотал Лигурис, с досадой качая головой. - Вы в своем уме, Олег? Когда мне рекомендовали вас, то сказали, что вы вменяемый джентльмен. И что я слышу теперь?
Мой собеседник не скрывал своего раздражения. Теперь он смотрел на меня осуждающе, как человек, потерявший немалые деньги. Но меня это уже не волновало. Теперь просто было важно распутать цепочку кровавых преступлений и нанести удар по тайному сообществу, по Тини-ит. Удар сильный, сокрушительный, окончательный.
Я отдавал себе отчет в том, что, наверное, за срок в три тысячи четыреста лет и до меня находились люди, которые хотели того же. У них, судя по всему, ничего не вышло, раз злодейский орден творит свои дела до сих пор. Но у меня не было иного выхода: чтобы сохранить свою жизнь и жизнь Зои, нужно было идти до конца. Либо я сломаю им хребет, либо они, так или иначе, доберутся до меня…
Поэтому я, не обращая внимания на настроение Лигуриса, продолжал гнуть свою линию и задавать вопросы.
- А почему Димис поступил в университет в Ираклионе? - поинтересовался я. - Если он был британским гражданином, то вполне мог бы учиться в Англии. Это логично, там высшее образование гораздо лучше - это всем известно.
- Конечно, я предлагал ему, - устало ответил Константинос. - Мне с самого начала этого хотелось. Учась в Англии, Димис был бы рядом со мной. Но он не захотел. Сказал, что интересуется минойской цивилизацией, а изучать ее лучше всего поблизости. Это верно, я не мог не согласиться. На самом деле я прекрасно понимал, что это снова происки Анастасии - она не хотела отпускать сына от себя.
- Это мать воспитала Димиса таким набожным? - спросил я. - Или это ваша заслуга?
В устремленном на меня взгляде, поднялась новая волна изумления.
- Как вы сказали? - оторопело переспросил Лигурис. - Набожным? Я правильно расслышал?
- А чему вы удивляетесь? - спокойно парировал я. - В Петербурге ваш сын почти каждый день молился в церкви. И подолгу молился.
Так я и предполагал: Константинос был поражен моими словами.
После некоторой паузы он с большим недоумением заметил:
- Знаете, я сам атеист… С Анастасией мы не обсуждали такие вещи, но, насколько я понимаю, она также всегда была равнодушна к религии… А насчет Димиса мне даже трудно сказать. Как сейчас стало ясно, я многого не знал о сыне, о его жизни, однако то, что вы говорите о его набожности, мне странно слышать.
Лицо Лигуриса приняло суровое выражение. На него легла тень, и я догадался, о чем пойдет разговор.
- Олег, - сказал он деловито, кладя свою руку на рукав моего пальто. - По-моему, вы на ложном пути. Ваши слова и ваши вопросы ко мне свидетельствуют о том, что вы много фантазируете и мало занимаетесь реальными вещами. Подождите меня минутку, и я сделаю вам предложение.
Он задвигался в своем кресле и с недовольным видом встал. Пошарив глазами, Константинос нашел дверь в туалет и направился туда, с трудом пробираясь между галдевшими студентами.
Я закурил и в ожидании собеседника принялся обдумывать, как строить беседу дальше. Она не обещала быть легкой. Ясно, что господин Лигурис мной крайне недоволен: ему нужно реальное имя заказчика преступления, чтобы можно было сообщить его полиции и совершить возмездие. А что Константинос получил от меня вместо этого? Идиотскую историю о каких-то древних минойцах. Если встать на его точку зрения, то гнев можно было разделить. Деньги пропали впустую…
Что он скажет, вернувшись из туалета, было понятно. Сейчас я получу полную отставку - вот что означают последние слова о предложении. Это просто вежливая форма разрыва контракта. Знаем мы такие предложения!
"Ты, козел, немедленно убираешься вон, а за это я не стану жаловаться и портить тебе жизнь! Чтоб духу твоего рядом со мной больше не было, урод поганый!" Примерно так выглядят подобные предложения от клиентов, если перевести их на нормальный деловой язык.
Внезапно надо мной нависла чья-то тень. Подумав, что это вернулся Константинос, я машинально поднял голову и увидел склонившуюся ко мне девушку. До этого она сидела с парнем за столиком возле окна, и я обратил на эту парочку внимание, потому что девица была толстая и вся в вязаной одежде - от шапочки до длинных шерстяных гольфов, а ее прыщавый парень был обезображен пирсингом - металлические колечки торчали у него во всех частях лица.
- Ваш друг, - сказала белобрысая толстуха, ткнув пальцем в сторону туалета, куда тремя минутами раньше величественно удалился Константинос. - Он просит вас зайти и помочь ему. Ему стало плохо.
Я вскочил с кресла, едва не уронив его на сидящих сзади студентов, и метнулся к туалету. Что могло стрястись с Лигурисом? Только что мы с ним болтали и он выглядел вполне здоровым…
И он еще не старый человек! Может, разволновался? Нужен валидол, а где его взять?
Еще хорошо, что он успел позвать меня. Бывает же…
Стоп! В шаге от двери я резко остановился, будто споткнувшись. Стоп!
Резко оглянувшись, я за долю мгновения окинул взглядом кафе. Все столики, всех пьющих кофе и пиво, болтающих, смеющихся.
Толстой девушки в вязаном и ее парня нигде не было.
Ушли? Быстро собрались и выбежали из кафе?
А почему? Если девушка зашла в туалет, увидела там господина, которому стало плохо, и позвала меня, то было бы логично для нее подождать хотя бы минутку. При женском любопытстве это так естественно!
Они убежали! Идти в туалет сейчас нельзя - это ловушка. Механизм в моем животе заныл нестерпимо - он буквально выл, предупреждая об опасности.
Обогнув меня, в туалет прошел длинноволосый парень. Он закрыл за собой дверь, и почти тотчас изнутри раздался пронзительный крик. Дверь затряслась: парень пытался открыть только что запертый им замок и от страха не мог этого сделать.
Все люди в кафе разом замолчали, только кофе-машина продолжала гудеть…
Я стоял как вкопанный, не двигаясь с места. Интуиция подсказала мне, что это самое мудрое из решений, которые я могу принять.
Спустя несколько секунд волосатый парень совладал с замком и выскочил наружу. Его глаза на побледневшем лице были как блюдца. Что он выкрикивал бессвязно по-фински, я понять не мог, да, честно говоря, мне это было и не нужно - к сожалению, я отлично представлял себе, что произошло.
Бармен выскочил из-за стойки, официантка с выпученными глазами заметалась по залу, а посетители сидели не шелохнувшись, как пришпиленные к своим креслам.
Есть такая старинная китайская поговорка: если тебе нечего делать, то ничего и не делай. Поэтому я вернулся к своему столику и уселся за него в ожидании полиции. Главное уже совершилось, как плохое, так и хорошее. Плохим было то, что Константинос Лигурис мертв - в этом я ни на мгновение не сомневался. Хорошим же оказалось то, что я вовремя остановился и не вошел в туалет. Потому что в этом случае был бы единственным и главным обвиняемым…
Теперь же мне было нечего бояться. Мой спутник отправился в туалет в одиночестве, а я на виду у почтенной публики все время сидел за столиком. И обнаружил труп отнюдь не я, хотя, совершенно очевидно, убийцы хотели как раз этого.