Он шел вперед и сканировал все, что было впереди, слева, справа и сзади, автоматически, не размышляя, просчитывая варианты критического развития событий. Два клерка - мать с дочкой - три рыхлых оболтуса - алкаш - студентка - бомж - проститутка - пенсионер - КТО? спортсмен? да, взгляд расфокусирован - три тинейджера со сноубордами - нарком с ошалелыми глазами - КТО? ПРАВАЯ РУКА В КАРМАНЕ! нет, запястье прямое и карман мелковат, не то, просто раздолбай - молодящаяся старушка - самоубийца… точно, самоубийца - работяга - мент - опустившийся профи… - НИКИТА!
Да, это был он. Хоть узнать в этом потрепанном человеке, расположившемся на скамейке с пластиковой литровой бутылкой крепкой "Охоты", боевого друга - красавчика и везунчика - было не так уж и просто. Потрепанные кроссовки, из которых вот-вот высунутся большие пальцы. Обтрепанные джинсы. Замызганная куртка. Седина, запорошившая пятидневную щетину, уже захватила виски и подбиралась к некогда смоляным волосам. Но самым удручающим был взгляд - потухший и тоскливый, как осеннее болото. Он был направлен не вовне. И не в глубь себя. А в те инфернальные сферы, которые называются небытием.
Максим остановился. Хоть в его ситуации это было и опасно. Но не мог же он пройти мимо друга, который, судя по всему, нуждается в помощи.
- Никита!
- А, это ты, - почти безучастно ответил Никита, словно перед ним был малознакомый человек.
- Что это ты? - кивнул Максим на пластиковую бутылку - атрибут опустившихся людей.
- А ты, как я понимаю, на плаву? Устроился в этой жизни? - заносчиво сказал Никита, почти выкрикнул.
- Да сдурел ты, что ли?! - воскликнул Максим, продолжая тем не менее автоматически сканировать окружающее его враждебное пространство.
- Я сдурел?! Где ты был три года назад? Ведь я тебе писал из Питера. Пытался дозвониться. Где - год назад, когда я в одиночку расхлебывал дерьмо, которое на меня обрушилось? Я сдурел!..
- Да не гони ты! У меня уже давно и адрес другой, и телефон. Да и в Москве я бываю не все время. Не гони! Чем я тебе сейчас могу помочь? Именно сейчас!
Было ясно, что человека заклинило. Он был обижен на весь свет. И это было для него комфортно. Мол, забыли меня, суки, продали и предали! Никто, ни одна падла обо мне не позаботилась, когда мне это было нужно! А теперь я в вас, козлах, не нуждаюсь! Пошли все вон!.. Такие ни за что не признаются, что во всех своих бедах повинны прежде всего они сами, а не "суки", "падлы" и "козлы". С такими мыслями им так приятно не бриться, не менять неделями белье, дуть крепкую "Охоту" или "Балтику" №9 и катиться вниз. Чтобы остановиться ниже уровня поверхности земли, где их начнут обгладывать могильные черви. И это был еще не самый худший расклад. Максим однажды узнал о существовании собачьего питомника, где бультерьерам скармливали бомжей, живых бомжей, выращивая из них убийц и людоедов.
- Раньше надо было помогать, когда меня еще в Москву не занесло, - гнул свою упадническую линию Никита.
Когда у Никиты иссякли аргументы, которыми в нем разглагольствовал уязвленный эгоизм, он наконец-то заговорил по делу. Выяснилось, что три года назад он срубил в Питере крутое бабло и решил податься в Москву. А что, все едут - город неограниченных возможностей! Продал питерскую квартирку, присовокупил полученные от Вали Матвиенко за работу в предвыборной команде деньги, серьезные деньги, и купил здесь, на Чистых прудах, трехкомнатную, в которой спокойно уместился бы их перебитый в Кандагаре взвод. Покуролесил с месяц, соря долларами, как пятикопеечными монетами. И потом начал укореняться. Проще всего оказалось найти жену. Ну, или типа того. Красивая, умная, сексуальная, преданная. Тогда казалось, что преданная. Поэтому через три месяца присвоил ей официальный статус жены, о чем была сделана запись и в паспорте, и в какой-то там регистрационной книге.
Сложнее оказалось в Москве зарабатывать на жизнь. Попытался открыть сувенирный магазинчик на Таганке. Не дали. На Китай-городе устроил чебуречную. Через две недели спалили. Заключил договор на поставку небольшой партии польской парфюмерии. Кинули на пятьдесят штук. После чего махнул рукой на собственный бизнес и устроился охранником в казино в Реутове. Зарплата плюс проценты с вложенных в банк питерских денег - это было совсем неплохо.
