Ни шахтеров, ни монтеров хантеры не встретили, и благополучно добравшись до "Дома Советов", поднялись наверх.
Сама музей располагался на Волхонке таким образом, что поход к нему представлял собой узкое бутылочное горлышко между двумя радиоактивными пятнами.
Эх, если бы Виктор тогда знал об этом! Орловский застонал. Теперь-то он понял, что Морок сознательно не посвятил его во все детали рейда. Может быть, он заранее решил избавиться от новичка, в котором сомневался? А он сомневался!
Не даром тогда Морок осадил чересчур разоткровенничавшегося Глума, сказав ему, - "а ты уверен в том, что он, не засланный казачок из администрации?"
Орловский вспомнил, как его встретил улыбчивый, очень похожий на своего отца Андрей. Вечером следующего дня они очень хорошо посидели со Степаном Мазуром, бывшим ОУНовцем давно и основательно втершимся в доверие к администрации СФОР. (Stabilisation Forse). Ага, стабилизаторы ебтыть.
Когда они с Мазуром через два дня зашли в штаб СФоровцев, Виктор первые полчаса не мог найти себе места. Впервые после несколько месяцев мытарств по разрушенным Сибирским и Уральским городам, после ночевок среди ящиков железнодорожных складов и под платформами занюханных полустанков, он оказался в таком роскошном по нынешним временам доме.
Обстановка не то что поражала, а просто вгоняла в ступор. В центре приемной, весело потрескивая отборными полешками, горел камин. Немногочисленные посетители, утопающие в нежных креслах, с подозрением косились на него, неизвестно как очутившегося здесь в своих кирзовых сапогах, простеньких суконных галифе и френче с засаленными рукавами.
Орловский старался не смотреть по сторонам, но сделать это было трудно. Какие-то официантки или секретарши, черт их разберет, то и дело сновали по красным ковровым дорожкам с подносами, уставленными миниатюрными чашечками кофе, кофейными чайничками и сахарницами.
Толи от вида кремовых пирожных на подносах, то ли от вида аппетитных округлостей секретуток, перекатывающихся под натянутой тканью одинаковых коротких, синих юбок Виктор сглотнул слюну.
Какой-то круглолицый молодой офицер с напудренными щеками подошел к камину и, взяв из кованной ажурной стойки кочергу, принялся не спеша помешивать ей вспыхивающие радужным сиянием поленья и угли.
Если бы через минуту другую не отворилась обитая кожей дверь начальственного кабинета, и из нее не выскользнул бы брат-близнец круглолицего адьютанта, красный как рак Виктор, чей лоб к тому времени покрылся испариной, а в горле сильно першило, сам бы выскочил в коридор, не дожидаясь решения своего вопроса.
Френк Лейтон, как представил его Орловскому Мазур, шагнул навстречу Виктору и протянул ему какую-то папочку с листками.
- Поздравляю. Ваш вопрос решен положительно. Вы зачислены в службу национальной безопасности, - сказал Лейтон, тихонько подталкивая Орловского к выходу, медальон и отчетную документацию, гражданин Орловский, получите в канцелярии на втором этаже. Там же на ваших бумагах поставят все полагающиеся печати.
Ага, еще бы не положительно. Теперь месяца три придется на дядю работать. Триста баксов как с куста.
В коридоре Виктор внимательно рассмотрел бумаги.
Helppolicemen - вот он кто теперь. Это погонялово американцы слизали с немецкого Hilfepolizai. Такие формирования фрицы организовали на оккупированных территориях еще во время войны. Об этом он узнал потом от соседа по двухярусной койке, лупастого Гоши Криворучко, который этим самым полицаем оттарабанил без малого восемь лет.
Противно, конечно, но что делать? Мазур объяснил ему, что иначе нельзя. Сначала Виктор пару недель прокантуется в казармах под Костромой. Курс молодого бойца. Хе-хе. Потом его переведут в батальон интендантской службы. Так у янки официально называется отряд хантеров.
Ну что же - под Костромой, так под Костромой. Медальон и стопку каких-то бланков Орловский получил быстро. Медальон красивый.
