- Пока нет, - сообщил я, переключая трубку на режим динамика. - А в чем дело?
- Ты все еще интересуешься делом этого грека? Тогда можно повидаться, есть новости.
Через пятнадцать минут мы встретились в "Идеальной чашке" возле Сенного рынка. Сергей Петрович с задумчивым видом сидел в зале среди галдящих студентов путейского университета. Видимо, там как раз закончились занятия, и молодежь переместилась в кафе.
- Шумно, - посетовал я, присаживаясь за столик с чашкой эспрессо.
- Ничего, - заметил Корзунов. - Нам с тобой недолго говорить. Просто решил тебе помочь. Ты уже узнал что-нибудь?
- Пока ничего, - покачал я головой. - Встречался с разными людьми, беседовал.
- Ну и как? Безрезультатно?
Я пожал плечами и промолчал. А что я мог ответить? Рассказать о том, как пил коньяк с "колесами", а потом чуть было не стал участником пикантного групповичка?
- А у нас результат есть, - сказал Сергей. - Мы запросили Интерпол по поводу знака, который был вырезан на груди у нашего жмурика. Сам знаешь, среди наших бандюков такого знака нет, и мы решили узнать, что вообще в мире известно об этой "бабочке". Все-таки жмурик - иностранец…
- И что вам ответили?
Лицо Корзунова сделалось мрачным и озабоченным. Он одним махом допил остатки кофе и крякнул.
- Да понимаешь, ерунда какая-то. Честно говоря, мы вообще никакого ответа не ожидали. Во-первых, Интерпол вообще долго тянет с ответами. Та еще бюрократия… А во-вторых, думали, что пальцем в небо попали и знак этот - просто дурость или шизофрения.
Он помолчал, подбирая слова, а потом решительно закончил:
- Из Интерпола сообщили, что именно такой знак на жертвах убийств был зарегистрирован четыре раза: в 1898-м, в 1929-м, в 1943-м и в 1980 году. Все четыре убийства были совершены в Греции, на острове Крит. Ну, как тебе? Любопытно?
Он посмотрел на меня и, закурив, откинулся на спинку стула.
Я застыл над своей чашкой, пытаясь собраться с мыслями. С одной стороны, ситуация меня ошеломила. С другой… С другой стороны, я почему-то не был слишком удивлен. Хотя прежде я не признавался себе в этом, чувствовал, что тайна убийства Димиса Лигуриса кроется совсем не в нашей стране. Смерть пришла к нему издалека.
А еще точнее: он приехал сюда, в Петербург, а смерть следовала за ним. И нашла его.
Может быть, он вообще приехал в Россию для того, чтобы спастись?
- А кто были убитые? - поинтересовался я. - Это вам сообщили?
- Коротко, для информации, - отозвался Сергей. - Трое - греки, жители Крита. Судя по всему, обычные люди. Только в 1943 году это был британский офицер, там тогда во время войны были военные аэродромы. Но я думаю…
- Я знаю, что ты думаешь, - перебил я Сергея. - И согласен с тобой. Подобные убийства совершались и раньше, просто они не фиксировались.
- Ну да, - кивнул Корзунов. - Полагаю, что полицейскую статистику стали вести примерно в середине или в конце девятнадцатого века. А о том, что было до этого, записи не сохранились.
- Может, это критская манера убивать? Убил, а потом вырезал "бабочку".
- Не думаю, - с сомнением буркнул мой собеседник. - На Крите же не четыре убийства было за последние сто с лишним лет. А "бабочка" - только в четырех случаях. А теперь вот и у нас…
Мы посидели еще, помолчали. Всем хорош эспрессо, вот только подается в очень уж маленьких чашечках - надолго не растянешь.
- Ладно, спасибо, - сказал я, вставая. - Кстати, услуга за услугу. Сообщаю на всякий случай, что знак на теле Димиса - вовсе не "бабочка", как вы ее называете, а минойский топорик.
Корзунов сначала не понял и заулыбался лишь после того, как я уже на ходу объяснил ему, кто такие минойцы.
