- Нет, - после короткого молчания ответила девушка и упрямо тряхнула волосами. - Нет, - повторила она. - Я много думала об этом и раньше, а особенно в последнее время, уже после смерти Димиса. Он не обманывал нас. Он действительно мог читать эти письмена. Не знаю, как и почему, но я ему верила.
Видимо, собственная горячность смутила девушку. Она спохватилась и вскочила на ноги.
- Я совсем забыла вас угостить, - пробормотала она. - Извините, Олег. Что вы будете пить? У меня есть водка и вино. Вино хорошее, испанское.
Я невольно усмехнулся. Вспомнилось, как меня угощал Гимпельсон со своей Аней и чем это чуть было не закончилось. Аня - миниатюрная, с пронзительно-белой тонкой кожей и черными волосами, похожая на котенка. Как соблазнительно она вертелась на ковре!
Зоя была совсем не похожа на нее. Довольно крупная блондинка ростом почти с меня - а я все-таки метр восемьдесят, - стройная, с золотыми волосами, делающими ее похожей на кляйстовскую Пентезилею. Почему-то именно эти длинные волосы, обрамляющие лицо с правильными чертами, и наводили на мысль о предводительнице грозных амазонок.
"А ведь такая ассоциация не случайна, - подумалось мне, пока Зоя, отойдя к бару в углу комнаты, колдовала над подносом. - Научный сотрудник Эрмитажа, аспирантка исторического факультета, а при этом что-то неуловимое выдает в ней женщину сильной страсти, гордости, деву-воительницу…"
Поосторожнее надо быть, Олег. Поаккуратнее. Это тебе не худосочная Аня с ее назойливыми соблазнениями. У этой может и получиться.
Хотя зачем ей это? Две недели назад убит ее любовник. Судя по ее же словам - отличный любовник.
А я тут при чем? Частный детектив, невыразительная личность. Ничего толком не знаю о минойцах. Неинтересно…
Зоя вернулась к дивану с вином. Я рассмотрел этикетку на бутылке - "Фаустино Пятый". Что ж, совсем неплохо. Серия "Фаустино" - одна из лучших, выпускаемых фирмой "Риоха".
Пока девушка с подносом в руках шла ко мне через комнату, я сумел как следует рассмотреть ее облаченную в джинсы и топик фигуру. Мы встречались второй раз, и во второй раз я был потрясен ее красотой. Таких научных работников не бывает!
Большой бюст при узкой талии - мечта эротомана! А ноги? Такие ноги должны ходить по подиуму! Почему модельным агентствам не приходит в голову заглянуть в пыльные кабинеты Эрмитажа? Они бы спорили между собой за право подписать контракт…
Я вспомнил фотографию, которую недавно дал мне Константинос Лигурис. Димис на ней выглядел очень презентабельно. Настоящий красавец, да еще утонченный. Он был любовником этой женщины. Боже, уж не ревную ли я?
В этот момент я заметил, что Зоя смотрит на меня в упор и на лице ее играет странная улыбка. Может быть, она догадалась о моих мыслях? Даже не догадалась, а почувствовала?
Испытав мгновенную неловкость, я лихо отпил из бокала красного вина.
- Скажите мне вот что, - сухо спросил я, старательно отводя взгляд от ног сидевшей рядом девушки, - если Димис интересовался минойской письменностью, то почему приехал для этого в Петербург? Я охотно верю, что профессор Гимпельсон - крупное светило в науке, но ведь и в других странах есть знаменитые ученые. Наверное, логичнее было бы поехать на Крит, где жили любезные его сердцу минойцы, а не в далекую северную Россию?
- Димис и приехал с Крита, - спокойно ответила Зоя, по-прежнему не сводя с меня глаз. - Он вообще прожил на Крите половину своей жизни.
- Но он - британский подданный, - напомнил я, слегка растерявшись от неожиданности, - его отец живет в Лондоне…
- Так что же из этого? - пожала она плечами. - С отцом Димис жил лишь в отдельные периоды своей жизни. Его мать - гречанка с Крита, так что Димис много времени проводил с ней. Закончил университет на Крите. Его родители - в разводе.
