– Не смотрите по сторонам до тех пор, пока мы не окажемся внутри Périphérique.
– А что это такое?
– Кольцевая дорога. За ней начинается настоящий Париж.
– Ваша мать живет именно там?
Я кивнул.
– На одной из лучших улиц города. Там расположены все посольства. Рядом с Эйфелевой башней.
– Мы едем прямо туда?
– Завтра, – сказал я. – А сегодня мы будем туристами.
– Почему?
– Я должен подождать брата. Я не могу пойти туда один. Мы придем к матери вместе.
Саммер ничего не сказала. Только взглянула на меня. Автобус наконец поехал. Она всю дорогу смотрела в окно. И по отражению ее лица в стекле я видел, что она со мной согласна. Внутри Périphérique было лучше.
Мы вышли на площади Оперы и постояли на тротуаре, ожидая, пока остальные пассажиры разойдутся по своим делам. Я решил, что нам прежде всего следует выбрать отель, оставить там сумки и уж потом отправляться дальше.
Мы пошли на юг по рю де ла Пэ, через Вандомскую площадь, к Тюнльри, а там повернули направо и вышли прямо на Елисейские Поля. Возможно, существуют и лучшие места, по которым можно не торопясь гулять с хорошенькой женщиной под бесцветным зимним солнцем, но сейчас ни одно из них не приходило мне в голову. Мы свернули налево на рю Марбеф и вышли на авеню Георга V, как раз напротив отеля "Георг V".
– Вам это подходит? – спросил я.
– А нас впустят? – спросила Саммер.
– Есть только один способ проверить.
Мы перешли улицу, и швейцар в высокой шляпе открыл для нас дверь. На лацкане у девушки за стойкой имелось несколько маленьких флажков – по одному для каждого языка, которым она владела. Я заговорил по-французски, что ее порадовало. Я дал ей две подорожные и попросил два номера. Она не колебалась и сразу же выдала нам два ключа, словно мы заплатили ей миллиард золотом или кредитной картой. "Георг V" из таких мест. Они много чего видели. Ну а если что-то их и удивит, они все равно не признаются.
Оба номера, которые дала нам девушка-полиглот, выходили окнами на юг. Из окон была частично видна Эйфелева башня. Один номер был оформлен в голубых тонах, в нем была гостиная и ванная комната величиной с теннисный корт. Другой, в желтых тонах, находился в этом же коридоре через три двери, и в нем имелся балкон с перилами из кованого металла.
– Выбирайте, – предложил я.
– Я хочу номер с балконом, – сказала Саммер.
Мы положили свои сумки, приняли душ и встретились в вестибюле через пятнадцать минут. Я уже настроился на ужин, но у Саммер появились другие идеи.
– Я хочу купить одежду, – сказала она. – Туристы не носят военную форму.
– А этот турист носит, – возразил я.
– Ну так сломайте эту традицию. Поживите немного без формы. Куда нам лучше всего пойти?
Я пожал плечами. В Париже невозможно пройти двадцать ярдов и не наткнуться по меньшей мере на три магазина, торгующие одеждой. Но почти во всех из них вам придется выложить ваш месячный заработок за одну вещь.
– Давайте попробуем в "Бон марше", – сказал я.
– Что это такое?
– Универмаг. Его название означает "дешевый", в буквальном смысле, – ответил я.
– Универмаг, который называется "Дешевый"?
– Самое подходящее для меня место, – сказал я.
– А еще что-нибудь?
– "Самаритянин". На реке, у Понт-Нёф. Там есть терраса с видом на город.
– Давайте пойдем туда.
Это была долгая прогулка вдоль берега реки до конца острова Сите. Она заняла у нас час, поскольку мы часто останавливались, чтобы посмотреть по сторонам. Мы прошли мимо Лувра. Прогулялись вдоль маленьких зеленых палаток, установленных на набережной.
– А что означает Понт-Нёф? – спросила Саммер.
– Новый мост, – ответил я.
Она посмотрела на древнее каменное сооружение.