Виктор повернул голову и посмотрел на звездно-полосатую бляху с крупными золотистыми буквами "SF" - Stabilisation Forse. Ниже мелкими выпуклыми буквами было выбито Helppolicemen.
Да. Недолго музыка играла. Эх, если бы Андрюха Мишин, сын Тимофеича не ушел тогда сразу в рейд, передав его под опеку Мазуру. Напоследок только и успел, что напутствовать Виктора, чтобы тот не появлялся в расположении польского батальона. Поляков немцы бросили на север Московской области, где у советской армии тогда находились еще какие-то боеспособные части. Да так они здесь и остались, несмотря на то, что произошло перераспределение секторов.
Американцы пшекам и тогда и сейчас не указ, и статус легионера СФОР ему, Орловскому никак не поможет. Шлепнут и скажут, что так и было.
Эх, Андрюха, Андрюха. Если бы удалось сесть тебе на хвост, сейчас вместе бы ходили в рейды и может, все было бы по-другому. Все-таки надежное плечо товарища в зоне многое значит. Но Андрюха из своего последнего рейда так и не вернулся, и идти Орловскому к залежам трофеев в Пушкинский музей пришлось с Мороком, Бивнем и как там его?.. Костиком.
Только по почерневшим от копоти колоннам можно было догадаться, что перед ними тот самый музей.
- Мда, - Морок посмотрел на изуродованное здание, - не думал, что все так плохо.
- Не ссы, внутри что-нибудь, да сохранилось.
Хантеры прошмыгнули в узкую щель между кирпичной стеной и упавшей колонной и оказались в довольно просторном помещении в центре которого валялись куски какой-то гигантской статуи.
- Давид, - Бивень остановился возле гигантского бицепса.
- Да хоть Голиаф, - Морок обошел обломки и направился к лестнице. - Нам чего помельче надо.
- Жалко.
- Людей надо жалеть, а не статуи.
На первом этаже делать было нечего. Здесь в свое время неплохо потрудился огонь. Все что могло сгореть - сгорело, а что не могло - рассыпалось или оплавилось. Даже металлические предметы были безнадежно испорчены. В почерневших, изогнутых железяках уже невозможно было распознать изысканные столовые принадлежности, дорогое, инкрустированное драгоценными камнями оружие или статуэтки.
- Туда идти не вижу смысла, - Морок посмотрел на мраморную лестницу, упирающуюся в никуда. - Значит, сразу в подвалы.
Виктор ожидал увидеть внизу штабеля ящиков, коробок и свертков или что-то вроде складов со стеллажами. Однако подвальные залы мало чем отличались от остальных. Разве что были поменьше и предметы искусства располагались плотнее.
Ближе к входу зала, где размещалась выставка, на полу лежали обгоревшие по краям туркменские и азербайджанские ковры ручной работы с портретами Сталина. Чуть дальше на стене висело вышитое гладью панно. У начала арочного свода стояла огромная фарфоровая ваза с рельефами, которые иллюстрировали основные этапы жизни вождя.
Любуясь всей этой красотой, Орловский не заметил, как в зал вошли остальные хантеры.
- Нечего пялиться, - Морок подтолкнул Виктора. - Тоже мне эстет. Бери давай чего помельче и пошли отсюда, - он схватил висящую на стене шашку из златоустовской стали, украшенную панорамой штурма Зимнего и повесил ее себе на шею. Потом положил в сидор нож, рукоятка и ножны которого сделаны из целого бивня моржа.
- Это тоже надо взять на будущее, - Бивень открыл толстую коричневую папку, лежащую на небольшом столике, и принялся листать плотные покрытые пылью страницы. - Каталог.
- Правильно. Пригодится.
Покидав в мешок все, что попалось под руку, Орловский взял сидор в правую руку, чтобы оценить его вес.
- На первый раз хватит, - Морок направился к выходу. Остальные потянулись за ним, и только Виктор задержался, завязывая тесемки на мешке.