Зоя допила вино в своем бокале и решила наконец ответить на мой главный вопрос.
- Дело в том, - сказала она, - что в Петербурге хранится довольно много минойских надписей. Часть из них - в Эрмитаже, где я работаю. Димис приехал сюда для того, чтобы прочитать их. По крайней мере он утверждал, что читает их, - уточнила она на всякий случай и снова выразительно пожала плечами. - Саул Аронович в это не верил.
- Зоя, - чуть ли не перебив девушку, вдруг спросил я, внезапно озаренный догадкой, - а зачем Димису вообще был нужен Саул Аронович? Для чего? Если человек читает минойские тексты или по крайней мере утверждает, что читает, то для чего ему нужен какой-то старый профессор из далекого северного Петербурга?
Зоя загадочно взглянула на меня и промолчала. Потом опустила глаза и посмотрела снова.
- Это у вас профессиональное? - с интересом поинтересовалась она. - Иметь такой цепкий ум? Вы сразу ухватили суть вопроса. Я и сама сначала спрашивала себя, что нужно Димису здесь? - Девушка посерьезнела. - Дело в том, что у профессора тоже имеются некие тексты. Их происхождение неизвестно. Это обычные бумаги восемнадцатого века.
- Восемнадцатого? - переспросил я, озадаченный.
- Ну да, - кивнула Зоя. - Именно что восемнадцатого. С точки зрения минойской проблемы это совершенно все равно - восемнадцатый век или двадцать первый. Никаких минойцев не было уже во времена Гомера…
- Так в чем же фишка? - не удержался я, чтобы не перейти на жаргон. - Зачем вы мне говорите об этих бумагах?
- А фишка в том, - в тон мне ответила Зоя, - что эти бумаги написаны на минойском языке. Это так называемая линейная письменность А. Та самая - нерасшифрованная.
- То есть вы хотите сказать, что в восемнадцатом веке кто-то писал по-минойски?
От неожиданности и волнения у меня начала дергаться левая нога - верный признак нервного возбуждения. В таких случаях я хватаю ногу и держу рукой: мне кажется, что это помогает…
- Э-э-э!.. - засмеялась Зоя. - Не ловите меня на слове, Олег. Я ничего не хочу сказать. Как-никак я собираюсь стать настоящим ученым, поэтому делать подобные заявления для меня опасно. Нет, я всего лишь излагаю факты. У Саула Ароновича имеются старинные документы, датируемые серединой восемнадцатого века и написанные линейным письмом А.
В эту минуту я вдруг понял, что имел в виду Гимпельсон, когда говорил, что боится минойской загадки. Что эта загадка - не из простых и не из добрых. Таится в ней что-то неприятно-зловещее…
Две с половиной тысячи лет назад некий народ без следа исчезает с лица земли. Как сквозь землю проваливается. А потом в восемнадцатом веке нашей эры кто-то вдруг пишет на языке этого якобы исчезнувшего народа. А в двадцать первом веке появляется некий британец греческого происхождения, заявляющий о том, что умеет читать на этом языке. Есть от чего сойти с ума старому профессору истории!
- Димис читал эти бумаги? - спросил я. - Профессор давал ему читать?
- Конечно, давал, - пожала плечами Зоя.
- И что же там написано?
Девушка отрицательно помотала головой.
- Димис не говорил, - сказала она. - Это было его тайной, да никто и не интересовался. Никто же не верил в то, что он на самом деле понимает, что там написано.
- А вы? - спросил я. - Вы тоже не понимаете?
Вместо ответа девушка взяла бумаги, которые до этого держала на коленях, и передала мне.
- Да вот они, - произнесла она насмешливо. - Это я скопировала документы профессора. Можете попробовать прочитать. Если удастся - получите Нобелевскую премию.