– Это старейший мост в Париже, – пояснил я.
– Почему же его называют новым?
– Когда-то давно он был новым.
Мы шагнули в теплое нутро магазина. Как и во всех подобных заведениях, первым был отдел косметики, и воздух наполняли ароматы духов. Мы поднялись на второй этаж, где продавали женскую одежду. Я уселся в удобное кресло и предоставил Саммер сделать покупки самостоятельно. Ее не было около получаса. Она вернулась полностью преображенной. Черные туфли, черная узкая юбка до колен с разрезом, бело-серый бретонский свитер и серый шерстяной жакет. И берет. Она выглядела на миллион долларов. Форму и башмаки ей упаковали в фирменный пакет "Самаритянина".
– Теперь ваша очередь, – сказала Саммер.
Она повела меня в мужской отдел. Единственные брюки моего размера, которые у них нашлись, были алжирской подделкой американских голубых джинсов, что предопределило цвет. Я купил также светло-синий пуловер и короткую черную куртку.
Армейские ботинки я сохранил, они хорошо подходили к джинсам и куртке.
– Купите берет, – сказала Саммер, и я купил берет.
Он был черным, с кожаной отделкой. Я расплатился американскими долларами по очень приличному курсу, переоделся в новую одежду и убрал форму в пакет. Посмотрел в зеркало, поправил берет, сдвинув его набок самым нахальным образом, и вышел из кабинки.
Саммер ничего не сказала.
– Теперь ужин.
Мы поднялись наверх, в кафе на девятом этаже. На открытой террасе сидеть было слишком холодно, но мы устроились возле окна, откуда открывался превосходный вид: собор Нотр-Дам на востоке и башня Монпарнас на юге. Солнце еще не зашло. Это был великий город.
– Как Уиллард нашел нашу машину? – спросила Саммер. – Откуда он мог знать, где ее искать? Соединенные Штаты – большая страна.
– Он ее и не искал, – ответил я. – Ему просто сказали, где она находится.
– Кто?
– Вассель, – ответил я. – Или Кумер. Сержант Свана упомянул по телефону мое имя. Как только они отправили с базы Маршалла, кто-то из них позвонил Уилларду и сказал, что я в Германии и вновь их преследую. Они наверняка спросили Уилларда, почему он позволил мне прилететь в Германию, и велели ему меня отозвать.
– Они не могут диктовать специальному отделу военной полиции.
– Уиллард сделал это возможным. Я только что сообразил, что они старые приятели. Сван почти прямо это сказал, но я в тот момент пропустил его слова мимо ушей. Уиллард был связан с бронетанковым корпусом еще со времен своей службы в разведке. С кем он разговаривал все эти годы? С кем обсуждал потребление топлива советскими танками? С офицерами бронетанкового корпуса, вот с кем. Тогда они и подружились. Именно поэтому он так возбудился, когда стало известно, что умер Крамер. Его вовсе не беспокоило, что армия США будет поставлена в неудобное положение. Нет, он сочувствовал бронетанковым войскам.
– Потому что он с ними близок.
– Верно. Вот почему Вассель и Кумер сбежали вчера вечером. На самом деле они вовсе не сбежали. Просто дали возможность Уилларду спокойно разобраться с нами.
– Уиллард знал, что он не подписывал наши подорожные.
Я кивнул:
– Это точно.
– Значит, у нас теперь серьезные неприятности. Мы находимся в самовольной отлучке и путешествуем по украденным подорожным.
– С нами все будет в порядке.
– Интересно, каким образом?
– Как только мы получим результат.
– А мы его получим?
Я ничего не ответил.
После ужина мы перебрались на другой берег реки и долгой кружной дорогой вернулись обратно в отель. С пакетами из "Самаритянина" мы выглядели как обычные туристы. Нам не хватало только фотоаппарата. Мы поглазели на витрины на бульваре Сен-Жермен и заглянули в Люксембургский сад. Мы видели Дом Инвалидов и Военную школу. Потом мы зашагали по авеню Боске и оказались в пятидесяти шагах от квартиры моей матери. Я не стал говорить об этом Саммер. Мы вновь перешли через Сену по мосту Альма и выпили кофе в бистро на авеню Нью-Йорк. Потом мы поднялись на холм к отелю.