То ли на улице стало теплее, то ли увесистый мешок оказался не таким уж и легким, как показалось вначале, но, пройдя каких-то сто метров, Виктор весь взмок.
Они еще не дошли до вестибюля "Дома Советов", а Орловский уже прикидывал, где бы устроить привал. Занятый этими мыслями, он не сразу понял, что произошло. Шедший впереди Морок вдруг резко прыгнул в сторону поваленной тумбы с афишами, плюхнулся прямо в грязь и, извиваясь ужом, заскользил к останкам трехэтажного дома. Виктор обернулся. Новичок, имени которого он так и не запомнил, медленно сползал вниз, прислонившись к чугунной решетке старинной ограды. Из едва заметной дырочки во лбу текла тонкая алая струйка. Тут же от толстых кованных прутьев полетели искры.
- Ложись, - Бивень развернулся в сторону котлована так и не построенного дворца и нажал на пусковой крючок своего MG-42. Длинная очередь заставила укрыться за руинами несколько фигурок в пепельном камуфляже. А, судя по крикам, кого-то возможно и задела. Орловский начал пятиться к проходу в ограде, спотыкнулся и упал. Поднялся, выстрелил от пуза в одну из мелькавших в развалинах фигур и, удивившись, что попал, развернулся и побежал к домам.
Слева захлебнулся стучавший MG-42 Бивня. Левый локоть обожгло, и рукав шинели начал быстро набухать от крови. Когда что-то резануло по бедру, Виктор выронил винтовку и кубарем покатился вниз по заваленным всяким хламом ступеням.
Сквозь багровую пелену он едва различал смутные очертания домов и темные силуэты деревьев.
Очнулся он от холода. Сквозь тонкую кисею облаков просачивался слабый лунный свет, позволяющий разглядеть мешанину, из поломанных деревьев, кустов и каких-то деревяшек в которую превратился сквер к юго-западу от вестибюля "Дворца Советов".
Сколько он здесь пролежал? Кто на них напал?
Скорее всего "фольксфраи". Только у них, да у их хозяев такая расцветка камуфляжа. Но фрицы сюда сами не полезут. Но почему тогда его не догнали, не добили и не взяли мешок с трофеями?
Бивень что-то там говорил о "пятнах" радиации в этом районе. Наверное, он и валяется сейчас в таком "пятне". Все это пиздец!
Орловский встал, вскрикнул от боли и поплелся туда, где по его расчетам должен был быть вход в метро. Добравшись до "Дворца Советов", он кое-как перевязал руку и ногу, а потом долго сидел на ступенях эскалатора, дожидаясь, когда восстановится дыхание и перестанет бешено молотить сердце. На плечо бинта из медпакета еще хватило, а бедро пришлось перетягивать разорванной на лоскуты гимнастеркой.
Доковыляв до платформы, Виктор снова присел на скамейку.
Главное не потерять сознание и не уснуть. Кто его знает, кто сюда забредет. Если "фольксфраи", то у него есть шанс больше никогда не проснуться.
Кряхтя и чертыхаясь, Орловский спустился на пути и, пошатываясь, побрел к черной пасти тоннеля.
Как он преодолел два перегона, выбрался наверх и дошел до границы зоны он не помнил. Что-то прохрипев в ответ упакованному с ног до головы американскому офицеру, брезгливо взявшему двумя пальцами его помятые документы, Виктор не дожидаясь их скотского "гоу, гоу", поплелся по пристрелянной с ближайшей вышки дороге по направлению к Старбеево. Он все еще надеялся, что там сохранилась моторка, на которой хантеры тащились сюда от самого Калязина. Если бы эти фрицы не ударили бы по бункеру Сталина в Кунцево, они вполне могли бы дойти на моторке до самой Кропоткинской набережной, но кто-то умный в Вермахте решил, что на осиротевшей даче Генералиссимуса могут укрываться советские высшие военные чины, и жахнул по Кунцево десятком килотонн. Хорошо, что и немцы, и американцы с англичанами после применения мегатонных зарядов по Курску, Киеву, Сталинграду, Севастополю, Одессе и Мурманску не успели наработать оружейного урана в больших количествах. А то Москва сейчас представляла бы из себя сплошной пустырь из оплавленного песка и камней. А может Гитлер или Труман и его подельник Черчилль мечтали въехать в Кремль на белом коне. Сомнительно, правда. Для коня-то тогда тоже пришлось бы подбирать противогаз по размеру.
