- В Швеции операцией руковожу я. Те, кто был в квартире, прошли выучку в польской разведке и знают, как вычислить того, от кого подозрительно пахнет.
- Мы говорим об убийстве. Которое вы, Хоффманн - или мне называть вас Паулой? - могли бы предотвратить.
- Когда пистолет приставили к голове покупателя в первый раз… тогда я не позволил выстрелить. Но в следующий раз - он сам себя выдал, он был враг, стукач, покойник… у меня не было, не было выбора!
- А раз у вас не было выбора, то у нас его тоже нет и мы должны сделать вид, что ничего не случилось?
Их было четверо - смотрящих на него, перед каждым на столе лежал экземпляр секретного донесения. Вильсон, Йоранссон и замминистра юстиции. Четвертый до сих пор молчал. Хоффманн не понимал почему.
- Да. Если вы хотите, чтобы я обломал новый росток мафии, пока он не пустил крепкие корни. Если вы этого хотите, то выбора нет уже у вас.
Этот зал суда ничем не отличался от прочих - такой же холодный, с ненастоящими людьми. Питу уже пять раз случалось сидеть вот так, на месте обвиняемого, перед теми, кого он не уважал, но кто решал, будет он жить с остальными людьми или на нескольких квадратных метрах за железной дверью. Пара условных сроков, пара оправданий за недостаточностью улик и всего один раз - тюрьма. Жуткий год в Эстерокере.
В тот раз у него не было возможности защитить себя. Больше он этого не допустит.
Кранц протянул руку к экрану компьютера, к тонким красным стрелкам, направленным вверх. Под стрелками были разные цифры.
- Смотрите: верхний ряд - материалы из полиции Копенгагена. ДНК гражданина Дании, которого звали Йенс Кристиан Тофт. Который скончался в доме номер семьдесят девять по Вестманнагатан. Нижний ряд - из лаборатории Линчёпинга: анализ тех же пятен крови, минимум два на два миллиметра. Пятна с рубашки, которую мы нашли на помойке у дома номер семьдесят три. Видите? Ряды совпадают. Все STR-маркеры - вот эти красные стрелочки - имеют одну и ту же длину.
Эверт слушал, но видел по-прежнему лишь однообразный узор.
- Нильс, убитый мне неинтересен. А вот убийца - очень.
Кранц задумался, как ответить - язвительно или просто раздраженно. Решил не отвечать никак, проигнорировать. Обычно это еще обиднее.
- Но я попросил их, коли на то пошло, сделать еще и анализ кровавых пятен поменьше. Их слишком мало, чтобы юристы могли указать на них как на веское доказательство. Но достаточно, чтобы заметить решающую разницу.
И он показал следующую картинку.
Снова узор - красные стрелочки, но на большем расстоянии друг от друга и с другими цифрами.
- Это - от другого человека.
- И какого?
- Не знаю.
- У тебя же есть ДНК.
- Но нет совпадений.
- Нильс, не темни.
- Я ввел данные и сравнил со всем, к чему у меня есть доступ. И я уверен, что это кровь стрелявшего. А еще я уверен в том, что этой ДНК нет ни в одной шведской базе.
Нильс посмотрел на комиссара:
- Эверт, убийца, скорее всего, не швед. То, как он вел себя, пистолет "радом", нет совпадений по ДНК… ищи в другом месте, подальше.
Вечер обещал быть ясным. Солнце созревшим апельсином лежало там, где небо растворялось в заливе Риддарфьерден, - только это и было видно из больших окон министерского кабинета. Хоффманн смотрел, как свет делает унылый стол из карельской березы еще более унылым; ему страстно хотелось сбежать отсюда. Мягкое тело Софьи, вот Хуго смеется, вот глаза Расмуса, выговаривающего "папа".
- Прежде чем мы закончим нашу встречу…
Он не там. Он сейчас несказанно далеко от настоящей жизни, в чиновничьем кабинете, среди людей, которые могут отправить его еще дальше от нее.