– Время сиесты, – сказала Саммер. – Потом обед.
Я с удовольствием согласился вздремнуть. На меня навалилась усталость. Я улегся на постель в голубом номере и заснул через несколько минут.
Саммер разбудила меня два часа спустя, позвонив по телефону из своего номера. Она хотела узнать, известны ли мне какие-нибудь рестораны. Париж полон ресторанов, но я был одет, как идиот, а в кармане у меня имелось меньше тридцати долларов. Поэтому я выбрал знакомое мне кафе на рю Берне. Там никого не смутят мои джинсы и пуловер, и к тому же там не придется платить целое состояние за обед. Кафе находилось достаточно близко, так что мы могли отправиться туда пешком – значит, не нужно будет брать такси.
Мы встретились в вестибюле. Саммер по-прежнему выглядела великолепно. Ее юбка и жакет прекрасно подходили не только для дневной прогулки, но и для посещения ресторана. Она оставила берет в номере. А я свой надел. Мы зашагали в сторону Елисейских Полей. Неожиданно Саммер сделала странную вещь. Она взяла меня за руку. Становилось темно, нас окружали гуляющие парочки, и я подумал, что это движение показалось ей естественным. Да и для меня оно стало естественным. Лишь через минуту я понял, что произошло. Точнее, только через минуту я понял: здесь что-то не так. У нее на это ушло такое же время. В конце концов она слегка смутилась и отпустила мою ладонь.
– Извините, – сказала она.
– Не стоит извиняться, – сказал я. – Мне было приятно.
– Так получилось само собой, – сказала она.
Вскоре мы свернули на рю Верне. Нашли кафе. Для январского вечера было еще рано, и владелец легко отыскал для нас столик в углу. На столике стояли цветы и зажженная свеча. Мы заказали воду и pichet красного вина, чтобы выпить перед тем, как сделать заказ.
– Вы чувствуете себя здесь как дома, – заметила Саммер.
– Не совсем, – сказал я. – Я нигде не чувствую себя как дома.
– Вы очень неплохо говорите по-французски.
– Я и по-английски неплохо говорю. Но из этого не следует, что я чувствую себя как дома, к примеру, в Южной Каролине.
– Однако в некоторых местах вам нравится больше, чем в других.
Я кивнул:
– Да, это хорошее место.
– А вы никогда не думали о будущем?
– Вы говорите, как мой брат. Он хочет, чтобы я строил планы.
– Все должно измениться.
– Полицейские будут нужны всегда, – сказал я.
– Полицейские, которые совершают самовольные отлучки?
– Все, что нам нужно, – это получить результат, – сказал я. – Миссис Крамер или Карбон. Может быть, Брубейкер. У нас есть три вишенки. Три шанса.
Она ничего не ответила.
– Расслабьтесь, – посоветовал я. – Мы исчезли из того мира на сорок восемь часов. Давайте постараемся получить удовольствие. Нам не станет легче, если мы будем тревожиться. Мы ведь в Париже.
Саммер кивнула. Я внимательно наблюдал за ней. Видел, как она пытается отбросить сомнения. В свете свечи ее глаза стали особенно выразительными. Казалось, она смотрит на множество неприятностей, наваленных перед ней, точно картонные коробки. И я увидел, как одним движением плеча она заталкивает их в дальний уголок чулана.
– Выпьем вина, – предложил я. – Получим удовольствие.
Моя рука лежала на столе. Она протянула свою руку и сжала мою ладонь.
– У нас всегда есть Северная Каролина, – сказала она.
