У нее был красивый голос, глубокий и сильный; однако, взглянув на ее костистое и изрезанное морщинами лицо, я сообразил, что она гораздо старше, чем казалась на первый взгляд. Наверное, Симона приняла нас за родителей, которые собираются устроить на танцы свою дочь. На мгновение мне захотелось подыграть ей: спокойно спросить о плате, о графике занятий, а потом уйти, продлив жизнь ее лучшей ученице.
- Мисс Кэмерон?
- Можно "Симона", - произнесла она. Глаза у нее были потрясающие - огромные, почти золотые, с тяжелыми веками.
- Я детектив Райан, а это детектив Мэддокс. - Сегодня я уже сто раз произносил данную фразу. - Не уделите нам несколько минут?
Симона завела нас в класс и поставила в углу три стула. Одна стена была зеркальной, и вдоль нее тянулось три станка разной высоты; разговаривая, я краем глаза видел все свои движения. Я передвинул стул так, чтобы оказаться спиной к зеркалу.
Я рассказал Симоне о Кэти - настала моя очередь. Подумал, что она заплачет, но ничего подобного: она лишь слегка откинула голову, и морщины на ее лице обозначились немного резче.
- В понедельник Кэти находилась у вас в классе? - спросил я. - Как она вам показалась?
Вообще люди редко умеют выдерживать паузу, но Симона Кэмерон являлась исключением: она сидела, закинув руку через спинку стула, и не шевелилась, спокойно обдумывая ответ. После долгого молчания Симона ответила:
- Такой же, как обычно. Пожалуй, была немного взволнована - не сразу смогла сосредоточиться, - но это и понятно: через несколько недель ей предстояло перейти в Королевскую балетную школу. Вообще этим летом она с каждым днем выглядела все взволнованнее. - Симона повернула голову. - Вчера вечером Кэти пропустила занятия, но я подумала, что она опять заболела. Если бы я позвонила ее родителям…
- Вчера вечером она была уже мертва, - мягко проговорила Кэсси.
- Опять заболела? - переспросил я. - Она болела в последнее время?
- В последнее время - нет. Но Кэти вообще не отличается крепким здоровьем. - Ее веки на мгновение дрогнули. - То есть не отличалась. Я учила ее шесть лет. Примерно с девятилетнего возраста она стала часто болеть. То же самое происходило с Джессикой, ее сестрой, но та просто простужалась или кашляла, так что это скорее вопрос иммунитета. А Кэти мучилась то тошнотой, то диареей. Иногда даже ее клали в больницу. Доктора считали, что у нее хронический гастрит. Кэти должна была поступить в Королевскую балетную школу год назад, но в конце лета у нее случилось обострение и пришлось делать операцию. Когда она пришла в себя, время было упущено.
- Но в последнее время эти приступы исчезли? - спросил я. Надо было срочно найти медицинскую карту Кэти.
Симона задумалась; на ее губах появилась горькая улыбка.
- Я беспокоилась, сумеет ли она продолжать учебу: балеринам нельзя пропускать много занятий по болезни. В этом году, когда Кэти снова стала танцевать, я оставила ее после урока, посоветовала сходить к доктору и выяснить, что не так. Кэти выслушала меня, покачала головой и сказала серьезно, даже торжественно: "Я никогда больше не заболею". Я пыталась объяснить ей, что с подобным нельзя шутить, от здоровья зависит ее карьера, но она лишь повторила свои слова. И с тех пор Кэти действительно не болела. Я решила, что у нее было что-то возрастное. Впрочем, сильная воля творит чудеса, а Кэти была очень волевой.
В коридор вышел второй класс. Я услышал голоса родителей на лестничной площадке, смешки и топот.
- Значит, вы учите и Джессику? - поинтересовалась Кэсси. - Она тоже собирается в Королевскую балетную школу?