Эрик Вильсон откашлялся - адвокат ответчика на суде:
- Прежде чем мы закончим нашу встречу, я хочу получить гарантии, что Паулу не привлекут к ответственности за то, что случилось на Вестманнагатан, семьдесят девять.
Лицо заместителя министра ничего не выражало - бывают такие лица.
- Я поняла, что вы хотите именно этого.
- Вам уже приходилось разбираться с такими делами.
- Если я соглашаюсь гарантировать иммунитет преступнику, то должна понимать почему.
Микрофон все еще держался где-то на середине бедра.
Но вот-вот упадет: Хоффманн чувствовал, что скотч отклеился. Стоит только встать - и микрофон упадет.
- С удовольствием объясню. - Вильсон взял свое донесение. - Девять месяцев назад мы могли бы ликвидировать мексиканскую мафию на стадии организации. Пять месяцев назад мы могли бы ликвидировать египетскую мафию на стадии организации. Если бы наши агенты получили полномочия действовать в полную силу. Этого не произошло. Мы сидели сложа руки, а две мафиозные организации тем временем проглатывали кусок за куском. Сейчас у нас новый случай. Польский.
Хоффманн, стараясь не делать резких движений, одной рукой под столом медленно взялся за проводок микрофона и слипшиеся полоски скотча.
Еле уловимые движения осторожных пальцев.
- Паула должен продолжить работу. Он должен быть на месте в тот момент, когда "Войтек" подомнет под себя наркобизнес в шведских тюрьмах. Именно Паула будет рапортовать Варшаве о прибытии новых партий, о продажах - и одновременно снабжать нас информацией о том, как и когда мы сможем ударить и разбить эту контору.
Нашел. Микрофон величиной с булавочную головку под тканью брючины. Пит крепко взялся за него, хотел поднять повыше, снова к промежности - там микрофон держался лучше и его проще было развернуть к говорящему.
Однако пришлось прерваться.
Сидевший напротив Йоранссон внезапно уставился на него, не спуская глаз.
- Шведские тюрьмы строгого режима. "Войтек" собирается сосредоточить свои усилия на заключенных двух категорий. Во-первых - "миллионерах", тех, кто добыл свои деньги особо тяжкими преступлениями, отбывает долгие сроки и кто грамм за граммом, день за днем сможет переводить свой бандитский капитал в некое здание на улице Людвика Идзиковского. Во-вторых - на "батраках", тех, у кого вообще нет денег и кто выйдет на свободу весь в долгах; чтобы остаться в живых, этим людям придется на свободе продавать крупные партии наркотиков или совершить тяжкое преступление. Из таких должников "Войтек" сплетет опаснейшую преступную сеть.
Хоффманн выпустил микрофон и положил обе руки на стол - так, чтобы их было видно.
Йоранссон продолжал смотреть на Пита, стало тяжело дышать и глотать, секунды растянулись в часы. Наконец не в меру внимательные глаза перестали сверлить его.
- Я не могу описать подробнее. Решать вам. Вы решаете. Продолжать ли Пауле. Или мы в очередной раз просто постоим рядом и посмотрим.
Заместитель министра внимательно оглядела каждого, потом взглянула в окно, на солнце, такое прекрасное. Наверное, ей тоже хотелось прочь отсюда.
- Могу я попросить вас ненадолго выйти?
Хоффманн пожал плечами и пошел было к двери, но вдруг остановился. Микрофон. Микрофон отклеился и медленно сползал вниз по правой ноге под тканью брючины.
- Всего на несколько минут. Потом вы сможете вернуться.
Хоффманн ничего не ответил, только оттопырил на ходу средний палец. Услышал за спиной раздраженный вздох. Они видели его жест, разозлились, подняли взгляд. Этого он и добивался. Лишь бы не спросили, что это за ним тянется. Пит закрыл за собой дверь.
Лицо замминистра по-прежнему ничего не выражало.
- Вы говорили о девяти месяцах. О пяти месяцах. О мексиканской и египетской мафии. Я тогда сказала "нет", потому что ваши работавшие под прикрытием агенты, все с криминальным прошлым, рассматривались как источники высокого риска.