Мы заказали по три блюда каждый. И потратили три часа, чтобы ими насладиться. Мы старались не говорить о работе. Саммер спросила меня о моей семье. Я кое-что рассказал ей о Джо и совсем немного о нашей матери. Саммер вспомнила о своих братьях, сестрах и кузенах – очень скоро я в них запутался. Большую часть времени я просто наблюдал за ее лицом в мягком сиянии свечи. Ее кожа имела медный оттенок, временами проявлявшийся на фоне чистой черноты эбенового дерева. Ее глаза были подобны углям. Подбородок был изящным, как тонкий фарфор. Она казалась удивительно маленькой и хрупкой для солдата. Но потом я вспомнил ее значки снайпера. У нее их было больше, чем у меня.
– Вы познакомите меня с вашей мамой? – спросила она.
– Если хотите, – ответил я. – Но она очень больна.
– Дело не в сломанной ноге?
Я покачал головой.
– У нее рак.
– И все плохо?
– Хуже не бывает.
Саммер кивнула.
– Я поняла, что у вашей матери проблемы. Вы выглядели расстроенным с того момента, как вернулись из Франции.
– В самом деле?
– Это вас тревожило.
– Гораздо больше, чем я предполагал.
– Разве вы ее не любите?
– Конечно люблю. Но никто не живет вечно. Такие вещи не должны быть неожиданностью.
– Мне не стоит идти с вами. Будет лучше, если вы придете к ней вдвоем с Джо.
– Ей нравится знакомиться с новыми людьми.
– Но она может плохо себя чувствовать.
– Посмотрим. Возможно, она захочет сходить куда-нибудь поесть.
– Как она выглядит?
– Ужасно.
– Тогда она не захочет встречаться с новыми людьми.
Мы немного посидели молча. Официант принес чек. Мы пересчитали наши наличные и заплатили поровну, оставив хорошие чаевые. На обратном пути в отель мы держались за руки. Это казалось естественным. Мы остались вдвоем в море неприятностей, какие-то из них были общими, а какие-то – личными. Швейцар в высокой шляпе открыл перед нами дверь и пожелал нам bonne nuit – доброй ночи. Мы поднялись наверх на лифте, стоя рядом, но не прикасаясь друг к другу. Когда мы вышли из лифта на нашем этаже, Саммер нужно было повернуть налево, а мне – направо. Возникла некоторая неловкость. Мы оба молчали. Я видел, что она хочет пойти со мной, а я дьявольски хотел пойти с ней. Я уже представил себе ее комнату. Желтые стены, аромат духов. Кровать. Я представил, как снимаю с нее новый свитер через голову. Расстегиваю молнию на новой юбке. И слышу шорох, с которым она падает на пол. Я пришел к выводу, что у юбки должна быть шелковая подкладка.
Я знал, что это будет неправильно. Но мы и так находились в самоволке. Мы и так были в полном дерьме. А этим мы могли принести друг другу утешение и радость, не говоря уже обо всем остальном.
– В какое время завтра утром? – спросила Саммер.
– Мне нужно встать рано, – ответил я. – Я должен быть в аэропорту в шесть.
– Я поеду с вами. За компанию.
– Благодарю.
– Мне это будет приятно.
Мы еще немного постояли.
– Придется встать в четыре, – сказала Саммер.
– Да, наверное, около четырех, – ответил я.
Мы продолжали стоять.
– Ну тогда спокойной ночи, – сказала она.
– Спокойной ночи, – ответил я.
Я повернул направо. Не стал оборачиваться. И услышал, как дверь ее номера открылась, а потом закрылась через секунду после моей.
Было одиннадцать часов. Я лег в постель, но не заснул. Наверное, целый час я лежал и смотрел в потолок. В окна проникал свет города, холодный, желтый и неясный. Я видел отсветы пульсирующих огней Эйфелевой башни – золотые вспышки, иногда быстрые, иногда медленные, вызывающие тревогу. Каждую секунду они меняли ритм и интенсивность. Я слышал скрежет тормозов на далекой улице и лай маленькой собачки, звук шагов одинокого прохожего под моим окном и гудение далекого клаксона. Потом город затих, и на меня навалилась тишина. Она выла, точно сирена. Я поднял руку. Посмотрел на часы. Полночь. Я уронил руку на постель, и меня вдруг пронзило такое ощущение одиночества, что стало трудно дышать.
Я включил свет, перекатился к краю кровати и снял телефонную трубку. Под кнопками имелась короткая инструкция: "Чтобы позвонить в номера других гостей, нажмите тройку и номер комнаты". Я нажал тройку и набрал номер комнаты Саммер. Она взяла трубку после первого гудка.
– Ты не спишь? – спросил я.
– Не сплю, – ответила она.
– Хочешь, чтобы я составил тебе компанию?
– Да, – ответила она.
Я натянул джинсы и футболку и босым вышел в коридор. Постучал в ее дверь. Саммер открыла, протянула руку и втащила меня внутрь. Она была полностью одета, в юбке и свитере. Она поцеловала меня, не отходя от двери, и я ответил на ее поцелуй. Дверь за нами закрылась. Я слышал, как щелкнул замок. Мы двинулись к постели.
Она была в темно-красном нижнем белье из шелка или атласа. Я повсюду ощущал аромат ее духов. Им была полна комната и ее тело. Она была маленькой и изящной, быстрой и сильной. В ее окно проникал тот же свет города. Но теперь он нес тепло, давал мне энергию. Я видел на потолке огни Эйфелевой башни. Наш ритм стал совпадать с ритмом меняющегося света – то медленным, то быстрым, не знающим покоя. Потом мы отвернулись от света и лежали, сгоревшие дотла, совсем рядом и молча, словно не совсем понимая, что произошло.
Я проспал час и проснулся в том же положении. У меня возникло сильное ощущение, будто я что-то потерял и что-то приобрел, но я не мог это объяснить. Саммер спала, продолжая прижиматься ко мне. От нее хорошо пахло. Она дарила тепло. Изящная, сильная и умиротворенная. Ее дыхание было медленным. Моя левая рука обнимала ее за плечи, а правая лежала на талии. Ее ладонь сжимала мою ладонь.
Повернув голову, я некоторое время наблюдал за игрой света и тени на потолке. Я услышал далекий шум мотоцикла по другую сторону от Триумфальной арки. Потом лай собаки. В остальном в городе царила тишина. Два миллиона людей спали. Джо находился в самолете, возможно, пролетал над Гренландией. Я не смог представить свою мать. Я закрыл глаза и попытался снова заснуть.
В четыре часа сработал будильник у меня в голове. Саммер продолжала спать. Я осторожно высвободил руку и немного помассировал плечо, чтобы восстановить циркуляцию крови, а потом выскользнул из постели и прошлепал по ковру в ванную. Вернувшись оттуда, я надел джинсы и футболку и поцелуем разбудил Саммер.
– Проснись и пой, лейтенант, – сказал я.
Она высоко подняла руки и потянулась. Простыня упала до талии.
– Доброе утро, – сказала она.
Я снова ее поцеловал.
– Мне нравится Париж, – заявила она. – Здесь было хорошо.
– И мне тоже.
– Очень хорошо.
– В вестибюле через полчаса, – сказал я.
Я вернулся в свою комнату и заказал кофе в номер. Когда кофе принесли, я уже успел побриться и принять душ. Чтобы забрать поднос с кофе, пришлось повязать вокруг пояса полотенце. Потом я надел свежую военную форму, налил себе первую чашку кофе и посмотрел на часы. Было четыре двадцать утра в Париже, или семь двадцать вечера на Восточном побережье – достаточно рано, чтобы оставаться на рабочем месте упорно работающему парню. Еще раз прочитав инструкцию на телефоне, я набрал нужную цифру, чтобы выйти на междугороднюю линию, и единственный номер, который я знал наизусть, – коммутатор в Рок-Крике, Виргиния. Оператор взял трубку после первого гудка.
– Это Ричер, – сказал я. – Мне нужен номер старшего офицера военной полиции Форт-Ирвина.
– Сэр, получен приказ полковника Уилларда, в котором говорится, что вам следует немедленно вернуться на базу.
– Я вернусь, как только представится такая возможность. Но сейчас мне нужен номер телефона.