Только к вечеру он добрался до перевалочного пункта хантеров. Моторка была на месте, а из трубы крайней избы вился слабенький сизый дымок.
Морок?
Виктор как-то забыл, что тот моментально исчез с места стычки с "фольксфраями". Сволочь! Если бы не раны…
- Орловский? Ну ты и везунчик! А Бивень как? - Морок оторвался от своего занятия и уставился на Виктора, как на ходячего мертвеца. Хотя, наверное, Орловский мало, чем отличался от восставшего покойника.
Виктор ничего не ответил Мороку, а дотащился до стола и принялся жадно пить воду прямо из чайника.
Морок сразу потерял к вошедшему интерес и, высунув кончик языка, продолжил что-то записывать в отчетную ведомость, то и дело, хватаясь за разложенные на плащ-палатке трофеи.
Орловский обошел его, едва не наступив на какое-то разукрашенное яйцо, и рухнул на топчан.
Отсюда ему было видно, как американской шариковой ручкой эта сволочь старательно выводит каждую букву.
- Ого! - Морок перелистнул страницу прихваченного с собой каталога, - малахитовый письменный прибор уральских камнерезов, чернь по серебру из Великого Устюга, - Хантер осторожно отложил в сторону увесистую чернильницу и открыл небольшую коробку из красного дерева. - Серебряные шахматы из Перу. Баксов на пятьсот потянет, не меньше.
Коробка перекочевала к письменному набору.
- Так, а это что? - Морок повел пальцем по каталогу. - Яйцо из слоновой кости, в котором по принципу матрешки спрятано еще несколько яиц меньшей величины. Все с портретами наших вождей.
Виктор сжал зубы. Ему все сильнее хотелось разрядить в командира уже не существующей группы целую обойму. Вот только не из чего.
Следующим трофеем было рисовое зернышко, на котором мастера-миниатюристы из Китая выгравировали портрет Сталина.
- Ни фига себе!
Оставшаяся часть трофеев представляла, из себя коллекцию курительных трубок подаренных в разное время Сталину. Это были дорогие английские из отборного бриара, серебра, морской пенки, кукурузного початка. Самой оригинальной была аленькая ореховая трубка, подаренная Сталину американскими шахматистами. Ее украшали резные фигурки Рузвельта и Сталина, сидящих за шахматной партией.
- Да, товарищ Сталин, самую главную партию ты проиграл, - Морок захлопнул коричневую папку и уселся за стол.
По стеклу застучали крупные капли дождя.
- Ты посмотри, Орловский, как народ Сталина-то любил. Целые залежи подарков. Это мы еще не до конца дошли. Ну ничего. Я тут подсчитал, мои трофеи штуки на три тянут. Можно было бы полгода в рейды вообще не ходить, если бы не хозяева. С ними не забалуешь.
Виктор отвернулся к стенке и сжал кулаки, на что его левое плечо отозвалось резкой, до огненных зайчиков в глазах болью. Он застонал.
- Не скули. Завтра тебя на базе починят. Ты нашего коновала Зинченко знаешь? Он людей по частям собирает, и они уже через пару месяцев опять в зону лезут.
Зинченко ему не помог. К вечеру следующего дня его трясло в лихорадке. Потом пошла носом кровь, и начался кровавый понос.
Морок-то понял, в чем дело еще в Старбеево. Вон, как он странно на него посмотрел, когда его в первый раз вырвало.
Господи, только бы это скорее кончилось. Из-за язв во рту он уже ничего не может есть. Кровь идет уже и из ушей и горлом.
Орловский посмотрел на квадрат окна под потолком. Свет его словно кто-то постепенно прикручивал, как прикручивают фитиль у масляной лампы. Вскоре Виктора накрыло своим черным саваном бесконечная кромешная тьма.
Глава 7
ПЕРВОЕ ДЕЛО
Москва. Советское шоссе Немчиновка. д. 25 1.05.2008 г.
- Кудрявая что ж ты не рада веселому крику гудка? Не спи, вставай, кудрявая, трам-пам-пам-па-а-ам. Страна встает со славою на встречу дня, - мурлыкал себе под нос Алексей.
Первомай. "Эту песню не задушишь, не убьешь". Из нас "Советских" это просто так не вытравишь. Хотя лично он, по известным причинам не любил коммунистические праздники. Его прадед по отцу вообще был солидным купцом, владевшим несколькими доходными домами на Хитровке и поместьем в селе Константиново, родине Есенина.
Бенедиктинский хрустнул сплетенными на затылке пальцами.
Кем бы он сейчас интересно был, если бы не октябрьский переворот? Олигархом? Владельцем небольшого, но прибыльного бизнеса? В любом случае не приходилось бы как сейчас клепать заказные статейки, чтобы свести концы с концами. Нет, конечно, на хлеб с маслом и тонким слоем икорки он зарабатывает, но как хотелось бы иметь домик в деревне на Лазурном берегу!
Правда вот бабка по отцовской линии родом из-под Надыма, где и познакомилась с дедом, отбывающим там срок, была не голубых кровей. Но досталось жене врага народа не хило. Ее Алексей еще помнил, а вот дед сгинул где-то в бескрайних просторах Сибири, оставив жену с годовалым сынком на руках.
Так что нах эти праздники. Раз день солидарности всех трудящихся, значит, будет он трудиться во имя преумножения материальных благ отдельно взятой ячейки общества.
Тьфу! Скатился-таки в большевистскую риторику.
Работать, работать! Главное, чтобы не мешали. Вот сегодня этот Сема, сосед по лестничной клетке заявился с утра посрамши с предложением "раздавить поллитра", и был послан по известному адресу, и вместо застолья Бенедиктинский зарылся по самые кончики ушей в документах, раздобытых им накануне.
"Начало этой зловещей акции было положено в декабре 1936 года, на совещании у Гитлера, где присутствовали также Гесс, Борман и Гиммлер…"
Да, в мемуарах Шелленберга обширное место отведено повествованию о задуманной и блестяще проведенной операции немецкой разведки. В ходе операции была сфабрикована и продана представителю ГПУ фальшивка, благодаря которой высшие военачальники РККА были обвинены в измене Родине, преданы суду и расстреляны. Этим немецкая разведка нанесла тяжелейший удар боеспособности Красной Армии.
В 1936 г. Гитлер учинил разнос высшим представителям наци, после чего они в свою очередь обвинили в бездействии Рейнгарда Гейдриха. В январе 1937 г. возникла идея подбросить Сталину фальшивку. Ее суть заключалась в следующем: советские генералы во главе с Тухачевским установили контакт с немецкими генералами. Советские готовят переворот против Сталина, нацистские - против Гитлера. Спецслужбы Рейха узнали об этом и готовы представить и продать Сталину обличительные документы. Фальшивые документы долго и тщательно готовили, искали пишущую машинку "такую, как в Кремле", распускали слухи. Эти слухи дошли до президента Чехословакии, потом по дипломатическим каналам до Сталина. Начались переговоры между разведкой Рейха и ведомством Ежова. Вскоре из Москвы прибыл эмиссар Ежова, который заявил о готовности купить документы о "заговоре". Гейдрих потребовал три миллиона золотых рублей. Эта сумма была выплачена ГПУ и в 1937 году документы попали на стол к Сталину. Болезненно подозрительный Сталин поверил фальшивке и произвел массовые аресты, как в высшем эшелоне армии, так и в ее рядах. Инициаторы фальшивки гордились, что нанесли удар по армии СССР и заработали на этом три миллиона золотыми червонцами.
Это, конечно не Сталинская паранойя по поводу покушений, но тоже пойдет.