- Паула - не источник высокого риска. Он - залог успешной экспансии "Войтека". На нем построена вся операция.
- Я никогда не дам иммунитета от уголовного преследования сотруднику, которому ни вы, ни я не можем доверять.
- Я ему доверяю.
- Тогда, может быть, вы объясните мне, зачем интендант Йоранссон некоторое время назад его обыскивал.
Вильсон взглянул на своего шефа, потом - на женщину с ничего не выражающим лицом.
- С Паулой имею дело я, я работаю с ним ежедневно. Я доверяю ему, а "Войтек" уже здесь! Никогда еще нам не удавалось внедрить своего агента настолько глубоко. С Паулой… мы снесем мафии голову одним ударом. Если только Паула не будет отдан под суд за события на Вестманнагатан. Если он сможет свободно действовать в тюрьме.
Замминистра подошла к окну с желтым солнцем и видом на столицу, которая жила своей предвечерней жизнью и понятия не имела о том, кто и как ею управляет. Потом взглянула на человека, до сих пор хранившего молчание.
- А вы что скажете?
Замминистра юстиции открыла свои двери для комиссара уголовной полиции Вильсона и интенданта Йоранссона. Но ради особо серьезных решений она пригласила самого главного человека Главного полицейского управления, попросила его тоже посидеть за столом и послушать.
- Уголовная элита, мультимиллионеры, те, кто совершил тяжкие преступления, у "Войтека" вроде финансистов. Основная масса уголовников, должники, мелкие воришки у "Войтека" вроде рабов. - У начальника Главного полицейского управления был резкий гнусавый голос. - Я не хочу, чтобы так было. Вы не хотите, чтобы так было. У Паулы нет времени на Вестманнагатан.
Хоффманну надо было успеть за несколько минут.
Он проверил расположение камер, довольно близко к обоим лифтам, и встал прямо под одной из них, чтобы оказаться в слепой зоне. Убедился, что рядом никого, расстегнул ремень и молнию на брюках, поймал микрофон и протянул провод под промежностью к животу.
Скотч никуда не годится.
Руки Йоранссона во время обыска слишком сильно прижали и порвали его.
Еще минута-другая.
Хоффманн немного распорол внутренний шов брюк, непослушными пальцами закрепил провод в дыре и развернул микрофон к молнии, после чего натянул свитер на брюки как можно ниже.
Неважное решение. Но сейчас - единственно возможное.
- Вы можете вернуться.
Дверь в середине коридора была распахнута. Замминистра помахала ему, и он двинулся к ней, стараясь шагать нешироко, но как можно естественнее.
Они приняли решение. Во всяком случае, у Пита появилось такое чувство.
- Хочу спросить еще кое о чем.
Заместитель министра взглянула сначала на Йоранссона, потом на Вильсона.
- Предварительное следствие длится уже как минимум сутки. Полагаю, его начала городская полиция. Я хочу знать, как вы… все устроите.
Вильсон ждал этого вопроса.
- Вы читали мое донесение, представленное шефу уголовной полиции лена. - Он указал на распечатки, которые лежали на столе перед каждым участником собрания. - А это рапорт, составленный следственной группой - Гренсом, Сундквистом, Херманссон и Кранцем. О том, что они знают, что видели. Сравните его с моим рапортом, с тем, как на самом деле развивались событии; там сказано, почему Паула присутствовал в той квартире. Он был там по заданию полиции.
Замминистра быстро просмотрела свой экземпляр.
- Доклад о реальных событиях. И доклад, который содержит только то, что известно нашим коллегам.
Ей это не нравилось. Пока она читала, мертвое лицо в первый раз ожило - рот, глаза, - словно прочитанное противилось ее презрению и решению, которое, ей казалось, она даже всерьез обдумывать не собиралась.
- А сейчас? Что произошло после того, как это написали?
Вильсон улыбнулся. Первая улыбка в кабинете, задыхающемся от собственной серьезности.