- Сильно, - сказал он. - Глубоко копаешь, старик! Когда, говоришь, они вымерли-то, эти ребята?
- В четырнадцатом веке до нашей эры, - повторил я. - Даже не вымерли, а просто исчезли с лица земли.
- Я ж говорю, сильно, - прищелкнул языком Сергей Петрович и пожал мне на прощание руку. - Вот жаль только, что привлечь к ответственности этих минойцев не удастся. Остался бы хоть один, мы бы на него мигом все дела повесили. И этого грека, и всех остальных. Во всем бы сознался, гад.
- Это вы умеете. - Я невольно усмехнулся. - Ну, бывай здоров, Сергей Петрович. Спасибо.
Уже садясь в машину, Корзунов с подозрением взглянул на меня и сказал:
- Но про нашу с тобой договоренность ты помнишь, да? Я тебе помогаю с информацией, а ты - мне. Когда что-нибудь выяснишь по своей линии, я об этом сразу тоже узнаю. Лады?
Когда я приехал домой и открыл почтовую программу, то надежд увидеть там что-нибудь интересное у меня было немного. Но на сей раз я ошибся.
Вот и ответ на мое объявление. Короткий, но у меня сразу дрогнуло сердце. На столь скорую удачу я не рассчитывал. Работа детектива - это лишь во вторую очередь профессионализм. В первую - это везение.
"Какая информация тебе нужна?"
Я замер перед компьютером. Вступая в подобную переписку, необходимо быть предельно внимательным и осторожным.
Контакты по электронной почте имеют много плюсов и по крайней мере один минус - они могут немедленно и безвозвратно прерываться по желанию одной из сторон. Это такой минус, который способен перевесить любые плюсы…
Как написать, чтобы не спугнуть киллера? И как написать, если этот ответ - провокация?
"Меня интересует любая информация о заказчике", - набрал я. Потом чуть подумал и добавил: "Исполнитель не нужен ни мне, ни моему клиенту".
Клавиша - отправить сообщение…
Я закурил. Вообще-то дома я стараюсь не курить, а выхожу для этого на балкон. Курить там противно, потому что балкон мой выходит на Обводный канал, а это место не способствует умиротворенным мыслям. По набережной канала разрешено грузовое движение, и релаксировать в десяти метрах от проносящихся с ревом колонн грузовиков не очень-то получается.
Но курить в собственной квартире мне неприятно. Пусть уж я курю и вообще временами веду неправильный образ жизни, но должны же быть какие-то границы дикости…
К этой мысли меня приучила жена. Бывшая жена, с которой я физически расстался два года назад, а мысленно - лишь совсем недавно. Она не разрешала курить дома.
Однако теперь я закурил, глядя в голубой экран монитора. Чувствовал себя как рыбак, закинувший удочку с наживкой. Клюнет - не клюнет?
Ага, вот что-то мигнуло на экране! Так, новое сообщение…
Кажется, убийца или тот, кто выдает себя за убийцу, сидит сейчас, как и я, у компьютера.
"Ты действительно Стриж?"
Ну да, естественно, этого следовало ожидать. Киллер боится, что под моим именем с ним играет милиция…
Подтвердив еще раз свою личность, я закурил новую сигарету. Момент был очень ответственный: если киллер засомневается, что я говорю правду, он прервет контакт - и я его потеряю.
Видимо, убийца некоторое время размышлял, потому что ответ от него пришел только через пятнадцать минут, за которые я совершенно извелся.
"Тема по трубам. Кого ты отпустил?" - написал он. И следом: "Когда увольнялся из ментовки, какая у тебя была тачка - цвет, модель? Отвечай немедленно".
Это была самая настоящая проверка, причем весьма квалифицированная. Было ясно, что задавший вопросы достаточно хорошо меня знает и вообще в курсе моей жизни.
Ничего удивительного, конечно: преступники бывают разные, и наиболее умные из них неплохо знают то, что происходит в "стане противника" - среди сотрудников милиции и частных детективов. Как говорили в одном старом советском фильме, Ленинград - город маленький.
Ну что ж, времени у меня нет. Если я стану тянуть с ответами, убийца подумает, что милиция лихорадочно вспоминает подробности моей службы и личной жизни…
"В деле с трубами, - написал я быстро, - отпустил Крюка. А машина была красная, "Жигули"-"шестерка"".
Отправил сообщение и опять стал ждать.
В последний год моей службы в уголовном розыске я занимался бандой, которая долгое время шантажировала владельца маленькой транспортной фирмы, перевозившей металлические трубы из Петербурга в Эстонию. Кончилось все тем, что бедного парня убили, а его жену тяжело ранили.
По тому делу проходило четверо головорезов, а на пятого я не стал заводить дело. Была у нас такая негласная договоренность. Во-первых, парень был совсем молодой - племянник одного из преступников. Его втянули в этот ужас против воли, пользуясь бесхарактерностью. Во-вторых, дядя-бандит пообещал свидетельствовать против своего главаря в том случае, если я отпущу мальчишку. Так пацан по кличке Крюк остался на свободе.
Так делается сплошь и рядом, в этом нет ничего особенного. Милицейское и прокурорское начальство не любит говорить об этом вслух, а пресса не любит об этом писать, но совсем обойтись без взаимных уступок и договоренностей между оперативниками и преступниками невозможно. Это одно из условий успешной работы.
Кстати, меня эта практика никогда не возмущала. Может быть, потому что я не считаю, что каждый преступник обязательно должен сидеть в тюрьме.
Знаменитый Глеб Жеглов в фильме говорит фразу, ставшую народной: "Вор должен сидеть в тюрьме!" Всем нравится, но я не согласен. Нет, Глеб, не всякий вор, не всякий… В этой всенародной любви к сажанию людей в тюрьму я вообще нахожу что-то патологическое.
А красные "Жигули" я продал почти сразу после своего увольнения из милиции.
Странным было другое: судя по вопросам, которые задал киллер, он неплохо меня знал. Уж не бывший ли он мой коллега по милицейской службе?
А почему бы и нет, с другой стороны? Народу вокруг было много. Многие уволились или были уволены. А куда податься бывшему оперативнику? Можно в охранную структуру или частным детективом, как я. Но почему бы и не в профессиональные преступники, в киллеры, например?
Это аморально? Ну-у-у…
Наконец пришел долгожданный ответ. Он был короче любого другого.
"Десять штук. Согласен?"
"Согласен", - тут же отбил я. Константинос для того меня и нанял, чтобы я свободно действовал и покупал нужную информацию. А лучший способ выйти на заказчика - это узнать хоть что-то у исполнителя.
В этот вечер мне позвонила Зоя Некрасова. Голос у нее был тусклый и усталый.
- Сегодня две недели, - сказала она. - Это случилось ровно две недели назад. Бедный Димис… - Она выслушала мои соболезнования, а потом вдруг спросила: - А вы не хотели бы со мной сегодня встретиться? Знаете, я все время думаю о Димисе и о том, что с ним случилось. У меня возникают разные мысли, такие странные…
Я собирался провести вечер дома. С тех пор как мы расстались с женой, я разлюбил бывать на людях. В последние годы, если работа не требовала моего присутствия где-то, то мне больше всего нравилось забиться в свою нору и сидеть там. Иногда я включал телевизор, но не для того, чтобы смотреть, а лишь для фона.
Внешне мое поведение ничуть не изменилось, однако лишний раз встречаться с женщинами я избегал. Если нужно для дела - пожалуйста, а в остальном я до сих пор не мог преодолеть какого-то непонятного чувства…
А тут - красивая молодая женщина с низким грудным голосом. Да, именно голос Зои заворожил меня с первой нашей встречи.
- А где? - спросил я, уже мысленно прикидывая, в какое кафе мы могли бы заскочить.
- Вы можете навестить меня, - ответила она просто. - Я живу на Васильевском острове. Пятнадцатая линия. Вам не далеко?