Однако судьба непонятно на каком основании решила вволю поизмываться над героем афганской войны. Банк лопнул. И Никите стоило огромного труда вышибить из них десятую часть вложения. А потом он и это проиграл. В том же казино, где и работал. Зашел как-то в выходной и решил попытать счастья. Ну, оно и привалило в полном объеме. Преданность жены начала стремительно таять, как снег в апреле. И вскоре она превратилась в злобную фурию. Но при этом остались три ее другие качества. Сексуальность. Правда, его этим своим качеством она перестала одаривать. Красота. И ум. И благодаря своему недюжинному уму жена три дня назад выперла Никиту из квартиры.
- Да ты ягненок, что ли? - изумился Максим. - Не мог на место поставить?! Кулаки у тебя есть? Выгони ее к чертям собачьим.
- Она перевела квартиру на себя. А я типа наследника.
- Ну, так замочи ее! Забыл, как это делается? Несчастный случай, и концы в воду.
- Нет. Я недавно крестился. Теперь не могу, дал обет на всю оставшуюся жизнь… К тому же, посмотри…
Никита вытянул вперед руки, ладонями вниз. Пальцы заметно дрожали. Как у алкоголика.
- Да, дела! - сказал Максим, покачав головой. - Тебе, брат, в монастырь надо. И еще один обет - не брать в рот спиртного.
Помолчали, дымя сигаретами.
- Слушай, - прервал молчание Максим, - я прямо сейчас выкину ее к чертовой матери. С концами! Где это?
Никита назвал адрес. Это было рядом - дом двенадцать по Чистопрудному бульвару.
Он дождался, когда откроется входная дверь, и придержал ее, чтобы молодая мамаша вывезла коляску. Поднялся на третий этаж и выключил рубильник на распределительном щитке. За дверью, где жила жена Никиты, Жанна, замолчал телевизор.
Максим поднялся на пролет выше. И подождал, пока она позвонит в электросеть и там ей скажут, что у них все в порядке и пусть она проверит рубильник на лестничной площадке.
Жанна, несомненно, подозрительно глянув в глазок и не обнаружив ни малейшей опасности, открыла дверь. И вышла. И мгновенно, еще ничего не поняв, оказалась в квартире с зажатым ртом и прижатыми к туловищу руками.
Максим два раза повернул ключ и увлек Жанну внутрь квартиры.
Она пыталась сопротивляться.
- Тихо, - сказал он шепотом. - Если не будешь орать, то останешься жить. Говори шепотом.
И медленно приоткрыл рот и ослабил хватку.
Жанна молчала, оценивающе оглядывая вероломного незнакомца.
- Деньги? - прошептала она.
- Нет.
- А, понятно. Пришел передать привет от моего мудака. Бывшего.
- Да, он сказал, что ты умная. Не соврал.
И тут Максим разглядел, что она еще и красивая. В смысле - сексапильная.
И понял, что одно насилие или два - какая, в сущности, разница. Несомненно, Никита его за это дело не осудит.
И изменил характер хватки с мертвой на требовательную.
С удивлением почувствовал, что она этому не противится. Напротив - прижалась (от нее так сладко пахло самкой!), задышала взволнованно.
У Максима мгновенно встал.
Но головы он при этом не потерял. Снял куртку, к которой была прикреплена постоянно подключенная к игровому серверу вебкамера, и повесил ее в прихожей. Так, чтобы камера уткнулась в стену. Ни к чему им это видеть.
И прошел в комнату…
Жанна стонала. Взвизгивала. Это был высший пилотаж. Такие попадаются не чаще чем раз в полгода, подумал Максим.
Он трахал ее, как дикое животное. Как бабуин. Как орангутанг. И ей это нравилось.
Этой взбесившейся сучке было мало. "Еще!" - завывала она и материлась, как шанхайская блядь, отдающаяся взводу морпехов.
Разлепились. И он слушал, не прерывая, как она его нахваливала. Как кляла мужа-импотента. Как уговаривала остаться. Навсегда. Как им будет вместе хорошо. Охуительно. Именно так и сказала - охуительно. И не сказала даже, а пропела нежно, отчего это слово утратило матерность и приобрело лиричность.
Максим слушал молча. И кивал головой. Мол, помечтай, крошка. Мечтать никому не вредно.
А потом он трахал ее еще раз. И с тем же самым упоением.
Кончил.
И вдруг обнаружил у нее кадык.
Блядь!
Это трансвестит!
Это какая-то грязная и опасная игра, в которую втравил его Никита!
Он мгновенно овладел собой, не подав виду, что заметил.
- Я принесу что-нибудь выпить, - сказал трансвестит. - Не против?
- Нет.
Трансвестит принес из соседней комнаты два бокала с вином. И Максим понял, что пить этого он не станет и под дулом пистолета.
Взял бокал.
- Что же ты?