Все еще улыбаясь, он посмотрел на Хоффманна:
- Рубашка со следами крови и пороха. Но… крови, которая заинтересует полицию, нет ни в одной шведской базе данных. Идея в том, чтобы подбросить полиции ложный след. Он никуда не приведет, но отнимет у следствия время и силы.
Красные пятна на серо-белой рубашке спустя сутки стали бурыми. Гренс раздраженно пошевелил ее снятой перчаткой.
- Рубашка убийцы. Кровь убийцы. И мы никуда не продвинулись.
Кранц все еще сидел за компьютером с изображением красных стрелочек над разными цифрами.
- Человека мы не определили. А вот место - может быть.
- Не понял.
Тесный кабинет был таким же пыльным и темным, как и все остальные кабинеты криминалистического отдела. Свен посмотрел на сидящих рядом с ним мужчин. Ровесники с жидковатыми шевелюрами, не особенно симпатичные, облезлые, но мастера своего дела. Было ясно - оба жили работой с того самого дня, как она стала их работой.
Молодежь, идущая им на смену, едва ли будет такой. Гренс и Кранц относились к вымирающей породе.
- У кровавых пятен поменьше - тех, что принадлежат стрелявшему, - в наших базах нет имени. Но тот, у кого нет имени, все же где-то живет и всегда оставляет что-то, с чем можно работать дальше. Я обычно ищу следы устойчивых органических загрязнений, которые накапливаются в теле, медленно распадаются, сохраняются долго, имеют низкий уровень растворимости. Они иногда приводят следователей в нужное место.
А Кранц даже двигается как Эверт. Свен никогда не задумывался об этом; он огляделся, ища диван для посетителей - ему вдруг пришло в голову, что криминалист тоже задерживается на работе допоздна, а его квартира тем временем стоит пустая и темная.
- Но не в этот раз. Ничто в крови не может привязать твоего убийцу ни к месту, ни к стране, ни вообще к континенту.
- Черт тебя дери, Нильс, ты же только что сказал…
- Но у нас есть кое-что получше. На ткани. - Он осторожно развернул рубашку на рабочем столе. - В нескольких местах. Во-первых, вот, на манжете правого рукава. Следы цветочка.
Гренс нагнулся, пытаясь разглядеть что-то неразличимое.
- Цветочек. Польский желтый амфетамин.
Они все чаще сталкивались с ним, занимаясь подобными делами. Запах тюльпанов. Амфетамин, произведенный на фабрике, где используют растительное сырье вместо ацетона.
- Ты уверен?
- Да. Состав, запах, даже желтый цвет, шафрановый, это сульфат амфетамина, получившийся после очистки.
- Польша. Опять.
- К тому же я точно знаю, откуда этот амфетамин.
Кранц мелкими движениями свернул рубашку - так же осторожно, как перед этим развернул.
- Амфетамин такого состава я уже анализировал, было еще два расследования меньше чем за месяц. И теперь нам известно, что его производят на амфетаминовой фабрике возле Седльце. Города в десяти милях к востоку от Варшавы.
Яркие солнечные лучи стали неприятно жаркими, шеи под воротничком чесались, ногам сделалось слишком тесно в ботинках.
Пятнадцать минут назад заместитель министра вышла, чтобы провести короткую встречу в еще более просторном кабинете и принять решение. Пан или пропал. У Хоффманна пересохло во рту; вместо слюны он сглотнул тревогу и страх.
Как странно.
Мелкий сбытчик, десять лет назад отбывавший тюремное наказание в камере исправительного учреждения Эстерокер. Молодой отец, с женой и двумя мальчишками, которых он научился любить больше всего на свете.
Теперь он был кем-то другим.
Мужчиной за тридцать, который сидел за рабочим столом в здании, символизирующем власть, в руке от волнения зажат телефон заместителя министра.
- Привет!
- Когда ты приедешь?
- Поздно. Встреча еще не закончилась. И я не могу с нее уйти. Как они там?