Разглядывая то, что оказалось в моих руках, я испытал странное чувство. С одной стороны, это был текст восемнадцатого века. Человек, когда-либо работавший с архивными материалами, без труда меня поймет: по качеству бумаги, по чернилам, способу держать в пальцах перо даже неспециалист может легко определить век написания документа - семнадцатый, восемнадцатый, девятнадцатый…
Передо мной был документ восемнадцатого века - без сомнения. При этом сами буквы, алфавит…
Боже, да что я говорю! Никаких букв там вовсе не было! И никакого алфавита в привычном понимании - тоже!
Причудливые сочетания штрихов, линий под разным наклоном - больше похоже на иероглифы или на шумерскую клинопись. От этих знаков веяло такой древностью, что захватывало дух.
Аналогичное ощущение возникло у меня, когда я впервые увидел в аэропорту израильский самолет. Современный "боинг", сверкающий металлом, с ревущими двигателями - а на борту буквы одного из самых старых на земле алфавитов…
Но эти черточки были явно древнее!
- Я показала вам все это, потому что мне кажется, - сказала Зоя, - мне кажется, что Димиса убили из-за чего-то этого…
Она вскинула на меня глаза, в которых блеснули слезы.
- Милиция думает, что это убийство из ревности, - сказала она. - Мне уже так и сказали, да… В милиции думают, что Димиса убил моей бывший друг, который ревновал. Какая чушь! У меня и правда был друг до Димиса, которого я сразу бросила. Но у нас все было по-честному. Я сказала Павлу, что у меня теперь новый мужчина, и он меня понял. Павел не стал бы убивать. Да ему бы и в голову этого не пришло!
Она всплеснула руками, и я пожалел ее.
- Да вы так не переживайте, - сказал я. - Думаю, что в милиции никто всерьез не подозревает вашего бывшего друга Павла. Это так - одни разговоры. Надо же выдвигать какие-то версии, создавать видимость работы, о чем-то докладывать начальству. Уж вы мне поверьте, я много лет прослужил в милиции.
Мы пили вино, а когда наши бокалы опустели, Зоя налила еще.
- Вы сможете вести машину? - уточнила она, с улыбкой посмотрев на меня.
Я кивнул. Конечно, смогу. Не люблю водить машину выпивши, но приходилось делать и это.
Или она хочет предложить мне остаться у нее? А что, с этой странной девушкой не приходится удивляться никаких неожиданностям…
- Вы женаты? - спросила Зоя.
А при чем тут я? Но мне захотелось ответить. Нет, не женат.
- Разведены?
Ох уж это женское любопытство!
Да, разведен. Из-за чего? Как ни странно, из-за денег. Странно, потому что, дожив до тридцати четырех лет, я был уверен, что со мной-то этого не случится. Жена нашла себе богатого мужчину и ушла к нему. Слишком банально, до смешного.
Наверное, именно эта смешная банальщина и выбила меня из колеи на целых два года. Впервые в жизни я ощутил неуверенность в отношениях с женщинами. Всеми, без разбора. Мне было тридцать четыре года, а жене - двадцать девять. Мы прожили в любви семь лет. И я не был беден, что за глупости! Да, я оказался гораздо беднее того мужчины, которого встретила моя жена. Беднее в том смысле, что у меня не было дома на испанском побережье и яхты. Но этого ведь почти ни у кого нет, и я не мог предположить, что женщина после семи лет любви и согласия с мужем, охотно и без оглядки бросит его ради таких пустяков, как недвижимость и плавсредство.
Зачем я рассказал все это Зое? Не знаю. Никому прежде я не говорил о своих переживаниях, не делился. А тут вдруг расслабился. Захотелось поговорить.
Или она смотрела на меня как-то по-особенному? Не так, как смотрят мои приятели, и не так, как женщины, которым от меня что-нибудь нужно…
В тот вечер я ушел от Зои очень поздно. Так поздно, как это только было возможно, пока не развели до утра мосты через Неву. В прихожей, когда мы прощались и наши глаза встретились, на мгновение мы оба словно качнулись друг к другу, ощутив внезапное желание близости. Это длилось одно мгновение, а затем мы так же стремительно отшатнулись в стороны.
- Счастливо, - сказал я на прощание. - Спасибо за вино.
- До скорого, - ответила Зоя, кутаясь в наброшенную на плечи шаль и глядя на меня из-под полуопущенных ресниц.