- Не далеко, - сказал я. - Главное, потом успеть обратно до разведения мостов.
Мог бы добавить, что через два дня мне предстоит покрыть расстояние, по сравнению с которым поездка с Обводного канала на Васильевский остров - просто детская прогулка. Киллер назначил мне встречу в центральной Финляндии…
Впрочем, рассказывать о предстоящей встрече с убийцей я не собирался. Прежде всего потому, что нельзя разглашать ход расследования, но главным образом потому, что такое мое сообщение повергло бы неподготовленного человека в тяжелый шок.
Посторонним вовсе не нужно знать все о нашей работе.
В маленькой однокомнатной квартире у Зои все было устроено по-современному. Никаких стен, никаких перегородок. Кухня, жилая зона и прихожая - все вместе. Кроме ванной с туалетом, разумеется.
Посреди получившейся таким образом просторной комнаты лежал ковер, сшитый из разноцветных лоскутов материи, а по стенам висели картины. В изобразительном искусстве я разбираюсь плохо, но по-моему, это была обыкновенная мазня.
- Картины моих друзей, - пояснила девушка, заметив, что я смотрю на стены. Я неопределенно пожал плечами. По профессиональной привычке взгляд мой ничего не выражал. Зачем высказывать суждения? Очень может быть, что эти друзья - вполне хорошие люди…
У окна стоял стол с компьютером, вокруг которого были разложены раскрытые художественные альбомы.
- Здесь я работаю, - сказала Зоя. - Надо ведь заканчивать диссертацию. Саул Аронович - очень требовательный научный руководитель.
- Требовательный? - неопределенно хмыкнул я. - Что ж, может быть. Кстати, вы знакомы с Аней?
Мой вопрос девушку развеселил. Она засмеялась и встряхнула золотистыми длинными волосами.
- Ах вы об этом! - сказала она, показывая великолепные белые зубы. - Все об этом спрашивают, об этой Ане. Далась она вам! Не понимаю, что тут интересного. Ну, полюбили два человека друг друга. Ну, живут вместе. Что тут плохого?
- Плохого - ничего, - заверил я. - Просто возраст у этих двух людей несколько разный. Разница в сорок восемь лет - это, согласитесь, не каждый день встречается.
Но Зоя не согласилась.
- Какая разница? - запальчиво сказала она, и ее глаза сверкнули чуть ли не гневно. - Все так носятся с этим предрассудком! Если двое любят друг друга, то что может значить возраст или еще что-то?
Для гостей в квартире был отведен низкий и очень мягкий диван, едва опустившись в который чувствуешь, как утопаешь чуть ли не с головой. Оказавшись совсем рядом с девушкой, я уловил запах ее духов, почему-то меня взволновавший. Впервые за долгое время меня вдруг заинтересовала такая штука…
- Я хотела поговорить о Димисе, - начала Зоя, взяв в руки заранее отложенную папку с бумагами, из чего я понял, что она готовилась к нашей беседе. - Сначала мне не хотелось об этом говорить, - призналась она. - Казалось, что все это не имеет отношения к его смерти. К убийству. Но в последние дни вдруг подумала: а почему бы и нет? Тем более что вы сами в прошлый раз признали, что убийство скорее всего имеет отношение к профессиональной деятельности Димиса.
- О которой я, кстати сказать, ничего не знаю, - вставил я. - В чем вообще заключалась эта самая деятельность? Насколько я понял, он изучал минойскую цивилизацию?
- Да, - кивнула девушка и открыла папку с бумагами, на которых были изображены какие-то таблички с письменами. - Ничем особенным Димис не занимался, - сообщила она. - Он изучал письменные свидетельства минойской культуры. Их сохранилось не так уж много, но самое главное - минойская письменность не расшифрована. Сколько ученые ни бились над загадкой этой письменности, до сих пор поиски ни к чему не привели.
Строго говоря, историкам известно два вида минойского письма. Они называются минойское письмо А и минойское письмо Б.
Одно из них, а именно Б, сумели расшифровать обычным способом. Этот способ связан с удачей и везением. Была найдена так называемая билингва, то есть надпись одного содержания, выполненная на двух языках: минойском и древнегреческом. Легко прочитав древнегреческий текст, историки-лингвисты сумели путем подстановки знаков раскрыть тайну минойского письма Б.
К слову сказать, прочитанные минойские тексты дали исследователям очень мало. Все они были хозяйственного содержания - долговые расписки, подсчеты стоимости строительных работ и так далее.
Из этих текстов стало предельно ясно только одно: народ минойцев не имел никакого отношения к древним грекам. Язык, религия и культура были совершенно иными, и пришедшие на Крит греки начали строить свою культуру как бы на пустом месте.
А что же представляли собой эти загадочные минойцы, так никому и не ясно до сего дня.
- Димис был уверен, что расшифрованная письменность Б использовалась специально для малозначительных записей, - сказала Зоя, - а все важные записи делались письмом А, которое мы не умеем прочитать. Вот, собственно, вокруг этого и крутились все споры.
- Да… - протянул я, все еще до конца не понимая, какое отношение рассказ девушки о сугубо научных спорах в академической среде может иметь к гибели Димиса Лигуриса. - Очень интересно, конечно. А у него были какие-либо подтверждения этой теории?
- Были, - кивнула девушка. - Очень веские подтверждения. Дело в том, что Димис мог читать эти тексты.
- Так называемое письмо А? - уточнил я на всякий случай.
- Именно, - подтвердила Зоя. - В это трудно, даже невозможно поверить. Никто в мире не сумел расшифровать минойскую письменность, а Димис, похоже, смог.
Людям моей профессии нередко приходится сталкиваться с ненормальными. Тут вырабатывается определенная привычка. Любой разговор может вдруг, внезапно принять совершенно безумный поворот, и ты понимаешь, что перед тобой - сумасшедший. Просто ты раньше этого не замечал, а сейчас он взял да и раскрылся во всей красе.
Вот и сейчас мелькнула тревожная мысль: а Зоя не сошла с ума, случайно? Как-никак минойскую письменность еще никто не прочитал.
Жалко, если она сумасшедшая. Такая красавица, и видно, что человек хороший…
Главное - не показывать виду. Нужно сохранять полное спокойствие.
- Вообще-то такое открытие тянет на Нобелевскую премию, - осторожно заметил я. - А что вы имели в виду, сказав "похоже"? Димис читал эти тексты или, как вы выразились, похоже, читал?
Зоя повернулась ко мне анфас, и взгляд ее помрачнел. Она пристально посмотрела мне в глаза.
- А как это можно проверить? Димис брал в руки текст, ни один знак в котором нам неизвестен, и начинал читать. А потом тут же по ходу переводил. Кто возьмется утверждать, правильно он читал или нет? Откуда мы знаем?
Да, это вопрос. Я задумался.
Вообще-то в науке принято, что если ученый делает какое-то открытие, то он обязательно должен объяснить, каким образом он к нему пришел. Как говорят математики: предъявить формулу решения…
- В том-то все и дело, - сказала Зоя, показывая мне ксероксы из лежавшей у нее на коленях толстой папки. - Димис просто брал эти тексты и читал их. И говорил, что понимает. Но ничего не объяснял, держал в тайне. Вот эти тексты, посмотрите.
Я поочередно брал в руки один лист за другим и тупо пялился на мелкие совершенно непонятные значки.
- Это и есть то самое письмо А, - пояснила Зоя.
В ответ я лишь раздраженно пожал плечами:
- Что мне письмо А, если я и письмо Б читать не умею? Я не авторитет в этих вопросах.
- А вот Саул Аронович - авторитет, - заметила моя собеседница. - И он даже представить себе не мог, каким путем Димис мог проникнуть в тайну письма минойцев. Потому и считал Димиса шарлатаном.
Ага, я уже во второй раз услышал это слово применительно к покойному Димису.
- А вы? - спросил я. - Вы, Зоя, тоже считаете Димиса Лигуриса шарлатаном?