- А тебе это интересно?
Ему не понравился ее голос. Холодный, пустой.
- Хуго и Расмус. Как они?
Софья не ответила. Она будто стояла перед ним, он угадывал выражение лица, каждый жест, тонкая рука потирала лоб, шевелились пальцы ног в тапочках, которые были ей великоваты; вот сейчас она решит, сможет ли, захочет ли злиться дальше.
- Им полегче. Тридцать восемь и пять час назад.
- Я люблю тебя.
Хоффманн отключился, посмотрел на людей, собравшихся за столом заседаний, потом на часы. Прошло девять минут. Слюны совсем не осталось, сколько он ни пытался сглатывать. Хоффманн потянулся и направился к своему пустому стулу, стоявшему у дальнего конца стола, и тут дверь отворилась.
Замминистра вернулась. Чуть отставая, за ней шел высокий, атлетически сложенный мужчина.
- Это руководитель Государственной пенитенциарной службы Пол Ларсен. - Она приняла решение. - Он поможет нам. Продолжить.
Хоффманну хотелось рассмеяться или зааплодировать. Он поможет нам. Продолжить. Она решила закрыть глаза на то, что с юридической точки зрения могло оказаться соучастием в убийстве. Она пошла на риск. Посчитала, что рискнуть - стоит. Хоффманну было известно, что эта женщина как минимум дважды содействовала тайным помилованиям агентов, которых осуждали на пожизненное заключение. Но он был уверен, что она еще никогда, зная о нераскрытом преступлении, не закрывала на него глаза. Принимать решения она предоставляла полицейским.
- Я хочу знать, о чем мы говорим. - Глава пенитенциарной службы сразу ясно дал понять, что присаживаться не собирается.
- Вы… как бы сказать… поможете нам поместить одного человека в тюрьму.
- А вы кто?
- Эрик Вильсон, стокгольмское управление полиции.
- И вы полагаете, я буду помогать вам с местом в тюрьме?
- Пол? - Замминистра улыбнулась главному тюремщику. - Мне. Вы будете помогать мне.
Могучий мужчина, брюки на котором сидели в обтяжку, ничего не ответил, но вся его поза выдавала разочарование.
- Ваша задача - поместить Паулу, вот он, сидит рядом со мной - в Аспсосскую тюрьму на срок, который он получит после того, как его возьмут с тремя килограммами амфетамина.
- Три килограмма? За это дают большие сроки. Тогда его сначала должны отправить в Кумлу, в приемник-распределитель.
- Не в этот раз.
- Как же! Он…
- Пол? - Мягкий голос заместителя министра произносил жесткие фразы с неожиданной легкостью. - Уладьте это дело.
Вильсон переждал неловкое молчание.
- Когда Паула прибудет в Аспсос, рабочее место должно быть уже подготовлено. В первый же день он должен приступить к уборке в административном здании и в мастерской.
- Работа уборщика - это, с точки зрения заключенных, награда.
- Значит, наградите его.
- Да кто он вообще такой, ваш Паула?! У него имя есть? У вас есть имя? Вы можете говорить сами?
Глава пенитенциарной службы привык отдавать приказы, привык, чтобы ему подчинялись. Выслушивать чужие приказы и подчиняться он не привык.
- Вы узнаете мое имя и персональную информацию. Чтобы поместить меня в нужную тюрьму, дать мне правильную работу и проследить, чтобы ровно через два дня после того, как я окажусь в камере, охрана провела обширные необъявленные обыски по всей тюрьме.
- Да вы…
- С собакой. Это важно.
- С собакой? А если мы найдем то, что вы подбросили? У соседа по коридору, которому вы подкинете свою наркоту? Исключено. Я за это не возьмусь. Это опасно для моих сотрудников. И это продлит срок кому-нибудь, кого осудят за преступление, которого он не совершал. Я никогда на такое не пойду.
Замминистра шагнула к Ларссону и положила руку на рукав его пиджака; она улыбаясь посмотрела на него и мягко заговорила: