Двадцать шестого августа Зоя пришла к Димису в обычное время - около девяти. Она делала так каждый вечер. После работы шла из Эрмитажа домой, а затем к любовнику.
- Это было ужасно, - просто сказала она, дойдя в своем рассказе до страшного момента, - он лежал на спине в луже крови. Вы представить себе не можете…
- Почему же? - мягко возразил я. - Очень даже могу себе представить. Десятки раз видел… Вот скажите мне лучше: что означает бабочка?
- Какая бабочка? - изумленно взглянула на меня девушка.
- Изображение, которое убийца вырезал на груди у Димиса, - пояснил я. - Вы ведь видели это изображение? Оно сделано тем же ножом, которым ваш друг был убит.
В глазах Зои вдруг появилось какое-то зачарованное, испуганное выражение.
- Это не бабочка, - медленно пробормотала она, покачав головой. - Вы что, не поняли? Это же минойский топорик.
- Минойский топорик? - Я чуть было не подпрыгнул на стуле. Что-что, а уж это было последним, что могло прийти мне в голову. До этого момента я собирался сделать запрос соответствующим специалистам по символике, принятой у преступников.
В разных странах у разных категорий преступников бывают символы, которые они иногда оставляют на месте своих злодеяний. Этакая криминальная бравада. В советском детективе "Место встречи изменить нельзя" бандиты рисовали углем на стене черную кошку. Итальянская мафия, казня предателей, засовывает трупу в рот камень.
Мне казалось, что вырезанная на груди убитого бабочка может указывать на принадлежность преступника к какой-нибудь конкретной банде или этнической группировке. Мало ли…
- Ну да, - пояснила Зоя, - что тут непонятного? Посередине - древко, а с двух сторон - по лезвию. Символ минойской цивилизации. Вы что, в школе не проходили?
Почему в школе? Я и в университете проходил, забыл только. Давно это было. Минойская цивилизация - первый курс исторического факультета. Да, помнится, там присутствовали какие-то топорики…
- Он что, занимался минойской культурой? - спросил я. - Ваш друг был специалистом по минойской истории?
Зоя кивнула и добавила:
- Он как раз писал диссертацию по Кносскому дворцу.
Я даже слегка опешил от неожиданности. Дело приобретало совершенно непредсказуемый оборот. Такого я не предвидел.
Убийство совершено на профессиональной почве?
Но это большая редкость. К тому же убийца был явно нанятый. Неужели в научном мире возможно, чтобы какой-либо ученый нанял киллера для убийства другого ученого?
Наверное, теоретически такое возможно. Есть области науки, где идет жестокая борьба за первенство, где конкуренция обострена. Но это в тех областях, где научные открытия сулят быстрые и огромные прибыли. Космические дела, фармацевтика…
Но древняя история? Абсурд!
Мне, как историку по специальности, понятно, как трепетно относятся некоторые мои несостоявшиеся коллеги к своим научным изысканиям. Да, это бывает очень интересно. Но все же, все же…
Все же, как ни крути, но из-за обуглившихся раскопанных черепков и древних каракулей никто не станет нанимать дорогого профессионального киллера!
Или мы имеем дело с сумасшедшим?
Сумасшедший историк! Маньяк, спятивший на почве минойской цивилизации. Хорошенькое дело!
Чтобы скрыть свое потрясение, я снова обратился к сидевшей передо мной девушке. Как-никак она была человеком, который обнаружил труп.
- А как вы познакомились? - спросил я. - При каких обстоятельствах?
- В университете, - улыбнулась Зоя. - Димис приехал туда сразу из аэропорта, а я пишу диссертацию на той же самой кафедре. У профессора Гимпельсона.
Саула Ароновича Гимпельсона я помнил по собственным студенческим годам. Он читал у нас древнюю историю, которой я никогда по-настоящему не интересовался. Как давно это было!
- Кстати, я сразу же помогла Димису с квартирой, - сказала Зоя. - Гимпельсон знал, что к нему должен приехать стажер из Англии, и спрашивал всех знакомых, нет ли у кого на примете квартиры для аренды на год. А у меня как раз такая квартира была. Вот в первый же день я и повезла Димиса на эту квартиру.
Она на мгновение умолкла, а потом, словно решившись, вскинула на меня глаза и закончила:
- Там мы сразу стали любовниками.
- Сразу? - усмехнувшись, уточнил я.
Но Зоя не отвела взгляда и не смутилась.
- Сразу, - повторила она. - Он оказался великолепным любовником, как я и предполагала.
Мне надоела эта бравада. Я понял, что девушку пора остановить, не то ее откровения могут увести нас слишком далеко от темы разговора.
- Слушайте, - раздраженно сказал я, - а зачем вы мне все это говорите?