Я уже стоял возле двери, положив руку на внутренний замок, когда что-то будто толкнуло.
- А вы любили Димиса? - спросил я. Спросил быстро и неожиданно для самого себя.
- Почему вы спрашиваете? - ровно и тихо, без эмоций отозвалась Зоя. Она не сказала ни "да", ни "нет"…
- Просто так, - смешавшись, честно признался я. - Не для работы. Любили или нет - этот факт не представляет оперативного интереса.
- У нас был прекрасный секс, - четко и раздельно, едва ли не слогам, произнесла девушка. - Я вам уже говорила.
И после короткой паузы она добавила совсем тихо, как бы в сторону:
- Для того чтобы любить, я его слишком мало знала.
Мы расстались. На пути домой я несколько раз спрашивал себя, что было правильным десять минут назад: когда я вдруг потянулся к этой женщине или когда тотчас отшатнулся от нее?
Мне почему-то казалось, что Зоя сейчас задает себе такой же вопрос…
Часовня в Миккели
Когда пограничный пункт "Валимаа" с гордо развевающимся над ним голубым крестом на белом фоне остался позади, я съехал на ближайшую стоянку и закурил. Мне предстоял долгий путь: "агент по недвижимости" явно предпочитал заботу о собственной безопасности моим удобствам.
Что ж, в этом его нельзя винить.
В будний день дорога была не слишком оживленной. В сторону границы и обратно шли колонны тяжелых трейлеров "Скания", проносились немногочисленные автомобили. Туристских автобусов почти не было видно - они заполняют здешние дороги в выходные.
Вокруг высился разноцветный сентябрьский лес. В нем смешались все оттенки желтого и зеленого. В отсутствие ветра вся эта красота стояла торжественно, как декорация в театре. Громадные валуны гранита, растянувшиеся грядами по сторонам шоссе, выглядели словно часовые при дороге.
Что мне удастся вытянуть у киллера? Понятно, что он охотно возьмет обещанные деньги, но вряд ли встретит меня с распростертыми объятиями и станет слишком откровенничать.
Да и нужна ли вообще эта встреча?
Мне вдруг вспомнились Зоя Некрасова и ее слова. Может быть, она права, и корни преступления действительно следует искать на Крите?
Я снова вырулил на дорогу и, включив фары, понесся в сторону Хельсинки. За езду с выключенными фарами здесь можно нарваться на крупный штраф - с местной дорожной полицией еще никому не удавалось договориться.
Радио в машине с каждым километром работало все хуже: сигнал угасал на глазах.
Проехав Хамину, я чуть сбавил скорость и начал внимательнее смотреть на мелькающие справа синие шильды. В письме "агент по недвижимости" подробно описал мне весь маршрут. Придерживаться его было необходимо строго, на этом киллер настаивал.
А кто мог бы поручиться, что этот человек не наблюдает за мной с самого момента пересечения границы?
Не доезжая Вехкалахти, лишь завидев вдалеке его красные черепичные крыши на фоне темно-серой глади осеннего моря, я притормозил.
Ага, вот и нужная мне шильда, извещающая о том, что на ближайшем виадуке будет поворот на Коуволу. Оттуда мне следовало позвонить по мобильнику на сообщенный заранее номер. В Коуволе же я должен был получить непосредственные указания о том, где состоится встреча.
В происходящем не было ничего удивительного: подобные меры предосторожности вынуждены соблюдать все, кто желает остаться неизвестным. Во время работы в уголовном розыске мне довелось несколько раз участвовать в передаче денег шантажистам, которые захватили в заложники людей и требовали выкуп. Они точно так же обставляли эту процедуру.
Главное здесь - сделать меня беспомощным, чтобы я ничего не знал и ехал куда скажут.
Боялся ли я? Пожалуй, нет. В конце концов, зачем преступнику меня убивать? Если он вышел на связь по моему объявлению - значит, сам хочет о чем-то поговорить.
