Соколов проворчал:
– А вы уверены, что оно правильное?
– Да, уверен. И вы не сомневайтесь.
Соколов ответил:
– Я ученый. Обязан сомневаться… Ну так что же надо от меня конкретно?
– Надо, чтобы вы помогли разобраться с этой техникой, – Дервиш кивнул на ворота гаража, – и обучили моих людей.
– Я попробую. Но дайте мне слово, что не будете просить меня стрелять из нее… Я не смогу.
– Даю слово.
– Ладно, давайте смотреть вашу технику.
– Я думаю, сейчас вам стоит отдохнуть, а уж с утра…
– Нет уж. Приступим сейчас – дьявол не любит ждать.
Дервиш хмыкнул, позвал Немого и втроем они пошли в гараж. С "техникой" Соколов разобрался всего за полчаса. Сказал:
– Ну, в общем, ничего фантастического – примерно так я себе это и представлял. Мне нужно произвести кое-какие расчеты и тогда я буду иметь более полное представление.
– Отлично, – ответил Дервиш. – Завтра протестируем.
– А как думаете тестировать?
– Ну, пока не знаю, – сказал Дервиш.
А Немой спросил:
– Скажите, пожалуйста, Алексей Захарыч: на собак "Ужас" действует?
– На всех высших животных действует.
– Ну, тогда решим вопрос.
Соколов мрачно посмотрел на Немого, ничего не ответил.
Дервиш показал Соколову приготовленную для него комнату. Ученый сразу сел за компьютер, а Дервиш вернулся к гаражу, где сидели на скамейке Кот и Немой, присел рядом с ними и сказал:
– Нужно будет отловить какую– нибудь собачку.
– Хорошо, – сказал Кот. – Дам поручение молодым. А когда надо?
– С утра.
* * *
Около полуночи Чердыня ехал на встречу. С ним был только один телохранитель. "Гелендваген" катил по Невскому. Проспект был ярко освещен, катились сверкающие автомобили, по тротуарам фланировали десятки тысяч прожигателей жизни и тысячи проституток обоих полов. В "Золотом треугольнике" Санкт-Петербурга "комендантский час" начинался на три часа позже, чем на прочей территории столицы – богатая публика желала "ночной жизни". Поэтому заведения – рестораны, казино и бордели – были открыты в "Золотом треугольнике" до часу ночи. Официально. Неофициально многие работали до утра. А поскольку полицейские чины имели с заведений свою долю, то проблем с полицией, как правило, не возникало. Если не брать в расчет крайние случаи. Например, когда обкурившийся турист из Германии зарезал за одну ночь трех малолетних проституток. Или когда пьяный араб сел в свой сверкающий "майбах" и начал охоту за голубыми. Прежде чем он врезался в угол Елисеевского магазина и вырубился прямо за рулем, успел задавить четырех человек. Голубых среди них не было.
Чердыня приехал в бильярдную "Кенигсберг" на Садовой. Он вошел в бар, бросил бармену: сам?
– У себя, – ответил бармен. Чердыня прошел по коридору, уверенно толкнул ладонью дверь. Дверь распахнулась. Открылось просторное помещение, которое невозможно назвать ни кабинетом, ни комнатой отдыха. Здесь наблюдалось полное смешение "жанров" – в одной половине стоял вполне респектабельный рабочий стол с компьютером, в другой на полу лежал персидский ковер, стояли шкафы с книгами и оружием, кожаный диван и круглый стол под оранжевым абажуром. Вокруг стола сидели четверо мужчин, было накурено.
– А вот и господин подполковник, – сказал один из четверых – белобрысый, с лошадиной челюстью, – и бросил на стол карты. Чердыня подошел, поздоровался с белобрысым. Тот кивнул на часы: опаздываете, подполковник. Из-за вас эти волки успели выгрести из моих карманов лишних пару сотен.
– Ничего, не разоришься, – ответил Чердыня.
– Не разорюсь, конечно, но чувствую тайную несправедливость, – ответил белобрысый.
Белобрысого звали Валентин фон Дрейзе. Впрочем, про свое аристократическое происхождение сам "фон" вспоминал крайне редко. Семь лет назад фон Дрейзе был командиром взвода в элитном подразделении "Волкодавы". Однажды он хорошо загулял в ресторане и вписался в драку с группой молодых людей. Основательно их отметелил. Все сынки оказались детьми влиятельных родителей. Фон Дрейзе не посадили, но со службы пришлось уйти. Некоторое время его колбасило туда-сюда – он открыл частное сыскное агентство, потом занимался охраной автомобильных перевозок, а потом отошел от всех этих стремных дел, открыл бильярдную и начал жить жизнью обычного буржуа. И очень немногие знали, что это не совсем так, что Дрейзе – авантюрист по натуре – имеет вторую, тайную жизнь. В этой жизни он носил кличку Барон.
– Что есть справедливость? – отозвался Чердыня. Он за руку поздоровался с каждым из присутствующих. Двоих он знал – Наемник и Мак, давние компаньоны Дрейзе, третьего представил сам Барон. Он сказал просто: – Кабан. Человек проверенный.
Чердыня догадался, что в команде Барона Кабан занял место Крайнего. Крайнего убили полгода назад в Берлине. Тогда команда Барона тоже работала по заданию Чердыни. Чердыня протянул руку, сказал: Чердыня, – и сел к столу. Барон предложил виски. Выпили – символически, по глотку. Чердыня закурил.
– Что же, господин подполковник, привело вас ко мне? – спросил фон Дрейзе.
– Есть дело, – ответил Чердыня. Барон уже несколько раз выполнял некоторые поручения Чердыни – те, которые начальник СБ "Промгаз" по каким-либо причинам не хотел доверять своим сотрудникам.
– Дело? – произнес фон Дрейзе. – На миллион?
Чердыня подозревал, что Барон лезет в рискованные предприятия не из-за денег – он определенно не беден… по крайней мере не настолько беден, чтобы рисковать головой из-за денег… Чердыня подозревал, что Барону нравится риск. Хотя деньги нравятся тоже.
– Легкая прогулка, – сказал Чердыня. – Но с риском.
– Ага!– сказал Дрейзе. – А… где?
– Среди руин и человеческих отбросов.
– Это нам подходит, – произнес потомок прусских аристократов.
– Тогда для начала вам следует перейти на диету, перестать бриться и принимать душ.
* * *
Утром Студент с Глебом привели собаку – среднего размера трехцветного кобелька. Пес был явно бездомный – худой и напуганный. Студент привязал его к верстаку в гараже. Сам сел в стороне, закурил. Подошли Дервиш, Кот и Немой.
Пес сидел напряженно, боязливо косился на людей.
Дервиш сказал:
– Боится… Жизнь, видно, у него не шибко сладкая.
Кот буркнул:
– Ага… а мы, г– гуманисты, решили ее еще п– подсластить.
Он сплюнул и ушел. Через минуту вернулся, принес миску с гречневой кашей и сосиской, поставил рядом с собакой: ешь, п– псина. Пес покосился – он давно уже не ждал от людей ничего хорошего и сейчас тоже ожидал подвоха. Он смотрел то на миску, то на людей. Спустя три-четыре минуты голод пересилил страх, и пес принялся за еду. Он жадно ел, а пятеро мужчин сидели на досках и смотрели, как он ест. У них были угрюмые лица.
Пес съел все неправдоподобно быстро и вылизал миску.
Студент, а вслед за ним Глеб вышли вон из гаража. Кот поднялся, затушил сигарету и тоже собрался выйти, но в дверях остановился.
– Может, – сказал Кот, – не надо на с-собаке? С– собака-то чем п– провинилась?
– А на ком? – отозвался Дервиш.
– Это как раз не п– проблема. У нас тут к– как раз ликвидация наметилась. Так что есть достойный, т-так сказать, кандидат.
– А что за кандидат?
– П– предатель. Некто Сердюков… Я вам докладывал.
– Да, я помню, – Дервиш нахмурился, потом сказал: – Обвинение в предательстве – тяжкое обвинение… Вы уверены?
– Уверены, – ответил Кот. – П– предатель. П– предателей уничтожать надо не раздумывая.
– Это эмоции, Виктор. Мы не имеем права на эмоции. Если мы точно знаем, что Сердюков – предатель, мы должны прикинуть, нельзя ли его использовать. Например, для дезинформации "гестапо".
– Мы рассматривали этот в-вариант – не к-катит
– Ну что ж?.. А когда вы планировали провести ликвидацию?
– Г– готовы хоть сегодня. Он живет неподалеку, в д-деревне на Рыбинском водохранилище.
– У кого он был на связи?
– У Г– Горина.
Дервиш немного подумал и сказал:
– Ладно. Завтра мы с Гориным наведаемся к нему.
– А мы?
– А вы с Немым поедете в Карелию, в Петрозаводск.
Кот улыбнулся и отвязал собачонку: беги, псина.
Рано утром Кот и Немой уехали. Горин был огорчен. Ему определенно хотелось спросить у Дервиша, куда тот отправил его товарищей, но он не спросил.
Спустя час отправились за предателем. Через три часа болтанки по совершенно убитым дорогам были на северном берегу Рыбинского водохранилища. С собой привезли надувную лодку с мотором.
В дороге Горин рассказывал про предателя:
– Он, сука, троих сдал. Никогда бы его не заподозрили, но он прокололся. Ма-аленькую ошибку совершил – мы сами сначала ничего не заметили. А когда заметили, провели контрольную операцию.
– Где брать его будем? – спросил Дервиш.
– Он рыбак заядлый. Каждый день на рыбалке. Лодка у него нарядная, приметная – бело-красная. Надо посмотреть, стоит у причала или нет. Если нет ее, то, значит, он и сейчас на воде.
Студент прогулялся к причалам, где стояли лодки местных. Вернулся и доложил, что бело-красной лодки нет. Тогда накачали и спустили на воду надувнушку. Горин поставил на транец десятисильный китайский "Хуанхэ". В лодку погрузили удочки, автомобильный аккумулятор и "Ужас". Сели трое – Дервиш, Соколов и сам Горин. Студент остался на берегу.
"Хуанхэ" ровно запел, двинулись. Соколов сидел впереди, был мрачен… Прошли между зарослей камыша, выскочили на чистую воду. Гуляла волнишка, раскачивала полтора десятка разномастных лодок и катеров. Бело-красной среди них не было. Пошли на юг вдоль западного берега и вскоре обнаружили ее. Горин натянул на голову капюшон. Прошли совсем рядом с бело-красной – метрах в десяти. Мужик в лодке недовольно покосился.
– Он? – спросил Дервиш.
– Он, – сквозь зубы процедил Горин. – Он, тварь такая.
– Вот и ладушки. Теперь нужно выбрать позицию для выстрела… Так, чтобы других рыбачков не зацепить.
– А если попробовать во-он с того мыска? – предложил Горин. Дервиш согласился: – Пожалуй. – И тут же обратился к Соколову: – Как думаете, Алексей Захарыч – достанет?
– Достанет, – проворчал Соколов. – С усилителем достанет.
В борт ударила волна, обдала всех брызгами.
Спустя три минуты подошли к мысу, высадились. Горин вынес на берег упакованный в непромокаемый чехол "Ужас" с антенной, потом треногу и аккумулятор. За минуту все собрал. Он встал на колено, навел антенну на бело-красную лодку, посмотрел на дисплей прицела и сказал:
– Ого! Не далеко ли будет?
Дервиш тоже посмотрел на дисплей. В окошке дальномера светилась цифра "723,7". Рыбак был виден так же хорошо, как три минуты назад, когда они прошли в двадцати метрах от его лодки. Он курил и ветер относил в сторону дым его сигареты. Дервиш обернулся к Соколову:
– Семьсот двадцать метров… Достанет, Алексей Захарыч?
– Достанет. Я ночь не спал, и кое-что просчитал. По моим расчетам получается: достанет. Даже и с запасом… Поставьте на таймере десять секунд.
Горин сказал: оґкей, – выставил в окошке цифру "10", и прильнул к прикладу. Ветер шевелил его волосы.
Соколов нервно произнес:
– Что вы тянете?
Дервиш положил руку на плечо Соколова, слегка сжал. Горину сказал: давайте, Геннадий… Горин кивнул: даю… На дисплее прицела было хорошо видно лицо предателя – круглое, румяное, с пшеничными усами. Вполне симпатичное лицо человека, который любит жизнь – женщин, рыбалку, баньку. Любит выпить, хорошо закусить, смачно рассказать анекдот… Горин видел в прицеле лицо человека, который сдал "гестапо" трех других человек. Которые тоже любили жизнь… Геннадий Горин нажал на спусковой крючок – нелепый рычажок от бытового прибора. На дисплее вспыхнула красная точка… В первую секунду – она показалась очень длинной – ничего не произошло. И во вторую тоже. Предатель все так же сидел в лодке и, возможно, что-то напевал – губы под усами шевелились. Но уже в следующую секунду Сердюков дернулся и тревожно посмотрел в сторону, откуда "прозвучал выстрел". Еще через секунду его лицо изменилось. На нем отчетливо промелькнула тревога… нет, страх… нет, ужас… Предатель вскочил. В окошке "Время" светилась цифра "5". Когда цифра "5" превратилась в цифру "6", предатель закричал и прыгнул за борт. Он пытался плыть, но "Ужас" был сильнее. Несколько секунд жизнелюб Сердюков панически барахтался в воде, беззвучно кричал и хватал ртом воду. Потом он исчез, на поверхности осталась бело-красная, как лодка, панама. Она плавно покачивалась на волне. Над пустой лодкой парили, орали чайки. Их привлекала рыба, что трепыхалась в луже на дне лодки.
Обратно ехали молча. Дервиш поглядывал на Соколова – он помнил о судьбе Ракетчика. В 13– м году Ракетчик, он же доктор технических наук Борис Витальевич Степанов, "на колене" изготовил ракету, которая уничтожила Башню. А потом не смог жить с мыслью, что вместе с Башней его ракета убила три тысячи человек… Дервиш хорошо помнил эту историю, опасался неадекватных реакций со стороны Соколова и корил себя за то, что не провел предварительный "сеанс психотерапии". Нужно было, думал Дервиш, достать фотографии людей, которых арестовали с подачи предателя Сердюкова и рассказать о них, об их семьях, детях, увлечениях… Дервиш решил, что непременно сделает это, как только они вернутся в Максатиху, но вышло иначе – Соколов вдруг сам обратился к нему:
– В том, что машина хорошо работает в режиме "снайпер", мы убедились. Так?
– Так.
– Теперь нужно будет провести еще одно испытание. Необходимо проверить, как она работает в режиме "толпа". Особенно если эта "толпа" спрятана за стенами зданий… Вы подумайте, где и как это осуществить.
– Есть, товарищ профессор, – ответил Дервиш.
В тот же день Дервиш позвонил в Петербург и попросил Мастера приехать в Максатиху.
* * *
С утра ОПОН должен был продолжить зачистку промзоны. Грузовики с бойцами уже прибыли на исходную, когда из ГУВД поступила команда: к операции не приступать, ждать особого распоряжения. Бойцы гуляли по тенистым дорожкам кладбища, сидели на скамейках или прямо на могилах, курили. Идти в эту промзону совершенно не хотелось. Прошел слух, что сержант, который накануне попал в "волчью яму", умер ночью в госпитале. После этого идти на "Территорию Зла" захотелось еще меньше… А над ней парил "Скаут". Этой "птице" все равно.
Офицеры в штабном автобусе обсуждали вопрос: с чего бы это задерживают начало операции?
Они еще не знали, что три часа назад в ГУВД поступило сообщение: массовые беспорядки в области. Накануне вечером на "чеченских плантациях" взбунтовались батраки. Началось все на одной из "плантаций" под Приозерском – там сын хозяина ни за что избил пожилого работника. Батраки взбунтовались, перебили охрану, повесили на воротах хозяина. Потом сели на два хозяйских джипа, прихватили ружья, отобранные у охранников, и поехали на соседнюю "плантацию". К утру бунт охватил уже два десятка "плантаций". Горели усадьбы, звучали выстрелы, висели на воротах и березах хозяева.
С рассветом на нескольких КАМАЗах и джипах двинулись в сторону Петербурга. По пути громили магазины, жгли полицейские участки, убивали беспредельщиков, захватывали транспорт и оружие. К ним все время присоединялтсь батраки с других ферм, и просто жители поселков. Колонна постоянно увеличивалась. К полудню в ней было не менее пятисот человек. У многих – огнестрельное оружие, захваченное у охраны плантаций и у полицейских. Руководил этой "армией" бывший капитан ВДВ.
Начальник ГУВД доложил министру, министр немедленно поехал к Председателю. У Председателя совершенно некстати оказался Чердыня. Министр Чердыню не любил. Этот сукин сын всюду сует свой нос и уже обнаглел настолько, что вербует агентуру прямо в центральном аппарате МВД. Когда министру про это сообщили, он сильно оскорбился. Еще сильнее министр оскорбился, когда ему передали слова Чердыни о нем, министре: да ему пора погоны надставлять – а то ведь уже места для звезд не осталось… Чердыня ударил по больному – министр очень любил красоваться в форме, во всем этом генеральском великолепии: в золотых позументах, лампасах на портках и, конечно же, в фуражке с очень высокой тульей… На погонах министра выстроились в ряд четыре золотошитые звезды. Им было тесно на погоне. Именно на это намекал Чердыня…
Маленький, тщедушный министр выглядел в форме довольно комично и сам осознавал это, но очень болезненно относился к тому, когда об этом говорили другие. Впрочем, на всяких "других" у министра были методы воздействия, а вот на Чердыню – нет.
Министр завершил свой доклад словами:
– Сейчас они всего в сорока километрах от города… Нужно срочно принимать меры.
Председатель несколько секунд молчал, ел министра глазами, потом заорал:
– Так принимай, еж твою! Или что – будешь ждать, когда они придут сюда?
– Чтобы их остановить, нужно выдвинуть вперед боеспособное соединение.
– Ну выдвигай.
– Мне… некого.
– Что значит некого? У тебя больше миллиона дармоедов. Да еще две бригады внутренних войск "временно" – уже три года – тебе подчинены… Это значит "некого"?
– Обе бригады особого назначения переброшены в пермские лагеря. Вернуть их обратно можно будет в лучшем случае часов через пятнадцать. Единственная реальная сила в столичном регионе – ОПОН – сейчас в распоряжении Генриха Теодоровича. Прочесывают промзону на Охте.
Председатель сказал:
– Еж твою мать! В стране миллион ментов, а послать навстречу деревенскому быдлу некого.
Чердыня усмехнулся:
– Противостоять хоть сколь– либо организованной силе наша доблестная полиция уже не способна.
Министр сказал:
– Если бы мне разрешили применить установки "Ужас"…
Чердыня отрезал:
– Исключено. В сложившейся обстановке ни один "Ужас" не выйдет из стен охраняемых помещений. Еще не хватало, чтобы эти батраки отбили у твоих пару "ужасов"!
Председатель обхватил голову руками, сказал:
– Нет, это просто пи**ец какой-то!
Через двадцать минут после этого разговора командир ОПОН получил приказ выдвинуться навстречу бунтовщикам. Зачистка промзоны была отложена на неопределенное время.
* * *
По приезду в Петрозаводск Кот и Немой сняли квартиру в городе и респектабельный коттедж на базе отдыха. База располагалась на самом берегу Онежского озера, неподалеку от города, а квартира находилась почти напротив управления полиции… Арендовали два джипа. Это были российские УАЗы модели "Патриот" в китайском исполнении. И назывались они теперь "Железный дракон".