В начале расследования, когда нет явных подозреваемых, стараешься больше узнать о жизни жертвы и найти хоть что-нибудь, за что можно зацепиться. Кэсси была абсолютно права, расспрашивая о семье Девлин, тем более что Симона Кэмерон не возражала. Я сталкивался с таким и раньше - люди охотно беседуют с нами, говорят без умолку, словно боясь, что, если остановятся, мы уйдем и оставим их наедине с горем. А мы слушаем, сочувственно киваем и записываем каждое слово.
- В разное время я учила всех трех сестер, - объяснила Симона. - Джесси сначала проявляла хорошие способности и упорно занималась, но вскоре стала болезненно застенчивой и занятия превратились для нее в мучения. Я сказала родителям, что, наверное, не стоит ее к этому принуждать.
- А Розалинда?
- У Розалинды был талант, но она не любила работать и хотела мгновенных результатов. Через нескольких месяцев переключилась на игру на скрипке. Заявила, что так хотят родители, но скорее всего ей стало просто скучно. С детьми это часто случается. Когда им не удается достичь быстрого прогресса и они понимают, что впереди ждет долгий труд, то сдаются и уходят. Если честно, обе сестры совершенно не годились для Королевской балетной школы.
- Но Кэти… - вставила Кэсси, подавшись вперед.
- Кэти была серьезной девочкой.
- Трудолюбивой? - уточнил я.
Симона кивнула:
- Да. Она любила заниматься и работать независимо от результата. В танцах редко встречается истинный талант; подходящий темперамент - еще реже. А найти и то и другое вместе… - Она отвела взгляд. - Когда у нас был занят класс, она спрашивала, можно ли прийти и поупражняться во втором.
На улице сгущались сумерки - дети, катавшиеся на скейтах, превратились в расплывчатые силуэты. Я представил Кэти Девлин в танцевальном классе: как она пристально вглядывается в зеркало, делая повороты и наклоны; свет от фонарей шафрановыми пятнами ложится на пол, а на пластинке, потрескивая под иглой, звучит "Гимнопедия" Сати. Я не мог взять в толк, почему Симона оказалась здесь, в маленькой студии над магазинчиком, где пахло смазкой из соседней мастерской, и обучала детишек, которым матери хотели выправить осанку. Только теперь я понял, что для нее значила Кэти Девлин.
- Как мистер и миссис Девлин отнеслись к тому, что Кэти поедет в Королевскую балетную школу? - спросила Кэсси.
- Они ее сразу поддержали, - без колебаний ответила Симона. - Честно говоря, я обрадовалась, даже удивилась - обычно родители против того, чтобы дети в таком возрасте уезжали из дома. Им не нравится, когда дочери превращаются в профессиональных танцовщиц. А мистер Девлин особенно ратовал за это. Мне кажется, они с Кэти были близки. Он хотел для нее самого лучшего, даже если это грозило им разлукой.
- А мать? - поинтересовалась Кэсси. - Она тоже была близка с дочерью?
Симона пожала плечами:
- Думаю, в меньшей степени. Миссис Девлин… несколько замкнута. Она всегда в восторге от своих дочерей. По-моему, она не очень умна.
- Вы не замечали в последнее время каких-нибудь подозрительных людей? - спросил я. - Или что-нибудь необычное, что вас насторожило?
Балетные школы, клубы плавания и курсы для скаутов притягивают педофилов как магнит. Если кто-то искал жертву, вполне мог прийти сюда.
- Понимаю, о чем вы говорите, но ничего подобного не было. Мы за этим следим. Лет десять назад появился мужчина, который забирался на крышу напротив и смотрел в окна через бинокль. Мы пожаловались в полицию, но она не предпринимала ничего, пока он не попытался уговорить одну девочку сесть в его машину. С тех пор мы всегда начеку.
- Может, кто-нибудь проявлял к Кэти повышенное внимание?
- Нет. Многие восхищались ее талантом, помогали со сбором денег, но никто особенно не выделялся.
- А были те, кто завидовал таланту Кэти?
Симона усмехнулась:
- Родители тут не очень амбициозны. Все, что они хотят от своих дочерей, - это немного танцев; никто не мечтает о настоящей карьере. Конечно, кое-кто из девочек завидовал ей. Но настолько, чтобы убить?.. Сомневаюсь.
Неожиданно я заметил, что Симона очень устала: ее поза не изменилась, но глаза подернулись тусклой дымкой.
- Спасибо, что уделили нам время, - поблагодарил я. - Мы с вами свяжемся, если понадобится задать несколько вопросов.
- Она страдала? - вдруг резко спросила Симона.
Она была первый, кто задал этот вопрос. Я хотел, как обычно, дать уклончивый ответ, сославшись на результаты вскрытия, но Кэсси меня опередила:
- Мы так не думаем. Конечно, ни в чем нельзя быть уверенными, но, похоже, все произошло быстро.
Симона с трудом повернула голову и встретилась взглядом с Кэсси.
- Спасибо, - пробормотала она.
Симона не стала провожать нас. Закрыв дверь, я посмотрел на нее через круглое окошко: она сидела, все так же выпрямившись и сложив руки на коленях, абсолютно неподвижно, словно королева из волшебной сказки, которую оставили оплакивать украденную принцессу.
- "Я никогда больше не заболею", - повторила Кэсси, когда мы сели в машину. - И не заболела.
- Сила воли, как сказала Симона?
- Вероятно.
- Или она нарочно вызывала у себя болезнь, - продолжил я. - Рвоту и понос легко спровоцировать. Может, ей просто не хватало внимания, а когда она поступила в Королевскую балетную школу, в этом уже не было необходимости. Внимания было достаточно - газетные статьи, сбор средств и все такое… Мне нужна сигарета.
- Синдром Мюнхгаузена? - Кэсси нащупала мою куртку и достала из кармана сигареты.
Я курю "Мальборо рэдс"; Кэсси не привержена к одной марке, но обычно предпочитает легкие "Лаки страйк", которые я считаю дамскими. Она прикурила две сигареты и дала одну мне.
- Мы сможем раздобыть медицинские карты других сестер?
- Вряд ли, - ответил я. - Они живы, а значит, это конфиденциальная информация. Если только получим согласие родителей… - Она покачала головой. - А почему ты спрашиваешь?
Она опустила стекло машины, и ветер начал трепать ей челку.
- Не знаю… Эта близняшка, Джессика… Я понимаю, что ее заторможенность может быть реакцией на смерть сестры, но она страшная худышка. Даже сквозь свитер видно, что фигура в два раза тоньше, чем Кэти, а Кэти сама была как щепка. И вторая сестра… Она тоже какая-то странная.
- Розалинда? - уточнил я.
- Вижу, она тебе понравилась, - усмехнулась Кэсси.
- Почему бы и нет? - буркнул я, пожав плечами. - Очень милая девушка. Заботится о Джессике. А тебе она не понравилась?
- Какая разница? - холодно заметила Кэсси, и, как мне показалось, не совсем искренне. - Не важно, кому она нравится; настораживает, что она странно одевается, перебарщивает с косметикой и…
- Если девушка следит за собой - значит, с ней что-то неладно?
- Послушай, Райан, сделай мне одолжение и включи мозги! Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю. Она улыбается невпопад и, как ты, разумеется, обратил внимание, не носит лифчик. - Я заметил это, но не предполагал, что и Кэсси тоже. - Может, она и впрямь "очень милая девушка", но с ней что-то не так.
Кэсси выбросила окурок в окно, сунула руки в карманы и развалилась на сиденье, надувшись как подросток. Я включил фары и прибавил скорость. Кэсси раздражала меня; я чувствовал, что она тоже мной недовольна, и не мог понять почему.
У Кэсси зазвонил мобильник.
- О Господи, - пробормотала она, взглянув на экран. - Алло, сэр… Алло?.. Сэр?.. Чертов телефон.
Она нажала кнопку.
- Связь барахлит?
- Со связью все в порядке, - ответила Кэсси. - Просто он стал спрашивать, почему мы так задержались и когда вернемся, а мне не хотелось болтать с ним.
Я не выдержал и рассмеялся.
- Слушай, - воскликнула Кэсси, - я не имею ничего против Розалинды! Скорее беспокоюсь.
- Думаешь, сексуальное насилие? - Я и сам подумывал о том же, но мысль была так неприятна, что я старался ее избегать. Одна сестра очень сексуальна, вторая почти ничего не весит, третья несколько лет симулировала болезни и была убита. Я вспомнил, как Розалинда склонила голову над Джессикой, и мне вдруг нестерпимо захотелось их защитить. - Отец приставал к ним. Кэти ответила на это болезнями - из ненависти к самой себе или чтобы приставаний стало меньше. Поступив в балетную школу, решила быть здоровой, потом, вероятно, поссорилась с отцом, пригрозила все рассказать. И он убил ее.
- Разумно, - кивнула Кэсси. Она смотрела на мелькавшие за окном деревья, и я видел только ее затылок. - Но версия с матерью ничуть не хуже - разумеется, в том случае, если Купер ошибся и ее не изнасиловали. Синдром Мюнхгаузена, но через посредника. Ты заметил, что она постоянно ощущает себя в роли жертвы?
Иногда горе делает всех похожими, как маски в греческой трагедии, но порой обнажает сущность человека (вот реальная и довольно скверная причина, почему мы сами все рассказываем родственникам: чтобы посмотреть на их реакцию). Нам так часто приходилось быть дурными вестниками, что мы стали разбираться в этом. Чаще всего люди теряют дар речи, впадают в шок; они словно оказываются в незнакомом месте, не зная, что делать: горе для них новая территория, и им приходится двигаться вслепую, на ощупь прокладывая путь. Но Маргарет Девлин не казалась удивленной - наоборот, почти спокойной, точно страдание для нее - привычное дело.
- Да, схема примерно та же, - согласился я. - Она травила дочь или всех трех сразу, потом Кэти поступила в балетную школу и попыталась выйти из-под контроля, а мать убила ее.
- Это объясняет, почему Розалинда одевается как сорокалетняя женщина, - добавила Кэсси. - Мечтает быстрее вырасти и избавиться от матери.
У меня зазвонил мобильник.
- О нет! - воскликнули мы хором.
Я проделал обычный фокус с "плохой связью", и остаток пути мы потратили на разработку подробного плана расследования. О'Келли обожает всякие схемы; если подсунуть ему хороший план, вероятно, он не обратит внимания на то, что мы ему не перезвонили.
Наш офис расположен в одном из помещений Дублинского замка, и это один из плюсов моей работы, несмотря на мрачный привкус колониального прошлого. Внутри он переделан в точном соответствии с корпоративными стандартами - стеклянные кабинки, мягкий свет, синтетические коврики и блеклые тона, - но снаружи все осталось нетронутым: старые стены из красного кирпича, мраморные барельефы, башни с зубцами и бойницами и изваяния святых. Зимним вечером, в туман, когда шагаешь по его брусчатке, возникает ощущение, будто попал в роман Диккенса: от дымчатых фонарей падают причудливые тени, бьет церковный колокол, каждый шаг отдается гулким эхом. Кэсси говорит, что тут запросто можно вообразить себя инспектором Эбберлайном, расследующим дело Потрошителя. Однажды лунной ночью в декабре она прошлась колесом прямо по центральному двору.
В окне О'Келли горел свет, но остальная часть здания погрузилась во мрак: был уже восьмой час, и все разошлись по домам. Мы осторожно проникли внутрь. Кэсси на цыпочках двинулась в дежурку, чтобы проверить Девлинов и Марка на компьютере, а я спустился в подвал, где мы храним подшивки старых дел. Раньше-то тут находился винный погреб, и компания офисных дизайнеров до него еще не добралась, так что тяжелые плиты, колонны и ниши под массивными арками остались. Иногда мы с Кэсси приносили сюда свечи и, бросая вызов противопожарной безопасности, проводили вечера в поисках потайных ходов.
Папка с делом ("Роуэн Дж. Сэвидж П., 33791/84") оказалась на том же месте, где я ее оставил. Сомневаюсь, что с тех пор к ней кто-нибудь притронулся. Я достал бумаги, нашел заявление, поданное матерью Джеми в отдел по поиску пропавших без вести, и - да, вот оно: светлые волосы, карие глаза, красная футболка, джинсовые шорты, белые кроссовки, красные заколки с украшением в виде клубничных ягод.
Я сунул документ под куртку, на случай если наткнусь на О'Келли (прятать его не было никакой необходимости, особенно теперь, когда связь с делом Девлинов стала очевидной, но я почему-то чувствовал себя виноватым, словно тайком пытался унести что-то ценное), и отправился в дежурную комнату. Кэсси сидела за своим компьютером; свет она не включила, чтобы ее не засек О'Келли.
- Марк чист, - сообщила она. - И Маргарет Девлин тоже. А вот Джонатана привлекали к суду в феврале.
- Детская порнография?
- Господи, Райан, что за буйное воображение! Нет, нарушение общественного порядка: он протестовал против строительства шоссе и пересек полицейское ограждение. Судья приговорил его к штрафу в сто фунтов и суткам общественных работ, а потом прибавил еще сутки, когда Девлин заявил, что его арестовали для того, чтобы подметать улицы.
Нет, фамилию Девлин я встречал где-то в другом месте: до сих пор шумиха вокруг шоссе до меня почти не долетала. Но это объясняло, почему Девлин не сообщил об угрожающих звонках в полицию. В его глазах мы были отнюдь не союзниками, особенно в том, что касалось строительства дороги.
- В деле есть заколка с клубникой, - произнес я.
- Да, - отозвалась Кэсси. Она выключила компьютер и повернулась ко мне. - Ты доволен?
- Не знаю, - буркнул я.
Конечно, приятно убедиться, что я не выжил из ума и не стал представлять несуществующие вещи, но мне вдруг пришло в голову, что я мог вспомнить не саму вещь, а лишь то, что когда-то прочитал о ней в деле, и какая из этих возможностей была хуже, еще вопрос. Лучше вообще не заикаться на эту тему.
Кэсси ждала. В падавшем из окна вечернем свете ее глаза казались большими и мрачными, как у гипнотизерши. Я знал, что она дает мне шанс предложить: "К черту заколку; давай забудем, что мы ее нашли". Даже сейчас меня иногда посещает праздная и никчемная мысль - а что случилось бы, если бы я это сказал.
Но было уже поздно, день оказался очень длинным, я хотел домой, к тому же любое деликатничание, даже со стороны Кэсси, меня раздражало. Казалось, проще пустить все на самотек, чем прилагать какие-то усилия и избавляться от улики.
- Ты звонила Софи насчет крови? - спросил я. В этой тусклой, плохо освещенной комнате было не так уж зазорно проявить немного слабости.
- Само собой. Но давай это отложим, ладно? Надо поговорить с О'Келли, пока его не хватил удар. Когда ты находился в подвале, он прислал мне эсэмэску. Я думала, он понятия не имеет, как это делать…
Я позвонил О'Келли и сообщил, что мы вернулись.
- Надо же, как скоро! Вы чем там занимались? Заехали в отель перепихнуться? - И приказал немедленно явиться к нему в офис.
Напротив стола О'Келли стояло только одно "эргономическое" кресло из кожзаменителя. Прозрачный намек: "Не стоит тратить мое время, и пространство тоже". Я сел в кресло, Кэсси пристроилась сзади на столе. О'Келли бросил на нее раздраженный взгляд.
- Давайте побыстрее! - буркнул он. - В восемь мне надо быть в одном месте.
Жена бросила его год назад; с тех пор я часто слышал о попытках О'Келли завести новые знакомства, включая на редкость неудачное "свидание вслепую", где приглашенная им женщина оказалась бывшей проституткой, которую он раз двадцать арестовывал на улицах.
- Кэтрин Девлин, двенадцать лет, - произнес я.
- Личность установлена точно?