- Хочу посмотреть, как ты. Такие красивые должны пить очень красиво. Посмотришь, и член опять в бой рвется.
Трансвестит рассмеялся и два раза отглотнул. Кадык два раза двинулся вверх-вниз и остановился. Не большой он был, конечно. Но явно мужской.
Максим поставил бокал.
- Ну, начнем с традиционного вопроса, - сказал он, сомкнув пальцы на шее трансвестита. Не особо туго, но чувствительно. - На кого ты работаешь?! Только негромко!
Никита, который, несомненно, сейчас вперился в коммуникатор, подключенный к его веб-камере с микрофоном, не должен был ничего услышать. Технология игры заключалась в том, что у каждого игрока был коммуникатор, с помощью которого он мог подключаться к каналам своих противников, которые в нон-стоп режиме транслировали картинки и звук с их веб-камер. И по этим картинкам можно было угадывать, где они сейчас находятся.
- Не поняла.
- Не не поняла, а не понял! Слушай внимательно. У тебя единственный шанс остаться в живых. Если ты все правдиво и подробно расскажешь. Кто тебя нанял и зачем. И что со мной должны сделать.
Трансвестит съежился. И рассказал. Про то, что к нему иногда посылают неизвестных ему людей. И он их "обслуживает", как сегодня обслужил Максима. Потом подливает в вино клофелин. И когда клиент вырубается, вызывает некоего Артема. Тот кончает потерявшего сознание человека. А ночью двое бритоголовых куда-то увозят его на джипе. Больше трансвестит ничего не знал. Зачем все это - было, в общем-то, понятно. Но вот кто все это организовал? Вот в чем вопрос.
Еще один вопрос заключался в том, как же это Никита скурвился до такой степени? Хуже шакала! Но об этом Максим старался не думать.
- А ты, значит, убить не можешь?
- Нет, - ответил трансвестит, побледнев, как смерть.
- Значит, у вас тут поточное производство. Один сученыш работает подсадной уткой. Другой оказывает сексуальные услуги. Третий убивает. И четвертый с пятым утилизируют труп. Вы тут, блин, прямо хоккеисты какие-то! Пятеркой работаете!
- Не убивай меня, - прошептал трансвестит.
- А ты был правдив?
- Да. Честно. Всю правду… Когда в первый раз, то я не знала, для чего они. Хотела просто денег заработать. А после первого раза нельзя уже было отказаться. Они бы меня тоже.
- Ладно, живи. Вызывай.
- Кого?
- Убийцу, Артема этого.
Когда раскрылась дверь, Артем получил рукояткой пистолета по голове и рухнул на пол.
Но пока он валился, довольно медленно, Максим понял, что это Никита.
"Что за блядская жизнь, - подумал он с тоской. - Во что же, в какое говно ползучее мы все превратились!"
И даже плюнул на пол. Точнее - Никите на замызганную куртку, которая несомненно, была для него спецодеждой.
- Ну, без пяти минут монах, рассказывай, - сказал Максим, когда Никита очухался.
Никита молчал.
- Надеюсь, ты понимаешь, что живым ты отсюда не выйдешь, иуда?
Никита кивнул головой.
- Аркашку - ты?
Никита опять кивнул головой, глядя в пол.
- Рассказывай.
- Я был вынужден.
- У пятилетней дочки лейкоз? - спросил Максим, вспомнив тридцатилетнего паренька, которому он свернул шею, как цыпленку.
- Нет. Я попал на большие деньги. И они взяли жену. Дали три месяца сроку.
- Сколько?
- Пол-лимона.
- Блядь! - взревел Максим. - Что же ты наделал! У меня есть. Есть лимон! Я бы…
- Откуда мне было знать? Все разошлись… Блядская эта жизнь нас растащила в разные стороны.
- Ладно. Слово даю: жену я вытащу. Рассказывай.
…Никита начал рассказывать. Про то, что менеджер программы решил сыграть по-черному. Естественно, в тайне от учредителей, которые выплачивают призовые. Десять лимонов должны достаться игроку, выступающему под четвертым номером. Он ничем не рискует. Потому что менеджер сколотил черную команду, в которую взяли и Никиту. И эта команда, с одной стороны, подстраховывает четвертого номера, не подпуская к нему противников. С другой стороны, - устраняет всех "лишних" самыми разнообразными способами. В том числе и таким, с которым Максим только что столкнулся. Расчет с членами этой ублюдочной команды должен производиться из суммы, которую получит четвертый номер. Никита подписался на шестьсот штук. Сколько достанется остальным, он не знает. Но ясно, что большую часть призовой суммы захапает менеджер.
Когда Никита закончил, Максим протянул ему пистолет с одним патроном.
- За жену не беспокойся. Вытащу, - сказал он. - И без глупостей. Ты ведь знаешь, что моя реакция всегда была лучше. Ясно?
Никита молча кивнул и ушел в дальнюю комнату.
Время замедлилось, почти остановилось. Загустело, как не желающий выливаться из бутылки на морозе концентрированный томатный сок.
За окном заплакал ребенок.
В трубах зарокотала вода.
И стихла.
Наконец грохнул выстрел.
- Вот и все, - сказал Максим. - Одевайся.
Трансвестит, бледный, как перемазанная мелом смерть, вздрогнул.
- Не надо!
- Дурак. Пойдешь со мной. Будешь потом свидетелем.
- Зачем?!
- Не в суде, дурак. Должен же я отчитаться перед инвесторами, с какого бодуна я перебил всех этих скорпионов и отрезал яйца менеджеру перед его лютой смертью!
Максим пересек трамвайные пути, перемахнул через низенький барьерчик, отделяющий зловонный бульвар от смердящей выхлопным газом улицы. И решительно направился к дому с колоннами, впечатывая в дорожку каблуки своих массивных шнурованных ботинок. Менеджеру оставалось жить двадцать минут. А охранявшим его дебилам с выползавшими из-под пиджачных воротников заушными проводками - и того меньше.
Рядом смешно семенит трансвестит в узкой английской юбке и с лицом, с перепугу размалеванным вкривь и вкось.
Со стороны это выглядит так, словно мужчина средних лет, знающий себе цену, выгуливает собачонку экзотической породы.
Сидящий на скамейке бомж, отхлебывающий из чудесным образом доставшейся ему почти полной бутыли крепкой "Охоты", думает: до чего же славный выдался вечерок!
Игорь Зотов
Декамерон
Серебряный Бор
Лицом Рябец походил на череп: худое, с глубоко сидящим белесым взглядом и чуть приоткрытым ртом - вечный оскал крупных желтоватых зубов. В школе за глаза и звали его Черепом, но в глаза опасались, кличку дали по фамилии - Ряба.
Теперь, когда он разменял шестой десяток, черепное сходство обратилось общескелетным: худоба и костистость.
За завтраком Рябец читает криминальную хронику в "МК": пока размолотит ложечкой попку яйца, пока облупит, пробежит про пропавшую в тайге под Красноярском второклассницу; откусит-пожует бутерброд - про пьяного офицера, застрелившего солдата, отхлебнет глоток суррогатного кофе - про…
В заметке "В Серебряном бору работала частная тюрьма с пыточной камерой" написано, что менты задержали на улице среди бела дня голого бомжа в наручниках, с проломленным черепом и со следами побоев на теле. Бомж назвался "Андрюхой" и успел сообщить, что его пытали в подвале "электричеством и клещами". Адрес прошептал: Вторая линия, 43. Смолк. Довезти "Андрюху" в 67-ю больницу не успели - умер в пробке, не приходя в сознание. Менты - по адресу, но тюремщиков и след простыл. Зато тюрьма знатная - три клетки и еще: электрошокер, щипцы, дыба, испанский сапог и прочая всячина. Два трупа - и тоже серебряноборских бомжей. Ведется расследование.
Рябец отложил газету, поглядел в окно - июль, марево, жара, духота. Покончив с завтраком, сложил в пакет "Marlboro" полотенце, плавки, три больших бутерброда с колбасой (тщательно завернул в ту же газету - протухнут), бутылку воды, бутылку портвейна "777", пластиковый стакан.
Рубашку с коротким рукавом заправил в брюки, на ноги - сандалии. Троллейбусом две остановки до Калужской, и в метро - до "Китай-города". Маршрут вспомнился сам собой, хотя в последний раз он ездил им еще в начале 70-х, когда "Китай-город" звался "Площадью Ногина". Пересадка - и по сиреневой ветке до "Полежаевской". Оттуда спросит.
В окне троллейбуса за эти годы не особо и изменилось: пыль-дома-тополя. Вот мост дугой, и слева тоже мост - с красными вантами, новый по всему. За ним река и Крылатские Холмы. Троллейбус нырнул с горки, остановился на площади. Рябец вышел.
Несколько улиц веером, заборы, за ними - сосны, высокие крыши дач. Рябец посмотрел направо - где-то здесь. Там пивная была, нет теперь пивной. Они тогда из пивной пошли на дачу. Он не пошел, он обиделся, он домой. Болт у него книжку забрал. Щелкнуло в памяти слово - "декамерон". Ну да - дождь ледяной-колючий сечет по пожарищу, в черной жиже каблуком поковырял - обложка обугленная, синяя, буковки витые, затейливые, Болта книжка… Осенью приезжал, перед армией. А как туда было не съездить?! Нет, потом.
Жарко, какой портвейн? - купил в киоске пиво и круто влево, в лес.