До Коуволы я доехал за час. Подъезжая к центру мимо нового здания железнодорожного вокзала, я подумал, что уже вскоре мне предстоит узнать много нового. Само название города как бы говорило, что здесь можно чему-то научиться…
Я остановился возле супермаркета перед главным зданием университета и достал мобильник.
- Добрался? - послышался в трубке негромкий голос. - Где ты сейчас?
- Около супермаркета, - ответил я осторожно. - Все, как ты хотел. Что теперь будем делать?
- Теперь поезжай в Миккели, - сказал убийца. - Знаешь, как туда выехать? Ну, давай.
- А что в Миккели? - раздраженно поинтересовался я. - Долго будем гоняться по дорогам?
- Сколько надо, - рассудительно сообщил киллер, - столько и будем гоняться. Ты поезжай, а я тебе сам позвоню.
Голос был мне незнаком. Я лихорадочно припоминал, но ничего не приходило в голову. Мало ли с кем я работал в милиции, и мало ли бандитов проходило передо мной? Тысячи…
По площади лениво бродили студенты, а от входа в супермаркет на меня ласково и призывно черными, как уголь, глазами смотрел турок, продававший сосиски в тесте. Моя машина остановилась прямо напротив него, и он теперь ждал, что я захочу отведать его лакомство.
Нет уж, сейчас не до сосисок. Заведя мотор, я аккуратно проехал по полупустым улицам и вырулил на шоссе, ведущее на север.
Местность вокруг становилась все более пустынной. Конечно, Миккели - это еще центральная Финляндия, но по мере того, как едешь от моря на север, количество хуторов вдоль дороги уменьшается в геометрической прогрессии. Еще через сто километров жилье совсем перестанет встречаться и начнется "волчий лес", как говорят финны.
Небо нахмурилось, поднявшийся ветер гнал через асфальт дороги палую листву. По обе стороны шоссе шумел лес.
Теперь я ехал довольно медленно. Куда спешить, если все равно нужно ждать звонка?
Когда пошел мелкий осенний дождь, мне взгрустнулось. Темно, пустынно, сыро и неизвестно, куда ехать дальше. Что случится через десять минут? А через час?
В такие минуты можно и впасть в депрессию. Мне тридцать шесть лет, у меня опасная работа. Два года назад я расстался с женой, и с тех пор у меня большие проблемы с женщинами - я их боюсь и избегаю.
Сейчас я еду один по пустынной дороге на встречу с убийцей и не знаю, что случится со мной через десять минут.
Разве все это, вместе взятое, не повод для того, чтобы впасть в депрессию?
Мобильник в моем кармане ожил и заверещал.
- Справа от дороги будет озеро, - сообщил голос. - Съедешь на стоянку и пойдешь по берегу налево. Понял?
- А далеко идти? - спросил я, вспомнив, что у меня с собой нет зонтика. Когда я в шесть утра собирался в дорогу, зонтик был последним, что могло прийти мне в голову…
Голос ничего мне не ответил, и в трубке послышался отбой.
Вот и озеро. Оно появилось справа сквозь пелену усилившегося дождя. От дороги озеро отделяла березовая роща, но серая гладь воды была хорошо видна.
Поехав медленно, я вскоре обнаружил съезд на засыпанную песком пустовавшую стоянку. Естественно, кому придет в голову в такую погоду прогуливаться вокруг озера?
Оставив машину, я вышел и, подняв воротник плаща, двинулся влево по усыпанной гравием дорожке вдоль берега. Холодные капли дождя стучали по непокрытой голове, затекали за воротник.
Мне давно было не по себе.
Когда клиент платит частному детективу, он думает, что платит за работу по розыску, и раздражается, что платить приходится так много. А по-моему - мало в любом случае. Потому что за эти деньги я не просто веду расследование, а еще и рискую собственной жизнью.
А что, если киллеру заказали меня самого? И этот его выход на контакт со мной - обыкновенная ловушка? Что ему стоит сейчас выскочить откуда-нибудь из-за деревьев и всадить в меня хорошенькую свинцовую пулю? Здесь никого нет, никто даже не услышит выстрела. А уж о теле моем и думать не приходится: его найдут только через пару дней.