Девять или десять звучало вполне правдоподобно. К тому времени уже стемнело, и до момента, когда тело могли обнаружить, должно было пройти несколько часов. Плохой парень мог не спеша выманить свою жертву, расправиться с ней, а затем благополучно убраться с места преступления.
– Его убили там, где нашли тело? – спросил я.
Патологоанатом кивнул:
– Или рядом. Ничто не свидетельствует о том, что могло быть иначе.
– Хорошо, – сказал я и огляделся по сторонам.
Сломанная ветка лежала на тележке. Рядом с ней стояла банка с пенисом и яичками.
– Вы обнаружили их во рту? – спросил я.
Патологоанатом снова кивнул, молча.
– Какой нож использовал преступник?
– Вероятно, Ка-Бар, – ответил он.
– Здорово, – заметил я.
Такие ножи производили десятками миллионов в течение последних пятидесяти лет, и они встречались так же часто, как медали.
– Человек, пользовавшийся ножом, правша, – сказал доктор.
– А тот, что ударил его по голове?
– Тоже.
– Ладно, – проговорил я.
– Жидкость на спине – это йогурт, – продолжал доктор.
– Клубничный или малиновый?
– Я не проверял.
Возле банок с органами лежала небольшая стопка фотографий, сделанных поляроидом. На всех была зафиксирована рана, приведшая к смерти. На первом снимке – в том виде, в каком обнаружили труп. Волосы жертвы были длинными, грязными и перепачканными кровью, и я не мог разглядеть деталей. На втором снимке кровь и грязь смыли. На третьем волосы отрезали ножницами, а на четвертом их полностью обрили.
– А что, если его ударили ломом? – спросил я.
– Возможно, – согласился доктор. – Это даже более вероятно, чем монтировка. Я сделал слепок раны. Так что, если вы принесете мне орудие убийства, я смогу сказать точно.
Я подошел чуть ближе к столу и посмотрел на тело. Оно было очень чистым, белым, серым и розовым. От него едва различимо пахло мылом, кровью и другими телесными запахами. Низ живота был в ужасающем состоянии, словно над ним поработал мясник. Ножевые раны на руках и плечах оказались такими глубокими, что я видел кости и мышцы. Края ран посинели и были холодными. Нож прошел сквозь татуировку на левом предплечье, где орел держал в лапах свиток со словом "Мать". Выглядел труп ужасно, но я ожидал худшего.
– Я думал, что будет больше синяков и опухолей, – заметил я.
– Я же вам говорил, что все красоты появились уже после смерти, – взглянув на меня, сказал патологоанатом. – Пульса и давления не было, кровь не циркулировала, так откуда же взяться ушибам и опухолям? Кстати, и кровотечению тоже. Совсем немного крови вытекло на землю исключительно вследствие закона тяготения. Если бы они резали его, пока он оставался живым, кровь лилась бы рекой.
Патологоанатом снова повернулся к столу, закончил с мозгом жертвы, закрыл череп, дважды постучал по нему для надежности и вытер влажный стык губкой. Затем вернул на место лицо. Разгладил и растянул кожу пальцами, а когда он убрал руки, я увидел сержанта из отряда специального назначения, с которым я разговаривал в стрип-клубе. Ничего не видящими глазами он уставился на яркие лампы на потолке.
Я взял "хаммер" и проехал мимо школы психологии, в которой работала Андреа Нортон, к зданию, где располагался отряд "Дельта". Прежде здание использовали как тюрьму, до тех пор пока армия не собрала всех своих преступников в Левенуэрте, штат Канзас. Старая проволока и высокие стены прекрасно служили его нынешнему назначению. Рядом находился огромный самолетный ангар времен Второй мировой войны. Складывалось впечатление, что его притащили с какой-то переставшей существовать базы, а потом собрали, чтобы хранить в нем самую разную амуницию, грузовики, бронированные "хаммеры" и, возможно, даже парочку вертолетов быстрого реагирования.
Охрана, стоящая у внутренних ворот, впустила меня, и я сразу же отправился в офис адъютанта. Было семь тридцать утра, но здесь уже была включена полная иллюминация и кипела жизнь, что кое о чем мне сказало. Адъютант сидел за своим столом. Он оказался капитаном. В перевернутом с ног на голову мире "Дельты" сержанты являются подлинными звездами, а офицеры выполняют работу по дому.
– Вы кого-нибудь недосчитались? – спросил я.
Он отвернулся, и этот жест сказал мне еще больше.
– Полагаю, вам уже известно, что это так, – сказал он. – Иначе что вам здесь делать?
– Можете назвать имя?
– Имя? Я думал, вы арестовали его за что-то.
– Речь идет не об аресте, – сказал я.
– Тогда в чем дело?
– Его часто арестовывают?
– Нет. Он хороший солдат.
– Как его зовут?
Капитан ничего не сказал. Наклонившись вниз, он открыл ящик стола, достал оттуда папку и протянул мне. Как и все личные дела "Дельты", которые мне доводилось видеть, это подверглось серьезной цензуре, и я обнаружил всего два листочка. На первом было написано имя, звание и идентификационный номер, а также сухое изложение фактов послужного списка Кристофера Карбона. Он был не женат, прослужил в армии шестнадцать лет: четыре в пехоте, четыре в дивизии военно-воздушных сил, четыре в подразделении рейнджеров и четыре в отряде "Д" специального назначения. Он был на пять лет старше меня. Сержант первой категории. И никаких подробностей об участии в боевых действиях или наградах.
На втором листе я обнаружил десять чернильных отпечатков пальцев и цветную фотографию мужчины, с которым я разговаривал в баре и которого только что видел на столе в морге.
– Где он? – спросил капитан. – И что случилось?
– Кто-то его убил, – ответил я.
– Что?
– Произошло убийство, – повторил я.
– Когда?
– Прошлым вечером. В девять или десять часов.
– Где?
– На границе леса.
– Какого леса?
– Нашего леса. На базе.
– Боже праведный! Почему?
Я убрал листки в папку и засунул ее под мышку.
– Я не знаю, почему его убили. Пока.
– Боже праведный! – повторил он. – Кто это сделал?
– Я не знаю, – снова сказал я. – Пока.
– Боже праведный! – произнес он в третий раз.
– Родственники у него есть?
Капитан помолчал, потом шумно выдохнул.
– Кажется, есть где-то мать, – проговорил он. – Я вам сообщу.
– Не нужно сообщать мне, – сказал я. – Вы сами ей позвоните.
Он ничего не сказал.
– У Карбона здесь были враги? – спросил я.
– Насколько мне известно, нет.
– Какие-нибудь трения?
– В каком смысле?
– По вопросам образа жизни.
Он уставился на меня.
– Что вы хотите сказать?
– Он был геем?
– Что? Нет, разумеется.
Я ничего не ответил.
– Вы намекаете на то, что Карбон был извращенцем? – прошептал капитан.
Я мысленно представил себе, как Карбон, держа в руке бутылку с длинным горлышком и улыбаясь, стоит в шести футах от подиума стрип-клуба, в шести футах от девицы, которая ползает на четвереньках с задранной кверху задницей, касаясь сосками сцены. Довольно необычное времяпрепровождение для гея. Но потом я вспомнил выражение его глаз и смущенный жест, каким он отмахнулся от проститутки, предложившей ему свои услуги.
– Я не знаю, кем был Карбон, – сказал я.
– Тогда держите свой проклятый рот на замке, – сказал капитан. – Сэр.
Я взял с собой папку с данными Карбона, сходил в морг и позвал Саммер позавтракать в офицерском клубе. Мы сидели вдвоем в углу, в стороне от остальных посетителей. Саммер ела овсяную кашу с фруктами и просматривала папку. Я пил кофе. Саммер выбрала чай.
– Патологоанатом считает, что с ним расправились, потому что он был геем, – сказала она. – Он говорит, что это очевидно.
– Он ошибается.
– Карбон был не женат.
– Я тоже не женат, – сказал я. – А вы не замужем. Вы лесбиянка?
– Нет.
– Ну вот.
– Но обманка должна основываться на реальных фактах. Например, если бы он был игроком, ему в рот засунули бы долговую расписку или разбросали вокруг трупа игральные карты. И тогда мы решили бы, что дело в долгах. Вы понимаете, что я имею в виду? Ничего не получится, если нет никаких серьезных оснований. То, что можно опровергнуть за пять минут, выглядит глупо, а не умно.
– Итак, ваше мнение?
– Он на самом деле был геем, и кто-то это знал. Но убили его по другой причине.
– Да, причина другая, – согласился я. – Предположим, он действительно был геем. Он прослужил шестнадцать лет. Пережил большую часть семидесятых и все восьмидесятые. Так почему это произошло именно сейчас? Времена меняются, становится лучше, он научился скрывать свои пристрастия, он даже ходил с приятелями в стрип-клубы. Нет никаких причин для того, чтобы это случилось, да еще так неожиданно. Раньше могло бы. Четыре года назад, или восемь, или двенадцать, или шестнадцать. Всякий раз, когда он начинал служить в другом подразделении и знакомился с новыми людьми.
– Тогда в чем же причина?
– Понятия не имею.
– В любом случае она может оказаться очень неприятной. Вроде смерти Крамера в мотеле.
– Похоже, Бэрд вообще очень неприятное место.
– Вы думаете, вы здесь именно по этой причине? Из-за Карбона?
– Вполне возможно. Все зависит от того, что он собой представлял.
Я попросил Саммер собрать и отправить куда следует все соответствующие отчеты и извещения, а сам решил вернуться в свой кабинет. Новости распространяются быстро, и я обнаружил, что меня уже ждут три сержанта из "Дельты", которые пожелали из первых рук узнать, что случилось. Типичные парни из отряда специального назначения, невысокие, сухопарые, жилистые, слегка неряшливые, твердые как кремень. Двое старше третьего, который был с бородой и загорел так, будто недавно вернулся из очень жарких стран. Все трое мерили шагами мою приемную. Дежурный сержант, у которой был маленький сын, сидела там же. Я решил, что она поменялась с кем-то сменами. Она смотрела на них так, словно боялась, что с них станется в перерывах между курсированием по приемной напасть на нее. Я велел им войти за мной в кабинет, закрыл дверь и сел за стол, оставив их стоять перед ним.
– Это правда насчет Карбона? – спросил один из тех, что постарше.
– Его убили, – сказал я. – Не знаю кто и почему.
– Когда?
– Вчера вечером, в девять или десять часов.
– Где?
– Здесь.
– У нас закрытая база.
– Преступник не был гражданским лицом, – сказал я.
– Мы слышали, что тело сильно изувечено.
– Очень сильно.
– Когда вы будете знать, кто это сделал?
– Надеюсь, скоро.
– У вас есть зацепки?
– Ничего определенного.
– Вы сообщите нам, когда вы узнаете?
– А вы этого хотите?
– Естественно.
– Почему?
– Вы знаете почему.
Я кивнул. Гей или нет, Карбон являлся членом отряда, наводящего ужас на всех в мире, и его товарищи не собирались так это оставить. На мгновение меня охватила зависть. Если бы меня изувечили ночью в лесу, сомневаюсь, чтобы три крутых парня отправились в восемь утра прямиком в чей-нибудь офис, возмущенные случившимся и готовые отомстить за мою смерть. Потом я снова взглянул на них и подумал: "У преступника могут возникнуть очень серьезные неприятности. Мне потребуется только сболтнуть его имя".
– Мне нужно задать вам несколько обычных полицейских вопросов, – сказал я.
Я спросил их о самых стандартных вещах. Были ли у Карбона враги? Вступал ли он с кем-нибудь в конфликты? Угрозы? Драки? Все трое дружно мотали головами и отвечали на каждый мой вопрос отрицательно.
– Что-нибудь еще? – спросил я. – Было что-нибудь такое, что могло бы угрожать его жизни?
– Например что? – невозмутимо спросил один из старших сержантов.
– Все, что угодно, – сказал я, решив остановиться на этом.
– Нет, – ответили они хором.
– У вас есть какие-нибудь предположения? – поинтересовался я.
– Присмотритесь к рейнджерам, – сказал молодой сержант. – Найдите того, кто не справился с подготовкой в отряд "Дельта", но продолжает считать, что достоин стать одним из нас.
Потом они ушли, а я остался сидеть, размышляя над их последним заявлением. Рейнджер, который хочет что-то доказать? Я в этом сомневался. Не слишком правдоподобная теория. Сержанты "Дельты" не отправляются в лес с теми, кого они не знают, чтобы получить там по голове. Они проходят длительную и очень серьезную подготовку, которая сводит подобные случайности практически на нет. Точнее, делает их невозможными. Если бы рейнджер решил подраться с Карбоном, у подножия дерева обнаружили бы тело рейнджера. Если бы с ним пошли два рейнджера, мы бы нашли двух мертвых рейнджеров. В самом худшем случае на теле Карбона имелись бы раны, говорящие о том, что он защищался. Прикончить его было бы совсем не просто.
Значит, он отправился туда с человеком, которого знал и которому доверял. Я представил себе, что он совершенно спокоен, о чем-то болтает, возможно, улыбается, совсем как в том баре. Может быть, указывает куда-то дорогу, ничего не подозревая и повернувшись спиной к тому, кто на него напал. Затем я представил себе, как из-под шинели появляется монтировка или ломик, убийца замахивается и наносит удар, раздается треск костей. Потом снова. И снова. Три неожиданных удара. А застать врасплох парня вроде Карбона совсем не просто.
Зазвонил мой телефон, и я взял трубку. Это был полковник Уиллард, урод, сидящий в офисе Гарбера в Рок-Крике.
– Где ты? – спросил он.
– В своем кабинете, – ответил я. – Как бы иначе я мог ответить на ваш звонок?
– Оставайся там, – сказал он. – Никуда не уходи, ничего не делай, никому не звони. Это прямой приказ. Просто сиди тихонько и жди.
– Чего?
– Сейчас я приеду.
Он отключился, а я положил трубку на место.
Я сидел на своем месте. Никуда не пошел. Ничего не делал. И никому не стал звонить. Сержант принесла мне чашку кофе, и я ее взял. Уиллард не приказывал мне умереть от жажды.
Через час я услышал в приемной голос, и ко мне вошел молодой сержант из отряда "Дельта", тот, что с бородой и сильным загаром. Я предложил ему сесть и задумался над полученным приказом. "Никуда не уходи, ничего не делай, никому не звони". Получается, если я стану разговаривать с парнем, будет считаться, что я что-то делаю, и это вступит в противоречие с той частью приказа, в которой говорится: "Ничего не делай". Но с другой стороны, дыхание – это работа (в формальном смысле). Метаболизм – тоже. Мои волосы и щетина на лице продолжали расти, как и все двадцать ногтей. Я терял вес. На самом деле для человека невозможно ничего не делать. Поэтому я пришел к выводу, что данную часть приказа можно рассматривать как риторическую.
– Чем могу помочь, сержант? – спросил я.
– Я думаю, что Карбон был геем, – сказал сержант.
– Ты думаешь, что он им был?
– Ну хорошо, он им был.
– Кто еще знал об этом?
– Мы все.
– И что?
– И ничего. Я посчитал, что вы должны знать, и все.
– Ты полагаешь, это имеет отношение к его смерти?
Он покачал головой.
– Нас это не беспокоило. Тот, кто его убил, был не из наших. Не из нашего подразделения. Такое просто невозможно. Мы таких вещей не делаем. А за пределами подразделения никто ничего про него не знал. Значит, дело не в этом.
– Тогда зачем ты мне рассказал?
– Потому что вы все равно узнаете. Я хотел, чтобы вы были готовы. Чтобы это не стало неожиданностью.
– И что?
– Ну, может, вы сумели бы это скрыть, раз дело совсем в другом.
Я ничего ему не ответил.
– Это замарает его память, – сказал сержант. – Так не должно быть. Он был хорошим парнем и хорошим солдатом. Быть геем не преступление.
– Согласен, – сказал я.
– Армия нуждается в переменах.
– Армия ненавидит перемены.
– Они говорят, что это вредит сплоченности подразделения, – проговорил он. – Им бы следовало прийти и посмотреть, как мы работаем. Карбон был одним из нас.
– Я не смогу скрыть этого факта, – сказал я. – Возможно, я бы так и поступил, если бы мог. Но то, как выглядело место преступления… все поймут, что хотел сказать преступник.
– Что? Это выглядело, как преступление на сексуальной почве? Вы нам не говорили.
– Я постарался скрыть неприятные детали.
– Но никто не знал. Никто за пределами нашего отряда.
– Значит, кто-то все-таки знал, – возразил ему я. – Или убийца один из ваших.
– Это невозможно. Исключено.
– Так или иначе, но какой-то из вариантов возможен. Он встречался с кем-нибудь за пределами вашего подразделения?
– Никогда.
– То есть шестнадцать лет он воздерживался от интимных отношений?
Сержант на мгновение замолчал.
– Ну, я не знаю, – сказал он.
– А кто-то знал, – проговорил я. – Но на самом деле я тоже не думаю, что причина убийства в его пристрастиях. Кто-то просто постарался выставить дело так, чтобы казалось, будто его убили из-за того, что он был геем. Пожалуй, это мы можем утверждать наверняка.
Сержант тряхнул головой.
– Это будет единственное, что о нем все запомнят.
– Мне очень жаль, – сказал я.
– Я не гей, – проговорил он.
– Да мне все равно.
– У меня есть жена и ребенок.
После этих слов он ушел, и я вернулся к выполнению приказа Уилларда.
Я потратил это время на раздумья. На месте преступления не нашли орудия убийства. И никаких серьезных улик – ни кусочков одежды, зацепившихся за куст, ни следов на земле, ни кожи убийцы под ногтями Карбона. Все это легко объяснялось. Орудие нападавший забрал с собой. Скорее всего, он был в полевой форме, отвечающей всем требованиям Министерства обороны касательно прочности и надежности, и именно поэтому на кустах не осталось ни ниток, ни кусков ткани. Текстильные фабрики по всей стране вынуждены выполнять суровые условия, предъявляемые к военному поплину и твилу. Земля замерзла, поэтому на ней не осталось никаких следов. Морозы в Северной Каролине стояли примерно месяц, и мы находились как раз посередине этого срока. Кроме того, убийца напал неожиданно, и у Карбона не было времени повернуться и вцепиться в него ногтями или лягнуть его.
Таким образом, никакой материальной информации у нас не было. Но у нас имелись некоторые преимущества. В частности, фиксированные подозреваемые. У нас закрытая база, и армия отлично справляется с задачей контроля за тем, кто и где находится, а заодно и когда. Мы могли начать с длинных списков и проверить все имена по очень простому принципу – возможность совершения преступления или ее отсутствие. Затем переписать тех, кто мог быть убийцей, и применить к ним священные принципы всех детективов: способ, мотив, возможность.