Ага, удалось все-таки ее смутить - щеки заметно порозовели, а взгляд сделался чуть растерянным.
- Я думала, что вас, как сыщика, интересуют подробности, - пробормотала она, безуспешно пытаясь вернуть себе уверенность.
Я решил закрепиться на позиции.
- Совсем не все подробности, - резко заявил я. - Меня интересуют подробности, относящиеся к делу, которое я расследую, а не подробности вашей сексуальной жизни.
Наверное, с девушками все-таки так нельзя. Конечно, Зоя была сама виновата, нарвалась, но и я оказался излишне груб - после моей отповеди она вдруг расплакалась.
Сначала задрожали губы, с каждым мгновением все сильнее. Потом рот скривился, а в уголках глаз скопилась влага. За первыми капельками хлынул поток - девушка закрыла лицо руками и затряслась. С соседнего столика на меня осуждающе посмотрела пожилая пара. Мерзкий гнус довел барышню до слез!
- Я не собиралась, - сквозь слезы выдавила она, не отнимая рук от лица, - просто мне очень страшно. Думаете, легко теперь вот так жить?
Лица Зои я не видел - только руки и трясущиеся от плача плечи.
- Как жить? - переспросил я. - Что вы имеете в виду?
- Все случилось так неожиданно, - простонала она, - я не ожидала, что его убьют! Я пришла и вдруг увидела… Эта кровь, там была целая лужа…
Нет, так дальше не могло продолжаться. Рыдающая красивая девушка громко оповещает все кафе о пролитой крови и убийствах. Так можно и в милицию угодить.
- Слушайте, - я решительно встал и дотронулся до Зоиной руки, - давайте прогуляемся. На воздухе вы успокоитесь, и мы нормально поговорим. И прекратите плакать.
На улице она быстро пришла в себя. Покой Лебяжьей канавки действует умиротворяюще, в особенности осенью, когда вокруг не снуют толпы туристов.
Зоя оперлась на мою руку, словно ища поддержки и утешения, и мы медленно двинулись в сторону Невы.
- Вот вы только что сказали, - начал я, - что не ожидали убийства. Верно? Скажите, а сам Димис ожидал чего-нибудь в этом роде? Он вам не говорил, что кого-нибудь опасается?
В этот момент я отчетливо ощутил, как дрогнула ее рука, лежавшая на моей. Чуть отстранившись, Зоя искоса взглянула на меня.
- Откуда вы знаете? - подозрительно спросила она. - Я как раз все время об этом думаю. И сейчас, и сразу после того, как увидела Димиса… Как вы догадались?
Мне осталось только пожать плечами и загадочно промолчать. На самом деле ни о чем я не догадывался, а задал самый традиционный вопрос, который положено задавать друзьям и родственникам убитых людей. Даже странно, что Зое его еще не задали в милиции - о чем они только думают?..
Но развеивать внезапно возникший ореол провидца не стал. Все к лучшему. Пусть девушка думает, что я ясновидящий - это на пользу делу.
- Кого боялся Димис? - спросил я. - От кого он ожидал нападения?
- Он не говорил, - потерянно пробормотала Зоя.
Она шла рядом со мной, опустошенная, с поникшими плечами. Теперь в этой испуганной и растерянной женщине было бы не узнать ту самоуверенную до наглости юную красотку, которая пришла на встречу со мной десять минут назад. Как будто она заранее готовилась к нашему разговору, накручивала, придумывала для самозащиты имидж нахалки и хулиганки. А потом из нее разом вышел весь воздух, как из резиновой игрушки, и она обмякла.
- Димис всего боялся, - ответила Зоя, - можно сказать, что и собственной тени. Мне это казалось смешным, я даже подтрунивала над ним. И вот… - Она прерывисто вздохнула. - Он оказался прав.
- Он не говорил, кого именно он боялся?
- Нет, - покачала головой девушка. - Да я и не расспрашивала. Мне этот страх казался просто шизофреническим.
- Может быть, у него были враги в науке? - допытывался я, не оставляя надежду на внезапное озарение. - Конкуренты? Ведь, судя по вырезанному у него на груди минойскому топорику, убийство было совершено именно на почве его научных изысканий.
- Я не знаю, - прошептала Зоя, ежась как от холода, хотя день был теплым и даже солнце, висевшее над набережной Невы, еще пригревало. - Но мне очень страшно. Очень.
Тайна профессора
- Строго говоря, о минойцах мы не знаем практически ничего, - заявил профессор Гимпельсон, крутя в руке низкий и широкий бокал, на донышке которого плескался коньяк. - Этот народ - одна из признанных загадок древней истории.
Саула Ароновича я разыскал по телефону, и он, едва услышав, что я расследую убийство его стажера, без колебаний пригласил меня к себе.
Считается, что профессора и вообще люди науки влачат почти нищенское существование.
Судя по дому, к которому я вечером подрулил на своем стареньком "рено", это не всегда так.
Мы вообще живем в обществе "лейбловой" культуры. Каждому предмету, каждому явлению соответствует кем-то придуманный и тщательно лелеемый лейбл - этикетка. Актриса - красивая, милиционер - продажный, а профессор - нищий.
На самом деле каждый из нас может легко вспомнить собственных знакомых: уродливую актрису, честнейшего милиционера и необъяснимо богатого профессора…
Домик Саула Ароновича находился в пригороде и был хоть и небольшим, но каменным и двухэтажным, а припаркованная во дворе "вольво-круз-кантри" отметала последние сомнения в платежеспособности хозяина.
Когда профессор Гимпельсон встретил меня на пороге своего дома, он был голым.
Ну, не совсем до конца голым, потому что плавки на нем имелись, однако в остальном…
За прошедшие сутки погода резко изменилась: питерский сентябрь властно вступил в свои права. Температура упала до десяти градусов, пошел нескончаемый ледяной дождь. Согласитесь, в такой обстановке встретить на пороге дома человека в одних плавках несколько неожиданно.
- Проходите, Олег, - радушно произнес профессор, посторонившись и запирая за мной дверь. - Как испортилась погода, а? Раздевайтесь.
Он вгляделся в мое лицо и улыбнулся.
- А, я вас узнал! Когда вы сказали по телефону, что когда-то учились у меня, я не смог вас сразу вспомнить. А теперь узнаю. Кажется, вы недолюбливали древнюю историю? Что я вам поставил на экзамене?
- "Четыре".
- А, ну да, - заулыбался Саул Аронович еще шире прежнего. - Значит, вы оказались полной дубиной. Четверки я обычно ставлю именно таким. Потому что умница получает "пять", а тоже умница, но с плохой подготовкой - "три", чтобы потом пересдал на "пять". А "четверку" я ставлю тем, кого не желаю больше видеть. Чтоб отвязались.
- Логично, - кивнул я, и в этот момент из открытой двери сбоку появилась стройная девушка лет двадцати двух в купальнике.
Дочь? Племянница? И почему оба вечером в купальных костюмах?
Когда я много лет назад учился в университете, Саул Аронович был уже немолод, и сейчас ему уж точно не могло быть меньше шестидесяти пяти лет. Это по крайней мере, а глядя на него трезвым взором - все семьдесят.
- Аня, - протянула мне руку девушка в купальнике. - А вы учились у Семы?
- У кого? - опешил я, в первую минуту не поняв, кого имеет в виду моя новая знакомая.
- У Семы, - проворковала барышня, прижавшись к поросшей густыми волосами впалой груди Саула Ароновича и глядя на меня лукавыми бусинками глаз. - Это я его так называю.
- Моя жена, - представил девушку профессор, обняв за голые плечи. - Проходите в гостиную. Может быть, вы тоже разденетесь заодно с нами?
Очень любезное приглашение, но я отказался. Нет уж, тем более что вообще чувствовал себя не в своей тарелке. Как-то не привык, знаете ли, раздеваться догола, придя в гости к малознакомым людям…
В гостиной горел камин, а пол был застлан огромным ковром в стиле модерн с геометрическим рисунком. Преобладали разноцветные квадраты, расположенные по принципу домино, что почему-то сразу вызвало у меня ассоциации с азартной игрой. Может быть, этот ковер и призван сразу же сообщать гостю, что ему будет предложена какая-нибудь игра?
Мне указали на низкое кресло возле камина, а сами хозяева уселись прямо на ковре рядом с пламенем. Аня положила голову на костлявые колени Саула Ароновича.
- Наливайте себе сами, - предложил профессор, указав на столик поблизости от меня с картинно расставленными на нем бутылками - тут были виски, коньяк и ликер, а также большая бутыль "Бога Аквы" для разбавления. - Несчастный Димис, - сказал Саул Аронович, отпив маленький глоток из своего бокала. - Вы пришли рассказать нам подробности?
- Отнюдь, - покачал я отрицательно головой. - Подробности вам могут рассказать в милиции, если захотите. Да и нет никаких подробностей, честно говоря. А что касается меня, то я пришел для того, чтобы выслушать небольшую лекцию. Дело в том, что во время учебы я не был слишком силен в древней истории, а теперь жизнь заставляет наверстывать упущенное. Меня интересуют минойцы, как это ни странно.
Я рассказал о знаке, вырезанном на груди у несчастного грека. Профессор кивнул.
- Да, - подтвердил он. - Это минойский топорик, без всяких сомнений. Тем более что бедняга Димис как раз занимался исследованиями минойской цивилизации. Весьма странно занимался, я бы сказал, но это уж другой вопрос.
- Почему другой? - удивился я. - Это именно тот вопрос, с которым я пришел к вам. Димиса Лигуриса убили явно в какой-то связи с его научными изысканиями, и я хотел бы выяснить, в чем именно они заключались. Грубо говоря, в чем тут фишка. Вот вы, например, занимаетесь древней историей, и вас никто не убивает. Наверное, Димис занимался ею как-то иначе?
- Он вообще ею не занимался, - пожал плечами голый профессор. - Если уж быть совершенно откровенным, Димис вел себя как настоящий шарлатан, а не как ученый.
- Что вы имеете в виду? - удивился я. Это утверждение шокировало меня больше, чем встреча с двумя голыми людьми.
- Строго говоря, - начал профессор, - о минойской цивилизации мы знаем только то, что она была. Ее родина и центр - остров Крит в ста километрах от материковой Греции. Именно на Крите и прилегающих островах и существовала древняя культура минойцев. Это было ужасно давно, в доисторический период. Вы помните, что такое доисторический период?
- Конечно, - я энергично кивнул, воскрешая в памяти давно ставшие ненужными сведения, - доисторический период - это эпоха, когда еще не было письменности и потому мы не имеем о ней никаких документальных свидетельств.
- Именно, - усмехнулся Саул Аронович. - Что-то вы запомнили. Минойская цивилизация погибла в четырнадцатом веке до нашей эры. Представляете, как давно это было? Чтобы вы лучше поняли, я скажу, что события, о которых рассказывается в гомеровских "Илиаде" и "Одиссее", - это примерно двенадцатый век до нашей эры, то есть на двести лет ближе к нам, чем последние дни минойцев.
Современному человеку зачастую кажется, что древний мир и древняя история - это что-то общее, единое. Кажется, что египетские фараоны с их гробницами, Гомер и Римская империя существовали хоть и давно, но примерно в одно время. Если изучать историю по американским блокбастерам, то создается именно такое впечатление.
На самом же деле древняя история растянулась на множество столетий. Например, Гомер жил примерно в пятом веке до нашей эры, а сочинял свои "Илиаду" и "Одиссею" о событиях совсем не своего времени, а весьма отдаленных. В пятом веке до нашей эры Гомер рассказывал о том, что происходило в двенадцатом веке, то есть за семьсот лет до его жизни. Это как если бы сейчас кто-то стал писать о монголо-татарском нашествии…
Что же касается минойцев, то этот народ жил еще раньше событий Троянской войны. Период существования минойцев - с двадцатого по четырнадцатый век до нашей эры. А потом они исчезли.
- Совсем? - изумился я. - Разве так может быть? Целый народ вдруг взял да и исчез с лица земли. И не осталось никаких следов?
Гимпельсон скептически усмехнулся и развел руками.
- Да нет, отчего же, - сказал он. - Следов осталось довольно много. Минойская цивилизация была обширной и по тем временам весьма высокоразвитой. Минойцы выращивали хлеб, делали вино, вели бурную морскую торговлю по всему Средиземноморью. Корабли минойцев ходили в Финикию, в Малую Азию, в Египет. Можно сказать, что минойцы - одна из великих культур древности, один из великих народов. Они жили на Крите, и на этом острове было по меньшей мере семь минойских царств. Семь городов-государств, из которых, вероятно, самым могущественным был Кносс.
- Кносс? - переспросил я, начиная что-то воскрешать в памяти и невольно удивляясь тому, в какие древние дебри завело меня расследование. Прав был Вазген, когда интуитивно понял, что это дело нужно отдать мне. Если расследовать убийство молодого грека в Петербурге можно, лишь узнав о Кносском дворце, то дело это под силу далеко не всякому шустрому детективу.
- Ну да, - кивнул профессор. - Кносский дворец - самый крупный на Крите. Дворец - не совсем точное слово для определения того, что это было. Обилие разнообразных построек, собранных воедино. Постройки самого различного назначения: там были дворец царя, дома жрецов, святилища богов, мастерские и дома ремесленников, склады и так далее. Дворец - это город.
Например, Кносс, или, как называют его современные греки, Кноссос, сами минойцы дворцом скорее всего не считали и не называли. Это был город, столица Кносского царства. Конечно, там жил царь, но, кроме того, там протекала вся хозяйственная и религиозная жизнь.
- И вы говорите, что от всего этого ничего не осталось? - еще раз уточнил я. - А как же быть с археологическими раскопками? Должно было остаться множество артефактов - черепки, орудия труда…
- Черепки! - фыркнул Саул Аронович. - Там сохранилось довольно много, а не только черепки. Вы помните историю археологии? Кстати, а почему вы ничего не пьете?
Я замешкался с ответом на его внезапный вопрос. Действительно, а почему я не пью?